Бессмысленно

− Пожалуй, стоит сделать привал, − говорит Гейл запыхавшейся Прим после нескольких часов бегства в самую чащу густого леса. – Кажется, оторвались. − Кажется, − шепчет Утенок, буквально падая от усталости на широкое лежащее на земле дерево. − Ну, что посмотрим нашу добычу? – предлагает Хоторн. − У меня только хлеб, − вынимает из кармана куртки, − походная аптечка, − достает из рукава. – И одеяло, которое ты несешь на себе. − Давай, поглядим, что в аптечке. − Так, − поджимает губы Примроуз. – Йод, активированный уголь, жаропонижающее, болеутоляющее, мазь от ожогов, бинты, пластырь, нитки и игла для зашивания ран. Вот это да! − поднимает глаза, полные удивления, − Даже морфлинг положили, а еще микстуру от простуды. − Неплохо. Микстура от насморка и кашля нам пригодится. Лед на озере неспроста – ночами будет подмораживать. Ладно, проверю мешок. Развязывает тесемки, и через несколько минут на траве возвышается целая гора вещей: фонарик, проволока, леска, крепкая веревка, спички, две полные бутыли с водой, темные очки, небольшой топорик, вяленое мясо, пакет орехов, восемь банок с консервами, пачка галет, носки, перчатки, а на самом дне тщательно завернутая в специальный чехол… − Палатка! − восторженно произносит Прим и тут же зажимает себе рот. – Теперь мы не замерзнем. − Да уж, − мрачно отзывается Гейл. – Хотя на деревьях куда безопасней. – Но улов что надо, − с улыбкой признается он. – Щедрость Капитолия не знает границ. Хотя наличие воды настораживает. Так что ее следует поберечь, − последнее слово тонет в печальном грохоте пушек, оповещающих о смерти трибутов. – Сколько насчитала? − интересуется он несколькими минутами позже, когда искусственный гром утихает. − Двенадцать, − отвечает тихий пригорюнившийся голос. − Половина, − задумчиво произносит Охотник, со свистом втягивая воздух. – Ладно, Прим, идем. Поставим силки и подыщем безопасное место для ночлега. Через пару часов начнет темнеть, хотя сейчас солнце припекает зверски, – встает, аккуратно укладывая вещи в мешок, снимает куртку и закидывает ее в под лямки вместе с одеялом. Разгибается во весь рост, и я замечаю, что на левой стороне его коричневой рубашки чуть выше сердца поблескивает золотая птичка, зажатая внутри маленького обруча. − Это еще что за ерунда? − шепотом возмущается Хеймитч. – Твоя или похожая? − Моя! – с вызовом сообщаю я. − И какого черта она не на Прим? − с красными от гнева глазами спрашивает ментор. − Потому что она сказала, что все равно отдаст брошку Гейлу. Примроуз. Просила. За него! − выделяю интонацией каждое слово. − Посмотри, как радуется. − ТАК ПУСТЬ БЫ ОНА И ОТДАВАЛА! Ты зачем влезла? Весь Капитолий знает о твоей безмерной любви к сестре, почему же ты тогда ОТДАЕШЬ СВОЙ ОБЕРЕГ ГЕЙЛУ ХОТОРНУ? − Перестань кричать на мою жену, − в спокойном голосе Пита так и звенит сталь. – Хочешь довести ее до выкидыша? − Тогда смотри за ней качественно, − ментор все-таки срывается на крик. – На черта Вы вообще мне тогда не дали сойти с поезда, если решаете все за моей спиной? Солнышко у нас последние мозги потеряла, а ты ей потакаешь во всем. − Сейчас уже ничего не исправишь, − терпеливо успокаивает муж нашего наставника. – Китнисс сделала так, как считала нужным. − Класс! – сквозь зубы проговаривает Эбернети. – Ну, раз бояться перестали, пусть земля вам будет пухом, – а после этого следующие три часа молчит как рыба. − Я принесу побольше травы и листьев, − предлагает Прим Гейлу, пока тот ставит палатку, одновременно следя за костром.