Орды Подземья: Пером и лютней

Теперь они все время шли под горку: впереди сэр Танарель, потом госпожа Феос, за ней Дикин и самым последним – Гровел, который мусолил полоску вяленого мяса и поэтому совсем не ныл. Дикин то и дело забегал вперед – схватить босса за руку и немножко подержаться. Госпожа Феос ничего не говорила, но Дикин чувствовал – ей приятно. И вообще, ей нужна была мужская поддержка, потому что босс тоже побаивалась сэра Танареля. Он пару раз пытался заговорить с Дикином, но бард бдительности не терял и сразу начинал громко петь, так что в конце концов сэр Танарель от него отстал и даже не оглядывался. Благодаря этому Дикин вытащил незаметно из рюкзака немножко чихательного порошка, когда босс отошла пописать. Он все еще не был уверен, что готов зажарить сэра Танареля драконьим пламенем, но если вдруг придется это делать, лучше, чтобы все необходимое было под рукой. Сэру Танарелю ужасно хотелось поговорить – по мнению Дикина, это было связано с его зеркальным превращением, ведь всем известно, что злодеи ужасно болтливы. Но так как Дикин вел себя гордо и холодно, сэру Танарелю приходилось донимать босса. – Вы по-прежнему осуждаете меня, девушка, – сказал он во время их короткого привала. – Не думаю, что это я должна осуждать или не осуждать вас, – очень сухо ответила госпожа Феос. – Считаете, это должен делать Тир? – Считаю, это дело вашей совести. – Кто учил вас искусству уходить от разговора, девушка? Ваш невервинтерский выговор… – Нет, я не училась в Академии лицемерия, если вы об этом, – теперь босс говорила сердито. – Но для вас действительно что-то изменится, если я снова скажу, что с вами рядом страшно находиться? Как-то нехорошо оно вышло: мгновенно повисла тишина, даже Гровел перестал жевать. Такие моменты сглаживает приятная музыка, и Дикин отчаянно пожалел, что остался без лютни – без нее он был как без рук. Впрочем, он и так был без рук, пальцы даже шевелились плохо. Но ведь всегда можно найти выход. – О, Дикин вот прям щас вспомнил, что сочинил новую роковую песню! Босс ведь хочет… – бодро начал бард, но сэр Танарель перебил его громким, резким голосом: – Моя совесть говорит, что впервые за много лет я приношу пользу. Настоящую пользу, а не греюсь возле чужих костров, делая вид, словно будет толк от стариковских напутствий, которые выслушивают лишь из уважения к моему возрасту. Пока я метался и отрицал, то причинил куда больше зла, чем когда принял себя, – сэр Танарель посмотрел прямо на Дикина. – Может быть, это проклятье Халастера, но я обращу его против дроу. Хотя бы в этой ненависти мы едины с хозяином Подгорья. Госпоже Феос явно стало неловко: она отвела взгляд, принялась теребить перевязь меча. Она вообще не очень умела говорить красиво, из-за чего Дикин весь измучился, сочиняя за нее геройские реплики для “Теней Андрентайда”, а паладины-то на убедительных речах собаку съели! – Я верю, что вы искренне предлагаете помощь, сэр Танарель, – сказала босс наконец. – И вы спасли нас. Я не хочу выглядеть неблагодарной или там погрязшей в предрассудках… но, может, отчасти так оно и есть. – Снова уходите от ответа, лишь бы не признавать саму возможность вашей неправоты, – сэр Танарель аж подался вперед. – Почему? …Одной из великих удач своей жизни Дикин считал путешествие с боссом и караваном госпожи Катрианы через пустыню Анаурок – оно несказанно обогатило его запас выразительной речи. Вот и сейчас, пока босс тушевалась, мгновенно удалось подобрать ответ. – Да западло, – решительно сказал Дикин. Ему очень нравилось это слово – звучное, красивое, емкое. Оно в себя все вмещало: и мурашки от зеркальных глаз сэра Танареля, и недобрые воспоминания, и все еще ноющие шишки на затылке, и