diamonds 'n' rust

I know thatʼs not the way Most people meet but, hey Weʼre living in the fast lane Post-modern day… Есть такие дни, которые Чонгук именует ленивыми. Чаще всего это выходные, в которые он просыпается поздно, готовит что-то минималистичное и залипает за дисплеями. Ну, как все нормальные люди его возраста. На душе становится слишком хорошо от такой необходимой обыденности, хочется быть амёбой вечно. Сейчас поздний вечер субботы, которую он провёл практически всю лёжа, потратив полчаса на бассейн. Даже когда ничего не делаешь — устаёшь. Клонит в сон, до заветной постели каких-то пару шажков… Внезапно звонит телефон, и Чонгук вздрагивает. Кому это он понадобился? Только два человека могут звонить ему поздно. Тётя и Чимин. Тёте простительно в любое время, со вторым было сложнее. Первое время Чонгук не понимал, как люди могут так просто брать и звонить в любое время суток, да ещё и заводить разговоры о всяком, потом привык. Беседы с ним были действительно приятными, а желание бросить трубку вскоре исчезло. На телефоне высвечивается «Ким Намджун», и Чонгук застывает. С ним они учились в Америке. Намджун приехал туда раньше и как губка впитал в себя менталитет страны. Потому и охотно знакомил Чонгука с особенностями и нравами её жителей. Андеграундный рэпер, парень со своими убеждениями, вкусами и дорóгой. Словом — хороший человек. Интроверт по натуре, Чонгук сначала не понимал, что от него хотят. Намджун вечно ходил рядом, помогал по учёбе и просто, вытаскивал на местные пати. С каждым выкуренным косяком и выпитым стаканом разговоры становились всё более откровенными. Так что именно он сделал времяпровождение Чонгука там незабываемым, внёс в его жизнь неугасимые искорки, по-своему повлиял, вытащив на поверхность из недр себя, показав миру и сам мир. Быстро пролетели три года, Чонгука ждало возвращение на родину, а Намджун решил обосноваться в штатах. Первое время общались, потом как-то позабыли друг друга и стали ограничиваться поздравлениями. И сейчас, когда на часах час ночи, видеть это имя больше, чем просто внезапно. Человек из не очень приятного (в целом) прошлого звонит, и это тот случай, когда надо ответить. Намджун не говорит, он кричит сумбурности. Что-то там о Китае, о рейсе в Корею, который будет через несколько часов, о желании увидеться, извиняется за поздний звонок. А Чонгук что? Вне себя от радости, он пытается перекричать: — Слушай, давай я тебя встречу? Потом поедем ко мне, отдохнёшь с дороги! — Правда, Чонгук? Было бы здорово! Чёрт, я так рад, хорошо, что номер твой сохранился, — признаётся на том конце Намджун, а Чонгук хочет проклясть галдёж и транспортный шум, что мешают разговору. — Во сколько самолёт прилетает? — Ровно в шесть утра. — Буду! Счастливый возглас Намджуна приятно слышать. Всё равно на позднее время, на желание завалиться в кровать и в особенности на то, что они нормально не общались уже долгое время. Есть более важные проблемы, например, то, что в доме Чонгука совершенно нет нормальной еды. Ладно гостя кормить нечем, на утро бы сам Чонгук разозлился из-за её отсутствия. Домработниц в такой час уже нет, приходят они гораздо позже шести утра, значит, готовить придётся самому. Он наспех переодевается и спускается в гараж, садится в одну из машин и вбивает в заметки на айфоне список продуктов, которые нужно купить. В круглосуточном супермаркете неприятное яркое освещение и довольно много людей. Около получаса Чонгук тратит на хождение от стеллажей к стеллажам, сверяется с составленным на скорую руку списком, а затем расплачивается и укладывает покупки в пакеты. В голове его кипят мысли о скорой встрече с хорошим другом, о том, сколько всего предстоит обсудить, вспомнить былое. Наконец он выходит на ночной воздух, с двумя тяжёлыми пакетами в руках. Стоянка была забита, и потому пришлось припарковаться далеко, почти у самой шумной трассы. Положив пакеты в машину, Чонгук считает нужным перекурить, перевести