– От земли будет не так тянуть холодом, да и пол помягче станет. − Хорошо. Только будь осторожней и не уходи дальше кривой ивы. Я должен тебя видеть, − Прим улыбается, а затем уходит, возвращаясь через несколько минут с огромной охапкой травы. Гейл, поджарив на огне жирную тушку лесного кролика, тушит костер еще до первых признаков темноты. Гимн Капитолия звучит, когда в небе появляются первые звезды. Герб висит в воздухе целых десять секунд, и у меня уже начинает складываться впечатление, что у распорядителей что-то сломалось. Но, нет. Фотография мальчика в очках из Дистрикта-3 на мгновение зависает в воздухе. Его смерть мгновенно проносится пред моими глазами. Пустырь не смог стать для него достойным укрытием. − Не удивительно. Все профи живы, как всегда, − усмехнувшись, говорит Гейл. – И твоя подружка Оливия уцелела, – добавляет он, когда замечает лицо крупного юноши из пятого. Я тоже удивлена. И как только ей удалось сбежать? Ребятам из шестого, седьмого и восьмого повезло куда меньше. − Мегги, − шепчет Прим и украдкой вытирает рукавом подбежавшие слезы. Убит мальчик из десятого, и почему-то мне начинает казаться, что его имя завтра появится в таблице жертв Гейла. − И вся малышня из одиннадцатого, − твердым голосом заканчивает Гейл. Гимн звучит еще раз, а затем небо становится иссиня-черным. Фотографии умерших трибутов испаряются в воздухе, забрав с собой последние воспоминания… – Иди спать, Прим, – жестко говорит Хоторн, все еще глядя наверх, словно ожидая еще чего-то. – Тебе стоит отдохнуть. – А ты? – робко спрашивает моя малышка. – Я не хочу. – Это неправда! – звенит возмущенный голосок. −Ты не спал всю прошлую ночь. Так нельзя. – Откуда ты знаешь? – Я слышала, как вы с Китнисс спустились с крыши в начале четвертого. – Раз слышала, значит, тоже не очень-то крепко спала. Так что иди сейчас. А мне спать некогда. Профи будут рыскать сегодняшней ночью. – Ты нес тяжелый рюкзак и устал не меньше моего. Давай я тоже буду дежурить. – Ладно, но начнем с меня, – сдается мой друг. – Разбужу тебя часа через четыре, а пока отдыхай. Прим, глубоко вздохнув, уходит в палатку, а суровый часовой, прижав к себе лук, замирает в настороженном и задумчивом ожидании. Жаждущие крови трибуты первого, второго и четвертого дистриктов умеют посеять в душе, если не страх, то хотя бы смятение. Первая ночь на играх самая страшная: незаметно подкрасться и убить могут в любой момент. Я была там и очень хорошо помню это. А еще мне слишком хорошо знакома охота в сумерках и беззвучные прятки за огромным кустом. Так мы с Гейлом не раз загоняли зверей в ловушку, только вот сегодня трофеем может стать не дикая собака. Сегодня выслеживать будут Охотника и его маленькую союзницу… − Не стоило, − качая головой, шепчет Хоторн, когда раскинутое шерстяное одеяло опускается на его плечи. − Тебе оно нужнее, − чуть слышно отвечает Прим. – Ночь будет холодной. − Спасибо, − улыбается он самой теплой улыбкой, при этом успев сжать ее пальцы, отчего мой Утенок отворачивается, сильно смущаясь. – Прим, – окликает он ее напоследок, – будь готова бежать по первому сигналу, – и получает еще один утвердительный кивок. − Ну, и отлично, − потирая руки, подводит итог Хеймитч. – Первый день пережили, поужинали, и даже вода есть. Чувствую, и нам отдохнуть можно. − Нет! – с вызовом говорю я. – Ночь. Палатка. Профи скоро выйдут на охоту. Я никуда не пойду. Что если Прим и Гейлу понадобится помощь? − Эти не пойдут, − резко констатирует