А что, если всё исчезнет?

      Я бежал. Я буквально летел к Насте, словно, боясь, что с каждой минутой она забывает обо мне всё больше. Я потерял парней, потерял группу, потерял часть своей жизни, и мне не хотелось потерять ещё и её. Согласен, я звучу очень нелепо для человека, который нихрена не ценил свою девушку, относился к ней, как к своей собственности, и тупо позволял себя любить. Но тогда мне было настолько хуёво, что я не был готов терять ещё одного близкого человека, на котором строилась моя жизнь последние полтора года. Мне тупо хотелось в тот момент иметь рядом человека, который помог бы мне выползти из этого дерьма. И Настя была единственным таким человеком.       Мои ноги заплетались и слушались через раз, поэтому за двадцать минут моего бега вперемешку с быстрой ходьбой я чуть ли не упал сто двадцать восемь раз и чуть не попал под машину. Сука, мне было настолько хреново, что последние метры я просто полз. Я бухал и курил как сумасшедший последние годы, у меня отдышка была уже на третьем этаже, если вдруг ломался лифт, и мне приходилось идти пешком. А тут я тупо бежал пятнадцать минут почти без перерывов, что под конец уже практически ничего не чувствовал. Вернее чувствовал. Дикую усталость, боль, и в целом было такое ощущение, что мои ноги полыхают адским пламенем.       Но были и хорошие стороны во всей этой истории. Пока я бежал и доползал последние метры, я даже на некоторое время забыл, почему я, собственно, бегу. На какие-то несколько минут я забыл о том, что, возможно, сошёл с ума, попал в какой-то параллельный мир и выпал на время из реальности, когда она меняла то, что сделала, и вдруг решила убрать группу «Нервы» из этого мира. Всем стёрла о них память, а про меня почему-то забыла.       Дойдя на трясущихся ногах до подъезда, я даже не успел дотянуться до домофона, как дверь открылась, и из неё вышла женщина с собакой. Пропустив их, я зашёл в подъезд и на ватных ногах, держась за стену, дополз до лифта. Сердце бешено колотилось, и временами у меня действительно были мысли, что ещё чуть-чуть, и оно просто разорвётся. Ну, или остановится. И я слягу где-нибудь вот так на месте и умру. Был Тошик и нет Тошика. Прямо как «Нервы». Вчера они ещё были, а сегодня, сука, куда-то спрятались.       Двери лифта открылись слишком рано, я не успел достаточно отдохнуть. Сделав глубокий, тяжёлый и вымотанный вздох, я вышел на этаж и, держась за бешено колотящееся сердце, поплёлся к Настиной квартире. Я буквально повис на её дверном звонке. Я слышал через дверь, как противно раздаётся трель долбанного дверного звонка, который никто не слышит, но который отдаётся эхом в моей черепной коробке и разрушает там всё к чёртовой матери. Мне хотелось заткнуть уши, чтобы только не слышать этот раздражающий звук. Я стоял так, наверное, секунд тридцать, но дверь мне так никто и не открыл. Тогда я начал стучаться, наивно полагая, что мою долбёжку будет слышно лучше, чем звонок. Но даже так мне никто не открыл. Я прислонился ухом к двери и даже на мгновение перестал дышать. Но кроме стука собственного сердца я ничего не слышал. За дверью никаких признаков жизни. — Сука! – психанул я, со всей силы ударив ладошкой по железной двери, отчего тут же сморщился, почувствовав резкую боль. Тряся пострадавшей рукой, я дошёл до лифта и, нажав на кнопку первого этажа, тяжело выдохнул.       Достав телефон, я снова зашёл в контакты и попытался в третий раз найти Настин номер. Но ничего не было. У меня было несколько сотен номеров, но все они были подписаны по типу «Катя сиськи», «Наташа ноги», «Оля четвёрка», а просто «Настя» у меня не было. А набрать номер по памяти и позвонить я не мог. А всё лишь потому, что я, сука, не удосужился за полтора года выучить номер своей девушки. Кто бы мог, блять, подумать, что я окажусь в таком дерьме и мне понадобится Настин номер.       