Орды Подземья: Пером и лютней

Теперь они спускались в глубины Подгорья вшестером, и Дикин никак не мог решить, нравится ему это или нет. Наверное, то и другое сразу, смотря какое “за” или “против” брало верх. Томи был сплошным “против” с одним маленьким “за” – когда они переходили через узенький, причудливо изогнутый мост над бездонной черной пропастью, и попали под гоблинский обстрел перед бесконечным рядом ловушек, это полурослик, потея и отчаянно ругаясь, разобрался с механизмами до того, как гоблины разобрались с отрядом. А ведь из темноты летели не стрелы, а сами гоблины – живые визжащие снаряды, выпущенные из катапульт! Но когда Томи не возился с ловушками, он оставался не героем, а самим собой, то есть бессовестным, вредным и любил пугать Дикина, внезапно появляясь за спиной и наступая на хвост. Правда, этой шуточке пришел конец, когда Дикин от страха икнул пламенем, но после этого Томи просто стал держаться на расстоянии. То состроит Дикину рожу, то со свистом кинет палку, как будто Дикин собака, а только Дикин откроет рот, так первый заорет: “Ты че на меня пялишься, пёска? Борзый такой, да?”, а если Дикин успеет возмутиться, застонет: “И это, типа, бард! Слов поднаберись, жабень тявкастая, а потом на мастера бочку кати!” Хуже всего стало, когда Томи дорвался до книги Дикина. Ведь переход изводил его подмигиванием, хихиканьем и вопросами: “И че, ты правда боссихе своей цветы преподнес? А она тебя… того… чмокнула? Врешь, небось!”, пока не получил леща от Даэлана. Но даже после этого Томи не угомонился, все косил хитрым блестящим глазом на Дикина, когда тот на ночевке привычно ткнулся под бок боссу. – А я че? Когда до баб доходит, прям и не знаешь, что думать! – философствовал Томи себе под нос, поудобнее пристраивая голову на разбухшем вещевом мешке. – Любят ведь почудить. Иной раз думаешь: ведь есть же паренек нормальный, только мигни ему, и все будет чики-пуки, а нет, не глянет даже! Вцепится в какое-нибудь… чтоб только побольше визгу и соплей было. Верно грю, Шарвин? Даэлан вновь напрягся, но леди Шарвин остановила его легчайшим прикосновением руки, внезапно став очень строгой и прекрасной. – Потише, Томи. Кто рот разевает, рискует проснуться с полным ртом паутины. А в ней будет много-много сухих дохлых мух и, может быть, один или два живых паучка. – Да ладно те! Барды так и не умеют. – Думаешь, мне понадобится магия, чтобы сделать это? – Правду не заткнешь, сестричка! Толку-то от шпиёна твоего было? Деда за шкирятник не тряхнул, Арибетку не спас, унес свою жопу в закат и… Ик! Последний звук был вызван тем, что Даэлан все-таки сцапал Томи за шиворот и утащил подальше от костра – как с трепетом догадался Дикин, для мужского разговора. Дикин был готов побежать за ними, чтобы ничего не пропустить, но тут леди Лину сказала боссу: – Ох, пожалуйста, простите его. Томи отвратителен, но он… Мне кажется, он таким образом пытается выплеснуть накопившееся на душе, отсюда все его глупые выходки. – Лучше бы его просто тошнило, – сказала госпожа Феос. – Что с ним такое? Леди Лину ответила не сразу. – Он разочарован. Наверное, мы все пытаемся успокоиться – примириться с тем, что случилось, но Томи… – Лину, кажется, это моя обязанность – рассказывать байки? – очень холодно перебила ее леди Шарвин. – Томи дурак, и ему не мешало бы каждое утро мыть рот с мылом, но свое дело он знает. Поэтому, пока Глубоководье не будет в безопасности, мы его терпим. А разочарования и очарования Томи – его проблемы. – Пока что, на мой взгляд, – босс кивнула в сторону, откуда донеслось тоненькое протяжное “Ууууууй!”, – он превращает это в проблемы для всех. – Раз вы думаете, что это проблемы от Томи, вы просто его не знаете, – леди Шарвин вытянулась на своем спальнике и прикрыла глаза. – Не обращайте на него внимания, и он заткнется. Дикин хотел спросить, почему тогда сама леди Шарвин и Даэлан обращают на Томи внимание – и