Эбернети. – А беременным по ночам спать полагается. И так еле сидишь. − Я. Останусь. Здесь. − Ты сейчас пойдешь спать или завтра поедешь домой, − угрожающе заявляет ментор. – Опять тут хочешь все кровью перемазать? Спать. Быстро. И мужа забирай, − а потом более мягким голосом прибавляет. – Идите. Я сегодня покараулю, а завтра вы меня смените. − Идем, Китнисс, − добавляет Мелларк. – Прошлая ночь и для тебя была бессонной. С большой неохотой мне все-таки приходится согласиться. Пит изо всех сил тянет меня за руку, почти вталкивая в прозрачный лифт, в котором на мою беду находится невысокий мужчина с болезненно бледным лицом и плотно посаженными очками на носу. Взгляд, полный осуждения и разочарования, приковывает меня к полу и заставляет отвести глаза. Вроде бы и без злобной ненависти смотрит, да прожигает насквозь. Старательно изучаю пол и считаю до десяти, облегченно выдохнув, когда лифт начинает тормозить около третьего этажа. − Бити, − вдруг раздается голос мужа. – Мы знали об устройстве арены столько же, сколько и Вы. Китнисс не виновата. Бити... На ум приходят слова Хеймитча о Победителе-гении из Дистрикта-3. Пятнадцатилетний мальчик, погибший на пустыре и мечтавший заниматься наукой, приходился ему племянником. − Конечно, − вымученным голосом отвечает тот. – Но если бы Эрик стоял у леса, у него бы тоже был шанс. Мои щеки начинают гореть огнем, едва наш попутчик покидает прозрачную кабину. Сноу опять добился своего. Другие менторы все видели и по-своему истолковали удачное «географическое положение» трибутов из Дистрикта-12, особенно те, чьим подопечным с этим не повезло. Значит, человеческого отношения мне в комнате наставников не видать… – Не расстраивайся, – шепчет Пит, целуя меня в голову. – Он поймет, просто сейчас в нем говорит горечь утраты. – Не поймет, – отвечаю я. – И не примет. Смерть любимых принять невозможно. Ноги почти перестают меня слушаться, а изматывающая усталость последних дней охватывает все тело целиком и полностью. Пит вносит меня в спальню на руках и бережно кладет на кровать. Я хватаю его за руку, потому что боюсь, что он уйдет, а я снова останусь одна. Ощущение потери и порвавшихся ниточек духовной близости причиняют жуткую боль. Мне кажется, что, в конце концов, я потеряю всех, кого люблю. И это чувство словно кислота разъедает душу и сердце... Не включая свет, Пит ложится рядом, а я кладу голову ему на грудь, прижимаясь к родному и такому любимому человеку. В этой позе мы засыпали уже сотни раз: в поезде, в нашем доме и даже здесь, но началось все с пещеры на играх. Игры, которые, оказывается, не заканчиваются никогда. Они преследуют выживших всю жизнь, затягивают в свои сети и принимают все более изощренные очертания и ипостаси. Трибут. Ментор. Победитель, чей близкий человек отправился на арену. Разные люди, которые связаны одним чувством. Страхом. Одни бояться за свою жизнь, другие – за чужую. И страх не прекращается ни на минуту, с каждым годом разрастаясь и проникая в кровь, кости и мозг все сильнее и глубже. Он не заканчивается с играми. Освободиться от него, можно, только умерев либо сойдя с ума. – Ты думаешь, он пожалел, что стал добровольцем? – спрашиваю я Пита, вспоминая Гейла на крыше, обреченного и потерявшего надежду, решительного и безжалостного, когда он шел к Рогу Изобилия, задумчивого и осторожного у палатки. – А ты жалела, когда шла на арену вместо Прим? – Нет. Ни разу. Я спасала сестру, и если бы это можно было сделать сегодня, то, не