Да, сердце рвется все сильней к тебе, и оттого оно — все дальше.
Наспех сложённая шелковая рубашка мягко шлепнулась на дно чемодана. За ней так же быстро отправились туда и другие предметы гардероба: галстуки, несколько футболок, даже брюки от дорогого костюма, совсем не должным образом едва ли не скомканные до состояния половой тряпки. Хозяин этих вещей быть может и относился к ним с чуть большим трепетом когда-то давно, однако теперь, переполняемый эмоциями, что невозможно было так просто обуздать, он всего навсего в спешке собирал свои скромные и не очень скромные пожитки, даже не обращая внимания на то, что именно отправлялось в его чемодан. Да ему было и не важно: сам процесс сбора этого хлама увлекал его намного больше, чем бесцельное хождение по пустой комнате, а ещё руки были заняты, что, несомненно, было огромным плюсом — иначе пришлось бы продолжать ломать чьи-нибудь шеи и кости, что наверняка привлекло бы ненужное внимание. Взгляд невольно упал на небольшую книжонку, опрометчиво забытую здесь хозяйкой. Казалось, хоть какая-то месть — тонкий переплёт мгновенно ударился о стену, едва не развалившись на исписанные неровным почерком странички. Теперь казалось мало. Будто бы ярость, таившаяся внутри, почуяла внезапно шанс вырваться наконец на свободу, и теперь совсем не собиралась и дальше отсиживаться где-то в недрах грудной клетки, плохо сдерживаемая последними отголосками холодного разума. Вслед за книгой полетела одинокая свечка, восковой кляксой впечатавшаяся в поверхность стены, потом странноватая стеклянная игрушка и антикварный канделябр дополнили общую картину своими осколками. Ещё мгновение, и Люсьен с иступленным и таким беспомощным криком перевернул стол, а затем и сам почти рухнул рядом с ним, будто бы ощутив в нем родственный надрыв. Только вот в столе лишь небольшая трещина, а в нем, древнейшем вампире, теперь, казалось, настоящий разлом. Он и раньше чувствовал себя отвергнутым, но таким, ТАКИМ отвергнутым Люсьен Касл ощутил себя впервые. Преданным. Ненужным. Словами было не описать. И как же так выходит? Неужели все девушки, которым решается он доверить своё сердце, считают обязательным его раскромсать?! Фрея, мерзкая Фрея — по телу пробежала болезненная судорога — неужели совсем ничего не почувствовала? Кровь била в ушах. После всего, что они пережили?! Люсьен резко подскочил, пошатываясь, будто бы после наркоза. В голове кружил туман ненужных мыслей. Как-то сразу вспомнились все пытки, что он ей уготовил, однако думать о них впервые не было сил. — Да черт с ней, с этой Фреей чёртовой Майклсон! — Он попытался вложить в ее имя весь яд, что так и переполнял его гортань, но сам же быстро осознал, как жалко прозвучала эта попытка. Пора взглянуть в глаза реальности, не так ли? — Я влюбился в неё. — Приговор или осознание ошибки? Люсьен супился и кусал губы. — Она меня отвергла. — Хотел сказать это как можно жёстче, хотя бы себе, хотя бы сейчас, но голос снова дрогнул, предал, дал трещину, и вот простой факт показался ему не иначе, чем копьем в сердце, а может и больнее. Вывод напрашивался сам собой. Ведь Люсьен до сих пор не сбежал только потому, что в глубине своей недостойной душонки не хотел покидать Фрею, и даже надеялся немного на взаимность. Сейчас же все стало на свои места. Ведьме он не нужен точно так же, как не нужен ни одной живой душе в этом городе. Фрея была для него единственным якорем, теперь же она сама обрубила ржавую цепь. Теперь уж точно нет смысла оставаться. Разве что ждать, пока это семейство организует новую расправу над ним. Мысль об очередной