Бессмысленно

Часы предательски спешат. Не уходи: еще так рано! Прощанье − здесь как смерть, как рана. Мы расстаемся навсегда… Из песни «Не оставляй меня одну»

− Твоя работа? – чуть слышно шепчу я в самое ухо Питу, едва за нами закрываются двери лифта. Стилисты, трибуты и менторы покидают переполненную стеклянную кабину почти каждый этаж, но наедине мы остаемся только после одиннадцатого. Еще раз, но уже громко озвучиваю интересующий меня вопрос и всматриваюсь в уставшее и разочарованное лицо своего мужа. Ответом мне служит совершенно потухший взгляд небесно-голубых глаз. Нет, это не Пит придумал… Инициатива сбросить меня в пропасть новых мучений целиком и полностью принадлежит лучшему другу. − Совсем с катушек слетел?! – слышу я разъяренный голос Хеймитча, даже не успев зайти в гостиную. Эбернети, что есть силы, трясет кулаками перед лицом Гейла и интенсивно меряет огромную комнату семимильными шагами. По перекошенному лицу и вылетающей при каждом слове слюне трудно не догадаться, что ментор не просто зол и рассержен – он в бешенстве. – То, что тебе на себя наплевать, а всех в Капитолии ты глубоко ненавидишь, мы давно поняли, но чем тебе, − показывает пальцем на меня, − она насолила? − Где Прим? − осторожно спрашиваю я у неподалеку стоящей Эффи, которая как рыба, выброшенная на берег, хватает ртом воздух, но сказать ничего не может. − На крыше. Цинна увел ее посмотреть на звезды, − отвечает спокойная как удав Порция. «Предусмотрительно, − проносится у меня в голове. – Не нужно ей этого слышать». − А что такого я сделал? – безмятежным тоном произносит Гейл, хотя в его глазах так и плещется злость. – Играл роль воспитанного пай-мальчика, как мы с Мелларком и договаривались. − Вообще-то, у нас был четкий план, которого ты должен был строго придерживаться, − в голосе Пита звенит сталь и плохо скрытый упрек. − Дамский сердцеед, в хитрые ловушки которого без труда может попасть любая девушка. − И что было не так? − Ты признался в любви одной единственной, недвусмысленно намекнув на мою жену. − А кто сказал, что это Китнисс? – обескураживает всех Охотник. – Я назвал хоть одно имя? Нет! Я сказал, что мне отвечают взаимностью? Нет! ОНА ЗАБРАЛА МОЕ СЕРДЦЕ! Я НЕТ! − Ты сказал про беременность, − закипает Мелларк. − Каждый в этой фразе услышит то, что хочет. − Пит, − мягко начинает Порция. – Гейл прав. Он заинтриговал и привлек к себе внимание. Разве не этого ты хотел для него? − Позади меня взахлеб рыдала какая-то женщина, − вставляет свое слово Эффи. − Она поверила и пожалела. − Она явно была не одна, потому что что-то подобное по окончанию последнего интервью слышал и Цинна, − поддерживает мисс Бряк Порция. − Да? Тогда у нас вообще все замечательно! − едко цедит слегка успокоившийся Хеймитч. – Только вот, где я возьму подзалетевшую девчонку, когда журналюги приедут в Дистрикт-12 брать интервью у твоих родных, если ты попадешь в восьмерку? А ты там будешь, как пить дать! − Намек понят, − с чувством произносит Хоторн. − Значит, так, Эффи! − командует ментор с брюшком. − Твоя задача: отыскать такую девчонку. − Я? − разводит руками сопровождающая. – Да я и не знаю никого в Дистрикте-12, кроме вас пятерых, да Хейзел с миссис Эвердин. − Значит, ею будешь ты! − орет Эбернети, потешаясь над выпученными глазами капитолийки в золотом парике. – А что такого? Мы с Питом полом не вышли. Солнышко – занята. Порция – замужем. А ты вроде ни с кем не встречаешься. − У меня был кое-кто на примете, − обиженно поджав губы, сообщает она и поворачивается к окну, вытирая выступившие