youth

Юнги в какую-то из очередных бессонных ночей прочитывает статью, в которой говорится, что пугающее своими размерами число подростковых депрессий обусловлено резкими всплесками гормонов и непомерно большой ответственностью, неожиданно сваливающихся на плечи неподготовленного к этому человека. Мин читает много заметок, пролистывает одну браузерную страницу за другой и понимает, что его состояние очень похоже на то, что описывают врачи, но знает, что здоров. Он здоров - совершенно здоров, и все его желания настолько же естественны, как голод и жажда. Если психиатры правы, то весь мир безнадежно болен без шанса на выздоровление. Юнги не верит в депрессию; он верит в то, что жизнь не стоит тех усилий, которых она так эгоистично просит. Самое странное в его состоянии - то, насколько плавно и органично оно внедряется в его рутину. Мысли о смерти становятся постоянным спутником, тихо нашептывающим убаюкивающие речи откуда-то из-за плеча. Они не пугают и не вызывают желания попросить помощи - они и являются той самой помощью, желанным подтверждением того, что Мин не сошел с ума, что он действительно видит правду, что зрение не искажает никакая болезнь; наоборот, что перед Юнги лишь кристально-чистая правда о грязном, прогнившем, несчастном мире. Юнги часто слышит о том, что обычно люди впадают в тяжелые состояния после сильных эмоциональных потрясений, болезней, несчастий; самому Юнги просто скучно. Он не замечает, как вдруг горло начинает саднить, умоляя стянуть себя петлей, а руки тянутся к ножу, как пальцы уродливо искривляются, стремясь разодрать кожу на запястьях. Юнги проваливается в себя и свои мысли так, будто его поглощают зыбучие пески. В одну секунду он стоит на твердой почве, а в следующую - оказывается зарыт в мягкую почву по шею, не в силах пошевелиться. Как-то Юнги заходит на сайт психологической помощи для людей с суицидальными мыслями - так, от скуки. Перегруженный, плохо работающий сервер грузится очень медленно, и Юнги не знает, хватит ли у него терпения дождаться, пока страница полностью появится на мониторе. Но наконец перед Юнги открывается сайт, где парню тут же предлагают пройти тест, чтобы сделать краткий анализ его состояния. Юнги лениво тыкает на подходящие ему ответы, и через пару минут на экране высвечивается результат - список заболеваний и процент соответствия рядом с ними. Юнги коротко усмехается, глядя на то, что у депрессии стоят гордые девяносто пять; графа светится красным. Мину хочется засмеяться, потому что все это кажется таким нелепым - он уверен, что у каждого живого человека с мозгами будет такой же результат. Он не отвечает ничего необычного - он просто констатирует факты. Да, он не хочет жить. Да, он не чувствует радости. Да, он часто устает. Да, у него мало сил. Да, да, да. Но кто в здравом уме ответит нет? Сайт предлагает Юнги немедленно связаться с агентом службы поддержки, но парень кликает на крестик в открывшемся окошке чата. Последнее, чего он хочет - разговаривать, потому что говорить не о чем. Он не знает, что сказать, кроме как «если на самом деле хочешь помочь - приди и убей меня». Поэтому Юнги нажимает на вкладку со статьями. Он не надеется увидеть в них что-то новое, потому что они все одинаковые - авторы дают глупые, поверхностные, бесполезные советы, считая, что они правда кому-то пригодятся. Но они делают только хуже. Они - несмешная, жестокая шутка; мерзкая иллюзия, пропитанная лживым оптимизмом. И Юнги не ошибается. В статье какой-то автор рассыпается в стандартных словах, дает жалкие обещания о счастье где-то впереди и просит фокусироваться на мелочах - целые абзацы посвящены красоте природы, чудесах человеческих отношений и радостях жизни, про которые нельзя забывать даже в самые сложные времена. Автор говорит о том, что всегда есть выход, и Юнги, прикусив верхнюю губу, соглашается - выход есть всегда. Есть таблетки, ножи, петли - человеку просто нужно выбрать, что ему нравится больше. Автор все говорит, говорит, говорит, и тексту, кажется, нет конца - Юнги становится интересно, насколько же несчастен человек, который написал эту статью, если ему приходится так упорно убеждать себя в том, что счастье все-таки где-то есть. Отдельные абзацы посвящены любви, и Юнги чувствует, как его начинает тошнить. Он рассеянным взглядом пробегается по строкам, понимая, что и в них нет ничего нового. Юнги хочет честности, а не пустых обещаний. Он хочет увидеть, как люди, называющие себя помощью, перестанут выливать на бумагу сопливое вранье и признаются, что несмотря на весь свой жизненный опыт и многочисленные образования, эти тексты - порождения обычного животного страха. Он хочет убедиться, что его не держат за идиота, и что сами авторы - не конченные придурки. Он хочет, чтобы они признали, что понимают, что многие умрут в одиночестве. Автор пишет, что любовь уготована для каждого, и Юнги приходится откровенно заставлять себя читать дальше, несмотря на то, что с этой фразой вся статья потеряла для Юнги всю оставшуюся достоверность. Любовь - сказка; такая же, как истории про принцев и принцесс, что родители читают детям на ночь, только для взрослых. Все люди, чтобы жизнь не казалась настолько отчаянно бессмысленной, начинают коллективно верить в то, что эта сказка может стать явью, стоит лишь немного подождать. Юнги читает подобные статьи, смотрит мелодрамы, погружается в чувственные книги и понимает, что это то, чем люди хотят, чтобы была любовь. Они хотят верить в то, что она - воздушная, вскруживающая голову, искренняя, вечная. Они хотят верить в то, что однажды найдут того единственного человека, что полюбит в них все то, что они ненавидят в себе, и что дожидаться неизбежной смерти будет не так страшно. Юнги эта иллюзия кажется очень, очень жестокой. Люди мечтают умереть с тем самым единственным в один день, держась за руки; у Юнги вызывают уважение те влюбленные, у которых хватает сил сброситься с моста, соединив свои дрожащие от ужаса ладони, пока первичное чувство любви еще не ушло. Юнги не верит в любовь. Это звучит тривиально, глупо, слишком категорично и пафосно, но Юнги отказывается идти на поводу у завораживающей мелодии флейты крысолова, заходить в реку и тонуть со всеми остальными. Если быть точнее, Мин не верит в ту любовь, про которую все без устали талдычат, как заведенные - не верит в родственные души и вечное, всепоглощающее счастье, которое обязательно должно прийти, когда ты встретишь правильного человека. Юнги ненавидит три пресловутых слова, которые за долгие тысячелетия потеряли весь свой смысл и глубину. Нет ничего лживее, чем фраза «я тебя люблю». Она ненастоящая, фальшивая; она как фасад с красивой картинкой, что ставят перед разрушающимися зданиями, реставрацией которых никто не хочет заниматься. Есть люди, которые разбрасываются этими словами направо и налево; есть люди, которые молчат, приберегая их для особенного человека. И те, и другие, вызывают у Мина жгучее отвращение. Он не понимает, как одни могут так легко произносить «я тебя люблю» даже малознакомым людям, когда, казалось бы, это предложение должно нести в себе что-то жизненно важное, и не понимает, как другие могут наделять эти слова такой силой. Когда Юнги говорят, что любят, он не верит, потому что знает, что это вранье. Его нельзя любить, его невозможно любить, его не за что любить; он сам не чувствует той любви, что все описывают, и не верит в то, что кто-то еще ее действительно ощущает. Родительская любовь кажется еще большей насмешкой, чем предыдущая, и Юнги искренне не понимает, почему семейные отношения кто-то решил окрестить любовью. Это не любовь - это обязанность. У родителей нет выбора, кроме как любить своего ребенка, даже если