весьма нервно, но тут вернулись Томи и Даэлан. Томи выглядел взъерошенным и помятым, но совсем не присмиревшим. На этот день разговоры о Невервинтере закончились, но сама тема прогрызалась наружу, как кобольденок из яйца: вроде бы что-то маленькое и мокренькое, но уже когтистое и с острыми зубками. Конечно, Дикин был наслышан о Невервинтере. И о злобных ящерах, которые тысячелетия спали и видели, как захватывают мир, и о черной чуме, которую занесло в город черным предательством, и о паладине леди Арибет, которая сначала была хорошей, но ужасно расстроилась, когда ее жениха казнили за измену, и стала очень плохой. Но обо всем этом он узнал из баллад, а кому, как не Дикину, было знать, что барды иногда что-то путают, присочиняют, а иногда и просто врут для красоты. Кусочком правды с Дикином неожиданно поделился Томи. Случилось это в дежурство Дикина, когда он шепотом играл в слова с Энсерриком, чтобы не заснуть. Игра, правда, шла в одни ворота: Энсеррик был просто зверем по части кроссвордов и “виселиц”. – Пятьдесят, а то и пятьсот лет практики, да еще против такого противника, как я сам! Поневоле станешь или психом, или мастером. Я выбрал второе, – скромно сказал меч, в какой уже раз разгромив Дикина. – Энсеррик не знает, сколько лет просидел в Подгорье? – Ну, знаешь ли, Халастер почему-то не развешивает календари по стенам. – Тогда Дикин с Энсерриком могут поиграть в угадайку, сколько времени прошло, Дикин хорошо знает историю! – Нет! – Ответ меча прозвучал настолько громко, что Дикин даже испуганно оглянулся на лагерь, но вроде бы никто не проснулся. – Энсеррику совсем неинтересно? Меч засопел. – Я тебе страшную тайну открою: Энсерриков на самом деле двое. И того, который пришел в Подгорье своими ногами, тут нет, а который перед тобой – от всего этого свободен, даже от налогов и от старой мамочки. Иногда прошлое стоит просто оставить позади, приятель. Не тащи с собой мусор, понимаешь? Дикин аж на месте подскочил от шумного зевка за спиной. – Сказал, прям как шелком по бархату вышил, – пробормотал Томи и снова зевнул. – Те надо эту фразочку Шарвин толкнуть, она ее в рамочку вставит. Или в песню новую. Тока и долбит нас, что надо переться вперед без всяких оглядок. – Занятно: а мне-то всегда казалось, что это должно быть девизом такого парня, как ты. Объяснить, что такое девиз? – Ну да, ну да, Томи – грязный ворюга, тля бездуховная! Куда ему за вами красивыми тянуться! – Полурослик, сердито закряхтев, перевернулся на другой бок. И тут Дикин бардовским чутьем понял – вот он, шанс что-нибудь разузнать! Осторожно ткнул Томи когтем в плечо раз, другой. – Ну че те, чешуя? – Дикин не думает, что Томи бездуховный. Томи… – “Противный и вредный” сказать было нельзя, поэтому пришлось сослаться на чужой авторитет, – Томи разочарованный. Так леди Лину сказала. – “Леди”? Ах ты ж ежик! Хотя с Лину ты в точку попал, пёска. Ты погляди на нее. Глянь, глянь! Для истории потом запишешь. Она, считай, первой ледью Невервинтера почти побывала – совсем немножко дедусю не дожала. Дикин посмотрел на безмятежное лицо спящей эльфийки. Она была кудрявая, миленькая и, наверное, молодая – хотя кто их, эльфов, разберет? А у лорда Нашера даже на картинках были длинные седые усы и мешки под глазами, как переметные сумы. Такой брак мог случиться только из жертвенности или по корысти, а леди Лину не выглядела ни жертвой, ни корыстной. – Томи разыгрывает Дикина, да? – Тю, вот мне надо! Она с дедом только и возилась, выхаживала козлину старого после чумы. Бульончики ему варила, из дворца не вылезала. А тут, знаешь, как в жизни случается: сначала бульоном кормят, потом кальсоны штопают, и вот уже колечко с брульянтом дарить надо. Слухай в оба уха, чтоб самому не попасться. Дикин хотел сказать, что у кобольдов все происходит немножко иначе, но не стал сбивать Томи с темы. – Но леди Лину не вышла замуж за лорда Нашера, а пришла в