Орды Подземья: Пером и лютней

Словно после грозы, в комнате заметно посвежело. Благодаря маленькой погоне за Дикином на лицо босса вернулись краски, в глаза – блеск, а голос больше не звучал так, словно ее вот-вот стошнит. И даже если принесенная Маэр одежда не очень подходила ей по размеру, все равно Феос выглядела просто прекрасно, когда заглянула под кровать. – Ладно, Дикин, вылезай. Обещаю, что не трону твою… рукопись. Она выждала какое-то время, но ответа не последовало. – Ну хорошо, мне действительно стыдно. Ты ведь просто хотел помочь мне, чтобы я перестала волноваться из-за того, что меня чуть не зарезали во сне. Дикин опять не ответил, но вовсе не потому, что собирался дуться на босса вечность, а чтобы продлить этот чудесный монолог. Ведь он боялся, очень-очень боялся, что босс скажет ему: “Это еще кто? Забавно, ты мне напоминаешь одного глупого кобольда, которого я когда-то встречала. Как же его звали?” Феос демонстративно вздохнула. – Отлично, как хочешь. А я пока причешусь. Тут Дикин все-таки не вытерпел и вылез из-под кровати. Ему страшно нравилось наблюдать за тем, как госпожа Феос причесывается. Обычно людские шевелюры казались ему смешными лохматыми нашлепками, но у босса волосы были чудесного цвета свежей чернильной кляксы. Сначала она энергично отводила в сторону темные пряди и прохаживалась по ним щеткой, будто гнала по чернильному океану огромную смертоносную волну, а потом нежненько и осторожненько скользила по ним, словно рисовала на пергаменте. А потом заплетала волосы в косу и укладывала на голове, но эту часть процедуры Дикин совсем не любил: чернила словно складывались в скучные строчки. Однако сейчас причесыванием остались довольны и Феос, и Дикин, и волосы: босс уже начала было заплетать свою мерзкую косу, но вдруг вздохнула и оставила все как есть. – Все равно у меня нет ни ленты, ни шпилек – представь, эта тварь все забрала из сундука! Как будто у них в Подземье нехватка галантереи. – Она бросила быстрый взгляд на затертую лужицу крови: сам труп уже унесли. – Хорошо, хоть сапоги остались, и госпожа Маэр одолжила мне щетку. – И штучку тоже забрали? – уныло спросил Дикин. – Штучку? А, это… Оно-то в порядке, не переживай. Дикину очень нравились украшения, которые госпожа Феос носила в городах: дутые медные браслеты, тяжелые длинные серьги, застежки для плаща, похожие на маленькие узорчатые тарелки. Сейчас, кажется, их постигла та же судьба, что и шпильки, но с шеи босс сняла и протянула Дикину кулон – то ли птичку в полете, то ли иллитида с растопыренными мордощупальцами. К изнанке кулона был намертво припаян кусочек твердой субстанции, похожей на смолу. На глянцевой поверхности проглядывалось изображение – нечто вроде серпа. Дикин потыкал в него когтем. Палец легонько, приятно закололо невидимыми иголочками. Дикину хотелось и пожевать эту смолу, но босс никогда не разрешала. В свое время они немало спорили насчет того, чем является штучка, прилипшая к плащу Феос во время их спасения с падающего Андрентайда через теневой план. Никто из волшебников и торговцев не мог ее опознать, поэтому Дикин из принципа стоял за то, что это сильный-могущественный артефакт, босс, из вредности, – что теневая грязь. Тем не менее, штучку она не выкинула и всегда держала при себе. Не без сожаления Дикин вернул кулон Феос. – А у Дикина дроу, которая полурослик, украла книгу, босс. И перед этим чуть не задушила Дикина. Это очень вороватая дроу. Очень гадкая. Все еще держа щетку в руках, Феос села на постель и похлопала по одеялу. – Ну-ка, ну-ка, иди сюда, рассказывай. Похоже, у Дикина было не меньше, а то и больше приключений, чем у его босса, который дрых здесь. Я ведь ничего не слышала о тебе, с тех пор, как ты отправился на поиски своего собственного приключения. – Дикин тоже мало слышал о себе. А когда слышал, ему приходилось быстро-быстро бежать. Он убегал от людей, эльфов, гномов, а теперь еще и дроу. Дикин думает, это тоже вид известности… но она ему не понравилась. Феос отреагировала так, как он надеялся: сгребла в охапку и потискала, приговаривая: «Эх, Дикин, горе ты мое луковое…» Кобольд удовлетворенно засопел ей в плечо. Жалеть себя было не очень интересно, интереснее было бы про книгу рассказать и про первый настоящий гонорар, но когда тебя жалеет босс, это здоровски. Тем более, если рассказать о книге после этого, Феос еще раз его наверняка обнимет. Однако расчетам Дикина не суждено было сбыться: в дверь постучали и, не дождавшись ответа, вошли. Это был Дурнан – мрачнее тучи. Он тоже покосился на место гибели дроу. – Эта тварь – в моей гостинице! Да еще ела и спала невесть сколько времени, чуть ли не за мой счет! Везде бардак, все больше и больше. Вы как себя чувствуете, миледи? – Глупее, чем торговец из Хальруа, которого облапошил деревенский дурень, а так в порядке. Лишний раз убедилась, что броня из шкуры бывшего хозяина Дикина мне счастья не принесет. Вы объявляете общий сбор, Дурнан? – Нет, с этим придется повременить. Какие планы обсуждать, когда неизвестно, сколько еще подземских выползней тут обретается? Сначала мы всех проверим истинным видением… да и то, раз даже моя Маэр не ощутила зла от этого полурослика, одним демонам известно, какими еще заклинаниями они прикрылись. Но теперь хоть понятно стало, каким образом в городе столько хороших людей погибло в собственных постелях. Чумазые своими маскировками обводили их вокруг пальца. Дурнан ожесточенно поскреб пятерней бороду. – Собственно, сейчас у меня дело к вашему кобольду. – Дикину? – Бард только пасть разинул. – Да. Мы тут с сэром Танарелем помозговали и решили, что тот поджаренный мертвец, которого ты видел, и есть бедолага Финеас. Дроу приняла его облик, чтобы беспрепятственно крутиться в таверне. Как только все закончится, пошлю в храм Тира золотую статую за то, что не допустил по-настоящему крупной пакости – при всем уважении к вам, миледи. Видать, вы чем-то особо привлекли тварь. – Дикин думает, он здорово написал про босса в своей книге. Всякий захотел бы с ней познакомиться. Или убить. – Перед нападением у меня было видение, – сказала Феос. – Вроде как. – Видение? – глаза Дурнана сверкнули из-под нависших бровей. – Да, Дикин даже записал… нет, не читайте, я лучше сама расскажу! Мне привиделся зал в дворце или храме дроу. Думаю, они творили какой-то ритуал, потому как я во сне лежала в центре пентаграммы и на меня смотрела молодая темная эльфийка с шипастой короной на голове. Она переговаривалась с кем-то, но на своем языке, так что я ни слова не разобрала. И после этого я проснулась. Какое-то время Дурнан молчал. – Вот что: я не сильно верю в вещие сны и прочие гадания на потрохах, но, похоже, этот сон спас вам жизнь. Во всяком случае, можно считать его предупреждением. Но вот кто мог его послать… бывают друзья, а бывают – враги твоих врагов, и последние проблем создают не меньше. Держитесь настороже, миледи. Но вернемся-ка к делу. Раз в лавке Собри разгром, боюсь, хозяина тоже убили. Не знаю, наколдовал он что-то или дроу заинтересовались его артефактами, но нам надо попасть в его лавку. Пусть кобольд снова туда залезет. Мы его поставим в пару к Томи Подвисельнику, одному из наших невервинтерских… героев, пусть отопрут двери. Дикин невольно потер затянувшуюся ранку на лбу, но разве героический бард отказывается, когда на него возлагают такие надежды? – Дикин готов, да, готов, сэр. Но можно он не будет подходить к столбику? – Столбиком твоим мы займемся сами. Ничего там не трогайте, просто отоприте дверь и скорее к нам. – Может, и я вам чем-нибудь пригожусь, Дурнан? – спросила Феос. – Нет. Вам с Тамсил сейчас лучше сходить в оружейную лавку Аргали Силт. Это надутая маленькая стерва, но вещи продает хорошие. Подберите себе чего-нибудь, я все оплачу. И не надо возражать! Я – хозяин этого места и отвечаю за все, что тут происходит. Когда Дурнан вышел, и Дикин с Феос тоже собрались уходить, кобольд дернул маленького босса за рукав и сказал вполголоса: – Дикин не может понять, почему Дурнан не верит в гадания на потрохах? Бабушка говорила Дикину, нет такого знания, которое укроется от куриных кишок, спрашивай только их! Ну, еще можно рыбьи потроха попробовать, но они скользкие и капризные, замучаешься с ними работать. Хотите, Дикин погадает вам на потрохах, босс? – Не сейчас, Дикин, – Феос опустилась перед бардом на колени и крепко взяла его за плечи. – Слушай внимательно указания и ни в коем случае не геройствуй в лавке этого Собри, понял меня? Там могут быть дроу, если не что похуже. – Дикин понял! Дикину приятно, что босс за него волнуется, он чувствует себя как рыцарь, уходящий в логово дракона, что довольно странно, ведь это Дикин – чешуйчатый. Ммм, может быть, босс поцелует Дикина, чтобы он был в самом деле рыцарь? – Ох, чешуйчатый, ты хоть разберись, кем хочешь быть, рыцарем или бардом, – и Феос чмокнула кобольда в нос. – Давай, беги.

