Кривой Порог

Они зовут это место Изнанкой. Вывернутый наружу, неприглядный, пугающий в первые мгновения познания, мир. Изнанка. Место, где каждый обездоленный — если не король, то принц. Я почти не слушаю его — мешают стебли. Они все-таки обгорели, добираясь ко мне по летящей впереди траве. Я иду, иду за ним, моим провожатым, моим помощником. Иду, путаясь в мантии — Его Величество запретил пытки, так какого черта не запретил подобную одежду? В между штаниной и сапогом каким-то образом пробирается колючий стебель, царапает лодыжку. Вытряхнуть бы его, вытряхнуть бы всё тело из этой чертовой одежды, перетряхнуть бы мою голову, вывернуть её наизнанку следом за миром — бьюсь об заклад, тогда я еще мог повернуть назад. Тогда я еще мог что-то исправить. Мог бы. Если бы осознал и захотел. Если бы мне сказали, показали бы, чем обернётся моё козлиное упрямство и свиное до тупости стремление идти, идти и делать, куда и что велено. Если бы я только знал…. Но мне мешала мантия. Чертова обёрнутая вокруг плеч тряпка цеплялась за всё, что ни попадя, и я уже сам готов был отдать что угодно, лишь бы никогда не знать такой причудливой доли богачей и знати — пусть их, пусть раз у них такая одежда, как вдруг… Она стояла совсем рядом. Горестно стонал тугой ветер, запутавшись в её мягких, нежных, как шёлк волосах, и руки мои сами собой потянулись — привычно коснуться, прижать, обнять… Она улыбалась. Играли искорки в травянисто-небесных глазах, едва заметно пульсировала под светлой кожей тёплым румянцем кровь… Изнанка. Место, где я могу отомстить. Место, где я могу быть Королем, а не грязным приблудным мальчишкой, оставившим отчий дом и родную деревню ради колдовской красавицы, в конечном счете сделавшей меня своей игрушкой — очередной игрушкой — место, где я могу всё. Могу лишь закрыв глаза, кивнуть головой и она растает, падёт к моим ногам, будет умолять меня, будет корчиться от боли, будет кричать и плакать, больше никогда не вспомнит о муже и сыне. Я могу. Такова Изнанка земель волшебников, дарующая всякому и каждому свободу взамен утраченного. Совершенное убежище и утешение всех оскорбленных и обиженных. Совершенно справедливое, хоть и сотканное из тумана: ничто, сотворённое в призрачном мире, не выйдет за пределы Изнанки. Многие остаются в ней навсегда — месть сладка, и сладостен сон, соединившись же вместе, они обнимают любого, лишь глянувшего в их сторону столь страстно и крепко, что он не в силах противиться… Её губы тихо приоткрылись, выпуская наружу моё имя, точно лаская его, как и меня когда-то — поцелуями. Взметнувшийся беспокойный ветер пробрал меня до косточек, лёгким холодом прикасаясь к коже. — Ты сердишься на меня, верно? Не злись….я знаю, ты имеешь полное право, но все так запутано и сложно, что…ох, как бы я хотела, чтобы ты знал…но я не могу… Травянисто-небесные глаза смотрели на меня с просительным отчаянием. Ветер осторожничал с её прядями волос, выбившимися из-за уха, и теперь дрожащими у щеки точно также, как и дрожала сейчас она сама, стоя передо мной. Ибо не знала, что я решу. Но разве я мог хоть словом, хоть мгновением дела обидеть её? Ту, что утешала меня, бросая ради этого свои дела, и приходила к Кривому Порогу, ту, что сейчас с угасающей верой в чудо (а вдруг, я пойму?) всё же на свой страх и риск, пришла сюда… — Ты ни в чем не виновата, — голос хрипло перекатывался у меня внутри, царапая горло, — это не ты. Это всё они, — я не имел ни малейшего понятия в тот момент, о чем говорю. Я был весь полон ею. Здесь, в Изнаночном мире земель колдунов и магов я был волен делать всё, что пожелал бы, а она, и все те, кто распоряжался в основной его ипостаси, не могли и шагу ступить без нас. Я мог быть Королем или Принцем, отважным Пиратом или Воином, я мог быть кем угодно. Но королевские одежды, украшенные драгоценным шитьем, печально звякнув, соскользнули с моих плеч, тая в ледяном воздухе, за ними последовала и простая, хоть и крепкая, одежда мага, хранящего огонь. Грубая шерсть прорастала сквозь кожу, когти сгибали мои руки. Она стояла возле — трепещущая жизнью, преисполненная верой и напряжением, заставлявшим дрожать её руки. «Не бойся…я здесь. Я никому не позволю причинить тебе зло.» Мне не хотелось говорить, и я опустился рядом с ней, склоняя голову и преклоняя колени. Грубая шерсть зверя, призванная защитить меня и её — нас двоих — мохнатым кольцом опоясала её ноги, которые я бережно обнял.