дух. Насладиться ночной прохладой, выдыхая горечный дым. Время позднее, но Сеул не знает о покое: горят яркими огнями высотки, витрины магазинов и рестораны, дороги забиты транспортом, парочки и компании ходят по тротуарам. Спокойные минуты блаженства. Редко бывает такое, что приходится отрываться от привычной суеты. И он бы наслаждался этим видом вечно, если бы не одно «но». Чонгук видит бегущего в его направлении какого-то парня, постоянно оглядывающегося назад. Секунда-другая, и беглец буквально врезается в него, чуть не сшибая с ног, и начинает истошно кричать, всплёскивая руками: — ПОЕХАЛИ, ПРОШУ! ПРОШУ!!! Где-то недалеко, может, в соседнем квартале отсюда, слышится вой сирен. С каждой секундой отчетливее, но всё, что способен видеть сейчас Чонгук — испуганное лицо парня, на голове которого тёмная шапка и капюшон, натянутый почти до самых бровей. — БЛЯТЬ, У ТЕБЯ ЖЕ ТАЧКА! ПОМОГИ МНЕ! ЕЗЖАЙ! ПОЖАЛУЙСТА! УМОЛЯЮ!!! От удара больно, а ещё — ничего не понятно. Непонятно откуда он взялся, почему тормошит за толстовку и смотрит так, своими большими чёрными глазами, в которых читается страх и, чёрт возьми, какое-то подобие надежды на помощь. Что-то заклинивает в мозгу, заставляет сердце биться сильнее, мгновение — и недокуренная сигарета падает на асфальт, всё посылается нахуй, а Чонгук едва заметно кивает незнакомцу и быстро обходит машину, усаживаясь за руль. Парень мгновенно запрыгивает в автомобиль и что-то кричит о том, в каком он дерьме и просит не медлить. — Пристегнись! — просит Чонгук и пристёгивается сам. Прямо сейчас он творит необъяснимую херню, но безопасность превыше всего. В боковом зеркале Чонгук замечает полицейскую машину, вырулившую из-за угла. Ощущая себя героем «Форсажа», он давит на газ, в то время как адреналин ударяет ему в мозг, в голове путаются тысячи безответных вопросов и миллионы несвязных мыслей, и смысл как будто только в одном — оторваться от хвоста, не дать себя поймать. Если трезво рассуждать, то он же ничего не сделал, но, по всей видимости, ему передались все те эмоции, что явно испытывал парень, сидящий сбоку — страх, встревоженность, нервозность. Чонгук следит за дорогой, но находит доли секунд на то, чтобы рассмотреть попутчика, натыкаясь лишь на профиль. — За тобой гонятся? Очевидно глупый вопрос, но Чонгук не мог и не хотел ехать в этой давящей на нервы тишине, прерываемой лишь воем сирен, и поэтому посчитал нужным начать разговор. Узнать хоть что-то, блять. Сменяются улицы одна за другой, теперь трасса ведёт куда-то вниз, а преследование продолжается. Полиция пока в десятках метров от них, но всё же на хвосте. Руки руль не отпускают. — Да. Такое простое и спокойное «да». Это разве нормально? Подбегать к первому попавшемуся человеку, чуть ли не сбивать его с ног и просто наплевав на все правила приличия кричать о том, чтобы он ехал? Так дело не пойдёт. — Что ты натворил?! — повышает голос Чонгук, потому что иначе нельзя. Как будто ему нечего делать, кроме как гнаться по ночному городу от преследующих копов. Словно издеваясь, парень молчит, лишь тревожно поворачивается назад. Безумие, самый странный момент в жизни Чонгука. То ли сон, то ли грёбанная реальность, никак не разобраться. С чего он вообще подобрал этого придурка — чёрт знает. — А-а! — восклицает незнакомец, и хватает руки Чонгука, сжимавшие руль и тянет куда-то в сторону. Машину заносит, слышится свист шин, остаются чёрные следы на асфальте. Они залетают на бордюр. — Что такое? — спрашивает Чонгук, начиная злиться. Ударился, кажется… — Ты…ты чуть собаку не сбил, — пытаясь отдышаться, произносит парень. Господь. За ними (нет, точнее, за этим не способным ничего толком объяснить придурком) гонятся. Каждая секунда, считай, дорога, а тут переживания из-за собачки. Нет, Чонгук любит животных и не хотел бы никого сбивать, но сейчас это всё так некстати. Он быстро возвращается к реальности и снова давит на газ. На душе немного спокойно, звуков не слышно, значит, полиция