задумываясь, сделала бы. Но я боялась погибнуть и не вернуться к ней. – Вот и он боится за свою семью. И за тебя. К тому же он дал слово заботиться о Прим. – Дай Бог, чтобы игры его не изменили. – И я надеюсь на это и на то, что игры не изменят и нас, – признается Пит, заглядывая в мои глаза. – Я цепенею от страха, когда вижу финал этих игр в своих кошмарах. Ты больше не умираешь. Просто становишься чужой и холодной. Девушкой, которая притворяется и играет нужную президенту роль. Я сойду с ума, если потеряю твою любовь, если мы опять будем просто «несчастными влюбленными из Дистрикта-12». – Не потеряешь, – шепчу я, покрывая его лицо поцелуями. – Не несчастные, а роковые влюбленные. – Так любит повторять Гейл? – с трудом отрываясь от моих губ, произносит мой муж. – Нет, не поэтому. Мы судьбой предназначены друг другу, а не потому что так захотел Сноу, нашу любовь ему не разрушить, – прибавляя мысленно, как молитву. – Лишь бы Прим осталась жива. – Ну, вот, – шепчет мой муж после нескольких минут самых откровенных ласк. – Придется постоять несколько минут под холодным душем, а то рядом с тобой слишком опасно находиться, особенно сейчас, когда они, – показывает на мою грудь, – с каждым днем становятся все красивее. И когда уже нам врач разрешит? Ночью мы спим урывками. Мое подсознание опять рисует мрачные картинки из прошлого, дополняя их свежими мазками, нашептанными самыми глубокими и ужасными страхами. Кровь, мертвые трибуты, переродки, Прим и Гейл, сражающиеся за свою жизнь. Пит будит меня, шепчет нежные слова перебирает волосы, прижимает к себе и гладит все еще плоский живот. Так проходит первая ночь… − Ну, как дела? − спрашивает Мелларк у Хеймитча, едва мы появляемся в менторской. − Отлично, − издавая легкий зевок, бодрым голосом сообщает тот. – Девчули решили отделиться. Как же на руку это нашим ребятам. − Как это? – не понимаю я. − А вот смотри. Эбернети нажимает на кнопку №1, и я замечаю Цезия, у которого проявились несколько царапин на лице, тщательно перебинтована левая рука, а грязная, местами разорванная одежда, покрыта темно-красными пятнами. Он сидит на земле, прислонившись спиной к стене дома, и внимательно вглядывается в местность, которую наполовину закрывают высокие, каменные скалы. - Нож прошел между костей. Рана неглубокая. Девчонка из четвертого обработала руку, так что горбун снова в строю. Жаль, - рассказывает Хеймитч. - Зато блондинка к ним не вернулась, да еще и Аника смылась, изрядно обворовав их при этом, - я смотрю на экран и замечаю мускулистого парня из Дистрикта-2, который громко ругается и брызжет слюной. − Ушла, − кричит Деймон и со злостью швыряет широкий нож в ближайшее дерево. – Ночью, втихомолку, забрав немалую часть припасов. − Ушла? – удивленно произносит Цезий, расправляя бинты на руке. − Найду. Прибью обеих, − второй отчаянно пытается вытянуть голову из плеч. − Обеих? − А ты думаешь, Аника такая дура, что решила скитаться по арене одна? Наверняка, уже нашла Рубину. Они обе разрушили союз в первый же день. И это так просто им с рук не сойдет. − С сестрой можешь, что угодно делать, хоть кожу сдирай, а Рубину оставь мне. У нас свои счеты. − Видел я, какие у вас счеты, − с издевкой произносит Деймон. – Если бы не твой рюкзак, ее бы уже черви ели, а она хапнула его и сбежала. Кстати, а его ты зачем взял. Тоже удрать хотел? − Я его взял, чтоб другим не достался, - Цезий ловко поднимается на ноги, подходит ко второму. - Тронешь Рубину хоть пальцем, − угрожающе посмотрев