смерти невольно кольнула в боку, и Люсьен с новыми силами принялся собирать свои вещи, в необходимости которых он далеко не был уверен. Сам понимал: ему бы уехать поскорее, и плевать на эти тряпки, плевать, плевать на то, что подумают, когда увидят этот погром, плевать на стремление Кола в третий раз вырвать ему сердце — второй раз это сделала Фрея — да даже на грозящую охоту за его головой теперь уже просто на-пле-вать. Тут выбраться бы живым с амулетом сокрытия и сидеть зализывать раны где-нибудь на другом конце материка, а то и мира. Тут просто бы выжить, а то, что без Фреи Майклсон дальше и не живётся как-то — так, мелочи. Плевать. Сам понимал: свалить бы отсюда скорее, так зачем оттягивал момент? Сегодня ещё повезло. Ни Кол, ни уж тем более Фрея не заявились к нему домой. Неизвестно, чем промышлял сегодня младший Майклсон, но контроль он все же ослабил, впрочем, совершенно зря. Пускай отныне мучается тем, что упустил такую опасность. Люсьен между тем решил-таки отдать должное Фрее: она вернула его душу, сама того не желая дала ему очередной шанс, сделала огромную работу, и все ради чего? Чтобы чуть меньше мучиться угрызениями совести. Можно было бы конечно отомстить и оставить ведьму ни с чем, однако представлять ее заплаканное лицо было Люсьену как-то больно и как-то совсем уж не так приятно. Он взял первый попавшийся листок и принялся в красках описывать все, что необходимо было знать Фрее для воскрешения Давины. За окном назойливо шумели машины. Зачем скучать по городу, который не будет скучать по тебе? Написал в конце «С любовью, твой Люсьен» и сразу же зачеркнул «с любовью», словно что-то постыдное или слишком откровенное. «Твой» перечеркал тоже, потому что вспомнил вдруг, что Фрея так и не пожелала его в своём сердце. Остался «Люсьен». Остался один Люсьен, как, впрочем и всегда. Философские размышления одинокого Люсьена прервал робкий стук в дверь. Запах знакомый до боли, до тошноты, до быстрой и нервной улыбки. Сердце забилось быстрее — Он непроизвольно потянулся к карману брюк и, не до конца осознавая свои действия, дрожащей слегка рукой выудил оттуда небольшое кольцо с красным камнем. Пошёл открывать. Голова как будто в тумане, в сердце дюжина иголок. Резким движением распахнул двери и замер вдруг — словно окатило водой. Вздох колючей проволокой опустился в легкие. Он знал, Кто за дверью, но ко встрече готов абсолютно не был. — Привет. — Фрея взволнованно и смущенно поджимала губы, стискивая тонкие ручки своей сумки, словно то был спасательный круг. — Впустишь меня? Раньше бы ни за что не спросила — прошла бы напролом, будто боевой танк. Люсьен молча отошёл в сторону, невидящим взглядом проводил тонущий в темноте силуэт и громко захлопнул двери. Фрея уже хозяйским движением включила свет, окидывая глазами учинённый Люсьеном беспорядок. Сама она смотрелась потрепанной и очень уставшей, однако что-то все же выдавало в ней непонятную нервозность, дерганность, которую незнающий человек мог бы легко спутать со страхом. Может она и боялась. — Собираешься куда-то? — Рассеянно, но с привычной долей настороженности в голосе ведьма первой нарушила тишину. — Нет. — Также привычно солгал Люсьен, — Просто перебираю вещи. Желание отомстить окончательно улетучилось само собой. Пальцы плавно скользнули в карман, вернув на место кольцо. Теперь сердце снова охватила бешеная, неразделенная нежность, которую так хотелось сейчас же выплеснуть наружу, обнимать, целовать, хотя бы в красивый лоб, но лучше, конечно же, в губы, трогать волосы, спину, запястья, любовно гладить по мягкой щеке. На всякий