потеряла след. Или же нет, и через минуту-другую их всё-таки обнаружат. Лучше продолжать путь. Минуту за минутой Чонгук едет, боковым зрением замечая, что дома становятся редкими. Мегаполис давно позади, машин на дороге всё меньше и меньше, и он даже примерно не знает, где они, но явно в пригороде. Снижает скорость и заворачивает на какую-то полянку и останавливается за ветхим двухэтажным домом. Никто не знает, сколько они неслись вот так, рассекая ночные дороги и чуть не сбив собаку, но нервных клеток потрачено достаточно. Сердце Чонгука бьётся как у кролика, которого напугали выстрелом. Всё это время он волновался, что номера машины увидят. Теперь-то он выяснит всё. — Итак, — начинает Чонгук, поворачиваясь к нему и расстёгивая ремень безопасности. Снова молчание как ответ, и это начинает бесить. Незнакомец тяжело дышит, его голова лежит на сиденье, а глаза устремлены вверх. Самая странная ситуация в мире, которая не хочет разрешаться, даже сам зачинщик отказывается идти на контакт. А как собачка — так сразу мгновенная реакция, крики и хватания за руки. — Объяснись, — не отступает Чонгук, просит требовательно. Тик-так. Часовые стрелки говорят, что время 3:15. Отлично, замечательно и как всегда вовремя. Через несколько часов нужно ехать в Инчхон, встречать в аэропорту друга, а он здесь, в каких-то ебенях, с каким-то странным парнем, отказывающимся сказать хоть что-то. Понятно, что он в шоке и никак не отойдёт, но не молчать же вечно! Чонгук зол и на себя тоже, потому что он потный, ощущающий слабость во всём теле, а из-за нервов ему хочется есть. Как он такое допустил, чем только думал… Но случается чудо, и парень отвечает: — Я сбежал из полицейского участка. Нравится история? Вот как! Никаких слов благодарности, извинений, а эта язвительная фраза вообще не к месту. Слишком вольное поведения для человека, задницу которого спасли, хотя могли проигнорировать. — Конечно, спасибо, что поделился. Я километры гнал, а ты даже спасибо не скажешь? Случается странное, бьёт какой-то слабой, но всё-таки заряженной молнией куда-то внутрь. Парень поворачивается лицом к Чонгуку и всматривается в него, в то время как Чонгук изучает тоже. Доходит и произносится одновременно: — Я тебя знаю. — Я знаю тебя. Прямо перед Чонгуком сидит тот самый официант из «Tosokchon Samgyetang», умудрившийся сутками ранее пролить на него вино. Для того, чтобы убедиться, Чонгуку приходится его коснуться (внезапный с его стороны и непривычный для него самого жест) протянуть руку и приподнять шапку, заметить серо-серебристые волосы. Да, точно. Иначе и быть не может. — Бывает же, — качает головой он, на самом деле искренне удивляясь. Почему-то кажется, что ситуация обернётся какой-то шуткой. Улыбнутся с того, как забавно порой вершатся события, скажут о том, как тесен мир. — Это из-за тебя меня уволили с работы, — произносит парень, как бы предъявляя. Нахальство и претенциозность. Чонгук не любит людей, обладающих этими чертами, потому что сам не привык лезть за словом в карман. Когда он встречает кого-то, подобного себе, общение превращается в какое-то соревнование, в перебрасывание едкими фразами. — Ничего подобного. Ты сам виноват. Я всего лишь клиент. А клиенты всегда правы. — А-ах, — вздыхает парень, скрещивая руки на груди. Чонгук хмурит брови. Между ними расстояние в полметра, в каждом гудит напряжение, и кажется, что вот-вот они схватятся. Но по итогу сидят и молчат, как старые закадычные друзья, поссорившиеся из-за мелочи, гордые до неприличия и ждущие, кто попросит прощения первым. Чонгук не выдерживает первый: — Я не знаю, как так вышло, что я позволил тебе сесть в машину. Полиция вроде как отвязалась, а я жутко устал, чтобы тратить время на все эти разговоры. И вести тебя куда-либо не намерен, кстати. Поэтому… Театральная пауза. Догадаться не стоит труда. — Выгоняешь меня? — хмыкает парень. — Да, и имею полное право. — Нам всё равно по пути, нет? — Эй, мне применить