в маленькие глазки, с чувством заканчивает, − Лишишься руки. – Вот поэтому я и сказал, что они не пойдут в темноте кого-то выслеживать. Полночи ругались, кто будет вахту нести. Поставили вторую, вот она и сбежала. Хотя она всю смуту сеяла, сегодня, наверное, у них поспокойнее будет. – А Прим с Гейлом? – спрашиваю я. – Да они вообще как в санатории. Поджарили новые тушки и сейчас активно ищут воду и морник. У твоего дружка возникла идея отравить стрелы и ножи. – Далеко им до источника? – интересуется Пит. – Если с курса не собьются, и ничего из рук вон выходящего не произойдет, то к утру следующего дня выйдут к пещере, а там есть небольшой водопад с пресной водой. Арена, конечно, здоровая, но имеет круглую форму – рано или поздно им все равно придется перейти в сектор скал, либо назад вернуться, иначе наткнутся на электрическое поле. Весь следующий день Прим и Гейл упрямо идут вперед. Солнце печет неимоверно, и рубашка Охотника быстро становится мокрой от пота. Вода заканчивается быстро, жара отнимает все силы, а привалы становятся все чаще. К вечеру температура падает, но едва на небе зажигаются первые звезды, как трава и опавшие листья начинают покрываться инеем. Изо рта трибутов при дыхании выходят клубы пара, а сами они дрожат от холода, старательно растирая закоченевшие руки. До пещеры Прим и Гейл не доходят, ставят палатку наспех, и сестренка почти силой отправляет союзника спать, а сама, завернувшись в одеяло, остается нести ночную вахту. – Нужно послать им теплых вещей и воды, – говорю я после звуков капитолийского гимна, сообщающих о том, что сегодня никто не умер. – Если завтра не выйдут к пещере, то вышлем, – обещает Хеймитч, открыто зевая. – Вернусь к семи. На этот раз профи выходят на охоту, но ищут они исключительно Анику и Рубину, которые, оказывается, даже не пытались найти друг друга, и удаляются в противоположных направлениях. Я не свожу глаз с бледного, измученного личика своей сестренки. Усталость и жажда постепенно повергают ее в сон, что естественно заставляет меня поволноваться. – Не бойся, – успокаивает меня Пит, подавая травяной чай. – Профи их здесь не найдут. Они слишком далеко. До окраины не больше километра, а до ближайшего трибута около двух. – Только бы они нашли воду прежде, чем их повернули назад, – шепчу я, чувствуя, как слипаются мои веки. Просыпаюсь я на диване возле стола с угощениями, укрытая пледом и почти не отдохнувшая. Пит опять усыпил меня, а теперь отчаянным шепотом о чем-то спорит с Хеймитчем. – От нее угроза, как от котенка, – свирепо, но еле слышно бормочет старый ментор. – Она профи, – не унимается Пит. – Ее учили убивать с детства. Встаю и подхожу к экрану. Прим старательно изучает растущие неподалеку кустарники с ягодами, набирая некоторые из них в банку из-под консервов, а Гейл в это время внимательно вглядывается в густые заросли можжевельника, прислушивается к почти неуловимым шорохам, держа при этом лук наготове. − Я бы, конечно, мог сказать: сделаешь еще шаг, и простишься с жизнью, но тебе даже на это шанс давать не собираюсь, − наконец, не выдерживает он. Хрупкая девушка со светлыми, словно лен волосами, которые заплетены в две длинные косы, осторожно выбирается из своего укрытия с поднятыми вверх руками. – Я одна, – улыбаясь, сообщает она. – А из оружия у меня только консервный нож, да сеть в рюкзаке. – Значит, твои союзники неподалеку, – продолжает настаивать Хоторн. – У меня союзников нет, – гордо заявляет она. – Сюда я пришла не