не менее ноющее чувство обиды. Это сэру Танарелю легко говорить, как он прав, а все остальные – не очень, потому что ему теперь хорошо, а каково слушать про его крутость, когда из-за него столько страху натерпелся? – Дикин! – укоризненно сказала госпожа Феос, но, кажется, ей очень хотелось рассмеяться. А вот сэр Танарель, как обычно, сначала дернулся, а потом наклонился близко-близко. В его глазах отразились два маленьких и очень перепуганных кобольда. – Это однажды случится и с тобой, дружок, – сказал он негромко, – как только другие распознают твою драконью суть. Сейчас кажется, что ты уже был одинок, но это не сравнится с тем, что ждет тебя тогда. – Ну хватит, посидели! – Босс встала между ними. – Может быть, тут нам и разойтись? Не будем, по крайней мере, раздражать друг друга. На мгновение Дикину показалось, что сэр Танарель согласится, но он, видимо, еще не все им с боссом доказал. – Этого больше не повторится, – сказал он угрюмо. – Будем благоразумны, девушка. Рано или поздно наши пути с дроу пересекутся. Вас чуть не сжег кобольд и почти затоптали огры, поэтому не делайте вид, что моя помощь окажется лишней. Я же, в свою очередь, не буду заводить бессмысленных разговоров. Дыхание пригодится нам для боя. Дальше они в самом деле пошли молча, и коридоры Подземья мрачнели как будто под стать всеобщему настроению. Сначала в земляных стенах то здесь, то там просто стали проступать чьи-то кости: там лучевая кость, тут челюсть с клыками, а где-то целый череп или грудная клетка, потом стены стали совсем скелетными. Немножко это походило на вязание бабушки Дикина, если бы она могла гнуть косточки в столбики и петельки: ажурные переплетения лишенных плоти рук и ног, декоративные решетки из ребер, черепа в центре изящных розеток, образованных тазовыми костями. Дикин аж подпрыгнул, когда сообразил, что гладкие выпуклые кругляши, по которым они идут, тоже черепа, только вкопанные в землю. Чешуя на затылке встала дыбом: если кругом покойники, тут уж, как пить дать, жди появления беспокойников. – Так вот куда деваются кости искателей приключений в Подгорье? Госпожа Феос говорила так, словно ее вот-вот стошнит, и Дикин вспомнил, что босс раньше переживала из-за надругательств над мертвыми: вроде как это было связано с тем, что ее мама и папа были друидами, а друиды к смерти относятся серьезно: что упало и сдохло, то не трогай, разве только закопай или съешь. – Дорога павших, – кивнул сэр Танарель. – Халастер очень практичен. Каждый, кто приходит сюда, делает свой вклад в строительство Подгорья: его плоть служит пищей чудовищам, а кости, в свою очередь, становятся плотью подземелья. Дикин даже записал эту мысль в книжечку. – По-моему, это как-то даже… вульгарно, – госпожа Феос остановилась рассмотреть скелеты двух великанов, поддерживающих друг напротив друга потолок. – А это что такое? За скелетом в стене оказалась неприметная дверка, а рядом с ней на стене – табличка. Самая обыкновенная, деревянная, даже трухлявая чуточку, и когда-то выведенные на ней золотом буквы почти стерлись, но Дикин углядел чуть выше надписи золотую корону о семи зубцах. – Босс, а вот тут Покои спящих королей! – выпалил он, радуясь, что успел вперед сэра Танареля. – Дикин об этом читал! – Прямо-таки спящих? – недоверчиво поинтересовалась госпожа Феос. – Нууу, типа как вечным сном. Это потому и называется покоями, что они тут упокоенные, но босс ведь знает, что у мертвяков часто бывает бессонница. – Значит, нам явно не сюда, – сказала госпожа Феос, но сэр Танарель вдруг заявил, как будто в пику Дикину: – На самом деле, будет довольно безопасным срезать путь именно здесь. Это зал памяти, а не испытаний. Не считая, конечно, испытания