Орды Подземья: Пером и лютней

Они собрались в кабинете Дурнана, где благодаря разожженному камину стало даже уютно. Самого хозяина не было: выслушав новую порцию скверных новостей из Подгорья, он рассеянно кивнул (только заходили желваки под рыжей бородой), сказал про Танареля: “Хоть бы отмучился он, что ли…” и пошел по своим бесконечным делам, оставив у Феос тошнотворное ощущение, что она принесла Дурнану несколько извивающихся кусков плоти Танареля, которого еще не скоро получится похоронить целиком. Феос знала, что ничем не могла помочь падшему паладину, не обязана даже была о нем беспокоиться. Может быть, она даже чувствовала облегчение, что все сложилось именно таким образом, но как раз поэтому совесть вздыхала, ворочалась и точила зубы. – Самый обычный проклятый меч, – вынес вердикт Фраузетаулен. Энсеррик, выложенный на чистую тряпицу, протертый и омытый разнообразными зельями, а потому слегка разнежившийся, только фыркнул. – Ну хоть бы немножечко польстить! Хоть бы подбодрить несчастного узника в стальных оковах, который вынужден теперь мириться не только с противоестественностью своего состояния, но и с тем, что оно, извините, “самое обычное”! – Что поделать, приятель, для проклятий самое обычное дело – начинаться с обстоятельства “что-то внезапно пошло не так”. Конечно, случаи частичного растворения личности любопытны сами по себе, особенно когда процесс остановлен силой воли поглощенного, этакий случай проглоченного кролика, ставшего симбионтом удава… но на выходе мы имеем то, о чем я говорю: самый обычный проклятый меч. – И насколько он опасен, мэтр? – спросила Феос. Энсеррик в голос застонал. – Высасывает из владельца толику жизненной силы, – Фраузетаулен с неодобрением поморщился, – обрабатывает магическим импульсом и возвращает с лихвой, но только до конца боя. После чего в рутинной практике возможны легкий ожог ладони, слабость, одышка, головные боли, известны случаи одержимости в ходе долгого использования… – Энсеррик как железо и язык на морозе, – с осуждением сказал Дикин, вытянув вперед перебинтованные лапы, – то есть Энсеррик – как железо, а Дикин – как язык. Очень больно. – Скажем так, я не был рассчитан на руку кобольда… Без обид, приятель, но за такой меч обычно берутся представители более внушительных рас! И вообще, я ведь говорил: “Брось меня!” Мы, магические творения Халастера, не можем сражаться друг с другом, так что если бы ты попытался применить меня против скелета, последствия были бы… неприятными, как для вашего старикана. Я тебе, может быть, жизнь спас! – Босс, почему Дикину кажется, что его заставляют чувствовать себя виноватым за то, в чем он вообще не виноват? Это ведь Дикин спас Энсеррика! А если бы Дикин Энсеррика не спас, то и Энсеррику не пришлось бы спасать Дикина, а Дикину – босса! Или Дикин все-таки виноват? – Нет, это просто Энсеррик дурит нам головы. Ты ведь предложил служить мне оружием, верно? Заранее зная, что в Подгорье это невозможно? Восхитительно. – Ну, знаете ли, госпожа моя, в ином случае вы бы просто прошли мимо! Да вы и прошли. Отчаянные времена, отчаянные меры! Фраузетаулен, потеряв интерес к пререканиям, отошел к столу, на котором лежали осторожно развернутые, очищенные от крови свитки дроу, и принялся их проглядывать. – Думаю, господину Энсеррику стоит немного полежать и отдохнуть, все же столько впечатлений разом, – меланхолично заметил он. – Что, посекретничать собираетесь?.. Эй-эй! Только не сюда! Только не … – Но, как ни вырывался меч, все же он был водворен в зачарованные ножны и, слабо дернувшись в последний раз, затих на