драться. Искала вас почти двое суток. – Зачем? – в серых глазах подозрение и недоверие только усиливаются. − Морник и тут не растет, − сообщает Прим, а затем меняется в лице, заметив натянутую в руках Гейла тетиву лука и стрелу, направленную в сердце Рубины. − Здесь ты его не найдешь. Я все посмотрела, − забыв про всякий страх, вдруг говорит девушка. – Зато вы топчите ногами ядвигу, а она похлеще морника будет. − Что это такое? – спрашивает Прим. − Да вот же она, − Рубина показывает на высокий сорняк, внешне напоминающий метелку, весь стебель которого покрыт мелкими белыми цветочками и частично оранжевыми каплевидными ягодами. – Если вымочить стебель и листья ядвиги в молоке, то она здорово помогает от болей в костях и мышцах, а вот сок ягод содержит яд, голыми руками к ним прикасаться не стоит: через несколько часов может выступить очень сильный ожог. В отличие от морника яд этого растения всасывается в кровь постепенно. Можно обработать им наконечники стрел или лезвия ножей, тогда даже простой порез станет для врага смертельным. Чем дальше рана от сердца, тем больше придется мучиться. − Откуда ты знаешь? Твоя мама лекарь? Я о таком растении никогда не слышала, − вновь говорит Прим. − Ядвига растет только в Дистрикте-1, да и то только в одном месте. Хозяин дома, где работает моя мать, выращивает ее в своем саду для лечения своего, − она на секундочку замолкает, замявшись, – для лечения своей дочери. Как-то раз думала заварить с ней чай, а он отругал меня и рассказал об ее свойствах. Я, пожалуй, покажу. Достает из рюкзака маленькую миску, в которой я тут же узнаю банку из-под супа. Неужели уже спонсоры расщедрились? Отпускает рукав водолазки и, прихватив несколько ягод тканью, ловко срывает их и бросает в миску, а затем тщательно толчет небольшим камнем, получая пенистую фиолетовую жидкость. Отбрасывает камень и протягивает миску Гейлу. Тот долго и сосредоточенно осматривает неприятную жижу, и, похоже, из любопытства опускает туда два ножа и пять стрел. − А была, не была, − произносит он. – Коричневый и тонкий. Запомним и посмотрим, что будет. − На животных испытывать не советую, − кокетливо улыбаясь, говорит Рубина. – Мясо будет испорчено. − Значит, проверим на твоих дружках, − поиграв желваками, отвечает Хоторн. – Впрочем, они, наверняка, в курсе. − Я им не говорила, – взмахнув ресницами, произносит блондинка. – А Цезий? – Он не такой дурак, чтобы на каждом углу трепаться об этом. – Другими словами, это станет его оружием, когда союз разрушится, – делает вывод Гейл. – Зачем тогда ты открываешь свой секрет? – Я, как и все здесь, хочу пожить подольше, а без сильных союзников мне не справиться. Прежний альянс я разрушила, и теперь охота ведется на меня. Ты сильный и смелый, и умеешь многое. Твои навыки могут быть очень полезны. – А ты не думаешь, что я могу тебя убить прямо здесь? Мне союзники не нужны, и барахтаться с тобой я не собираюсь, – отвечает Хоторн, вновь беря ее на мушку. – Предала один союз, бросишь и другой. Чем они тебе не угодили? – А уж это мое дело, – скалит зубы первая. – Я ведь не спрашиваю, зачем ты носишься с этой малявкой. – Вообще-то, Прим – моя кузина. – Вторые тоже брат с сестрой, только грызутся, как собаки. Семейные узы на играх - ненужная роскошь. – Бедняжка, – слышу я жалобный голос Прим и замечаю, что она смотрит на только что показавшуюся из-за плотных кустов сильно хромающую, качающуюся из стороны в сторону корову. Изо рта у нее капает слюна, как у бешенной собаки, глаза