случай Люсьен не стал подходить ближе, предпочитая в этот раз держать дистанцию. Он честно ждал, с чего же Фрея начнёт диалог, готовый поддержать любую тему. — Я не должна извиняться. — Фрея, глубоко вздохнув, подняла наконец взгляд. — А ты не должен был так поступать. Как ты вообще так можешь? Дальше Люсьен не слушал. Зачарованно следил за тем, как она то злилась, то чуть ли не плакала, в красках описывая свои чувства. Что-то про долг, что-то про совесть, семью, куда же без неё. Что-то о том, как он убил одного ее брата и чуть не убил остальных — ничего интересного. Что-то про то, как теперь он вообще имел наглость распускать руки, и тут же маленькая ремарка — даже не спросив. Потом она замолкла. Так и стояла со своими печально возмущёнными глазами, а Люсьен и не знал что делать, ведь как утешать девушку, у который единственная проблема — это ты, снова самый плохой во всем мире? — Я больше не стану, Фрея, если ты так не хочешь. — Не станешь. Она шумно сглотнула. Одной ногой шагнула ближе, другой осталась стоять на месте, словно все ее тело поделилось каким-то образом на два враждебных лагеря, которые устроили гражданскую войну внутри. За одно мгновение Фрея Майклсон стала похожа на зверька, уличную кошку, которая может и хотела бы подойти к раскрытой ладони, но в то же время безумно боялась это сделать. Верь Фрея в бога — обязательно бы перекрестилась, ибо самой ей то и дело казалось, что она делала шаг навстречу дьяволу. За шагом ещё один шаг. Ноги тряслись, и она почти побежала, боясь внезапно упасть. Побежала вернуть украденный поцелуй.***
У дальнего стола Кол скурпулезно раскладывал разные бумажки, как оказалось, необходимые для их задумки. Пришёл он только утром, немного злой, но счастливый и приятно взволнованный. Охваченный потоком своих эмоций, он даже не ощутил перемены, которыми расцвёл вдруг воздух в этом доме. Другие взгляды, другой ритм сердца, даже чересчур схожие запахи двух совершенно разных тел не смогли его насторожить — одной ногой он был уже на белоснежном пляже рядом с любимой Давиной, и теперь просто не мог сосредоточиться на деталях, которые его особо и не касались. Люсьен мягко накрыл своей ладонью руку Фреи, но та сразу же одернула ее назад, испуганно обернулась на младшего брата и отошла в сторону, показательно увеличив расстояние. На хмурый и непонимающий взгляд Люсьена ответила лишь быстрым кивком головы и поджатыми губами — объясняться ей совершенно не хотелось. Как и быть здесь. Стоять рядом с человеком, которого целовала пол ночи и сознавать, что это была одна очень большая ошибка. Слабость. Выброс непонятных гормонов в кровь, неважно. После слов старухи и внезапного поступка Люсьена что-то ударило и ей в голову. Встрепенулось в груди, ножом отпечаталось в животе, настолько сильным вчера было ее волнение. Теперь все это прошло. Теперь она ощущала себя разбитой, выжатой. Грязной. Казалось, ответив на его поцелуй, пусть и с опозданием, она предала свою семью, которая столько от него натерпелась. Но иначе она предала бы себя, ведь впервые за столько лет Фрея Майклсон сделала то, чего по-настоящему хотела. Хотела ведь? Люсьен попытался снова подойти ближе, но девушка быстро ускользнула к брату, словно спрятавшись от него в защитной зоне. Бедный Люсьен. Смотреть на него было жалко: совсем потерянный, обиженный и очень несчастный, он одиноко и, как ей показалось, так неловко стоял у соседнего стола, брошенный на растерзание своим догадкам. Невольно всплыло в памяти то, с какой нежностью, с каким трепетом всего несколько часов назад он прижимал ее к себе, как