Выйдя на улицу, я набрал полные лёгкие воздуха и сощурил глаза от слишком яркого и противного на тот момент солнца. В голову лезли страшные мысли, что она переехала, что её вообще нет в Киеве, что она тоже понятия не имеет, кто я, но всех их я стремительно старался от себя отгонять. Мне не хотелось об это думать. Мне, блять, меньше всего на свете хотелось бы думать о том, что в один день я потерял и группу, и друзей, и девушку. И я не знаю, что пугало меня больше всего: то, что я потерял их, или то, что это, блять, вообще произошло?! И произошло именно со мной. И я не сплю. И это не долбанутый розыгрыш. И даже не плод моей пьяной фантазии. Сука, это произошло со мной. И я, блять, не знаю, как вообще мне из этого выпутываться и как на это всё реагировать.       Отойдя от подъезда, я тяжело вздохнул и провёл рукой по волосам. — Сука, – отчаянно вырвалось из меня, когда я резко опустил руку с головы вниз. Я обернулся обратно к подъезду, и… из него вышла Настя?!. Я стоял на месте, как долбанная статуя, не в силах пошевелить даже глазом. Я лишь тупо смотрел на девушку, дико похожую на Настю, которая уже спустилась вниз по ступенькам и пошла куда-то в противоположную от меня сторону. — Настя! – крикнул, наконец, я и тут же сорвался с места.       Она обернулась, вопросительно посмотрев в мою сторону. — Настя… – я подбежал к ней и встал напротив. Моя грудь слишком часто вздымалась от ещё более частых вздохов. На лице сияла глупая и счастливая улыбка. Ведь я её встретил. Она всё ещё здесь живёт, а значит, есть все шансы, что она меня не забыла. — Мы знакомы? – она растерянно улыбнулась, смущенно смотря мне в глаза.       И в этот момент, знаешь, так хреново стало. Вот прямо как будто сердце сжали и не отпускали. И ноги ещё подкосились, мне так упасть хотелось. Прямо там. Прямо на этот холодный асфальт. А вокруг бы ходили люди и не замечали меня. Потому что я больше не чувствовал себя частью этого мира. Мой мир куда-то исчез. И я не мог понять, почему я не исчез вместе с ним. — Ты меня не узнаешь? – сглотнув, негромко спросил я. Голос начал дрожать, и к горлу подступал ком отчаяния. – Это же я, Тоша.       Настя, пожалуйста, не бросай меня! Я не выживу в этом мире без тебя. — Простите, но я первый раз вас вижу...       Её брови слегка нахмурились, и в целом она была немного напугана. — Да как так-то?! – я готов был кричать, но из меня вырывались лишь хриплые стоны. – Это же я! — Простите, но мне надо идти, – она напряжённо опустила вниз взгляд и, больше не посмотрев на меня, начала уходить всё дальше и дальше. — Настя, подожди!.. пожалуйста.       Я снова сорвался с места. Пока я стоял и не шевелился, она отошла от меня метров на двадцать. Мне оставалось добежать до неё всего два шага, как вдруг она сама останавливается, а какой-то парень, подошедший к ней, целует её в щёку и обнимает за талию. Целует в щёку и обнимает за талию мою девушку. МОЮ, СУКА, ДЕВУШКУ!       Я резко остановился прямо около них. Увидев меня, Настя растерянно отвела взгляд в сторону, слегка покраснев. Она испугалась меня. Моя маленькая, пугливая девочка. Почему ты тоже бросила меня?..       Парень, стоящий рядом с ней и по-прежнему обнимающий мою Настю за талию, вопросительно посмотрел сначала на неё, а затем и на меня. — Что-то случилось?       Неотрывно смотря до этого на мою Настю, я с трудом перевёл взгляд на парня, напряжённо сглотнув. — А... нет, простите, я, кажется, обознался, – я снова посмотрел на Настю и успел встретиться взглядом с её безразличными глазами. – Извини…       Развернувшись, они оба отдалялись от меня всё дальше, а я смотрел им вслед и понимал, что моя Настя уже не моя. Она перестала быть моей, когда я увидел полное безразличие в её глазах. В них не было прежней любви, нежности, ласки, которые я привык видеть в её голубых глазах и уже воспринимал это, как само собой разумеющееся. Сейчас в её глазах были лишь безразличие, отстранённость и непонимание. Она меня не знает. И это убило во мне последнюю надежду. Последняя ниточка, связывающая меня и мою прошлую жизнь, порвалась.       