разве что из орбит не выпрыгивают, и мычит она так, что сердце обрывается. – Не советовала бы к ней подходить, – предупреждает Рубина, и в эту же минуту корова падает ничком и, издавая жалобные стоны, умирает в конвульсиях. – Ядвига твоя? – недоверчиво спрашивает Гейл. – И кто ж ее так? – подходит к животному и тщательно осматривает ее. – Шкура толстая, такую трудно пробить. – Она капитолийский переродок. Ела мертвые тела трибутов, загоняла и топтала живых, вспарывая им животы рогами. Могла наесться этих ягод или задеть открытой раной. – Гейл, – шепчет вдруг чем-то взволнованная Прим и показывает на узкий ручеек черной густой смолы. – Пахнет отвратительно, – зажимая нос, произносит белокурая красотка, а ручеек тем временем становится все шире, все ближе подбегая к трибутам. – Нужно уносить ноги. Она может гореть, и в такую жару спалит половину леса и нас с вами. – Впереди вода, я чувствую, – не унимается Хоторн. – Наша еще вчера закончилась. – Ручей бьет за этой горой. Могу показать. – Если приведешь к профи, то получишь порез от ножа, пропитанного ядом, на свое хорошенькое личико. – Идет, – улыбнувшись, кокетничает Рубина. – А получите запасы воды, возьмете меня в союзники. Около двух часов хождения под палящим солнцем проходит прежде, чем они приходят к небольшому роднику между двух невысоких скал с крутыми склонами. Гейл наполняет бутылки, Прим с помощью йода дезинфицирует воду, Рубина, красиво устроившись на камне, расчесывает белокурые волосы. Хоторн почти залпом осушает целую бутылку и ставит ее наполняться вновь, когда в нескольких сантиметрах от него в раскаленную почву втыкается железное копье. – Все-таки загнала в ловушку, – кричит Хоторн на испуганную девушку и в туже секунду оборачивается к Прим. – Беги вперед и не останавливайся. – Нет, – умоляющим голосом шепчет Рубина. – Я не знала. Цезий, Деймон и парень из Дистрикта-4 стоят на вершине правой скалы. Горбун, заметив бледное лицо землячки, первым бросается вниз, но спуск оказывается слишком скользким, парень на половине пути теряет равновесие и кубарем летит вниз, получая многочисленные удары о твердые камни. Стрела из лука Гейла успевает сразить четвертого, он падает вниз и разбивается насмерть. Деймон, аккуратно спускаясь к ручейку, ловко лавирует между стрелами Хоторна, но увидев, пытающуюся забраться на скалу бывшую союзницу бросает Гейла и настигает Рубину. Истошный крик Прим заставляет Охотника отвести взгляд от сражающихся профи. За моей сестрой мчится высокая и длинноногая девочка из четвертого, пытаясь накинуть на нее сеть. Стрела, предназначенная второму, попадает обидчице Примроуз между лопаток, и та падает на ходу. – Не уйдешь, гадина, – кричит злобным голосом парень без шеи, хватая за волосы Рубину. Гейл внимательно смотрит на происходящее, но, видимо, жалеет стрелы. Три уже были потрачены зря. Нож с коричневой рукояткой летит в сердце Деймона, но тот в нужный момент разворачивает Рубину, прикрываясь ей как щитом. Лезвие вонзается в ключицу девушки… Новый крик Прим вынуждает Хоторна бросить схватку и бежать вперед, а Деймон, оставшись один, поднимается вверх на скалы. Я закрываю лицо руками не в силах смотреть на экран. Кровь и убийства все-таки настигли их… Почему Хеймитч не распознал засаду? Мне нужно было лучше смотреть за профи. Прим и Гейл не должны были сходить с курса и следовать за Рубиной… – Кто тебя ранил? – вдруг доносится до меня грубый голос. – Отравленный нож Хоторна, – отвечает Рубина. – Рассказала