он последняя скотина. У ребенка нет выбора, кроме как любить своих родителей, даже если они последние мрази. Семью не выбирают, и по какой-то причине общество решило, что каждый его член должен быть вечно благодарен тем, кто дал ему жизнь; должен любить только потому, что в их жилах течет одна и та же кровь. Иногда Юнги хочется кричать, потому что это грубое, жестокое заблуждение делает всех еще более несчастными, чем они есть на самом деле. Любовь, признательность, благодарность, как считает Мин, нужно заслужить, а «подарок» жизни, сделанный из исключительно эгоистических побуждений - недостаточный повод. Он не верит, что кому-то до него есть дело, потому что самому Юнги глубоко наплевать, даже если он говорит обратное. Он не верит, что кто-то по нему скучает, потому что сам Юнги не хочет никого видеть. Он не верит, что кто-то о нем переживает, потому что сам Юнги ни о ком не думает. Он не верит, что кому-то нужен, потому что сам Юнги ни в ком не нуждается. Юнги верит лишь Хосоку. Верит, когда тот сказал «я тебя люблю» всего через пару месяцев после знакомства. Верит ли из-за наивности, из желания быть кому-то нужным, из благодарности - неважно, но Юнги верит. Верит, пока не слышит, как девушка Хосока с трибун кричит ему эти три заветных слова, и тот расплывается в счастливой улыбке. Любовь, как кажется Юнги, не должна быть такой. Она не должна быть быстрой, не должна быть вот такой удивительно простой - она совсем другая; за ней не приходит красных щек и трясущихся рук. Любовь другая, и Юнги понимает это, год назад случайно поймав беглый взгляд Хосока. Юнги понимает, что любит Хосока, когда парню исполняется шестнадцать. Мину не нравится использовать это слово, но он понимает, что это любовь, несмотря на то, что она совершенно не похожа на то, о чем так часто повторяют люди вокруг. Хосок не становится идеальным - он по-прежнему громкий, излишне нервный, некрасиво опухающий по утрам и ворчливый, когда хочет есть. Он не умеет одеваться и подбирать хорошие прически, у него отвратительный одеколон и кожа, усыпанная прыщами. У него сбивчивая речь, срывающийся голос и иногда его слишком много. Он остается нелепым, и порой за него стыдно; в Хосоке не меняется ничего, но Юнги знает, что любит. Потому что, несмотря на все это, с Хосоком спокойно, даже когда он кричит. Потому что от Хосока приятно пахнет, даже когда он обливается своими духами, как в последний раз. Даже когда он чавкает за столом, когда он позорится на публике, когда пристает к незнакомым людям на улице, когда несет несусветную чушь, когда не чистит зубы по утрам, и из его рта неприятно пахнет, когда он плачет так отчаянно, что из носа начинают течь противные сопли, когда он ведет себя, как последний придурок, он остается домом. Юнги хочется к нему прикасаться. Хочется прижаться, обнять, взять за руку, поцеловать, несмотря на все те вещи, что отвращают; они никуда не исчезают, они остаются, и Юнги, кажется, видит их еще ярче, чем раньше, но ему все равно. Искренне, отчаянно все равно - ему все равно, как Хосок выглядит, что говорит, как себя ведет - он хочет прикоснуться к нему и никогда не отпускать. Хочет быть так близко, чтобы слышать его дыхание, хочет, чтобы в нос ударял противный запах одеколона и пота, хочет некрасиво целоваться и хочет молчать, часами слушая чужую сбивчивую болтовню. Если это не любовь - Юнги не знает, что было в голове у людей, которые давали этому слову определение. Сердце Юнги не начинает биться чаще каждый раз, когда он видит Хосока - у него иногда перехватывает дыхание, когда они сидят вдвоем, уставившись в какой-то фильм, и Мин замечает, как Хосок неаккуратным движением поправляет волосы, лезущие в глаза. Всего на секунду, на один болезненный момент у Юнги перехватывает дыхание, а затем он снова спокойно сидит на месте, погружаясь в спокойствие. Ладони