В Насте изменился не только её взгляд. В ней изменилось практически всё. Я смотрел на неё и с трудом узнавал свою прежнюю Настю. На ней были надеты простые джинсовые шорты и белая майка, а на ногах были голубые кеды. Кудрявые волосы собраны в хвост, а на лице практически не было косметики. Она была такой простой и ничем неприметной, что я даже не сразу узнал её. Мне никогда не нравилось, что она носит простые вещи. Мне хотелось, чтобы моя девушка выглядела эффектно. Поэтому во время наших прогулок на ней в девяти случаях из десяти были надеты платья, юбки или какие-нибудь обтягивающие джинсы с блузкой. Она почти не ходила в кроссовках, да и кеды надевала очень редко. В основном это были босоножки, туфли или балетки. Настя не обладала яркой и запоминающейся внешностью, и мне хотелось, чтобы хоть что-то было в ней привлекательное. Она и понравилась-то мне лишь потому, что в клипе была в образе стильной красотки. Но ты не подумай, я не заставлял её надевать только платье и каблуки, держа над ней пистолет или ставя условия, мол, не будешь красиво одеваться, мы расстанемся. Я просто говорил, что в платьях и юбках ты гораздо красивее, чем в штанах и шортах. А блузки и топики на тебе смотрятся лучше, чем футболки и кофты. И она сама надевала то, что нравилось мне. Я тупо ей манипулировал. Я хотел, чтобы она выглядела достойно рядом со мной, а сейчас я смотрю на неё, на эти простые шорты, длинную майку с какой-то странной надписью, на кеды, на её высокий, бесформенный хвост, на её красивое и милое лицо даже без тонны косметики, и понимаю, что это не она была меня не достойна. Это я её не достоин. И только когда потерял её, когда на моё место пришёл кто-то другой, я только тогда понял, что она не принадлежит мне. Она может уйти в любой момент. К кому-нибудь, кто будет её ценить, уважать, любить. Потому что я этого всего не делал. У меня не было к ней любви, у меня не было даже влюблённости. Тупо симпатия, не больше. И та вскоре переросла в чувство собственности. Я не хотел, чтобы она любила так кого-то другого, и лишь из-за собственного эгоизма и самолюбия держал её рядом с собой. Я не хотел сделать её счастливой, я хотел, чтобы хорошо было мне. О том, что чувствует Настя, я думал мало.       Когда она отошла от меня на несколько шагов, я увидел в её руках три тюльпанчика. Она простая. И она всегда мне говорила о том, что ей не нравится эта шаблонность, не нравится весь этот пафос и псевдостиль. Ей нравились простые вещи, а я пытался сделать из неё очередную расфуфыренную куклу, каких миллионы. А таких, как Настя, больше нет. Она одна. И я не видел раньше в ней того, что делало её особенной.       Я даже не помню, когда дарил ей последний раз цветы. Кажется, это было восьмого марта. Пять тюльпанчиков и коробка конфет. Я считал, что этого достаточно. Я даже не удосужился провести с ней этот день вместе. Сначала репетиция, потом тусовка в клубе. И между ними перерыв на то, чтобы передать подарок. Затем я ушёл в клуб, а ей наврал, что возвращаюсь на репетицию.       Чем дальше они отходили, тем чётче я понимал, что они счастливы вместе. Она смотрит на него с любовью, её глаза горят, улыбка светится. И он смотрит на неё точно так же. Он тоже смотрит на неё с любовью, в то время как я на неё практически не смотрел. И тогда я подумал. Может оно и к лучшему?.. Ну, всё это. Всё это исчезновение парней и Насти из моей жизни. Я никого из них не ценил и относился как к должному. А они заслуживают лучшего отношения. Точно не такого, какое я могу им дать. А я заслуживаю именно этого. Я заслуживаю того, чтобы в один прекрасный день остаться один со своим долбанным эгоизмом.       По дороге домой, я зашёл в алкомаркет и купил себе бутылку водки. Сегодня очень хуёвый день, и если я не выпью, то мои мозги расплавятся и вытекут из ушей. И тогда я сдохну где-нибудь в подворотне от расплавления мозга. А может и от инфаркта. Хуй его знает, отчего я сдохну. Но сдохнуть очень хотелось. И чем раньше, тем лучше.       Когда я пришёл домой, первым делом, что я сделал, – открыл бутылку и тут же выпил грамм двести залпом прямо из горла. Всё внутри начало неприятно жечь, но уже через несколько секунд эта боль смешалась с другой болью сегодняшнего дня, и всё это дерьмо настолько перемешалось, что я вскоре перестал понимать, из-за чего мне так хреново.       