силу? — возможно, Чонгук звучит не так уверенно, как хотелось бы, но его правда заебало. Попутчик зачем-то спускает капюшон и снимает шапку. Как ни в чем ни бывало, смотрит на себя в зеркало заднего вида, приводит в порядок волосы. Разглядывает салон, присвистывает и неожиданно выдаёт: — По-любому не твоя тачка. Отцовская? Предположения можно оставить и при себе. Чёрт, такой бесцеремонный, даже удивительно. — Сколько тебе лет? — интересуется он. — А тебе, преступник в бегах? — с издёвкой спрашивает Чонгук. — Двадцать три. — Ясно. — Так сколько тебе? — допытывается парень, как будто от ответа на этот вопрос зависит его жизнь. — Двадцать один, — отвечает Чонгук. — Выглядишь старше, — произносит юноша, а его взгляд сползает куда-то вниз. — А часы зачётные. — Подумываешь, как их украсть? — Не засчитано. — Я не шутил. Вдруг Чонгук снова вспоминает о своих планах и подрывается. — Так мне долго ждать? — Чего? — Когда ты соизволишь выйти из машины? Говорю — бояться нечего, на своих двоих доберёшься. — Я не знаю, где мы, — говорит парень, смотря в окно. — Указатели в помощь, дружище. Ты и твои беды — не моя забота. Вот он, старый добрый Чон Чонгук. Такой, какой и должен быть всегда. Мальчик, способный поставить на место одной только интонацией. И ведь срабатывает, потому что парень всё-таки благодарит (несколько на отъебись, да и чёрт с ним уже). Громко захлопывается дверца, так, что в ушах отдаёт. Недо-официант немного нагибается вперёд, чтобы быть на одном уровне с лицом Чонгука и демонстративно машет. А затем уходит, исчезая в темноте. Чонгук не спешит. Чего-то выжидает. Когда рука, наконец, уже тянется к зажиганию, то резко застывает в воздухе. Что-то держит Чонгука на месте, не отпуская. Веки тяжелеют, в мышцах малоприятная слабость, а сердце до сих пор исполняет кульбиты. Фары горят, и всё что видно в пределах их света — высокую траву на поле, слегка качающуюся от ветра. Ладно. Пусть это всё странно и бесит, но человека он здесь просто так не бросит. Это кажется жестоким, неправильным. Хоть раз в жизни можно и нужно послать собственные принципы нахер. Чонгук выходит из машины и пытается найти скрывшегося минутами ранее попутчика. Находит. Тот сидит на бетонном пороге дома с опущенной головой, смотрит на собственную обувь. Как драматично. — Катись, — роняет он, когда слышит приближающиеся шаги Чонгука. Снова натягивая капюшон, как бы закрываясь от него. — Грубо. — Тебе ведь нужно домой. — Верно. — Отвали. — Поехали. — Что?! — Я подвезу тебя. Но до центра, а оттуда сам. Понял? Честно, Чонгук ожидает радостных возгласов или хотя бы вымученной улыбки. Но не получает ничего. Парень молча поднимается и идёт к машине первым, слегка задевая плечом Чонгука. Как само собой разумеющееся. Несколько минут они едут в тишине, но затем желание кое-что узнать берёт верх и Чонгук интересуется: — Ты серьёзно винишь меня за случай в ресторане? — Не знаю? — пожимает плечами его попутчик, смотря пустым взглядом на дорогу. — Всё слишком сложно. — Что же сложного? — Да навалилось всякого, — отмахивается тот. — Нет желания копаться в своих сотых по счёту проёбах. — Например? Что навалилось? — Чонгук спрашивает не потому что ему интересно. Вообще нет, ни разу. Всякие проходимцы и их хуёвая либо прекрасная жизнь — не совсем то, что его волнует. Продолжение разговора, не более. — Не твоя забота. Если бы с Чонгуком так разговаривал его подчинённый, он бы мгновенно заткнул его. Если бы знакомый или один из тех, с кем приходится играть в «друзей», то тут бы пришлось подумать над ответом. Но суть в том, что люди так с ним не разговаривают, лишь редко попадаются подобные кадры, самостоятельно наградившие себя званием самых смелых и умных. — Да нет, поделись. Чтобы... Чтобы я не заснул. — Музыку вруби, и дело с концом. — Здесь нет магнитолы, — поясняет Чонгук. — Я редко езжу на этой машине. — Хвастаешься? — резко реагирует парень. — У тебя таких целая куча, наверняка. На такое нет желания