жадностью, но оно становится вызовом лишь для самых низких душ. Босс слегка замялась, но возражать не стала (наверное, побоявшись упреков в недостаточной высоте души), Гровел самым блаженным образом чувствовал себя в безопасности под защитой двух могучих воинов, так что молчаливое неодобрение Дикина было проигнорировано. Впрочем, бардовская часть его натуры вовсе не пожалела, что они пошли через Покои спящих королей: за неприметной дверкой оказался зал из тех, про которые поют в старых балладах, куплетов десять перечисляя все их украшения. Пол был украшен многоцветной мозаикой, изображавшей карту давно забытого королевства: с черных гор со спящими драконами сползали ледники, пенное море билось о причудливо изрезанные берега, выбрасывая на них корабли и морских гадов, среди золотых полей и зеленых лесов вились дороги, приводя в города с неприступными стенами и огромными дворцами. Еще богаче были отделаны стены: был тут и мрамор – белый, розовый, желтый, теплый на вид; и какой-то зеленый и красный камень с черными пульсирующими прожилками; и древесина, молочно-белая и шоколадно-темная, покрытая искусной резьбой, вкусно пахнущая чем-то пряным и сладким. На фоне этого великолепия сами короли как-то даже терялись. Семь иссохших трупов, обтянутых серой кожей, восседали на золотых тронах, чей блеск только подчеркивал прискорбное обстоятельство, что смерть никого не красит. Под мантиями и доспехами угадывались сухонькие тела, костлявые руки с видимым трудом удерживали оружие, шлемы и венцы сползали на глазницы с тускло мерцающими в глубине огоньками – но опыт подсказывал Дикину, что немощь их обманчива: попробуй только тронь! Тем не менее, в этом зале получилось даже расслабиться. Госпожа Феос, правда, на всякий случай не отпускала от себя Гровела, чтобы он чего не потрогал ненароком, но посмеялась над большим бронзовым гонгом с надписью по краю: “Не будите спящую…” – последнее слово Дикин прочел как “хороняку”, а Гровел – как “короняку”. Над каждым правителем было написано его имя: видимо, Халастер сомневался в эрудиции приключенцев, и правильно делал. Имена были незнакомые и какие-то чудные: ладно там короли Кролон и Болон, но Ревизионист и Вивисектор? – А кто такие эти короли, ты не читал, Дикин? – спросила госпожа Феос, разглядывая шитье на мантии леди Фензор. – Нуууу, они правили еще давнее, чем давным-давно, но были настолько великими правителями и колдунами Севера, что про них это запомнили. Что они были великими… а не почему. – Возможно, это они сражались с ящерами-создателями? Я имею в виду… должна же быть какая-то весомая причина, почему из всех мертвых королей Халастер выбрал именно их? В голосе госпожи Феос прозвучал искренний интерес, так что Дикину оказалось особенно неприятно признать пробел в своих знаниях. Но, по крайней мере, сэр Танарель хоть тут не влез со своей историей. – Дикин читал одну книжку, где говорилось, что Халастер учил историю этих королей в школе, когда был маленьким. Может быть, ему нравилось читать про их подвиги. А может, они настолько ему надоели, что он решил стереть память о них изо всех учебников, а все, что осталось, – запереть в Подгорье. Так, за разговорами, они почти прошли зал насквозь, когда откуда-то сбоку, со стороны последнего трона, вдруг донесся резкий шепот: – Псст, герои, хотите совершить доброе дело? Дикин сначала подумал, что это произнес сам спящий вождь Урдон, но мумия сидела с таким неприступным видом, словно ее во всеуслышание обвинили в том, что она пукнула на весь зал. – Похоже, больше нам тут задерживаться не стоит, – мгновенно подобравшись, босс потянула за собой завертевшего головой Дикина. – Ну да, конечно! – сварливо произнес все тот же некто. – Первая