Юнги не начинают потеть, когда он долго обнимает Хосока - у него иногда кружится голова, когда их руки случайно соприкасаются, всего на секунду, на одно мгновение, выбивающее почву из-под ног, у Юнги кружится голова, а затем он спокойно продолжает идти вперед, изредка поглядывая на чужую руку. Но Юнги видит, что для Хосока любовь другая. Для него это Джин Хо - такая же шумная и взбалмошная, как и он сам, заставляющая щеки пылать от смущения. Бойкая, разговорчивая, живая; совсем не похожая на самого Мина. На короткую секунду Юнги кажется, что у него и девушки больше общего, чем ему показалось на первый взгляд, но он все равно решает об этом не думать - даже если между ними и есть что-то похожее, Юнги никогда не сможет ее заменить. Он никогда не сможет стать ею - никогда не сможет заставить чужое сердце биться быстрее. Юнги знает это наверняка, потому что помнит. Он помнит, что когда впервые, когда они еще были детьми, сказал Хосоку, что любит, тот выглядел совсем по-другому. Спокойно и счастливо - Юнги тогда показалось, что Хосок тоже чувствует себя дома. Но для Чона любовь другая, как подтверждает его девушка - она громкая, яркая, заставляющая долго смеяться и жить; она делает жизнь проще. Для Юнги любовь - или то чувство, что он называет любовью из-за отсутствия более подходящего слова - делает жизнь лишь сложнее. Она селится в сердце, словно паразит, и заражает организм Юнги несбыточной надеждой на то, что однажды Хосок будет снова улыбаться для него, смеяться из-за него, танцевать ради него. Что однажды Юнги все-таки сможет взять его за руку и притянуть к себе, не как друга, что однажды он все-таки сможет поцеловать его и почувствовать пресловутые банальные фейерверки. Юнги ненавидит себя за то, что позволил Хосоку стать якорем, позволил мыслям о нем пускай лишь иногда, пускай и не полностью, но вытеснять назойливые идеи о самоубийстве. Юнги лежит у себя на кровати, поставив на повтор какую-то заунывную песню, и борется с желанием выблевать ужин. Ему кажется, что еда застряла где-то в горле, а в животе - неприятная тяжесть, и Мин заставляет себя не шевелиться. Во рту все еще чувствуется привкус еды, и Юнги сильно зажмуривается, не позволяя себе сделать большего движения. В его комнате сильно шумит кондиционер и громко играет музыка; Юнги немо кричит и теряется в окружающих его звуках. Примерно через час его телефон начинает вибрировать, и Мин осторожно поднимается с кровати. Он подходит к столу и читает появившееся на экране сообщение от Намджуна. Отправитель: Придурок #1
 Получатель: Вы Быстро приезжай ко мне домой. Быстро, Юнги. Я не шучу. Мин протяжно стонет и закатывает глаза. Он звонит Намджуну, и тот мгновенно поднимает трубку. Если это очередная попытка выманить меня из дома, то тебе лучше просто отъеба... Высунь голову из собственной жопы, Мин Юнги, - голос Намджуна низкий и серьезный, и Мин не замечает, как хватает рюкзак и начинает спускаться вниз по лестнице. - Не всегда все из-за тебя. У Чимина проблемы. Что с ним? - быстро спрашивает Мин, выбегая из дома. Снова упал, - отвечает Намджун и обрывает звонок. Юнги запрыгивает на свой велосипед и мчится вниз по улице, звонком разгоняя многочисленных прохожих. Кто-то кричит ему вслед, что нужно ездить осторожнее, но Юнги плевать - он не слышит. Мысли в голове Юнги мгновенно сменяют одна другую - он то успокаивает себя тем, что раз Чимин дома у Намджуна, то с ним не должно было случиться ничего страшного, то накручивает себя, представляя, при каких именно обстоятельствах Чимин снова «упал». Конечно у постоянных синяков на теле Пака могло быть какое-то другое объяснение, но Юнги прекрасно понимает, что знает истинную причину. Чего Юнги не понимает, так это того, как кто-то узнал о том, что Чимин гей. Пак всегда болезненно-осторожен - до такой степени, что никто из посторонних не сможет