Глубоководье. – Ну да. Поганое местечко этот Невервинтер, а дедуля – главная погань. Я ей говорил, Лину-то: выходи за него, потом траванешь, но она же не такая! Вот и сбежали, хвосты поджав… – Да ты спер, поди, что-нибудь, вот тебя и выставили из города, – заметил Энсеррик. – Спер? Да у меня такой бизнес был!.. Да вообще, не в этом дело. Душа не лежала там оставаться, после того как Арибетку… Дед слово дал, что в расход ее не пустит, а сам… Знал бы я, что все так повернется, сам бы ее честно в спину пырнул. Мы же герои были, не кот начхал! – Дикин думал, что леди Арибет умерла сама. От разбитого черного сердца. – Ясен пень, не леденцами объелась. Но тут такое… Можно башку срубить, можно мочкануть по-тихому, но чтоб или туда, или сюда. Не разрываться, как штаны на толстой жопе, а то по шву бздынькнешь, и усе. Дикин хотел уточнить, правильно ли понял, но его сердце, наверное, так громко заколотилось от волнения, что леди Лину заворочалась и проснулась. – Что же ты меня не будишь, милок? Не надо стесняться, моя очередь дежурить, – сказала она и потрепала Дикина по голове. Кажется, впервые в жизни Дикин не обрадовался ни ласке, ни возможности поспать: столько вопросов крутилось на кончике языка. Так что бард крутился с боку на бок, пока не растолкал босса, и не сказать, что она была этим довольна или готова слушать о невервинтерских тайнах. Леди Шарвин тоже выглядела мрачной и невыспавшейся, даже не поулыбалась, как обычно, Даэлану, поэтому леди Лину взбрело в голову разрядить обстановку. – Я думаю, блинчики с утра будут хорошей идеей, – сказала она, заговорщически подмигнув Дикину, и полезла в свой мешок за сковородкой. – То есть, конечно, я только подозреваю, что сейчас утро… ой! Разумеется, она просто не рассчитала силы, потому как сковородка за что-то зацепилась, или оступилась, потому как сковородка оказалась тяжеленной, или неловко повернулась… В общем, Дикину повезло отделаться шишкой на лбу, но пришлось не без сожаления поставить одно мысленное “против” рядом со всеми “за” леди Лину. Зато Даэлан в этой ситуации проявил себя сплошным “за”. “Понести тебя, малыш?” – предложил он, когда босс и леди Лину закончили приводить Дикина в чувство, и посадил кобольда себе на плечи. Даэлан был выше, чем госпожа Феос, и плечи у него были широченные, так что Дикин блаженствовал и вовсю смотрел по сторонам. Территории гоблинов никак не заканчивались, только мосты и осыпающиеся островки над пропастями сменились бесконечными лестницами среди колоссальных статуй гоблинских королей – и Дикину больше не надо было ложиться на спину, чтобы рассмотреть высеченные в камне клыкастые морды и лапы, сжимавшие то скипетры, то мечи, то гигантских рыбин и половинки арбуза. Все здесь было серым и желтым – испятнавший статуи и ступени лишайник, свет и тени под потолком гигантской пещеры, сами гоблины – гадкие, визгливые, в сотни раз противней и немытей Гровела. Правда, убедившись, что их стрелы не пробивают магический заслон, поставленный леди Шарвин, а Даэлан и госпожа Феос без труда разметали накатившую из засады вопящую орду, гоблины притихли и пропали из вида. Дуэргаров и дроу больше не встречалось, как и оставленных ими черно-красных знаков. Леди Шарвин предположила, что они могут подниматься наверх каким-то окольным путем (и без всех этих ступенек), но уж лучше немного попыхтеть на лестницах, чем ввязываться в бои с большими, хорошо вооруженными отрядами. Так что из опасностей оставались только ловушки, но это было уже целиком по части Томи. Даэлан шагал мерно, без устали, и в его поступи (топ – топ – вниз – вниз) Дикину вскоре послышался ритм новой песни. Он начал напевать, сначала вполголоса, затем все громче: – По пещерам и подпольям Приключенцы шли вперед, Чтобы выбить из Подгорья Дровской армии оплот. Били всем своим оружьем, Наносили много ран – Шли два воина, два барда, Жрица, вор, меч-горлопан. Даэлан вдруг встал как