оружейной стойке. – Сомневаюсь, что он опасен в том смысле, что готов сознательно вам вредить: я думаю, бедолага в определенной степени искренне благодарен вам за спасение, но при подобной экспрессии не стоит перегружать его излишней информацией. Да и куда приятнее разговаривать без его криков, – поморщившись, маг потер длинное ухо. – Итак, похоже, мы имеем дело с некими Красными Сестрами, магами-ассасинами все той же Вальшаресс. Им было велено нести на поверхность ужас, панику и мучительную смерть – особенно бледным поганкам darthiir, вроде меня, но тут нет ничего нового. Что более любопытно, им было предписано захватить, и лучше живьем, определенного человека, – Фраузетаулен откашлялся и прочитал с выражением, – “человеческую самку, с четвертушкой поганой эльфячьей крови, крупную, шести футов ростом, смуглую, темноволосую, кареглазую, на лбу с правой стороны прямой узкий шрам в два дюйма длины, откликается на имя Феос Тайфер”. Кажется, темные эльфы с недавних пор проявляют к вам… конкретный интерес? – Босс стала по-настоящему востребованной героиней, – гордо ответил за Феос Дикин, поскольку у нее самой хватило сил только сесть в кресло. Ей очень хотелось сказать что-нибудь умное, но вырвалось почему-то: – Четвертушку-то эльфийской крови как они определили? – А перед глазами вдруг замелькали картины, одна другой страшнее, как дроу забираются в бабкин дом, обыскивают, выпытывают… – Что ж, у вас довольно характерный излом бровей и вот эти, знаете ли, слегка заостренные уши… – начал Фраузетаулен. Феос помотала головой. – Извините. Они же меня видели, магией или своими глазами. Просто одно дело, когда тебя хотят убить, ну, на общих основаниях, другое… Да зачем я вообще сдалась дроу, чтобы на меня была открыта персональная охота? Бессмыслица какая-то! – Это прозвучало чересчур жалобно на слух самой Феос, но некоторые вещи очень тяжело не принимать близко к сердцу. – На самом деле, на этот вопрос куда меньше ответов, чем кажется, – мгновенно загоревшись азартом, Фраузетаулен плюхнулся в соседнее кресло и принялся энергично загибать пальцы. – Раз – в вас есть что-то важное для дроу; два – у вас есть что-то интересное для дроу. Все! – Не скажу, что стало яснее, – вздохнула Феос. – Роковая встреча? – Я даже не пересекалась с дроу до Глубоководья. – Семейная тайна? – Ничего интересного для дроу. – Могущественный артефакт? – Все ценное у меня дроу уже украли. Феос подавила улыбку, вспомнив про “штучку” – так любимый Дикином бесполезный сувенир с плана Теней, – и покосилась на кобольда: заговорит об этом или нет? Но Дикин молчал: то ли не подумал про “штучку”, то ли решил сохранить ее существование в тайне. От Фраузетаулена взгляд и улыбка Феос не укрылись. – Что-то может быть, не так ли? Нет-нет, не подумайте, я не пытаюсь выведать ваши секреты или залезть вам в душу, но у вас появились идеи? – Только если как бывает в сказках, мэтр: жил-был бедняк, и вдруг оказалось, что в его разбитом кувшине находится карманный план с восхитительным дворцом, а на подметке стоптанного башмака написано заклинание для вызова могущественного демона. – Не презирайте разбитые кувшины и стоптанные башмаки, – совершенно серьезно сказал Фраузетаулен. – В Сигиле, великом городе дверей, немало порталов на другие планы открыто с их помощью, и далеко не всегда эти порталы ведут к восхитительным дворцам. Все это время Энсеррик упорно, с раздражающим равномерным стуком, подскакивал на оружейной стойке, и наконец его усилия увенчались успехом: он вывалился из креплений и с грохотом рухнул на пол. Подавив раздраженный вздох, Феос