найти в его жизни следа Чонгука, даже если хорошенько постарается. Он не подходит к нему близко, когда появляется на публике, и никогда не говорит о нем; не держит в телефоне сообщений или фотографий. Он живет в состоянии постоянной паранойи и паники, которые должны были окупаться безопасностью. Должны были. Юнги швыряет велосипед на землю и быстро врывается в дом Намджуна, тут же вбегая вверх по лестнице. В комнате Кима уже есть все остальные - Хосок сидит на стуле, опустив голову вниз, Сокджин молча вертится вокруг Чимина, закрывая собой лицо Пака от Юнги, Тэхен стоит в углу комнаты, уставившись в пол, а Намджун помогает Сокджину, что-то тихо твердя Чимину; в комнате у Намджуна все, кроме Чонгука. - Что, блять, случилось? - спрашивает Юнги, пытаясь отдышаться. Тэхен и Хосок тут же смотрят на парня, одаривая его потерянными взглядами. Сокджин продолжает прикладывать какие-то тряпки к лицу Чимина, а Намджун выходит вперед и говорит: - У нас проблема. Юнги зло смотрит на Намджуна и, игнорируя протесты Сокджина, отпихивает его в сторону. Юнги берет Чимина за подбородок и поднимает чужую голову к себе, чтобы встретиться с Паком взглядом. То, что было лицом Чимина, сейчас больше напоминает кровавое месиво. Несмотря на то, что Сокджин долго обрабатывал раны, кровь все равно продолжает из них сочиться. У Чимина несколько глубоких порезов на щеках, рассечены губы и левая бровь; всюду уродливо-красные следы от чужих кулаков. В затуманенных, налитых кровью из-за полопавшихся сосудов глазах Чимина стоят горячие слезы, и Юнги, не в силах больше смотреть на чужое лицо, позволяет Паку отвернуться. - Почему он не в больнице? - тихо спрашивает Юнги, но ответом ему служит общее тяжелое молчание. Нетерпеливо оглядев друзей, Юнги кричит: - Я спросил - почему он не в больнице?! - Он не захотел, - неуверенно отвечает Сокджин. - И я умею... - Нихуя ты не умеешь! Кто ты, врач?! Сможешь губы и бровь ему зашить?! - Ну, я... - Идиоты! Сраные придурки! - орет Юнги, вырывая из рук Джина бинты и швыряя их на пол. - Кто-нибудь мне объяснит, что все это такое, и где, блять, носит Чонгука?! - Мы объясним, если ты перестанешь кричать, - спокойно говорит Намджун, но в его голосе чувствуется нарастающее раздражение. Юнги сжимает руки в кулаки. - И дашь кому-нибудь сказать, - Мин молчит, и Намджун продолжает. - Ему нельзя в больницу, потому что тогда придется объясняться с родителями, а они явно не поверят, что он просто упал. Чимин пару дней поживет у меня, пока более-менее не придет в себя. А Чонгуку он просил не звонить. - Я просил вообще никому не звонить, - сбивчиво произносит Чимин, но его все игнорируют. - А Куки не должен в это вникать. - Ты меня понял? - спрашивает Намджун, глядя Юнги в глаза. - Ты всерьез думаешь, что все так просто?! - Мин, не контролируя свой голос, снова кричит. Краем глаза он замечает, что Хосок начинает дрожать, но Юнги не может заставить себя говорить тише. - Что ты еще от меня хочешь? - ровно говорит Намджун. - Кто его избил?! - Я не знаю, - отвечает Ким. - Чимин позвонил мне и попросил помочь. Он лежал у танцевального клуба. Если бы у тебя было больше мозгов, ты бы сейчас не лез с такими вопросами. - А когда?! - Юнги остервенело оглядывает друзей и подходит на шаг ближе к Намджуну. - Вы проигнорировали, когда у него был первый синяк, когда еще ты хочешь понять, что происходит?! - Вы проигнорировали? - с усмешкой повторяет Намджун. - То есть ты сразу бросился на помощь, герой? - Это еще что должно значить? - Слушай, Юнги, просто оставь все как есть. Ты сейчас ничего не сделаешь. Он скажет, когда захочет, а мы потом... - Тогда какого хера ты меня позвал?! - Юнги хватает Намджуна за майку и притягивает к себе. - Если вы не собираетесь ничего делать, какого черта мы все вообще здесь?! Мы обещали друг другу, что ничего подобного не произойдет, что