слезы. − Да ты что! − искренне удивляется ментор, а в его глазах так и пляшут лукавые бесенята сарказма. – С удовольствием бы познакомился. − В зеркало посмотри! − так и хочется крикнуть мне, но я вовремя останавливаюсь. − Ладно, теперь без шуток, − обращается Хеймитч к Гейлу. – Найдется у тебя такая девчонка? − Да с десяток! − равнодушно отвечает тот, а у меня при этом возникают смешанные чувства. − Напишешь имена, завтра свяжусь с твоей матерью. За одним придумаем трогательную историю с больным сердцем или чем-нибудь еще. − Телефонные разговоры могут прослушиваться, − предупреждаю я. − А болтовня в этой комнате, думаешь нет? − иронично замечает Хеймитч. – И как нас после всего этого словоблудия еще земля держит? − Ладно, скоро начнется показ интервью по телевизору. Давайте спокойно посмотрим, − предлагает Пит, демонстративно не глядя в сторону Хоторна. Цинна с Прим спускаются через десять минут после окончания перепалки. Телевизор включается сам собой, а трибуты, менторы, стилисты и Эффи буквально прилипают к экрану. Мне смотреть повтор интервью не хочется. Все что нужно было, я уже видела, а ощущение полного бессилия и нехватка кислорода действует на меня как капля никотина на лошадь. − Может, приляжешь, − предлагает тихонько Пит. − Нет, − мотаю головой я. – Уже належалась. Страшно хочется на воздух, но одну меня никто не отпустит, а отвлекать сейчас мужа или сестру было бы верхом эгоизма. Прим смотрит на себя со стороны, а Пит скоро начнет анализировать выступления. − Ну, что понравились себе? – улыбается Порция. – Держитесь достойно и на вопросы отвечаете складно, − показывает большой палец. – Так держать! Прим краснеет, а Гейл обменивается с Цинной какими-то непонятными знаками, после чего тот предлагает мне прогуляться. − На крышу? – с неохотой произношу я, но стилист отрицательно качает головой. − Нет, покажу небольшой сад вокруг Центра. Его разбили около месяца назад. Думаю, зелень и свежий воздух будут весьма, кстати. − Спасибо за восхитительный костюм для Прим, − говорю я ему, когда минутой позже мы едем в лифте. – И за то, что увел ее от ругательств Хеймитча. − Это пустяки, Китнисс, − заботливо отвечает стилист. – Я тебе уже говорил: все, что в моих силах. Выхожу из прозрачного лифта и распахиваю огромные резные двери здания Центра, на полмгновения представляя, что нахожусь в родном лесу. Ощущения почти сказочные, только лука в руках не хватает, а еще ни одной птицы не слышно, и фонари горят ярким светом. Минутное помутнение рассудка испаряется практически сразу. Кусты белых, красных и синих роз повсюду, из деревьев только тщательно подстриженные пальмы, а посередине огромный круглый фонтан, украшенный позолоченными фигурами трибутов всех двенадцати дистриктов. По периметру «такого грандиозного действа» расставлены серебряные скамеечки, украшенные виноградной лозой и растущими с обоих концов папоротниками. − Клад найти не пытались? − Нет, − улыбается Цинна. – Просто президент Сноу, считает, что должно быть что-то близкое простому народу. − Какой все-таки чуткий человек, − срывается у меня с языка, пока я иду вдоль розовой аллеи. − Послушай, Китнисс, − ободряющим тоном минуту спустя начинает стилист. – Прим не такая хрупкая, как тебе кажется. − Правда? – словно маленькая девочка переспрашиваю я, искренне желая поверить и спросить: поставил бы он на нее в этом году, но боюсь получить слишком честный ответ. − Постарайся не падать духом и не плакать при них, – продолжает он. – Сестра и друг должны видеть тебя веселой. Так им будет