Зайдя в комнату, я включил компьютер и открыл браузер. Я зашёл на свою страницу в «Вконтакте» и увидел то, о чём мечтал, пожалуй, последние года три. Ни одного сообщения. Ни одной заявки в друзья. Ни одного подписчика. Ничего. Моя страница ничем не отличалась от среднестатистической страницы любого другого пользователя. Я долго этого хотел, но вот в тот момент я готов был отдать всё, что угодно, лишь бы вернуть всё на место. Меня никто не знает. Никто не знает группу «Нервы». Никто не знает барабанщика группы «Нервы». А всё лишь потому, что не существует никакой группы «Нервы». И барабанщика больше тоже не существует.       Я сделал ещё пару глотков из горла и, поднеся руку к носу, глубоко вдохнул.       Если нет группы «Нервы», то значит и нет барабанщика группы «Нервы». А раз нет барабанщика, то кто я тогда такой? Чем я занимаюсь? Что я делаю? Чем я занимался последние шесть лет?..       Меня это пугало. Пугала неизвестность. Я совершенно ничего не знаю о себе. О своей жизни. Я не знаю, что вообще произошло за эти шесть лет, если в них не было группы «Нервы». Я чувствовал себя так, словно только что вышел из комы, в которой пробыл почти шесть лет. И я не имею ни малейшего понятия, какие изменения произошли в моей жизни за эти годы. Что я делаю? Учусь? Работаю? А может играю в другой группе? А что, если я женился, завёл семью или что-то в этом роде? А вдруг я нарушил закон? Что могло произойти со мной за эти шесть лет? Да всё, что угодно. И это пугало меня больше всего.       Когда алкоголь окончательно отключил мой мозг, я решил позвонить маме. Я знаю, это был самый тупой поступок, какой только можно было сделать в таком состоянии, но я повторюсь: алкоголь напрочь отключил мой мозг. — Мам, скажи, а чем я занимаюсь? – полным горести голосом спросил я, после жаркого маминого приветствия. — Сынок, ты что, заболел? – она начала волноваться. Эх, мамочка, лучше бы я заболел. — Я не играю в группе? – если бы я осознавал, что говорю, этого разговора бы не было. — Тош, не пугай меня... — Мамуль, родная, просто скажи, что я делаю в этой жизни.       Я был в отчаянии. А ещё я был очень пьян. Я не знал, как это узнать, и на тот момент поговорить с мамой казалось мне единственным верным решением. — Учишься. Надеюсь… – она на секунду замолчала, а потом обеспокоенно поинтересовалась: – Тебя ведь ещё не выгнали из института? — Института?.. – то, чего я боялся больше всего в жизни. – Нет, конечно, не выгнали. Всё отлично, – я грустно улыбнулся, хоть мама этого и не могла увидеть. – То есть... Я не играю в группе, да?       Я сглотнул. — Нет... Не играешь. И никогда не играл, а что... что случилось? — Да нет, ничего, всё в порядке, – я постарался сказать это максимально нормальным голосом, но не могу с уверенностью сказать, что у меня получилось.       Я попрощался, сказав ещё раз пять, что всё в порядке и ей не о чем беспокоиться, и отключился, отложив телефон в сторону. Допив последние капли алкоголя и вдохнув полной грудью запах своего рукава, я противно наморщился и посмотрел в сторону. Мой взгляд наткнулся на рюкзак, лежащий почти у двери. Шатаясь и чуть не упав, я дошёл до него и, взяв в руки, заглянул внутрь. Две толстых тетради, ручка, карандаш и зачётка. Взяв её в руки, я положил рюкзак на место и открыл эту тонкую хрень, которую четыре года назад, поступив в музыкальный институт и проучившись там два месяца, я даже не успел получить. На первой же странице я увидел свою фотографию, своё имя и печать института. Пролистав ещё пару страниц, на которых были проставлены зачёты и даже экзамены, я понял, что это уже точно нихрена не розыгрыш. Это моя зачётка. Зачётка студента Киевского института музыки, в который я поступил четыре года назад. Но потом ушёл, потому что мне стало скучно и потому что было весьма сложно совмещать учёбу с игрой в группе. А поскольку «Нервов» в моей жизни больше нет, мне некуда было уходить, и я остался учиться в институте… — СУКА! – со злостью крикнул я и швырнул зачётку в стену. Тонкая книжка упала на пол и открылась на первой странице. Смотря со злостью на свою фотографию, я сжал челюсти и тяжело задышал. Сердце болело с такой невероятной силой, что мне тупо в ту секунду хотелось сдохнуть. Но я лишь упал на стену, запрокинув голову назад, и чуть слышно простонал: – Сука…       И скатившись вниз по стене, я уселся на пол и просто разрыдался.