* * *

Возле магической лавки Дикина ждали четверо: двое городских стражников, сэр Танарель и маленький, чуть выше кобольда, юркий полурослик. Томи Подвисельник, герой Невервинтера, готовый за пару монет одолжить кому угодно свой быстрый кинжал и неутомимый язык (хотя многие наниматели охотно отказались бы от этого довеска). При виде Дикина Томи скорчил такую рожу, что нос и губы собрались в кукиш. – И это, грите, напарник мой, да? Да если псину нюхать, вы бы мне лучше в натуре песку дали, она бы мне тапки принесла или лапу там подавала… Дикин даже тявкнул от возмущения и обиды, а Танарель развернул полурослика лицом к двери: – Придержи-ка язык! Принимайся за работу, иначе я, клянусь, найду способ наложить на тебя заклинание молчания. – Все понял, папаша. Грязная работа для грязных ручек. Замолвите обо мне словечко на вечерней молитве, а? Все, молчу-молчу. Подвисельник быстро и ловко просочился в дверку для приживалы, Дикин последовал за ним. Старый голем опять проскрипел свое предупреждение, но не двинулся с места. Полурослик присвистнул, разглядывая бесчисленное количество запоров и замков на двери. – Фигасе! Не, у старого хрена явно барахлишко запасено, щас расплачусь, что пообещал сегодня хорошим быть. Небось, и глифчик какой тут висит… Слушь, а ты и впрямь бард, песья морда? С ума сойти! Шарвин кондрашка хватит, как тебя увидит! Мож, спесь с нее малость сойдет. – Дикин думает, что мама в детстве роняла Томи из люльки, поэтому он такой глупый. – Да лан тебе, к словам-то не придирайся! – Томи приглядывался к замкам. – Я со всеми такой. А добреньких кобольдов вижу реже, чем раскаявшихся ростовщиков. Те самому какого-нить доброго зомбяка покажи, погляжу я, как быстро ты к нему за ручку здоровкаться подойдешь. – Дикин не обижается, Дикину грустно. Не из-за Томи, а из-за передо… предо… пред-рас-судков. – Че? Предкосудков? Не, брат, ты точно слишком учен для меня. На-кось, глянь лучше, че за мумба-юмба тут намагичена. Дикин снисходительно улыбнулся. Сейчас-сейчас противный Томи увидит, что такое магия в лапах настоящего профессионала! Плетение подчинится искусным пальцам, хорошо поставленный бардовский голос произнесет слова силы, и защиты слетят с двери блестящей пылью, а засовы и замки откроются один за другим! …И ничего не произошло, только голова разболелась. Как будто Дикин не спал пару ночей и все-все-все заклинания позабыл. Он постарался придать себе еще более уверенный вид, попробовал снова – и опять даже словечка вспомнить не смог. Томи разочарованно вздохнул: – Во помощничка-то Бешаба послала! Ну те и чародуй! Я вот грил, грю и буду грить: хороший ловкач кого угодно заменит! Вмажет не хуже воина, нахимичит не хуже мага и мозги заплетет получше всяких там бардов… Продолжая бурчать, он достал свои инструменты, а Дикин, униженный и ошеломленный, не мог даже пошевелиться. Как же такое случилось? Может быть, вредно спать в конюшне? Есть исписанную чернилами бумагу? Использовать свой дар рядом с вредными полуросликами? Над их головами послышался шум, что-то упало и разбилось. Старческий голос принялся громко возмущаться. Томи и Дикин застыли, переглядываясь. – Лан, щас быстренько отопру, а там пусть другие разбираются, – шепотом сказал Томи. – Мне пару минуток тока, и все чики-пуки… И тут за их спинами злорадно захихикал столб. – Хааазяин, хааазяин! – загнусавил он. – Караул, грабюююют! Костяной голем ожил. Он совсем одряхлел и шатался под собственной тяжестью, кости крошились и сыпались, но неудачливые взломщики, решив не испытывать судьбу, ринулись наружу. Томи выскочил из лаза, как пробка из бутылки, а вот Дикин успел высунуться только наполовину. Танарель