подтянула к себе ножны за ремешок и наполовину вытянула меч наружу. Даже от мимолетного контакта с рукоятью ладонь закололо холодными иголочками. – Ну, что еще, господин Энсеррик? – как можно быстрее она опустила меч на стол. – Изверги, – мрачно отозвался Энсеррик. – Распинаешься тут перед ними, а они… – Обдумывают ваше дальнейшее будущее, – Фраузетаулен изящно скрестил кончики пальцев. – Смею надеяться, весьма перспективное. Могу предложить на выбор нескольких достойных оружейников, обладающих широкой клиентурой, так что если вашей целью является найти компаньона… – Нет! – Рубин в навершии сверкнул ослепительно ярко. – Я, знаете ли, и при жизни ничьим наймитом не был, а сейчас и начинать поздно. – Дикин не понимает, – заинтересованный бард положил мордочку на стол так близко к мечу, что мог бы обнюхать его при желании; ноздри его и в самом деле возбужденно задвигались, – Энсеррик говорил, что хочет пойти с Дикином и боссом, и будет работать для них мечом. Энсеррик и тут дурил Дикина? – Это совсем другое, кобольд, – голос меча был полон суровости и достоинства, – Долг жизни – долг чести. А вместо этого лавка барыги? Чужие сальные руки, ощупывания, осмотры, торг в попытке выгадать на моем приобретении пару медяков? Да что же вы за работорговцы такие, где же ваши-то живые души? “Герои”, ха! Феос отвлеклась от мрачных мыслей, наблюдая за сменой эмоций на выразительной доверчивой мордочке. Как и можно было ожидать, эта речь задела барда за живое; бедный Дикин слишком часто принимал пафос за чистую монету. Не дожидаясь, пока кобольд расстроится всерьез, она сгребла его в охапку и усадила к себе на колени. – Но ты и нас пойми, – сказала она, удобно прижимаясь подбородком к костяному гребню на макушке Дикина, – как быть с твоим долгом чести, если в Подгорье его не примут к оплате? Магические творения Халастера не могут воевать друг с другом… как там было? – Э, не-не-не, вы подменяете понятия! Творения Халастера и создания Халастера – что между ними общего… – Кроме Халастера? – поинтересовался Фраузетаулен, который никак не мог пройти мимо такой игры. – Именно: кроме Халастера – и ничего! – Похоже, ничего не могло смутить Энсеррика. – Не равняйте штучные творения, наполненные уникальной магией, с какими-то… типовыми монстрами! Произведения искусства не должны уничтожать друг друга, таково желание творца, но кого волнуют грубые поделки, растиражированные в сотнях, тысячах экземплярах? – Едва ли госпоже Тайфер предоставится возможность требовать у каждого встречного монстра сертификат об его уникальности, – заметил Фраузетаулен. – Что ж, это прежде всего многое скажет о ее вкусе, – презрительно обронил Энсеррик. – Но так и быть: мое знание Подгорья к ее услугам. – И я должна буду нести в Подгорье два меча: тебя – для рядовых случаев и обычный – для эксклюзивных? Как-то оно во всех смыслах неправильно получается, на мой взгляд. Кроме того, ты действительно хочешь туда вернуться? Все та же пыль, пауки, скелеты, дурные воспоминания? – поинтересовалась Феос. Энсеррик замолчал – надолго. – Будь я полноценным, в вашем понимании, разумным существом, вы бы со мной так не разговаривали. Думаю, вы бы проявили уважение к моим чувствам, прониклись моим положением, оценили мою благодарность. Но самый обычный проклятый меч – ха-ха! Какая смешная пародия на личность, болтливая безделушка! Не только Дикин тревожно завозился на коленях Феос, но и она почувствовала угрызения совести. Энсеррик выглядел (и, скорее всего, являлся) гадким, лживым, полубезумным, но в его словах был свой резон. – Ты прав, извини, – она