Oh baby, when they made me They broke the mold ♫ Fall Out Boy - Coffee's For Closers
* * *
Леншерр спал у двери комнаты Чарльза уже второй день. Он отходил только для того, чтобы справить нужду, забывая поесть и засыпая всего на несколько часов – от слабости. На третий день он заставил себя подняться и пойти на кухню – Чарльз не выходил из комнаты, а это значит, что он тоже не ел. Такого Леншерр не мог позволить. Всё осталось нетронутым с того утра – недорезанный салат, уже ссохшийся лук, нож с запёкшимися каплями крови. Эрик с удивлением посмотрел на свою руку – так и есть, тоже в крови. Он убирался тщательно, выбрасывая пропавшие продукты и отмывая посуду вручную. И каждые десять минут он поднимался на второй этаж в надежде увидеть дверь приоткрытой – но нет, Чарльз не открывал и не отвечал ему. Руки дворецкого дрожали – этого с ним не случалось никогда и ни при каких обстоятельствах, теперь же пальцы не слушались, а просто порезать что-то становилось целым испытанием для него и его нервов. Эрик приготовил тосты и – сварил кофе. Налив в чашку чёрный напиток, дворецкий сжал пальцы на краю стола. До боли сжал, смотря в простую белую чашку и не понимая, что происходит. Кажется, только вчера он застал юного Ксавье на кухне ночью – а сегодня уже является причиной его боли. Невыносимой боли. Эрик был рядом с этим мальчиком слишком долго, чтобы понимать, что он натворил. Все их разговоры, все их секреты, все тайны Чарльза, всё его доверие – Леншерр предал всё это, когда притворился роботом. Он хотел как лучше, он хотел стать другом для юноши, который не находил в своём окружении того, с кем мог поговорить о чём угодно. И он всё потерял. Карьера дворецкого, ранее безупречная, его жизнь, которая точно была под угрозой, ведь вряд ли чета Ксавье оставит без внимания произошедшее – без внимания полиции, конечно – всё это было таким… неважным. Эрик перевёл взгляд на лестницу. Сколько раз он оборачивался, видя, как Чарльз заходит сюда? Всегда, когда не было родителей, юный Ксавье завтракал на кухне – рядом с ним, Эриком. Болтал или сосредоточенно читал, требовал хлопья или послушно ел то, что ему приготовит дворецкий – это было счастьем, видеть его так близко, видеть его улыбку и слышать, какой вкусный кофе Эрик снова приготовил. Глаза защипало – и мужчина зажмурился, с трудом подавляя в себе желание взять нож и просто воткнуть его себе в сердце. Живое, настоящее, человеческое сердце, которое сейчас так безумно болело – из-за маленького Чарльза, его Чарльза, которого он предал. Эрик нёс завтрак на подносе словно в тумане. У него перед глазами одно за другим мелькали их утра – с самого начала знакомства, как он будил Чарльза и послушно отходил на пять минут, выполняя приказ разбудить позже, как застилал его кровать и готовил ему одежду. Как спокойно заходил к нему в ванную, подавая полотенце и халат. Как просыпался рядом с ним, сжимая в объятиях своего юного господина, спавшего так безмятежно и спокойно. Кажется, Эрик помнил каждую веснушку на плечах и лице Чарльза, каждую из этих озорных рыжих точек – поцелуев солнца. И каждый их поцелуй он помнил так хорошо, словно и правда был роботом, фиксировавшим в памяти каждое событие. Леншерр поставил поднос на пол и постучал. - Сэр, вам надо поесть. Тишина. Эрик постучал снова, слыша, что Чарльз завозился в комнате. - Пожалуйста, сэр, вы должны поесть. Мягкие шаги, неслышимые для обычных людей, но Эрик знал эту походку наизусть и различил бы её в любом состоянии. Он задержал дыхание. Чарльз ответил глухо, и по его голосу Леншерр понял: если не всё время, то большую часть своего добровольного заточения Ксавье плакал. - Только если ты отойдёшь. - Но, сэр… - Я не хочу тебя видеть, - Чарльз снова всхлипнул – и Эрик услышал удар кулака в стену. – Не хочу! - Да, сэр… Он скрылся в соседнем коридоре, слыша, как через минуту открывается дверь. Эрик хотел выглянуть, чтобы хоть на секунду увидеть Чарльза, убедиться, что тот в порядке и ничего с собой не сделал. Но это могло отбить у юноши всякое желание есть – и этого Леншерр действительно боялся. Когда дверь хлопнула, он вернулся в коридор – и вдруг понял, всем своим существом ощутил, насколько он жалеет, что не робот, потому что так не хотелось чувствовать, так не хотелось ощущать эту боль. И тем страшнее было представлять, что чувствует его мальчик. Просто поднос, вопреки ожиданиям Эрика, не был пуст. Чарльз забрал тосты. Чашка с кофе осталась на своём месте, нетронутая.