встреча с непознанным – и вот, готовы свалить в кусты! Крупный рубин в навершии меча, который с видимым усилием удерживала костлявая рука, яростно сверкнул, и тут Дикин догадался, что говорило как раз оружие, а не мумия. – Да, это я. Эн-сер-рик, – произнес меч, как только на него уставились четыре пары глаз. – Энсеррик Серый… Да что ж такое-то, опять уходят! Неужто никто и никогда не захочет выслушать меня? Говорил меч по-прежнему сварливо, но Дикину послышалось в его голосе что-то еще… тоска, может быть? И он уперся, когда госпожа Феос вновь принялась подталкивать его к выходу. – Мы ведь можем поговорить с ним, босс? Может, у него есть какая-то история. – Не слышала ни одной истории о говорящем мече, которая была бы без подвоха, – сказала госпожа Феос, и сэр Танарель поддержал ее: – Это слишком похоже на ловушку. – Да кто бы говорил, старик! – немедленно отозвался Энсеррик. – В отличие от тебя, я хотя бы невинная жертва обстоятельств, а о таком старом мерзавце, как ты, даже пылевые клопы рассказывали! Дикин, госпожа Феос и даже Гровел одновременно обернулись и посмотрели на сэра Танареля, и на серые щеки старика немедленно наползла краска. Он сердито отвернулся. – Хорошо, мы тебя выслушаем, если будешь говорить потише, – сказала госпожа Феос, – только не подходи к нему ближе, – это было адресовано уже Дикину. Дикин, в общем-то, и не собирался. Просто вытащил из рюкзака блокнот и карандашик, приготовившись записывать длинную трагическую историю. К его разочарованию, Энсеррик просто сказал скучным голосом: – У меня к вам деловое предложение, дорогая леди. Госпожа Феос тоже удивилась. – А я-то думала, ты собирался излить нам душу. – Увы, это невозможно чисто технически! – Рубин Энсеррика сверкнул слегка коварно, словно подмигивая. – Моя душа намертво увязла в этой стальной оболочке, а что до тела… подозреваю, костяк служит украшением соседнему коридору. Видите ли, мне ужасно не повезло. Роковой шаг, гибельная опрометчивость, непростительная неосторожность – называйте, как хотите, но человек, которым я был, напоролся на этот клинок, и… в общем, теперь мне очень нужна помощь. – Почему-то я совсем не удивлена, – покачала головой госпожа Феос. Ее рука вновь легла на плечо Дикина. – Не удивлены? Вот и прекрасно, тем быстрее мы поладим. Все просто: никто, тем более я, не заслуживает провести вечность в склепе, считая на полу пылинки и разгадывая в уме кроссворды. Сама мысль об этом должна возмутить такую благородную душу, которую мое лезвие ощущает в вас… а поверьте, этот клинок знал толк в поглощении душ! Вот видите, я с вами честен. Так что предлагаю взаимовыгодное сотрудничество: вы меня отсюда выносите, а я преданно служу вам оружием. Работаю исключительно за впечатления, так что от вас требуется только одно маленькое доброе дело. – Теперь я могу сказать, что это ловушка? – очень холодно осведомился сэр Танарель. – Покои спящих королей – простейшее испытание жадностью. Нетрудно догадаться, что произойдет, если мы попытаемся что-то вынести отсюда. – Это всего лишь старая гадкая нежить, – с наигранной бодростью произнес Энсеррик. – Ну, нападет она на вас, ну, упокоите вы ее… доброе дело сделаете! А я тут все время один… даже всех своих воображаемых друзей пережил… Меч по-прежнему старался говорить задиристо и энергично, но в его голосе вновь послышалась безнадежная тоска, и у Дикина защипало в носу. Бард решительно дернул босса за рукав. – Мммм, мы ведь поможем ему, правда? Дикин верит, что Энсеррику грустно. Дикин помнит, как плохо было быть статуей, а ведь Дикина-статую и везли, и тащили, и щупали все время. А Энсеррик все время на одном месте. Над его головой госпожа Феос и сэр Танарель обменялись быстрыми