отвечать. Они ещё говорят о чём-то, опять же не без яда. Обычно Чонгук не такой общительный, но сейчас всё хочется списать на всё ещё буйствующий адреналин в крови и нестандартность самой ситуации. К тому же, действительно — не молчать же всю дорогу, а в сон клонит по-страшному. О себе не рассказывать, избегать по максимуму — таково правило. Лирическое отступление: вскоре Чонгуку начинает нравиться атмосфера. Он не может вспомнить, когда в последний раз говорил с кем-то вот так, просто и об обычном, пусть и передразниваясь. С обычным человеком, не вхожим в его круг. Какие-то интересные незваные ощущения. — Ты, кажется, сказал, что сбежал из участка. За что задержали? — Пришлось украсть кое-что. О, так с ним действительно едет парень, у которого проблемы с законом. Но в отличие от него, Чонгук не бросается в необоснованное осуждение. — Всегда было интересно, что заставляет людей идти на такое? — Таким людям, как ты, конечно, простительно не знать. Снова. Снова это тыканье в статус и положение, завуалированное, но в то же время ясное. Оно и здесь его застало, в собственной машине. Раскалённой иглой пронеслось по сердцу, распороло на части. — Каким «таким»? — спрашивает Чонгук, сжимая руки на руле. Проступают вены, а внутри закипает. — Неважно. Затем они едут молча. Чонгук смотрит исключительно вперёд, прокручивая в голове сказанные слова. Зацепили. Что о нём только ни думают. Слушая разговоры и наблюдая, Чонгук смог разделить людей на два типа. Первые считают, что внутри у него ничего нет, кроме выстроенного годами айсберга, на который лучше не натыкаться никому. Вторые тешат себя мыслями, что он такой же человек, как и все остальные, а вся эта холодность и пустое равнодушие — просто маска. Никто не прав. Нет там айсберга. Если люди будут копать, они не разобьются о льдины, они обнаружат целое ничего. А все эти выдумки про холодные сердца пусть оставят для дешёвых пафосных рассказов. Ему это попросту не нужно, ему проще жить без всех этих чувств и обязательств. Маски обычно привлекают, прячут истину, выдают желаемое за действительное. Ещё их носят для выгоды. Он надел маску собственного изготовления в надежде, что на неё вестись не будут. Не угадал, ошибся. Кого-то отталкивает его колющий взгляд, кого-то с ума сводит. И это сбивает с толку. Пусть хотят и ненавидят дальше, благосклонность не покупается, а заслуживается. Он привык и научился игнорировать всё то, что о нём говорят. Но иногда… иногда бывает больно, как ни пытайся доказывать самому себе обратное. И теперь, услышав это от незнакомого человека, Чонгук ведёт себя судорожно, хотя старается не показывать. Кто он, блять, такой, чтобы вести себя таким образом, делать какие-то выводы и преподносить это вот так? Проблема в том, что Чонгук не знает, как его поставить на место. Когда ранят тебя, ты можешь поранить в ответ, задеть за живое. Когда перед тобой незнакомый человек и всё, что ты о нём знаешь — это возраст и то, что он сбежал из участка, задеть не так-то просто. Чонгуку ничего не стоит сравнять любого человека с землёй. Он может узнать чьё-то имя в два счёта, найти адрес, а потом расправиться благодаря связям с нужными людьми. Но он никогда этого не делал. Избить до полусмерти/смерти, прижать в углу, да просто запугать словами — это значило опуститься до уровня тех людей, что когда-то забрали жизнь его родителей. Разумеется, ещё не поздно его обматерить или высадить посреди автотрассы. Но почему-то Чон Чонгук воплощать это в жизнь не торопится. — Полиция, вероятно, будет искать тебя, — говорит он, натыкаясь на блестящие чёрные глаза. — В городе-миллионнике найти кого-то не так-то просто, — пожимает плечами парень. По нему видно, что он дико устал. — А если бы я тебе не помог, что бы было? — Мягко говоря, было бы не очень. — Хочешь сказать, ты бы не убежал? — Рано или поздно я бы устал. Я почти выхаркал лёгкие, как только увидел тебя. — А как же всякие фразы вроде «никогда не сдавайся»? Они