легче. Они оба очень тебя любят и переживают за тебя не меньше, чем ты за них. − Хорошо! − непонятно отчего злюсь я. – Провожу их на скотобойню танцами. Цинна вздыхает и аккуратно прикасается к броши, приколотой к моему длинному синему платью без бретелей, единственному из Тура Победителей, что осталось после аукциона. − Правильно, что мы ее не продали. Она давно стала талисманом и принесла тебе удачу. Звучит весьма противоречиво. «Такую удачу» я бы с легкостью поменяла на тяжелый голод и выживание, с которыми мне приходилось справляться до проклятой Жатвы, еще бы и приплатила. Впрочем, идея относительно броши неплоха. Может быть, эта сойка еще послужит кое-кому… − Не стоит его брать. Он мне не нравится − неожиданно доносится до меня грубый, похожий на звериный рык голос трибута из первого дистрикта. − В тень, − шепчу я Цинне и увожу его к фонтану. – Не хочу, чтобы нас видели. − Ну, еще бы! − парирует стройная длинноволосая блондинка, в которой я узнаю нахальную Рубину. – Только с играми это никак не связано! Ты бы предпочел Анику и Деймона, но они, как кошка с собакой, загрызут друг друга при первой же возможности, даже на то, что сводные брат и сестра, не посмотрят. − Плевать мне на них! − не унимается он. − В этот раз Победитель будет только один. − И, Слава Богу! – кричит белокурая красавица и как будто специально встает в свете фонарей. – Меня устроит любой расклад. − Мы оба знаем кто станет Победителем Третьей Квартальной Бойни. − Очень сильно сомневаюсь в истинности твоих намерений. − Я не просто так не позволил участвовать Кайлу. Упорно тренировался много месяцев подряд, да и уроки деда не прошли даром. Меня так просто теперь не одолеть. − Молодец! Тебе обязательно надо было тащить меня сюда, чтобы сообщить все это? − с издевкой говорит она, собираясь уходить. − Возьмешь его в союзники, Рубина, и я за себя не отвечаю, − Цезий грубо хватает ее за руку, и на белой, словно лепесток магнолии, коже тут же проступают темные пятна. Несколько секунд он глядит на синяки почти с ужасом, а потом, извиняясь, отпускает девушку. − Еще раз так сделаешь, − злобно шипит она, как змея, потирая искалеченное запястье и даже не морщась от боли, – и я не посмотрю, что ты мне, − тщательно подбирает слово. – Земляк. Пущу тебе топор прямо в горб, дай только до оружия добраться. На играх человек человеку волк, так что родня меня не осудит. − Земляк, значит? – глаза Цезия становятся узкими щелочками. – Земляк, – кричит она. – Но насчет Гейла Хоторна можешь не беспокоиться: из-за таких как ты он в мою строну и не смотрит даже. – Скорее пойдем в Пентхаус, − говорю я Цинне, едва странная парочка скрывается из виду. − Сегодняшней ночью необходимо хорошо выспаться: на арене спать некогда. Завтра утром обязательно нужно поесть, как следует, − дает заключительные советы Пит Прим и Гейлу. – Даже через не могу. И попить, лучше дважды, на арене это пригодится. Бегите в лес. Не лезьте в драку, − внимательно смотрит на Гейла. – Можно попробовать схватить вещи, которые разбросаны неподалеку от вас, это нежизненно необходимые предметы, но в некоторых случаях они могут пригодиться. Вспомните хотя бы пленку – она здорово выручила, когда начался ливень. К Рогу Изобилия лучше не лезть, чтобы там не лежало: теплые одеяла, палатки, рюкзаки с продуктами, оружие, даже целая аптечка лекарств – это вашей жизни не стоит. И, главное, ищите воду. С водой без еды можно и неделю держаться, а вот без воды и трех дней не протянете… − Рубина, − тараторю я, едва Мелларк заканчивает свою речь. − А что