Орды Подземья: Пером и лютней

Первым порывом Феос было расхохотаться – абсурдное желание, но не абсурднее вида големов-похитителей. Бог весть, где они раздобыли пестрые головные платки, и черную бархатную полумаску, и драный плащ, наброшенный на плечи их предводителя, но все это напоминало даже не бродячие театры, а бабкины юбки и корсеты, которые в их с сестрой играх становились мантиями и доспехами. Но желание смеяться исчезло так же стремительно, как и появилось: големы могли надеть хоть чулки с розовыми подвязками, но не стали бы от этого менее устрашающими. Да, металлические были мельче големов плоти и пустотелыми, но их тела окружала потрескивающая магическая аура, и валили они с ног одним ударом: Крииз могла бы подтвердить, если бы пришла в себя. Кроме того, их было много. Феос сбивалась со счета, стараясь не озираться слишком уж панически, но спереди, по сторонам, за спиной – везде были големы. Только то, что вставали они плечом к плечу, кулаком к кулаку, вселяло слабую надежду, что в драке они будут мешать друг другу, и их преимущество не станет сокрушительным. Золотой голем вновь обронил, скупо и торжественно: – Считайте себя похищенными Арроном, братом благородного Феррона, господа. Обычно в таких случаях Дикин успевал с ответом первым, но Вален, в нынешнем своем настроении, не оставил ему ни единого шанса. – Нет уж, никаких похищений! Я вашим балаганом по горло сыт! Не то что бы Феос была с ним не согласна, но все же при соотношении восьмеро на одного предпочитала, чтобы Вален был дипломатичнее. Но големы не впали в ярость и не зароптали, даже не обиделись – они были искренне удивлены. Кулачно-плечное единство распалось, из глоток вырвался недоуменный гул. Неподвижные хрустальные глаза уставились на предводителя, который открыл рот, но так и не выдал очередную реплику. Феос поспешно поддержала Валена: – Никуда мы не пойдем! С какой стати? Здешние големы могли быть мыслящими, но все еще оставались конструктами, и эти, в отличие от Агхааза, выглядели тугодумами. Феос взмолилась Тиру, чтобы на их замешательстве можно было сыграть. Гул перешел в дружный стон. – Даже если, – с губ Аррона сорвалась струйка шипящего пара, – речь идет о свободе или смерти? – Ни о том, ни о другом ты мне ничего нового не расскажешь, приятель. Вален мог сколько угодно заявлять, что устал от големского балагана, но Феос подозревала, что в глубине души он чувствует себя на своем месте. Драматизировать он умел: в красивом повороте его головы, изломе полных губ, хрипловатом вибрирующем голосе читалось столько достоинства, снисходительности и презрения, что Феос охотно похлопала бы ему, не будь в одной ее руке меча, а под ладонью другой – Дикина. Кобольд прильнул к ней всем телом, дергал одним когтем струну лютни и громко сопел то ли в страхе, то ли в раздумьях. – А нельзя нам просто поговорить? – предложила Феос, машинально поглаживая затылок Дикина. – Без выбора между свободой и смертью? Кажется, этот вариант показался големам слишком прозаичным. – Мой лорд, я опасаюсь, что самое страшное произошло, – голосок самого маленького голема оказался серебристым, под стать его оболочке, – Агхааз купил верность чужаков. – Они из плоти и крови, но холодней, чем эти камни, – поддержал его бронзовый. – Даже священное слово «свобода» не разожгло пламени в их глазах и речах! Когти Дикина больно впились в бедро Феос. «Босс, босс, Дикин понял!» – зашептал кобольд, но она едва разобрала его слова за бешеным стуком сердца, потому как медный голем предложил совсем уж буднично: – Кончаем их? Феос наметила, кого ударит первым, – серебряного малыша, чьи конечности были не такими толстыми, как у его собратьев. Если ей повезет, она перерубит в сочленении его руку одним ударом, а потом можно будет заняться одним из латунных… – Нет, стоять, стоять! Тпррру! Визг Дикина мог упокоить банши, свалить великана с ног и остановить сражение, и этот случай исключением не стал. Кобольд рванул вперед со всей драконьей силы, так что Феос не смогла его остановить. Рискуя быть сметенным взмахом цепа или пудовым кулачищем, он метнулся между Валеном и золотым големом, растопырил крылья, руки, когти. Его аргументы воистину были для него оружием. – Это все неправильно! Если Агхааз – злобный тиран, то они – благородные мятежники! Босс, это их свобода или смерть, а не наша! А Дикин, и босс, и Вален – герои! Мы должны помогать друг другу! Дикин прыгал и вопил, и махал руками, а Феос чуть не крикнула еще проще и короче: «Не верю!» Где