уже не работают? — Я уже давно сдался. От него несёт позёрством. Почему он каждую фразу говорит так, словно хочет казаться дохуя обиженным жизнью? Даже если это и так, почему нельзя говорить проще? Возможно, Чонгука сейчас слишком всё бесит и потому он злится даже на такие мелочи. Наконец, они въезжают в черту города. Пятый час утра, небо светлеет, а от круга луны ничего не осталось. Уже встают люди, чтобы отправиться на работу в центральные районы. Даже они наверняка спали, а Чонгук нет, ему хоть спички в глаза вставляй, а ведь надо завезти продукты домой, по возможности принять душ, выпить кофе и мчаться в Инчхон. — Как ты вообще сбежал? — спрашивает он, зевая. — Дежурный отвлёкся, а я решил воспользоваться моментом. — Кража мелкая? За тебя бы никто не заплатил штраф? — За меня некому платить, понимаешь? И у меня нет таких денег. Я только сутки просидел, не жрал и не спал, всё момент выжидал. — Ты где живёшь-то? — Там, где твоя нога не ступала. Всё, кончилось терпение. Чонгук резко останавливает машину посреди пустынной дороги. — Что за наезды? Мы толком не знакомы даже, а с тебя так и сыплются упрёки. Я тебе помог, спас от копов, везу, прячу, блять, в своей машине, что не так? Какое бы я впечатление ни производил, помни, что я сделал. Если бы Чонгука попросили описать его попутчика одним словом, он бы не раздумывая назвал его «непонятным». То от него ни слова не дождёшься, то он говорит не умолкая. То адекватно отвечает, то грубит и туманно изъясняется. — Ладно… Хорошо, ладно, прости, — виновато произносит парень, опуская голову. — Я просто голоден, оттого и срываюсь. — Ну так открой, там должно что-то быть, — нервным жестом показывает Чонгук на бардачок, а парень мгновенно набрасывается на обнаруженную пачку орешков. Злость куда-то испаряется, а действия безымянного попутчика начинают казаться забавными. — Я вот имя твоё вспомнить не могу, всё вертится на языке, а никак, — неизвестно зачем признаётся Чонгук, продолжая путь. — Ким Тэхён, — представляется парень с набитым ртом. — Точно. Тэхён. — Ты вроде бы Чон Чонгук, да? — Да. — Семь лет назад, — говорит Тэхён, отправляя в рот, кажется, добрую половину пачки. Прожевав, продолжает: — О тебе все газеты писали. Нет, только не это. Нужно держать себя в руках. — Это не та тема, на которую я привык говорить, — говорит Чонгук куда-то в сторону. — Понял, отстал. Всё это похоже на затяжной сон, с элементами экшена и чуточкой драмы. А ведь эта ночь не предвещала ничего необычного. Не каждый день официант, проливший на тебя вино, просит тебя спасти его от полиции. Всё ещё загадка, почему Чонгук сделал это, но, может, она не требует разгадки? Что случилось, то случилось, забавная ситуация, под каким углом ни смотри. Вот они подъезжают к центру. Надо остановиться где-то здесь, как и было обещано. — Высажу тебя вон там, — предупреждает Чонгук, показывая на парк. Тэхён лишь молча кивает. Чонгук останавливает машину. Сейчас нужно всё грамотно закончить, но он не знает, что и как сказать. Губы смыкаются в тонкую линию. Ему в глаза смотрит человек отчаянный. Неважно, как именно над ним издевается жизнь, важен сам факт. На воровство от хорошей жизни не идут. А на ворующего просто так, ради забавы, Тэхён не похож. Чонгук ощущает то чувство, которое так упорно хотел спрятать в себе, которое его губило. Зовётся это чувство жалостью. Раньше он был жалким, а теперь ему жалко. — Куда ты сейчас? — задаёт он вполне безобидный вопрос. — Домой, — тихо выдыхает Тэхён. У него есть дом. Уже хорошо. — Ну тогда…удачи? Не попадайся на глаза копам. Слабая улыбка появляется на лице парня, он снова благодарит, на этот раз так, как следует. Со всей серьёзностью. Выходит из машины и направляется в сторону парка, не оборачиваясь. Чонгук смотрит ему вслед до того момента, пока его фигура не становится малюсенькой точкой вдалеке. Что-то драйвовое во всём это было. Вспомнив инцидент с псиной, Чон усмехается. А ведь они не попрощались.