она? Красивая баба и только, − делает умозаключение Хеймитч. Боец, если верить оценкам и нашему Гуру охоты, не самый сильный, ума большого нет. Был бы – рассказала сентиментальную историю о своем женихе, а она скрывает. − Ну, спонсоры у нее и так будут, − рассуждает Пит. − Только не завидую я ей в случае выигрыша, − продолжает Эбернети, а в глазах так и читается. − Пустят по кругу в тот же вечер, как оденут корону. − Она мне не нравится, − говорю я и пересказываю подслушанный разговор. − Вот, и мне она не нравится, − вклинивается Эффи. – Как можно иметь талию в пятьдесят сантиметров и третий размер груди?! − Ну, и что? − отмахивается Хеймитч. – Есть у профи такая слабость – создавать первичные союзы, а эта дура хочет самого сильного конкурента туда протащить, вот горбун и бесится. − Она шла на игры с улыбкой, − вспоминаю я. − А я о чем тебе толкую?! Какой нормальный человек радуется участию в Голодных Играх? Либо безмозглые, либо профи. На вторую категорию она несильно тянет, значит, делаем вывод. А вообще наплюньте на нее и постарайтесь выжить! – проникновенным тоном заканчивает Хеймитч и уходит к себе, забрав полную бутылку виски. − Бегите в лес и ищите воду, − говорит Пит и, крепко обняв Прим, подает руку Гейлу. Эффи заливается слезами и шепчет, что завтра будет важный-преважный день, и она будет молиться за обоих. Порция и Цинна желают только приятных снов: они простятся с трибутами завтра, проводят на арену и будут последними близкими людьми, кого те увидят перед Бойней. Прим и Гейл с надеждой смотрят на меня и ждут хоть каких-то ободряющих слов. А я ни слова не могу проронить. Стою, как в землю вкопанная. Язык прилип к горлу, а глаза начинает зверски щипать. Какое страшное слово «прощай», а «невезенье» еще ужаснее. Неделя пролетела за одну секунду, и времени больше нет, но я не хочу с ними прощаться! Не могу и не желаю! − Вернитесь домой! − с превеликим трудом выдавливаю из себя я и вихрем уношусь в спальню и падаю на кровать. Даже плакать не имею права: Цинна запретил, а со слезами было бы проще. − Думаю, сегодняшнюю ночь нам придется провести раздельно, − шепчет мне мягкий голос в самое ухо, а ласковые руки начинают перебирать волосы. − Очередное ночное собрание? – хриплю я. − Нет, просто Прим в нашей кровати будет сегодня удобнее. − А как же ты? − Перекантуюсь на диване. Хеймитч в прошлые годы на нем немало времени провел – пора и мне привыкать, − смеется он. – Ну, а если скучно станет, пойду к ментору Дистрикта-7, у нее тоже двуспальная кровать, и она давно зовет меня к себе в гости. − Рискни, − притворно рассерженным голосом говорю я и шлепаю его по макушке. Глупая шутка заставляет меня улыбнуться. – Тогда приказы Сноу тебе покажутся детской игрой,− но радость проходит быстро. – Обещай, что эта ночь последняя, которую мы проведем по отдельности. − Все в твоих руках, − произносит он, принимает душ, переодевается и целует на прощанье. – Самое темное время суток перед рассветом, помни об этом и постарайся поспать, − и покидает нашу комнату. Робкий стук в дверь раздается ровно через полминуты с момента, как я успеваю сбросить синее платье, отколоть брошь и облачиться в зеленую пижаму. − Войдите, − говорю я и замечаю, как в двери просовывается маленькая белокурая головка. – Иди ко мне, − Прим, одетая в светло-голубую тонкую ночную рубашку, с распущенными волосами сейчас как никогда похожа на ту худощавую, голодную и испуганную девочку, какой она была в ночь перед своей первой Жатвой. Ничего не поменялось, как будто и не было этого года. Утенок