осторожно погладила рукоять меча, стерпев немилосердный укол десятка невидимых иголок, – нехорошо над тобой издеваться. Но пойми, Энсеррик, мне будет очень сложно воспользоваться твоими услугами. Меня наняло Глубоководье, чтобы разобраться с дроу. Мне надо вернуться в Подгорье. И если возникнут казусы, как со спящими королями… – Дикин может поработать оруженосцем босса! – звонко произнес бард. – Дикин теперь сильный, он потащит и лютню, и арбалет, и Энсеррика. Может быть, Дикин сам научится владеть мечом, он хочет быть разносторонним. В первый момент казалось, что Энсеррик запротестует, но меч умел быстро принимать решения. – Вот! Правильно! Одобряю! Мой настоящий спаситель! Единственный, кто смотрит в душу! Я узнаю тебя, брат мой, ты тоже страдал от непонимания! Дай, дай же мне прийти в твои руки, и не переживай больше за чешую, теперь ты примешь меня как равного! Ошеломленный, восхищенный и слегка растерявшийся под градом похвал Дикин вопросительно взглянул на Феос – и она, все еще пристыженная отповедью Энсеррика, не нашлась, что возразить. – Как это мило… – с неопределенной интонацией протянул Фраузетаулен, но хотел ли он одобрить такое решение или предупредить, так и осталось неизвестным: комнату залило сливочно-желтое сияние, словно за окном взорвалось маленькое солнце. Непонятно, как Энсеррик оказался в руке Феос: похоже, меч, проявлявший чудеса самостоятельности, прыгнул сам. Ощущение вновь оказалось не из приятных: кто-то будто бы саданул по локтю изо всех сил, всполохи боли дошли до самых кончиков пальцев, но когда уже казалось, что терпеть эту муку не будет сил, появилось ощущение невероятной силы и легкости, зрение прояснилось. Последнее оказалось особенно кстати: все предметы в комнате нестерпимо сияли отраженным светом, Дикин жалобно скулил, свалившись на пол, а Фраузетаулен, сложившись почти пополам в своем кресле, тер глаза. – Мэтр? – Феос испуганно схватила его за плечо, но маг только рукой махнул. – Ничего, все ничего, – пробормотал он. Из покрасневших глаз лились слезы, но, кажется, зрения Фраузетаулен не лишился. Испуганные крики и топот вновь разносились по гостинице от чердака до подвала, но на сей раз опасность грозила извне. Секунду поколебавшись, Феос подбежала к окну и дернула задвижку. Тяжелая рама поддалась не сразу и, воюя с окном, Феос почувствовала, как за пояс ее тянут лапки. – Босс, босс, подожди Дикина! Боссу одной нельзя! – Да она же со мной, – покровительственно бросил Энсеррик, но бард не отставал. – Дикин только проморгается! – Сиди здесь! Пожалуйста, – Феос перемахнула через подоконник, но, судя по звукам, Дикин не сдался и вслепую пытался последовать ее примеру. Сияние понемногу слабело. Уже можно было разглядеть, что из брусчатки на маленькой площади перед “Зияющим порталом” бьет столб света, теряясь в темном небе, и в этом столбе что-то – кто-то – есть. Дроу? С чувством немалого облегчения Феос отметила, что выбежала на площадь не одна: стража Глубоководья обступала источник света, медленно приближаясь к нему. Пусть всего человек десять, не больше, но и пришельцев было трое или четверо. За спиной Феос Дикин шумно шлепнулся на землю. – Рееееежь! – взревел Энсеррик, и тут же из света донесся испуганный женский голос: – Во имя Сеханин, стойте! Мы свои! Свечение почти совсем померкло, и наконец можно было разглядеть тех, кто стоял внутри. Огромный плечистый полуорк, две стройные невысокие женщины, ни секунды не стоящий на месте полурослик. – Вот эт я понимаю – встреча героев! – Томи Подвисельник выразительно оглядел направленные на него мечи и сплюнул.