вкопанный. Дикин приготовился выслушивать благодарность за поднятый боевой дух, но полуорк сказал, разом растеряв в глазах барда кучу “за”: – Малыш, а ты не можешь посидеть тихо? Дикин от возмущения даже дар речи потерял, зато леди Шарвин сказала, внезапно развеселившись: – А я-то думала, Даэлан, что орки идут в бой под грохот боевых барабанов и трещоток, испив отвара из мухоморов? Неужели дух воина из племени Красного Тигра может быть сломлен так легко? – Иногда мне просто нужна тишина, чтобы отдохнуть после битвы. Или не устроить новую прямо сейчас, – по крайней мере, полуорк выглядел смущенным, признавая свою неспособность отдыхать под поэтическое слово. Проглотив гордость, Дикин предложил: – Может, Даэлану будет лучше отдыхаться под песню о нем самом? Тут он немножко покривил душой, потому как пытался уже прославить Даэлана в стихах, но оказалось, что полуорки неспроста так редко бывают положительными героями: их положительно не с чем зарифмовать! Дикин отчаянно бормотал про себя: “Полуорка – корка, терка, икорка, касторка”, пока у него сначала не забурлило в животе, а потом немножечко не затошнило, и все было не то. – Ох, нет. То есть спасибо, конечно. Но, малыш, я действительно предпочитаю тишину, чтобы слышать приближение наших врагов. – Да они все попрятались от нашей пивчей птечки… певчей птички… ой, что-то у меня мозги потекли! – И Томи вдруг принялся усиленно вертеть пальцем в ухе. – Надо же, Даэлан, я смелее тебя и готова выслушать куплеты до конца… После того как окружу нас тишиной, конечно, – сказала леди Шарвин. – Если судить по громкости, к концу истории наша слава прогремит в других мирах. – Дикин рад, что леди Шарвин это заметила. Дикин может еще громче… только не сейчас, потому что утром получил не блинчики, а сковородкой по лбу. Открыть понимающего слушателя в леди Шарвин было приятной неожиданностью. Ее собственные песни были почти сплошь похожи на холодные осенние дожди, под которыми уныло бредешь со стекающими с носа каплями, а Дикин не любил жалостных песен. Правильные геройские песни нужно петь во все горло, чтобы они горячили кровь и звали побежать к новым приключениям! Странно, но взгляд босса почему-то оказался полон тревоги, и стояла она с таким видом, словно совершенно не одобряла происходящее. – Тебе не надо ничего доказывать, Дикин, – сказала госпожа Феос очень твердо. – Врагам уж точно было не до смеха после твоих песен. После такого как мог Дикин не подтвердить слова босса делом? Он чувствовал себе силу целого оркестра! Голос взмыл под потолок, хриплый и яростный: – Этих дней не смолкнет слава, Не померкнет никогда, Ведь героев не пугала Вся подземная орда. Разгромили темных эльфов, Разогнали дуэргар, А кого не отпинали, Тех Халастер отпинал. Чтоб в легендах просияли, Как манящие огни, Невервинтерские ночи, Андертайдовские дни! Дикин пел – и у него самого чешуя аж дыбом вставала от восторга. Как наяву он видел победоносные сражения, вопящих темных эльфов, благодарного старичка-волшебника, который освобождается от оков и пожимает им всем руки… Даэлан как-то странно сгорбился. Леди Лину улыбалась очень несчастной улыбкой. Леди Шарвин изо всех сил закусила губу. У босса на щеках горели алые пятна. Дикин с облегчением выдохнул: кажется, все были потрясены, за исключением противного Томи. Ну, и бессовестный Энсеррик, как всегда, вздумал напомнить о себе в самый неподходящий момент. – Адские негодники, если это пение, да я ведь сам так могу! – И заголосил: – Давно пора заняться нам стрижкой бороды: у дуэргарки срежу я растительность с… Госпожа Феос едва успела сунуть его в ножны. – Да, это было… мощно, – сказала леди Шарвин и раскашлялась: все же в Подгорье было очень пыльно. – Но тебе не кажется, что ты немного забегаешь вперед, Дикин? Халастер еще в плену, а мы не победили и не покрыли себя бессмертной славой. – Мммм, если мы проиграем и помрем, о нас вообще никто не