забирается в мою постель, и я укладываюсь рядом, гладя ее по шелковистым волосам. − Ты выгнала Пита, − мягко упрекает меня она. − Нет. Он сам ушел. Мой муж всегда знает лучше меня самой, чего я хочу. − Это несправедливо. Вечно я все порчу, − вздыхает Прим и отворачивает от меня голову, пытаясь скрыть струящиеся из глаз слезы. − Не говори так, − я прижимаю ее к себе. – Ты смысл моей жизни. Самое хорошее, что в ней есть. Я живу ради тебя. − Молчи, молчи, Китнисс! − она прикладывает палец к моим губам. – У тебя есть Пит, он все за тебя готов отдать, и ваш ребенок, который нуждается в тебе, и наша мама. Помни о них, когда меня не станет. − Нет,− взрываюсь я. – Ты вернешься. Должна. − Ну, пусть так, − соглашается сестра для видимости. − Вот возьми, − говорю я и протягиваю ей золотую брошь. − Я хочу, чтобы она была у тебя. − Я не могу ее взять. − Почему? − удивляюсь я. − Она принесла мне удачу, защитила меня и превратилась в оберег. Наденешь – и тебя сбережет. − Лучше не надо, потому что она дорога тебе как память. Мало ли что может случиться. − Наденешь и точно вернешься, чтобы отдать законной владелице. − Тогда, − Прим кладет маленькую птичку в золотом обруче на ладонь, словно взвешивает и, внимательно рассмотрев ее, задумчиво проговаривает. – Отдай лучше Гейлу. У него точно не потеряется. Он ее сохранит и обратно привезет. − Прим! – повышаю голос. – Опять ты себя хоронишь раньше времени! − Если не подаришь сейчас, я сама ему завтра ее вручу, – упрямо говорит сестра. – Но от тебя такую вещицу ему будет получить приятнее. Внимательно смотрю в решительно настроенные глаза сестры. Не возьмет и не уступит. Все-таки выросла. − Ладно. Отдам Гейлу, − обиженно обещаю я. − И еще, − продолжает наглеть Примроуз. – Дай слово, что ты не будешь его винить, если он станет новым Победителем. − Прекрати! − Пообещай! – требует она. − Хорошо, а теперь постарайся поспать. − Спой мне, Китнисс, как раньше, − просит Прим, и я сдаюсь:

Глазки устали. Ты их закрой. Буду хранить я твой покой. Все беды и боли ночь унесет. Растает туман, когда солнце взойдет. Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух. И шелест ракиты ласкает твой слух.

Прим засыпает, и я даже боюсь пошевелиться, лишь бы не потревожить ее зыбкий сон. Смотрю на спокойное личико и чувствую, как слезы начинают сочиться из глаз. За что ей это? За меня? За горсть проклятых ягод? За то, что нас связывают кровные узы? Или это злой рок хочет забрать ее у нас с мамой? Нет! Это Сноу наказывает меня, отбирая двух одинаково дорогих мне людей, опять заставляя выбирать. А как между ними можно выбрать? Год назад я отказалась делать выбор и поплатилась свободой. За этот выбор мне придется заплатить чьей-то жизнью…. Одна из моих слезинок падает на лицо моей девочки и почти будит. − Гейл, пересмешница. Китнисс, ты обещала, − шепчет в полудреме Прим. − Хорошо я отнесу, а ты спи. Выхожу из комнаты и крадусь, как мышь на ярмарку. Правду Гейл говорил – навыки охоты пригодятся в любой ситуации. Свет не нужен: свою бывшую комнату я отыщу без труда, лишь бы только ни на что не наткнуться, лишь бы Пит не проснулся… − Его нет в комнате, − долетает до меня недовольный голос мужа. Проклятье! Все-таки попалась! Чертыхаясь на чем свет стоит, боязливо подхожу к дивану и плюхаюсь на свободное место. − Прости, что разбудила. − Да уснешь тут, − говорит он, поймав мою ладонь, – Мысли покоя не дают. Тебе, похоже, тоже не спится. − Сложно спать в такое время. Теперь я понимаю, почему Хеймитч напивается каждый раз. Даже не знаю, когда