* * *

– Если так пойдет и дальше, от героев в Глубоководье пострадает больше народа, чем от дроу. В моей гостинице – так точно, – угрюмо сказал Дурнан, заводя всю компанию в кабинет. Фраузетаулену, кажется, тоже хотелось высказаться, но он был слишком занят, прикладывая к глазам холодный компресс. – Ну, звиняй, дядя, мы, канечн, хотели народ удивить, но по-хорошему, – Томи был сама безмятежность. – О, вон пусть Шарвин концерт устроит: споет, потренькает. Это ж по ее части боевой дух поднимать. – Почему всякий раз, когда ты думаешь, что предлагаешь что-то умное, Томи, стыдно становится мне, а не тебе? – Бардесса опустилась в кресло, изящно вытянула скрещенные в лодыжках ноги, и удовлетворенно вздохнула. – Птмушта у меня воображалка получше, чем у тебя? – Нам очень, очень жаль, что так получилось, господин Дурнан, – Лину Ла`нерал предусмотрительно выбрала кресло подальше от чучела совомедведя. – Мы подозревали, что у Халастера нет артефактов без подвоха, но что даже портал на поверхность будет таким… таким вредоносным… Может быть, вам нужна помощь? Лину подалась к Фраузетаулену, при этом угодив ножкой кресла в трещину между половицами. В полу что-то угрожающе хрустнуло, но Даэлан своей лапищей схватил Лину за плечо, удерживая на месте, и после короткого мучительного ожидания последствий все облегченно обмякли в креслах. Фраузетаулен кашлянул, незаметно отодвигаясь от жрицы. – О, нет-нет, благодарю. Почти прошло. Наш мрачный Фаэрун никогда не будет залит таким количеством света, чтобы ослепить мои глаза. – А камешек-то какой открывал портальчик! – не унимался Томи. – Жерновушек! Обкакаешься, когда только посмотришь, не то что когда поднимать начнешь! Ты давай, Лину, рассказывай! – Хватит! – в один голос произнесли Дурнан, Шарвин и Лину, но Томи, ничуть не смутившись, лучезарно улыбнулся и подмигнул Феос, которую только что, заходя в комнату, мимоходом погладил по бедру, желая то ли облапать, то ли проверить карманы. Невервинтерская четверка вызывала у Феос странные эмоции. Они напоминали бродячий цирк, но у Феос не было сомнений, что даже болтливый Томи, даже неловкая Лину вовсе не бестолковы, это сработанная, знающая свое дело команда, какая только и могла спасти Невервинтер, да и весь мир, от древних людей-ящеров. Феос не могла сказать, что чувствует по этому поводу – зависть или грусть. Мастер Дроган был прекрасным учителем, но чего он не умел (или что не удавалось его питомцам), так это организовывать работу в команде. Феос, Миша, Дорна, Ксанос – все они предпочли идти своим путем, и легендарной компании приключенцев из них бы не вышло, несмотря на годы, проведенные вместе. По крайней мере, хотя бы Дикин был рядом, теперь примостившийся на ручке кресла с Энсерриком в лапах. Самого меча, невзирая на протесты, вновь задвинули в ножны так, чтобы он помалкивал: говорить и без него было кому. Как бы Шарвин с Лину ни одергивали Томи, они и сами оживились, вспоминая приключения в Подгорье: невервинтерцам удалось спуститься на более глубокие уровни и повидать еще более странные места. – Целый лабиринт, полный ловушек и спятивших гоблинов, – Шарвин закатила глаза. – Даж не знаю, как мы там выжили-то, с Лининым везением, не иначе, кой-чьи золотые руки подмогли. Но на ракшасах ты отыгралась, сестренка, а? Лину, густо покраснев, что-то неразборчиво пробормотала. – Ах да, ракшасы, – Шарвин будто попробовала это слово на вкус, и он ей не понравился. – Неплохо они устроились. Представьте себе залы как в калишитских сказках: ковры, разбросанные по ним подушки, курительницы с благовониями… И тут же – грязные казематы, холодный камень и солома, где ютятся измученные люди, которые были рабами Халастера, а теперь стали прислужниками ракшасов. Они