взглядами, и Дикин почувствовал то, чего между ними раньше ни минуты не было, – молчаливое согласие. – Это слишком опасно, Дикин, – мягко сказала босс. – Если меч поглощает души, мы можем оказаться следующими. – Да не делает он уже ничего такого! – вклинился Энсеррик. – Подавился мною! – А попытка его забрать немедленно разбудит королей или их охранников, – решительно закончил сэр Танарель. – Может быть, само по себе это существо и не желает нам зла, но оружие оставлено в зале со злыми целями. Гровел и вовсе заявил без обидняков: – Дикин глупый! Пожалуй, Энсеррик и впрямь выглядел не очень приятным. Даже где-то подозрительным. Он был весь черный и чуточку светился красным, а рубин едва заметно пульсировал, словно боль в свеженабитой шишке. Но, если вспомнить Глубоководье, сам Дикин, как кобольд, был не менее подозрительным, и Гровел тоже, а уж о сэре Танареле и говорить не приходилось. Только, может, госпожа Феос и сошла бы за нормальную. – Извини, приятель, – сказала босс одновременно Энсеррику и Дикину и мягко подтолкнула второго к выходу. Десяток шагов бард сделал и даже успел подумать, что босс, конечно же, права, и нечего связываться тут со всякими, когда на кону судьба Глубоководья, а может, и целого мира, и… И тут Энсеррик тихонько вздохнул у него за спиной – так, как, наверное, могут вздыхать только магические мечи, лишенные легких: тихий шелестящий звук, даже не сокрушенный, а понимающий, что ли? Ведь это правильно и благоразумно – пройти мимо скрытой угрозы. Барды – личности свободные и непредсказуемые, поэтому никто даже охнуть не успел, когда Дикин вывернулся из-под руки босса и кинулся обратно к мечу, обеими лапами потянул его из пальцев скелета. Рукоять Энсеррика на ощупь оказалась неприятно холодной и скользкой, словно кусок льда, и так же липла к чешуйкам, угрожая содрать их с ладоней. Дикин подумал, что сэр Танарель был неправ только в одном: испытание было не жадностью, а жалостью. И, кажется, кто-то здесь дожалелся, потому как пустые глазницы вождя Урдона полыхнули ослепительным багровым светом. – Босс! – только и смог взвизгнуть Дикин. Спящие короли поднимались с тронов.

* * *

Вождь Урдон возвышался над Дикином, длинный, иссохший, занося костлявую руку для удара, Энсеррик зачем-то вопил: “Брось, брось меня!”, а Дикин стоял, не в силах ни поднять, ни опустить тяжелый клинок, словно и впрямь примерз к нему. За спиной отчаянно завизжал Гровел, спину задела тугая струя воздуха, остро пахнущая волшбой, а сухонькая, невесомая на вид рука скелета врезала Дикину по скуле с такой силой, что бард полетел в одну сторону, а меч – в другую. Затылком Дикин приложился об пол, перед глазами заискрился целый звездопад, но древний кобольдский инстинкт падать и прятаться, когда дела идут плохо, оказался сильнее боли, и бард заполз в сомнительное укрытие между четырьмя ножками опустевшего трона. Это движение отозвалось резкой болью еще и в ладонях, – с них сорвало чешую, обнажив розовую кровоточащую кожу. Теперь Дикин не мог колдовать, не мог даже понюшку чихательного порошка из пояса вытянуть, а судя по звукам из комнаты, боссу отчаянно требовалась помощь. “Дикин ведь дракон, – сказал себе бард. – У Дикина стальные когти, мифриловые зубы и силища такая, что он может рвать железо. Ему не нужна магия, чтобы сеять ужас в битве”. А кроме того, если госпожа Феос и сэр Танарель погибнут, Дикину в одиночку никогда не выбраться из комнаты, полной беспокойников, и будет он лежать на пыльном полу под троном, пока сам не превратится в скелетик. И бард ринулся в бой… во всяком случае – рискнул выглянуть из своего укрытия. В Покоях (уже не) спящих королей дым стоял коромыслом – и это, к огорчению Дикина, было