мне было хуже: в ночь, когда мы сидели на крыше или сейчас, − некоторое время мы молчим, прижавшись друг к другу, думая и печалясь об одном и том же. − Хочу попрощаться с ним, − наконец, не выдерживаю я. – И отдать вот это, − разжимаю кулак и показываю ему свою пересмешницу. − А я думал, ты подаришь ее Прим. − Пыталась. Она ни в какую не берет. Сказала, что все равно отдаст ее Гейлу. − Хеймитча хватит удар, − качая головой, произносит Пит. − Надеюсь, только его, - делаю паузу на несколько секунд, а потом продолжаю . - Куда пошел Гейл? − Он на крыше, Китнисс, − отвечает Мелларк. – Часа два уже как. Я просил его спуститься раза три. Кричал, уговаривал, грозил простудой и слабостью – он только отмахивался. − Я поговорю с ним и заставлю идти спать. − Постой, − окликает меня муж, все еще удерживая за руку. – Там бушует ветер, а вам простужаться нельзя, − и накидывает на меня шерстяной плед с дивана, завязывая его концы под самым подбородком. − Спасибо, − шепчу я и с благодарностью касаюсь его губ. – Я ненадолго. − Китнисс, − заглядывает в мои глаза, насколько это позволяет выключенный свет. − Если он начнет распускать руки, помни, что я тут. Я целую его еще раз и размыкаю руки. Прохладный ночной воздух дает о себе знать уже на последней ступеньке лестницы, но я не позволяю себе повернуть назад и преодолеваю последнее препятствие. Пьяные вопли, нестройное пение и тяжелая музыка отменно слышны на крыше. Капитолий опять забыл про сон: радуется тому, что завтра добрая половина трибутов загнется в первые два часа игр. Толпа беснуется, танцует и выкрикивает имена самых интересных участников. Имя «Гейл Хоторн» повторяется с завидной регулярностью… − Кискисс? − обреченность, смешанная с болью, доносится до меня еще на полпути к нему. – Не боишься ночной прохлады? − Я оделась потеплее, − выдавливаю из себя звонкий смешок и подхожу ближе. На моем друге только льняная пижама темно− серого цвета, а стоит он ко мне спиной, мертвой хваткой вцепившись за перила. – Гейл, ты простудишься и заболеешь, пойдем вниз, − кладу ему руку на плечо и ощущаю озябшее тело. − Брось, Кискисс, − он ловит мою ладонь и быстро разворачивается, его голос меняется в одно мгновение, в нем слышится благодарность и бескрайняя нежность, которую я слышала только однажды, когда он слабый и раненый лежал в моей кухне. − Я надеялся, что ты придешь. − Я не могла не придти, − снимаю с себя плед и набрасываю на него, но тут же съеживаюсь от пронизывающего ветра. Гейл хмурится и, крепко прижав меня к себе, оборачивает плед вокруг нас обоих. − Если нас кто-то увидит, − сообщаю я, − то завтра будет скандал. − Вряд ли прожигатели жизни часто любуются небом и крышами высоких домов, − говорит задумчиво он. – А когда мы еще сможем побыть под одним одеялом? − его глаза, глядящие прямо в душу, и руки, обнимающие за плечи, заставляют краснеть. Делаю шаг назад, создавая хоть небольшую, но дистанцию, а он разочарованно качает головой. − Ты впервые на крыше? − Бывал пару раз. Пьянящее чувство свободы, − он грустно смеется. – Фальшивое, правда. Кругом силовое поле. − Я год назад тоже провела на ней свою последнюю ночь. И Пит. Он тогда еще сказал, что не хочет быть пешкой в игре Капитолия. − Что толку? – заботливый голос в одно мгновение становится ледяным. – Все мы пешки. И я, и ты, и он, и Эбернети, и даже ваша глупая Эффи. Кто-то больше, кто-то чуть-чуть, но все, так или иначе. А в пешек мы превращаемся из-за своих слабостей. У Эффи слабость к красивым вещам, у Хеймитча − к выпивке, главной слабостью Мелларка