схватил его за лапы, чтобы помочь, но в этот момент кобольда с такой силой дернули внутрь, что старый паладин не смог его удержать. Вереща, Дикин вниз головой забился в хватке голема. – Нарушители будут наказаны… – проскрипел тот, и начал было, по ветхости, медленно размахиваться, наверняка намереваясь размозжить голову кобольда о стену, когда сверху донесся недовольный голос: – Кто там такой? Неси его сюда! Столб разочарованно застонал. Дикину осталось только мертвым грузом болтаться в руке голема, когда тот начал медленно подниматься по лестнице, задевая черепушкой потолок, и слушать глухие удары в дверь. Ее выбьют, конечно, но, может быть, слишком, слишком поздно! Кобольд в отчаянии заскулил. Они поднялись в просторную светлую комнату, служившую одновременно кухней и спальней. На кровати дрых старый облезлый барсук-приживала, едва приоткрывший один глаз при виде голема, на дровяной плите шкворчала яичница с беконом, а ковер заливал сироп из разбитой банки. – Нарушителя… надо… наказать? – Если големы умеют говорить с надеждой, в скрипе стража слышалась именно она. – Нет, нет, не надо! – запищал Дикин. Из красного кожаного кресла, только что пустовавшего, – бард мог в этом поклясться! – послышался тихий смешок. Теперь там сидел растрепанный старик в синей мантии и, подтянув колени к подбородку, сосредоточенно разглядывал свои босые ступни. Он пошевелил ими, почесал палец о палец и затрясся от тихого квохчущего смеха. – Кобольд! Кобальт! Бобульт! Как будто не уходил, как будто вернулся! – он скривился. – Фу, надоело. Скучно. Пусти его. Последние слова относились к голему, и Дикин шлепнулся на ковер перед спятившим магом. – Мэтр Собри? – дрожащим голоском осведомился Дикин. – С вами все в порядке? – Мэтр? Метр? Да тут не метр, а целый аршин! – выкрикнул волшебник. – Мы с милашкой лежим в поле среди кашки! А кто кашки не ест, кто молочка не пьет, того она забодает, забодает, забодает! Собри ткнул растопыренными пальцами в сторону Дикина и вновь закудахтал, когда бард отпрянул. Снизу по-прежнему доносились глухие удары в дверь. Она уже трещала. Волшебник по-птичьи склонил голову. Его жидкая бороденка сбилась в колтун, волосы торчали во все стороны, а глаза были темные, мутные, словно осенние лужи. – Что надо? Им? Золото, сокровища, смерть? – снова хихиканье. – Нет, нет, мэтр Собри! Дикин заверяет, они только хотят узнать, все ли у мэтра Собри в порядке. Вдруг ему чему-нибудь надо? – Оладьев! Гречишных оладьев с патокой. А ее здесь нет! Как так можно жить? Но я видел мед. Я залью им оладьи. Я затоплю им оладьи! Ммм, а все не так плохо, как казалось, когда начиналось. А патоки мне не надо. Так что марш отсюда, марш, марш! – Он замахал руками на Дикина. Тот был безмерно рад последовать этому приказу, но во время этой самой речи дверь слетела с петель, по лестнице затопотали ноги, и сэр Танарель с Томи и стражниками ворвались в комнату. Голем глядел на Собри, ожидая приказов, тот смотрел на сэра Танареля, который уставился на него, а остальные переводили взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит. Меч паладина упал на ковер, прямо в лужу сиропа. На лице Танареля побледнели даже губы; он силился что-то сказать, но не мог. Собри изучающе смотрел на него, потом его плечи затряслись от сдерживаемого смеха, и наконец волшебник разразился хохотом, болтая ногами и тыкая пальцем в паладина. – Ой, батюшки! Распушил щетину и болонкой прикинулся, фиалка моя бесценная! Ой, не могу! Пшел на место, пшел, пшел! Томи неуверенно хмыкнул. Яичница подгорала. Собри, принюхавшись, перестал смеяться, с недовольным видом переместил сковороду к себе щелчком пальцев и