не поэтической фигурой речи. Едкий дым заполнял залу, и с немалым трудом кобольду удалось разглядеть госпожу Феос, пытавшуюся укрыться от огненных шаров за спинкой другого трона – это его тлеющая обивка так воняла. Трон был большой, солидный, но непонятно было, сколько еще он сможет продержаться – или сколько продержится за ним босс, которой еще приходилось отбиваться от наседающих с оружием мумий. Сэр Танарель, почему-то в одном лице, был зажат в углу комнаты тремя мертвыми вождями, но судя по не стихающему звону стали, тоже еще сопротивлялся. Один скелет, обезглавленный, валялся на полу, поскребывая мозаичные плиты бессильными пальцами. Гровела нигде не было видно. Что-то звякнуло неподалеку, громко и раздражающе. Как оказалось – Энсеррик. Меч аж подпрыгивал в пыли, рубин на рукояти мерцал темно-красным от возбуждения. – Валить их надо! – шептал он визгливо. – Валить их, топтать, пусть похрустят! Дикин уже хотел было огрызнуться, что не будет слушать всяких предателей, но тут же понял: а это мысль! Хочешь избавиться от мага, сбей ему концентрацию! Жаль, места для разбега было маловато, но Дикин вложил в бросок всю душу, всем телом ударив под коленки мертвую волшебницу, в очередной раз поднявшую посох для заклинания. Навалился ей на ноги, пытаясь стреножить отчаянно извивающийся костяк, почувствовал, что не удержит в одиночку, но все же завопил что есть силы: “Босс, Дикин схватил магуйку!” “Береги голову!” – почему-то крикнула госпожа Феос в ответ, но смысл ее слов оказался ясен буквально в следующее же мгновение, когда тяжелый трон кувыркнулся на леди Фензор. Кости хрустнули знатно. Дикин откатился в сторону, и как раз вовремя, потому как один из беспокойников отвлекся от босса и рубанул мечом аккурат по тому месту, где только что был кобольд, но тут уже госпожа Феос пришла на помощь своему верному барду и приняла бой. – Так их, так их! – вопил сзади Энсеррик. – Я за ними слежу, никто не подойдет незамеченным! Давайте, валите их по одному! Но без эффекта неожиданности справиться с королем Кролоном оказалось не просто; как ни вис Дикин на берцовой кости противника, пуская в ход и кулаки, и зубы, мертвяк стоял на ногах крепко, а боссу все никак не удавалось сломить его оборону. Вдруг кто-то, тяжело и громко дыша, прыгнул на спину королю, хотя почему “кто-то” – Гровел! Быстро-быстро он полез по доспехам беспокойника еще выше, на шею, и принялся что есть силы колотить по шлему Кролона. То ли даже нежить ничего не видит, когда шлем съезжает на глазницы, то ли сработал инстинкт из прежней жизни, но мертвец таки отвлекся, попытался сбросить захребетника с шеи, но тут-то госпожа Феос его и подловила. Еще одно обезглавленное тело рухнуло на пол, и почти сразу же сэр Танарель, громко крякнув, развалил своего противника от плеча до таза. …И тут же, почти сразу, сам повалился на колени. Дикин охнул, от страха не догадавшись даже зажмуриться, но противники паладина, не воспользовавшись возможностью того добить, одновременно отшатнулись от сэра Танареля. Он захрипел и мучительно закашлялся, прежде чем его начало тошнить кусками стекла. Они сыпались на пол, большие, идеально чистые – только на губах сэра Танареля выступило немного крови – прежде чем взвились острыми пиками к потолку, скрыв фигуру паладина… а потом ее и не оказалось на месте. На несколько мгновений в зале повисла потрясенная тишина, когда мертвые были едины в своих эмоциях с живыми, но ее быстро нарушил деловитый вопрос Энсеррика: “Тикаем?” Нежить развернулась к госпоже Феос, та притянула к себе Гровела и Дикина, в лапы барда сам собой прыгнул Энсеррик, и кобольд не успел ничего сделать, прежде чем их всех закрутило и понесло водоворотом телепортации.