являешься ты, а тебя делает уязвимой любовь к сестре. − В этом мы похожи. Твоей ахиллесовой пятой тоже является семья. − Да уж, − усмехается он и почему-то поднимает взгляд высоко в небо. − Я принесла тебе кое-что, − выдергиваю руку из-под пледа и аккуратно прикалываю к воротнику его пижамы. − Зря, − с чувством произносит он. – Я золото не люблю. Лучше отдай Прим. − А она хочет, чтобы брошь была с тобой. Говорит, что у тебя сохранится лучше. − Выходит, так и не поверила в себя? − Нет, − качаю я головой, пытаясь не заплакать, а потом неожиданно для самой обхватываю его все еще ледяные ладони своими разгоряченными руками. – Не оставляй ее одну. На день, на час, на полмгновенья не оставляй ее одну! − Есть смысл пожить подольше, − проговаривает он, полушутя - полусерьезно. − Прости меня. Из-за меня ты тут. − Я тут из-за себя. Ты виновата в том, что не поддержала в людях надежду. − Меня наказали за одни только мысли об этом… Бом, Бом, Бом. Где-то вдалеке бьет три часа ночи. Напрасно мы тут стоим: в семь Прим и Гейла заберет планолет… − Идем вниз, пожалуйста. Тебе нужно поспать хоть немного и выпить какой-нибудь микстуры, чтобы не заболеть, а завтра поесть и… − Красивая, − перебивает меня Гейл и обхватывает мое лицо ладонями. – И красивее, чем сейчас, ты уже никогда не будешь. Такой я тебя и запомню: без нелепого грима и вычурных платьев, со спутанными неприбранными волосами и следами слез на щеках. А знаешь почему? Потому что сейчас ты настоящая. Такой ты пришла ко мне. И все же переживаешь за меня. Я все-таки тебе не безразличен. − Ты даже не представляешь, насколько мне трудно тебя отпускать. − Тогда поцелуй меня, − шепчет он. Я встаю на цыпочки и аккуратно касаюсь губами гладко выбритой щеки. − Мда, − ухмыляется он. – Придется самому, − и, обхватив руками мою талию, властно прижимает к себе и буквально впивается губами в мой рот. Поцелуй длится одно мгновение: Гейл практически сразу разжимает звериную хватку и отпускает меня, но мои рефлексы срабатывают моментально. Шлепок, и яркая полоса от моей руки причудливо изгибается на его левой щеке. − Жаль, − иронично восклицает он. – Я ведь не просил остаток ночи провести в моей постели. − Не переходи границ, − сердито говорю я. − Иначе пойдешь на арену не с красной полосой, а с синяками. − Он знает. − Что? − не понимаю я. − Я сказал ему, что имею право на последний поцелуй, и был готов к драке, а он не поверил или пожалел меня, – мы играем в молчанку несколько минут, не глядя друг на друга. Время неумолимо уходит вперед, сейчас он близко, а скоро будет так далеко. И все мои обиды и злость – это такая глупость, потому что эта ночь может стать последней, когда я вижу Гейла Хоторна, потому что завтра он уйдет… − Гейл, − я провожу ладонью по щеке там, куда совсем недавно ударила. − Береги себя и не снимай мою брошь. Пусть она хранит тебя от всех невзгод, потому что ты очень дорог ее хозяйке. − Китнисс, позаботься о моей семье. Никогда не думал, что попрошу о таком. Но… Вик и Рори хотят учиться. Рори хочет быть архитектором. Ума не приложу, откуда это взялось. А Вик - заниматься наукой. Помоги им. Кроме шахты им здесь ничего не светит, а я не хочу, чтобы они всю жизнь мучились от астмы или погибли при обвале как наши отцы. − Они будут учиться Гейл, я обещаю. − И еще, Кискисс, твой пекарь был прав. Те слова были о тебе. Эти девчонки, имена которых я написал, всего лишь пустота. Я, правда, выдал желаемое за действительное, и я обманул Цезаря. Как бы я не любил свою семью, моей главной слабостью была и остаешься ты…