Кривой Порог

Спроси меня теперь — я понятия не имею, откуда в тот горький для меня час узнал дорогу к королевскому дворцу. Быть может, мне подсказал её какой-нибудь встретившийся на пути доброхот, или же, я сам, не помнящий себя от потрясения и боли запомнил её до мельчайших подробностей, покуда провожал взглядом движущуюся процессию? Не знаю. Даже сейчас, после стольких, проведенных за Кривым Порогом лет, зная, кожей, плотью, нутром чувствуя и ощущая его секреты, я не знаю. Должно быть, он сам вёл меня, вёл по единственному верному следу, точно чуя, что моё место там, куда я стремлюсь. Так я думаю сейчас, всякий раз, когда тропа воспоминаний приводит меня к оставленному позади, в гремучем воздухе таверны, шуту, когда под ногами стелется ровная мостовая, и я вновь бегу, мчусь, сглатывая колючий воздух. Но тогда — в то далёкое время, когда всё это было единственным возможным временем — я не думал. Я бежал. Вспарывая локтями, коленями, лицом воздух, я мчался к королевскому дворцу, чтобы понять и выяснить — это всё ложь, это всё неправда. Помолвка по приказу ли отца, вида ли ради, всё это не имеет никакого значения. Не имеет, ибо это — ложь. «Ложь!» — с торопливой яростью впечатывались в потрескавшийся камень мостовой мои подошвы, «Ложь!» «Ложь!» — тревожно застилая глаза усталым, водянистым воздухом, колотился в висках пульс, «Это всё ложь!» «Ложь!!!» — колотилось моё сердце, и вторил ему ветер, точно заботливая нянька — одеяло — подтыкая вокруг меня свои прозрачные крылья, подталкивая меня вперёд, «Это всё — ложь!» Ложь. Это была ложь. От первого и до последнего взгляда, от первого и до последнего шага из тех, что она сделала, всякий раз приходя к Кривому Порогу и терпеливо дожидаясь моего появления. Зачем? Зачем она это делала, из раза в раз, изо дня в день на протяжении года? У меня есть ответ. Теперь — есть. Но тогда, в тот день, когда я мчался, разбрызгивая вкруг себя по мостовой ветер, у меня была лишь яркая, яростная, горящая, как единственный огонь в тёмной ночи уверенность в моей любви, что обязательно низложит все невзгоды и препятствия, вставшие на нашем пути и мы — мы вдвоем! — рука об руку двинемся дальше, минуя все кривые пороги, что приготовила нам судьба. …Он весело играл во дворе, светлым пятном мелькая позади ровного частокола стражников, который я не смог бы миновать даже если бы возжелал это более всего на свете. Научите меня не помнить, научите меня не знать. И по сию пору — бесчувственного, серого камня в груди пору, гулко отдается где-то там, в живом нутре этот ясный, переливчатый смех счастливого ребенка, беспечно резвящегося посреди двора перед королевским замком. Он был так похож на неё, что раскалённая добела игла прочертила свою безжалостную дорожку изнутри моей груди, с лязганьем скрипнула по рёбрам. Я поперхнулся воздухом и вцепился в ледяные прутья дворцовой ограды — странное дело, но меня никто не гнал. Точно так было нужно. И было нужно, чтобы позади принца, легко перекувыркнувшегося через собственную венценосную голову, вдруг встали его родители. Красивые и статные, недостижимые для деревенского оборванца, сунувшегося в чудесную страну, да и куда сунувшегося! — прямо к королевскому дворцу. И по сию пору — больно. Сияние охватывает её волосы — летучие и лёгкие, точно перья неведомой птицы, которой не нужно даже дуновение ветерка, она летит, полетит сама собою, когда пожелает, когда будет нужно. Она тихо смеется, опираясь доверчиво и привычно на руку мужа — крепкую и властную, туго стянутую пурпурным бархатом камзольного рукава, склоняет голову к его плечу, украшенному золотым шитьем и её волосы цвета поздней ночи тихой волной ниспадают на его грудь… Я почти ощущаю их прикосновение к моей щеке. К щекам. Прохладные тонкие пальцы нежно перебирают черты моего лица, осторожный шепот вперемешку с ласковым, цветочным ароматом наполненным дыханием — вот всё, что мне нужно. И больше ничего… Действительность насмешливой и жесткой рукой, чугунными ребрами ограды отодвинула меня в сторону. Маленький мальчик, так похожий на свою мать безошибочно развернулся и без оглядки бросился к родителям, остановился возле них, и, запрокинув голову, защебетал о чем-то беззаботном и детском, о чем-то очень солнечном, и, точно ощутив это, мягкий, шаловливый лучик прыгнул ему на щеку, метя в глаз, но не попал. Родители, его отец и мать, принц и принцесса одновременно протянули ладони, загораживая личико сына, и, переплетясь пальцами, весело рассмеялись, точно не один ребенок, а сразу трое играли в тот час на лужайке перед королевским дворцом.