принялся уплетать кушанье за обе щеки. – Мэтр Собри, вы это… как себя чувствуете? – осмелился нарушить тишину один из стражников. – Я же сказал, мне не надо патоки, у меня есть мед! Танарель медленно выудил оружие из сиропа. – Пойдемте. Думаю, что бы тут ни произошло, он вполне способен позаботиться о себе. По крайней мере, мы ему помочь точно не сможем. – Да, да! Прочь! – на мгновение оторвался от еды Собри. В его бороде застряли крошки яичницы. Компания спустилась вниз. Дикин, все еще дрожа от пережитого, жался к паладину, но тот не обращал на него ни малейшего внимания. По-прежнему бледный, он шагал по ступенькам, как автомат. – Что с ним такое стряслось? – спросил стражник помоложе. – Это что, магия какая-то? – Да. Либо его заколдовали, либо он сам себя… я видел такое в Подгорье, – через силу отозвался Танарель. Томи закатил глаза. – О чем ни спроси дядюшку, все он видел в Подгорье! Интересно, а голые эльфьи девки там есть? – Так его, так! – шепотом подзадорил неугомонный столб. Одним прыжком Томи оказался рядом с ним. – А это, такскзать, наш словоохотливый и есть? Слушь, приятель, – обратился он к стражнику, – я у тя дубинку позаимствую. Славная такая, свинцовенькая… – Что ты делаешь? – сладким голоском спросил столб. – Ищу подходящий струмент, – беспечно отозвался Томи. – Скажи, ты мраморный или покрашен только? А то знаю я одного мастера, так он шикарные надгробия мастерит из каменной крошки… – Я позову на помощь! – Давай, кто успеет быстрее, – и Томи занес оружие над головой. – Проверим, лапа? – Эээ, меня разбивать нельзя, – забеспокоился столб. – Я разумное существо. Это будет убийство. – Ну… когда тебя на совочке принесут к судье, надеюсь, ты сможешь внятно объяснить ему это. Чо ты разумное существо, в смысле. – Послушай, добрый полурослик, мы ведь можем договориться? – Да завсегда! Говорила Томи мамочка, иди-ка ты в дипломаты! Давай, милок, выкладывай на духу, чо тут творилось-то, отчего твой хозяин как черного лотоса накурился, – дубинка плавно спустилась чуть ниже. – Телескоп! – взвизгнул столб. – Он был магический! Собри наверняка украл его из университета, уж больно мощная вещь для этого неудачника. С телескопом можно было заглянуть куда угодно, даже в самые жуткие запретные места… – Например, в Подгорье, – сказал Танарель. – Да! Да! Дурак навоображал о себе всего, пялился туда слишком часто и его наказали. Не знаю, что с ним сделали, но это больше не Собри! Жрет в три горла, хихикает и болтает своими гнусными стихами! – Ну че, вроде ясно теперь все? – Томи оглянулся на спутников, подмигнул и обрушил дубинку на столб. Послышался тоненький вопль, и злополучное создание рассыпалось кучей обломков. – Ловко! – присвистнул стражник. – Это некрасиво! Томи обещал! – возмутился Дикин. – Да че я обещал? Сказал, что договоримся, так этому дурилке и в голову не пришло уточнить, о чем договариваться будем. Да и ваще: нафиг нам держать такую падлу за спиной? Он тя едва не угробил, когда вопилку разинул. – Ммм, Дикин думает, в словах Томи есть резон. А что думает сэр Танарель? – Отстаньте от меня со своими глупостями! – неожиданно грубо ответил паладин и обратился к стражникам: – Соберите обломки телескопа. Может, найдется маг, который сумеет его опознать или восстановить… А нам надо идти к Дурнану, быстрее! Все на волоске… – Че на волоске-то, дядя? Ну да, обидно оно, че тут ничего, кроме старого лоха, нету, так оно вроде и к лучшему для тя? Че-то ты совсем бледен стал, куда те мечом крутить? Томи заканчивал свою тираду в спину Танареля. Не поглядев на него, только отмахнувшись, паладин уже шел прочь. Дикин засеменил за ним, его сердечко тоскливо сжималось.