мы будем их защищать! Где был Хосок, когда Чимина били?! Где был чертов Чонгук?! Где был ты, лидер ебаный?! - Юнги, заткнись, - тихо говорит Тэхен. - А ты... - Я сказал заткнись, придурок, - снова произносит он. Юнги отпускает Намджуна и немедленно затихает, когда видит, куда идет Тэхен. Из-за собственного крика Юнги не заметил, как комната наполнилась чужим шумным тяжелым дыханием. Хосок, судорожно ухватившись за собственную майку, раскачивается из стороны в сторону и рвано дышит, остервенело хватая воздух ртом. Пару секунд Юнги стоит, как вкопанный, глядя на то, как на чужом лбу мгновенно выступает испарина, а на покрасневшей шее бешено бьется жилка. Панические атаки Хосока, участившиеся с возрастом, Юнги наблюдает не в первые, но у него никогда не было ощущения, что он стал причиной одной из них. Чувствуя, как ноги становятся ватными, Мин быстро оказывается рядом с Хосоком и, отпихнув Тэхена в сторону, опускается рядом с Чоном на колени. - Хоби, Хоби, Хоби, - тихо повторяет он, зная, что звук собственного имени всегда успокаивает Хосока. Юнги начинает водить осторожные ровные круги на чужой ладони и продолжает: - Хоби, все хорошо. Дыши, все хорошо, все хорошо... - Юнги, ух-уходи, - сдавленно произносит Хосок, и из его глаз начинают медленно выкатываться слезы. - Юнги... Пе.. Перестань... кричать... или у-уходи. Мин медленно поднимается на ноги, ошарашенно оглядывает остальных и выходит из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. ~ У Юнги не болит голова. Он чувствует пустоту - так, будто кто-то выстрелил ему в висок, и все мозги вытекли на землю из ровного дымящегося отверстия. У Юнги нет аритмии. Его сердце бьется ровно, не пропуская ни единого удара. У Юнги в глазах нет слез. Он видит ясно и отчетливо. У Юнги бешено трясутся руки. Парень с трудом удерживает руль велосипеда, и то и дело виляет из стороны в сторону, пока едет по пустому парку. Юнги не знает, сколько сейчас времени, но на улице уже очень темно, а вечерние фонари горят тускло-оранжевым светом. Юнги холодно - странно холодно для летней ночи, но он винит в этом приближающуюся осень. Мин не уверен, куда он едет - скорее всего домой, но он не знает, когда туда доберется. Он нарезает по парку уже третий круг, и ветер от быстрой езды приятно обдувает разгоряченное лицо. Юнги знает, что так делать небезопасно, но он все равно зажмуривается, когда мчится вниз с пригорка; перед глазами у него только Чимин, на лице которого нет ни одного живого места, и Хосок, которого высокими волнами безжалостно накрывает паническая атака. В наушниках у Юнги играет громкая музыка, но он слышит лишь собственный ор и бешеное дыхание Хосока. Юнги кажется, что он слышит, как быстро бьется чужое сердце, как под сильной хваткой сминается ткань майки, как чужие слезы бегут по щекам. У Юнги все еще саднит горло от криков, и он начинает истерично смеяться. Юнги кажется, что он видел несколько людей, сидящих на парковых скамейках, но ему все равно. Он смеется, закашливается и снова смеется. В наушниках начинает играть бодрая веселая песня, и парень начинает выкрикивать ее слова, не попадая в ноты. Он даже не пытается петь - он просто кричит строки о счастье и смеется, давясь воздухом и слюной. Внизу спуска, по которому едет Юнги, есть развилка, созданная деревом. Стоит слегка повернуть руль вправо, и дуб можно легко объехать. Стоит слегка повернуть влево, и в дуб можно врезаться. Юнги хочет повернуть руль в правильную, нужную ему сторону. Он знает, что не умрет от этого, но по крайней мере может заработать сотрясение и, если повезет, сломать пару костей. Юнги чувствует, как кожа начинает чесаться, чувствует, как хочет ободрать ее о сухую древесную кору и шершавый асфальт, хочет почувствовать такую боль, от которой не сможет пошевелиться. Юнги поворачивает вправо, чтобы избежать столкновения.