целовал в макушку, зарываясь пальцами в ее волосы. Как глаза его, хитрые, жестокие, казались такими бархатисто ласковыми в плавном полумраке комнаты, и как ей хотелось смотреть в них, не отрываясь ни на секунду. И мир словно исчез тогда. Мир не был нужен, важен, мир не существовал в тот миг. Только они двое в каком-то тайном месте, скрытом от всего плохого. Только его руки, сильные, тёплые, защищающие ее, казалось, от всех невзгод. Почему тогда она так боялась этих рук сейчас? И тело, и душа стремились отчего-то лишь к нему, только разум был максимально против такого слияния. И она, на мгновение потеряв-таки контроль, шагнула вдруг навстречу, но тяжело вздохнула и, будто собирая по кусочкам остатки здравого смысла, с трудом вернула своё внимание изучению писанины, что дала ей эта безумная старушка. Впрочем, всякие попытки взяться за работу были совершенно напрасны. Фрея не могла взять себя в руки, и думать тоже совсем не могла. Либо о прошедшей ночи, либо вовсе ни о чем. Словно белый колючий шум упрямо проникал ей в голову, и девушка с радостью его впускала, лишь бы не приходилось раз за разом прокручивать в голове воспоминания о касаниях Люсьена, которые, стоило только воспроизвести их в мыслях — тут же оседали на талии и плечах, пуская по телу взволнованный холодок. Кол спросил что-то о заклинании и Фрея рассеянно закивала головой, для большей убедительности даже бросив в воздух парочку утвердительных фраз. С трудом дотянула до вечера: ей казалось, рано или поздно она непременно расколется под ледяным взглядом Люсьена или не выдержит и прямо выскажет Колу, что конкретно сейчас ее мысли заняты совсем не возвращением его возлюбленной. Получила от сидящего в двух метрах от неё Люсьена сообщение с просьбой встретиться наедине и показательно положила телефон экраном вниз. Просто не хотелось разбираться. Делов-то: посмотреть в глаза и сказать, что все это было ошибкой, что зря она пришла и зря его поцеловала, но вот язык почему-то не поворачивался. Даже в мыслях.***
— Так и будешь прятаться? Девушка содрогнулась и стыдливо отодвинула в сторону почти опустошенный стакан с виски. На веранде было темно и тихо. Ветер, мягкий, но прохладный, упрямо заигрывал с ее растрёпанными волосами, принося с собою сладкий запах уже изживающих свою пору цветов. Мужчина притянул к себе соседний стул и неслышно опустился неподалёку. Не далеко, но и не слишком близко. За такую заботу об ее личном пространстве Фрея, неожиданно для себя же, испытывала крайне нежную благодарность. — Фрея. — Звук его голоса небрежно влился в ставшее привычным затишье. — Милая Фрея. Нравится тебе или нет, но все, что сказал я или сделал за эти пару дней, я готов повторить. Один взгляд на его лицо и в голове бегущей строкой лишь одна мысль: «Неправильно. Неправильно. Неправильно». Люсьен потянулся к ее рукам и Фрея быстро вручила ему свой стакан, как будто своеобразную отмашку, мол, вот, возьми и не трогай. И он взял, но так же быстро отложил этот заменитель в сторону, не желая больше ходить вокруг да около. — Зачем тогда пришла вчера? — Пускай прозвучало как упрёк, но лишь от того, что сам Люсьен Касл внезапно растерял все свои мысли и теперь готов был выть от безысходности. Неужели он зря выбрал остаться? Неужели Фрея Майклсон просто подшутила над ним? Он видел, как тяжело и грустно ей было, и сам же невольно впитывал ее эмоции, забывая ненароком про свои обиды и злость. Чувства Фреи стали внезапно важнее, чем его собственные, и он даже ненадолго ощутил себя последним подонком за то, что так бессовестно давил на объект своего