споет. Дикину не нравится думать об этом. Он хочет петь про победу, чтобы быть готовым, когда она получится. – О, как интересно! Никогда об этом не задумывалась. Отвергнуть грань между будущим и настоящим, отбросив всякие “если” и “может быть”, и прокричать о своем выборе богам? Дикин поклялся прочитать все книжки, которые читала леди Шарвин, чтобы научиться так выражаться. Наверное, это и есть самонаивысшее мастерство барда: даже о том, что тебе просто нравится громко петь, или чавкать, когда ешь что-то вкусное, говорить так, чтобы из этого получался ух и ах! – Иди ко мне, Дикин, – почему-то очень резко сказала госпожа Феос, – хватит уже! Дикину показалось, что последние два слова были адресованы совсем не ему. Во всяком случае, леди Шарвин вновь закашляла, Даэлан скороговоркой проговорил, что все в порядке, песня была бодрящая, в самом деле, бодрящая, а леди Лину зажала Томи рот. Дикин не отказался бы поговорить о себе подольше, но босс, похоже, ревновала, и это тоже было приятно. Он перебрался на руки к госпоже Феос, и тут ему в голову пришла идея. – А Дикин ведь тоже может задать леди Шарвин вопрос? Ну, как коллега коллеге? – Все, что пожелаешь! – леди Шарвин прижала руки к груди и красиво поклонилась. – А вы правда мочканули леди Арибет? По лицу бардессы будто меловой тряпкой провели, стирая краску и помаду, и Дикин с замиранием сердца подумал: правда! Леди Лину тоже изменилась в лице, а Даэлан произнес только одно слово: – Томи! – Че Томи? Че сразу Томи-то? Пёска спрашивает, а Томи виноват? – Дикин думает, это круто, леди Арибет ведь была плохая, – поспешно заверил бард и ойкнул, когда босс больно дернула его за хвост. Даэлан стоял с таким видом, словно впервые в жизни не знал, куда девать свои ручищи: то ли опустить, то ли оборвать уши Томи, а может, и Дикину заодно. Леди Шарвин коснулась руки Даэлана, погладила, потихоньку снова становясь собой. – Все в порядке. Я могу ответить на этот вопрос, Дикин. Ты ведь знаешь, для чего пишутся баллады? – Чтобы их петь и слушать. – Да, чтобы их петь и слушать вечером в таверне, за кружкой эля и жареным мясом. Поэтому они должны помогать пищеварению, а не портить его. Пресные события мы должны поперчить, слишком острые – подать под сладким соусом. И никогда не забывать про напитки, чтобы наши истории не вставали комом в горле. Поэтому не возражаешь, если я отвечу тебе в стихах? Дикин сильно подозревал, что его возражения никто и слушать бы не стал (а босс наверняка бы ущипнула), поэтому закивал так, что аж голова закружилась. Леди Шарвин улыбнулась нехорошей улыбкой – кривой и кислой, но глядела при этом на не Дикина, а прямо перед собой, как будто на кого-то невидимого, и заговорила без всякого выражения: – Взор Арибет уже не туманит слеза, Больше о долге и чести не хочется слушать. Даже отчаянья нет, только странный азарт: Как оно будет – местью весь мир разрушить? Зря смотрела ты мертвым в глаза: Трупный яд отравляет и душу. Уж не будет дороги назад, Если сердце свое не послушать. Наливается красками осень, Словно в праздник, площадь полна. И лишь тело на плаху приносят… Разве этим расплата страшна? Мертвецы не боятся позора, Не гнетет их молчанье толпы… Последний куплет так и оборвался на полуслове. Леди Шарвин потрясла головой, словно отряхиваясь от чего-то, и закончила самым будничным тоном: – Что-то мы застоялись. Больше никаких привалов, пока не выберемся с уровня. Лину, раздай лепешки, перекусим на ходу. Томи, дуй вперед, что там с ловушками? Феос, вы – замыкающая. Для Дикина у нее никаких указаний не нашлось, босс тоже молчала неодобрительно, и бард, неслышно вздохнув, приготовился изображать маленькую мертвую мышку – чтобы никакого “пи-пи-пи!”, пока все не уляжется. Даже загадал маленькую победоносную стычку с монстрами, чтобы все улеглось побыстрее. …А ведь насколько все было бы проще, если бы люди просто отвечали “да” или “нет” на прямые вопросы!