ему про ядвигу, – я открываю глаза и замечаю Цезия, склонившегося над умирающей блондинкой. Значит, он просто сильно ударился и потерял сознание. Парень осматривает рану и прикладывает к ней лоскуток своей рубашки, стараясь остановить кровотечение. − Сколько? – судорожно спрашивает Рубина, и по тому, как она прикрывает глаза, я понимаю, что ей становится больно говорить. − Я не знаю, − Цезий кусает губы и ласково гладит маленькую белокурую головку своими огромными ручищами. – Рана неглубокая, далеко от сердца. Час точно есть. − Долго, − дыхание сбивается, а красивый лоб покрывается мелкими бисеринками пота. Бутылка с ледяной водой, которую он прикладывает к ее щеке, с жаром не справляется. − Я что-нибудь придумаю, − шепчет он. – Нам нужно дойти до лагеря. Там, наверняка, есть лекарства. Я тебя отнесу туда. Ты поправишься, − парень с легкостью поднимается вместе с ней, но услышав тяжелые стоны, незамедлительно оставляет все попытки идти. − Тут думать нечего. Меня уже даже капитолийские антибиотики не спасут, − она кашляет и откидывает голову назад. – Ты можешь помочь только одним способом. − Нет, − он отчаянно трясет головой, и в огромных косящих глазах появляются слезы. – Я не смогу. − Хочешь смотреть, как я мучаюсь? – даже, находясь в предсмертной агонии, она продолжает быть злой и колючей. − Я умираю вместе с тобой. − Тогда помоги МНЕ умереть побыстрее, − с каждой секундой ей становится все хуже, поэтому она выдавливает из последних сил. – Пожалуйста, Цезий. − В первый раз, − с болью в голосе произносит он. – Впервые, ты просишь, а не приказываешь. Почему так? − Пожалуйста, − шепчет она, и алая струйка крови, смешанная со слюной течет из ее рта. – Отпусти меня. Это не так сложно, как ты думаешь. Рука по-черепашьи медленно и неуверенно проникает за пояс и вытаскивает кинжал с тонким и острым лезвием. Цезий не хочет делать то, о чем его просит землячка, тянет время, а потом наклоняется к ее белому, как снег, лицу, быстро целует в губы, прощаясь, замахивается, отвернувшись, и опускает трясущийся кулак с зажатым в нем кинжалом на высокую грудь. Красавица не издает ни единого звука. Точный удар в сердце мгновенно освобождает ее от всех страданий. Прекрасные, широко распахнутые черные, как ночь, глаза, окаймленные длинными, густыми ресницами, смотрят на мир спокойно и без привычной надменности, даже губы изгибаются в мягкой улыбке, и только волнистые пряди, выбившиеся из аккуратных кос, тут же становятся красными от крови, тем самым выдавая приход смерти, а не глубокого сна. Ловкие пальцы разжимают кинжал, и он со стуком падает на землю. Могучее туловище Цезия начинают сотрясать крупные судороги, вызванные беззвучными рыданиями. Горькие слезы текут по обезображенному лицу, а сильные руки прижимают к широкой груди безжизненное тело возлюбленной. Он качается вместе с ней из стороны в сторону, не находя в себе сил отдать девушку планолету. − Рубина, − рык раненого медведя разносится по всему лесу, пугая мелких зверьков и птиц на деревьях. – Рубина, − кричит он, словно стремится поднять ее из мертвых, вырвать из плена долгого сна. На его комбинезоне, шее, руках и по подбородку растекаются крупные ярко-красные пятна, но он не желает их замечать, пугая лес именем той, которая уже никогда не ответит. Стон, рев и крики обезумевшего от боли животного затихают лишь через четверть часа. На место им приходит слабый шепот растоптанного человека, желающего отомстить. − Гейл Хоторн. Ты ответишь за ее смерть.