воздыхания. Стыд, однако, довольно быстро сошёл на нет — Люсьен может и шёл порою на поводу у своих эмоций, но за тысячу лет разум и расчёт очень прочно въелись в его натуру, не позволяя слишком долго бездействовать в ожидании чуда. Сердце его обливалось печалью не до конца разделённой любви, однако мозг уже продумывал новые стратегии захвата. — Я влюбился в тебя. А у тебя какое оправдание? — Люсьен испытующе посмотрел на Фрею, но та отчего-то совсем не спешила сдавать позиции. — С меня хватит. — Она резко подскочила со стула, за пару быстрых шагов оказавшись у двери. Колотилось сердце, то ли от злости, то ли от осознания того, каким же сладким для ушей оказался звук рискованного признания. Как укололо где-то чуть ниже рёбер, как ласково, и как жестоко прозвучало это странное слово, которое ей не доводилось слышать уже много-много лет. И ничего не оставалось, кроме как сбежать, потому что потом, наверное, снова будет слишком поздно. Тем временем Люсьен быстро понял: надо было срочно что-то предпринять, ведь вездесущий Кол, отлучившийся из дома пару минут назад, вот-вот мог вернуться и разрушить его единственный, казалось бы, шанс на успех. Победу. Любовь? Фрея обернулась на громкий хруст старого дерева. Жалкие остатки удобного некогда стульчика быстро упали к ее ногам, а взгляду сразу предстал Люсьен, приставляющий к собственному сердцу отломанную от стула ножку. — Дай мне шанс или дай мне умереть! — На сумбурную попытку Фреи приблизиться к нему вампир проткнул свою грудную клетку, упиваясь собственной болью и испуганным взглядом девушки. — Это лишь заноза по сравнению с тем, что сделала мне ты. Порванная рубашка обрамлялась багровым кольцом. Фрея, казалось, не верила ему, и Люсьен упрямо ввёл импровизированный колышек ещё ближе к сердцу. Шумный вдох и крики о том, что он окончательно слетел с катушек лишь добавляли ему уверенности — значит ведьме не все равно, значит, потерять его она все же боялась. — Никаких банальностей, любовь моя, я на деле докажу, что я жив только благодаря твоей любви! — Он улыбался. Фрея с трудом сдерживала слезы. — Ты чокнутый, Люсьен, ты просто рехнулся! Вытащи это из себя! Кровь била в ушах. Фрея боялась шагнуть ближе и боялась пойти на поводу. Фрея боялась, что он совсем не шутил. Рука его тем временем внезапно дрогнула, а с губ слетел довольный, но испуганный полустон — полувсхлип. Искривлённое от боли лицо стало понемногу сереть, а на шее и лбу прорезались первые тёмные венки. Сам он очень тяжело дышал, в то время как темно-алая кровь с пугающей обильностью сочилась из его распотрошенной груди. Сомнений не оставалось: Люсьен — псих, самый настоящий и не готовый размениваться на шутки. — Прощай, Фрея? — С ее именем губы Люсьена резко стали совсем безжизненно пепельными, а с уголков рта тонкими линиями побежала кровь. — Нет! — Неожиданно для себя же вскрикнула Фрея, — Пожалуйста! Ты мне нужен! Услышав заветные слова, Люсьен вымученно улыбнулся, и лицо его показалось ей внезапно таким парадоксально счастливым. Вот только сил вытащить из себя этот кусок дерева у него уже не оставалось, и он непременно рухнул бы на пол, позволив колышку окончательно проткнуть умирающее сердце, если бы не вовремя подхватившая его Фрея. Щепка тяжело выходила из груди, руки девушки дрожали, кровь быстро застывала на ладонях. Люсьен как мог смеялся, когда сама ведьма Майклсон с влажными от слез глазами прижимала его к себе, ревностно следила за тем, как медленно заростала его рана и, вроде как — быть может, это была предсмертная фантазия Люсьена Касла — едва ощутимо целовала его в макушку.