плакали, пытались целовать нам руки, умоляли вернуть их на поверхность, к солнцу, которого не видели годами… Это выглядело так естественно, что им почти удалось обмануть нас. – Почти? Да вы уши поразвешивали до колен, один хуже другого! – проворчал Томи. – “Ой, бедненькие рабы, страдалечки-лапулечки, мы вас ща спасем!” Чуть не поперлись к дроу за камушком, чтобы халастеров портал для них открыть! И Лину, канешн, в первых рядах, так и рванулась к ранам всю себя прикладывать! Ну и вперлись прям в клетку к тигрушам, и там вся эта свора в момент обернулась… – Это была превосходная маскировка, – спокойно сказала Шарвин. – Те, кто справился с ракшасами в роскошных палатах, теряли бдительность, увидев беспомощных рабов. Мы потом нашли много обглоданных костей среди тряпок. – Ты еще похлопай им, Шарвин, молодцы-то какие! Хотя, может, и молодцы, умно это придумано, но че-та я ваще не в восхищении, когда куча тигр собирается меня сожрать, будто мыша какого. Но тут Лину молодцом себя повела, не поспоришь. Свалки ждать не стала – сразу решила вырубиться. – Томи! Я оступилась от неожиданности, но… – А там, этот, савкофав… копрофаг… каменный гроб, в общем, стоял. Лину жопкой-то крышку толкнула – та и слетела. И в гробу как сядет огромадный личара! Злой – вот как ты щас, дядя Дурнан, и смотрит так же. Даж тигры опешили. – Лич начал призывать огненную бурю, но, мне кажется, у него была аллергия на шерсть ракшасов, – Шарвин не смогла сдержать улыбки. – Он расчихался и вызвал волну дикой магии, которая превратила ракшасов в кур. Справедливости ради не могу не отметить, что в какой-то момент мы сами выползали из комнаты зелеными слизнями, а Томи и кроликом побывал, но это помогло нам затеряться в суматохе, когда на шум из соседних залов прибежали дроу и наткнулись на лича. И извлечь определенные… преимущества из ситуации. – Сааааакрушительная победа! – Томи потряс над головой кулаком. – Не-не-не, кто тут молодцы, так это мы! – Дроукрушительная? Личекрушительная? Ракшасокрушительная? – перебрал варианты Дикин, оторвавшись на секунду от стремительного черкания карандашом в блокноте. Глаза барда горели рыжим пламенем, чешуя на затылке поднялась, как будто он сам сражался с ракшасами и раскидал врагов парой ударов хвоста. Феос давно обратила внимание, что из всей четверки только Даэлан сохранял молчание, такое же спокойное и основательное, как он сам. Охотничьи рассказы товарищей он выслушивал с вежливым интересом, как Фраузетаулен, словно речь шла о событиях, которые не имели к нему никакого отношения, но стоило Томи сделать паузу, чтобы перевести дух, как полуорк тут же перехватил инициативу. – Это и правда была невероятная удача, спасибо леди Сеханин, – он снова сжал плечо Лину, на сей раз ободряюще, а та с признательным видом погладила свой жреческий амулет. – А то мы бы просто обошли лагерь дроу, не стали связываться с такой толпой. Но лич и ракшасы ее проредили, все стало проще, и нам достались трофеи. Похоже, у дроу там был штаб. Очень осторожно Даэлан принялся выкладывать вещи из заплечного мешка: винную бутылку с этикеткой “Джинн” (вторая буква была зачеркнута), внутри которой вихрился странный синий спиритус, крошечное увеличительное стекло, четыре недлинные цепочки с шариками на конце, покрытые разноцветной эмалью. Добыча была как из сорочьего гнезда, но опухшие глаза Фраузетаулена так и засверкали, и даже лицо Дурнана самую малость прояснилось. – Еще там были бумаги, – к трофеям добавились свитки, бережно завернутые в шелковые тряпицы. – Все со стола командира дроу, поэтому мы решили не разбираться сами, что из этого стоящее. – И правильно сделали, юноша, и правильно сделали! – Фраузетаулен смотрел так, словно хотел сгрести и прижать к груди всю сваленную