Новое поколение

Ночной Змей всегда молится тихо. Говорит на грани слышимости, но, как он знал, не было разницы, ведь эти слова, даже сказанные у себя в голове, будут услышаны. Голос его глухой и монотонный, без эмоций, в произносимых фразах молитвы — вечная просьба, каждый раз с такой верой посылаемая Богу и, как он хочет думать, доходящая до самого верха, где за ним неотрывно наблюдают. Никакой лжи, фальши и притворства, в эти моменты, как и всю свою жизнь, он честен, прежде всего перед самим собой, и уж точно честен перед Богом, вымаливая прощения за грехи и без утайки рассказывая о всех, не страшась за них небесной кары. Чаще всего он просит прощения за тот мимолетный гнев, проходящий все равно слишком медленно, чтобы не понять, что он чувствует, когда на него смотрят как на животное, призванное развлекать, а не на человека, со своими чувствами и разумными мыслями. За невольно подступающую злобу, жгучую и кипящую медленно, словно масло, когда в спину был слышен смех и оскорбления. За ту ярость, сметающую страх и подпитываемую безрассудство, на тех людей, заставляющих его мучить таких же, как он, мутантов, имевших несчастье родиться таковыми, чтобы выжить самому. Грехов, по его мнению, было слишком уж много, пусть они и не выходили за тот предел, где находятся убийства или похоть, переходящую все границы. Они не были так страшны, как он думал, но рассказывать о них не боялся лишь Богу, надеясь заслужить прощение и чувствуя спокойствие лишь глядя на привычные переливающиеся витражи с изображениями, а не в лицо собеседнику, непонятно как бы отреагировавшего на откровения. Змей почти не дрожащим голосом только Небесному Отцу рассказывает, как смеялись над его верой, считая его недостойным их религии. Бесчисленное количество вопросов, эхом разносившихся по часовне, которые спрашивали о правоте таких людей, уходили в бесконечность, не давая ему никаких знаков, говорящих, что он был услышан и уж точно не давая никаких ответов, так мучающих его столько времени. Так ли была важна его внешность, закрывающая, по словам других, ему путь к вере, доступной любому смертному. Неужели он, лучше многих других и благодарный за каждый прожитый день, не достоит получать прощения за совершаемые им поступки. И имеет ли он права существовать, если мир так ненавидит его, каждый раз подкидывая ему новые трудности, проверяющие его на стойкость. Над его убеждениями и наивными желаниями смеялись несметное количество раз, но еще никто не заставил его перестать верить.