на стол мелочь. – Бутылочку, правда, я вам посоветую вернуть в Подгорье: никогда не доверяйте джиннам, замоченным в можжевеловой настойке. А вот цепи… это ведь то, о чем я думаю, Дурнан? – Ключи это. От двери на нижний уровень Подгорья. – Их находка равнозначна тому, как если бы сам Халастер встал на пороге этой комнаты и предложил вам спуститься в его святая святых… – Говорят, обычно эта дверь отперта, – бас Дурнана без труда перекрыл голос волшебника. – “Говорят” – потому что я сам туда не доходил и не знаю никого, кто бы эту дверь видел. Добраться до нее – уже что-то доказать, поэтому Халастер и не трудится ее запирать: заходи, муха, к пауку, потолкуем. Иногда он просто играет, иногда, вроде как, учеников себе находит таким образом. – Пополняет запас, – ввернул таки Фраузетаулен, – уж очень быстро они кончаются. – Если Халастер почувствует настоящую угрозу, он может просто приказать двери закрыться, и ключи разлетятся по Подгорью, как иголки по стогу сена. – Вродь как в сейфе себя запереть? Мож, старичок отсиживается за дверкой до сих пор, а мы-то думаем, куды он делся… – Томи выглядел почти разочарованным. – Это объяснило бы, почему дроу занялись поисками ключей, но не то, почему дроу до сих пор в Подгорье, – Фраузетаулен просматривал бумаги темных эльфов листок за листком. – Оно создано для славы Халастера, во благо Халастера и для удовольствия Халастера. Конечно, есть вероятность, что он одурачил сам себя и попался в собственную ловушку… так-так-так, а вот и кое-что интересное. Похоже, ваш командир вел переписку с главным штабом дроу, расположенным где-то ниже… он отчитывается о поиске ключей и охоте на тварь, которой удается запечатывать дверь прямо перед его носом… спрашивает, не проще ли будет сломить упрямство старика, чем терять солдат в Подгорье. Хм, даже удивительно, что в ответ ему пообещали всего лишь превращение в драука, если он не справится с задачей при помощи имеющихся глаз и конечностей до прибытия Величайшей. – Той самой Вальшаресс? – спросила Феос, припомнив нелестную расшифровку этого титула, данную Фраузетауленом. – Стариком-то наверняка является Халастер, – заметила Шарвин. – Может быть. Не хотелось бы получить слишком много могущественных неизвестных в этой истории, – лицо мага внезапно сделалось серьезным. – Скажу вам честно, молодые люди: мне сильно не по себе, и, думаю, я не раз еще пожалею, что упустил ту девочку-дроу, Натирру, которая хотела нам помочь… Я пытался сам что-нибудь узнать о Вальшаресс, и не вышло. Информации просто нет. Было бы логичным предположить, что женщина с таким титулом будет матерью-матроной одного из великих домов дроу, но ничего подобного. Никто не знает даже, из какой она семьи, что для темных эльфов совсем нехарактерно: все же ресурсы Подземья достаточно ограничены и делены-переделены известным кругом игроков, и тягаться с Халастером сейчас некому. – Ну что ж, не в первый раз героям придумать надо смелый план: на то и звание такое, и быстрый ум им в помощь дан, – улыбнувшись, продекламировала Шарвин. Томи что есть силы пнул ногой ее кресло. – Эгей, артистка, ты тока не забывай, что порой не по дитятке Баалов трон! – но, похоже, сказано это было просто из вредности. – А что с увеличительным стеклом? – спросил Даэлан. – Со стеклом? – Фраузетаулен небрежно покрутил его в руках. – Полагаю, с его помощью можно жечь насекомых, если кому-то по душе столь жестокие развлечения. Ну и… Дурнан, у тебя есть какой-нибудь не слишком дорогой сердцу трофей? Трактирщик только рукой махнул, и Фраузетаулен прицелился в один из мечей на оружейной стойке. Комично прищурив глаз, подвигал увеличительным стеклом из стороны в сторону – и лезвие вместе с полкой переломилось пополам. – Приятный бонус.

* * *

Феос отыскала Дикина – повесив Энсеррика за спину, он кормил Бурко сахаром. Казалось, конь только из вежливости подбирал губами сладкие кусочки: большие лиловые глаза были полны почти человеческой печали. – Пора идти, Дикин. Возвращаемся в Подгорье. – Можно маленькую минуточку, босс? Дикину нужно еще немножко времени, чтобы побыть с Бурко. Дикин рассказал ему про сэра Танареля, и Бурко теперь очень нужны друзья. – Да, конечно, – Феос похлопала коня по шее, – не волнуйся, госпожа Маэр и Дурнан о нем позаботятся. Они ведь хорошо знают друг друга, правда, Бурко? – Я опять слышу в вашем голосе что-то похожее на конфуз, – подал голос Энсеррик, – разговаривать с конем, какой ужас! Даже если конь настолько умен и благороден, что это паладин должен был ходить у него под седлом. – Кажется, я уже извинилась перед тобой. – О, мне просто нравится напоминать о неудобных вещах. Феос сочла за лучшее не обращать на него внимания. Кто ее больше волновал сейчас, так это Дикин: кобольд выглядел недоумевающим, напряженным и сердитым. Ей даже показалось, что это Бурко пытается утешить Дикина, а вовсе не наоборот, терпеливо снося его неловкие заботы и шумно фыркая ему прямо в морду. В обычное время Дикин был бы от этого в полном восторге, но сейчас, кажется, едва замечал знаки лошадиного внимания. – Что случилось, Дикин? Плечи кобольда едва заметно напряглись, но, к счастью, отрицать очевидное ему практически никогда не приходило в голову. – Дикин подумал грустное. Про сэра Танареля. То есть сначала Дикин про него не думал, а потом рассказал Бурко и расстроился. – Знакомое ощущение, – Феос опустилась на колено, чтобы ее лицо оказалось на одном уровне с мордочкой барда. – Дикин какой-то весь порватый изнутри. Он сильно, сильно обижался на сэра Танареля и совсем его не любил под конец, но если бы сэр Танарель просто помер, Дикину было бы легче. Наверное. Дикин не знает. – Знаешь, мне кажется, Дурнан и Маэр чувствуют то же самое. Они ведь много лет дружили с сэром Танарелем. – Дикин совсем не думал, что так расстроится. Но сэр Танарель помог ему, когда Дикин был совсем один и голодный, он привел Дикина к боссу, а потом вдруг стал портиться. Может, Дикин что-то сделал не так? Сэр Танарель ведь был нормальным до того, как встретил Дикина. – Нормальным? Да эта старая сволочь прогнила насквозь, – снисходительно заметил Энсеррик. – А ты-то откуда знаешь? – Откуда? Мы, творения Халастера, одним миром мазаны – оценили мою подкупающую искренность? Нормальные люди в Подгорье не ходят или честно дохнут, а не превращаются во всякую фигню. Что-то жрет тебя изнутри, тянет в эти сраные коридоры, а потом тебя захапывает Халастер. И это что-то – уж точно не благость и широкая душа… хотя, может, я как раз из-за нее и застрял в этом мече. – А Энсеррик знает, куда делся сэр Танарель? Как его будут наказывать? – на эти вопросы Дикин решился далеко не сразу. – Нет, приятель, тут банальное благоразумие не располагает к любопытству. Может, тебя переделают во что-то. Может, сожрут. Может, на какой-нибудь карманный план выкинут посидеть и подумать. Как, думаешь, Халастер получил репутацию пострашнее, чем у иных активных гадов, просто сидя в своем подземелье? Он никому ничего не объяснял. – А если Дикин и босс снова встретят сэра Танареля в Подгорье? – Ну, предупредить-то я вас успею. А вы, может быть, успеете убежать. – Не бери в голову, – шепнула Феос, увидев, что Дикин совсем повесил нос. Но у нее самой при одной мысли о новой встрече с падшим паладином все внутри похолодело. …У дверей конюшни их поджидал Гровел. Похоже, он успел приступить к своим новым обязанностям на кухне: поверх одежки гоблина был повязан новый передник, в пасти перекатывалась почти не обсосанная куриная косточка. Гровел застенчиво выплюнул ее в ладонь. – Гровел чичас-чисас работать, мыть-мыть-мыть пол. Маленький перерыв, да. Гровел хотеть сказать пока-пока. – До свидания, Гровел. Ты нам здорово помог со спящим королем. Гоблин кивнул с важным видом и тряхнул протянутую для пожатия руку Феос. – Гровел такой, да. Гровел уметь наводить порядок, за что ни взяться. В следующий момент, прежде чем Дикин успел что-либо сказать, Гровел заключил его в объятия, словно брата родного, и смачно чмокнул в щеку. – Гровел никогда не думать раньше, что встречать такой герой, и тот не хотеть его убить, а помогать и спасать. Гровел говорить большое-большое спасибо добрый Дикин. – Дикин не совсем добрый, он щипал Гровела, – самокритично сказал кобольд, повеселев на глазах. – Но Дикину тоже нравится быть героем.