угодно еще поднялась бы суматоха, стража примчалась бы разобраться с нарушителями, а те обошлись бы мешками на голову без всяких речей. Но големам, похоже, было невдомек, что жить можно и не по правилам драматического искусства. – Переигрываем! – яростно потребовал Дикин. – Повстанцы отходят вот сюда… – обеими лапами он толкал големов в голень, и те покорно отступали на шаг, – и говорят… говорят… Говорят: «Пожалуйста!» – Достойно ли посланника свободы молить о помощи двурушных чужаков? – обеспокоенно осведомился у предводителя серебристый голем и остался недвижим, как ни напирал на него Дикин. – Недостойно – быть невежливым! – пропыхтел кобольд. Выражение грубо отчеканенного лица Аррона не поменялось, но ониксовые диски его глаз вращались со страшной скоростью, и Феос понадеялась, что это означает если не согласие, то хотя бы колебание. Она шагнула вперед, притянула к себе за плечи все еще дрожащего от возмущения, пышущего жаром Дикина. – Сдается мне, это все трагическое недоразумение, господа! – изрекла она, постаравшись вообразить себя с кастрюлей на голове, произносящей речь среди разбросанных кубиков и оловянных солдатиков. Так было проще. – Мы встретились, ничего не зная о намерениях друг друга, и это вызвало замешательство… Но есть ли у нас хоть один повод враждовать?.. Она осеклась, вспомнив, что как минимум один повод сидел во дворце за их спинами, только что подрядив их на охоту за головой лидера мятежников, но големы не заметили ее предательской заминки. – Мы вовсе не должны быть врагами, – поспешно переформулировала Феос на тот случай, если големы все же надумают поискать этот повод. Золотой голем медленно кивнул, насколько позволяла короткая скрипучая шея. – Похвально проявить гордость пред лицом презренного тирана, но ни к чему гордыня на встрече союзников, – торжественно промолвил он. – Готов свою ошибку я признать: лишь страх причиной был сих неразумных действий. Ваше появленье свыше играло на руку приспешникам жестокого Агхааза; «Ах! Неужто вот новый враг, посланный уничтожить нас?» – решили мы… и как чуть было не ошиблись! Могли с презрением отвергнуть готовую протянуться руку помощи, отклонить приветливый ваш взгляд! Голос Аррона задрожал и сорвался; он повел глазами из стороны в сторону, отыскивая что-нибудь, способное отразить глубину его страдания, и наконец остановился на чудом уцелевшей стене дома. Один удар повинной головы – и обломки камней полетели во все стороны. – Дикин думает, вовсе не обязательно так расстраиваться, – заявил кобольд, благоразумно юркнув за спину Феос. – Если все кончается хорошо, это не ошибка, это приключение! Но, видимо, големы не умели ничего делать наполовину: теперь и остальные стенали, гулко ударяя себя кулаками по головам. Все, кроме серебряного. И, несмотря на его враждебность, Феос не смогла не почувствовать к нему уважения – просто потому, что он действительно пытался рассуждать. – Сначала говорили они так, теперь – иначе! Почему должны мы верить их вторым словам? Впустить мы можем убийц в наш дом! – Феррон и так просил их привести для разговора. – Врага под наблюдением не так к вождю приводят, как проверенного друга! – Врагов вокруг себя все время видит коварный Агхааз. Неужто хочешь ты сказать, Меррон, что мы должны пример с него брать? Как говорит Феррон: «Уж если суждено погибнуть мне, то пусть тому виной мое доверье к людям, а не его утрата, иначе в чем различье наше будет?» Ох, брат мой, прости, что оказались позабыты в минуту злую благородства твоего уроки! Сорвав с себя маску, Аррон растоптал ее и застыл, в молящем жесте подняв вверх руки, – напряженный, взволнованный, упоенный моментом. – Босс, правда големы очень миленькие, когда переживают? – прошептал Дикин. – Дикин тоже будет так делать, если напортачит! Феос промычала что-то, что могло сойти за согласие, а пока она искала подходящий ответ, Вален выступил вперед и с большим воодушевлением, чем можно было ожидать, бросил в неподвижное лицо серебряного голема: – Доверием не следует разбрасываться, но тот, кто трясется над ним, подобно скряге, не лучше мота, забывшего цену деньгам. Это была всего лишь очередная цитата – из «Шторма и неистовости», если Феос правильно помнила, – но услышать ее от Валена было особенно иронично. Впрочем, перед силой классики недоверчивость отступила в самом прямом смысле: Меррон дрогнул, потупил взгляд и сделал несколько неохотных шагов назад, к остальным големам, так что на авансцене остался один Аррон. Выглядело это настолько знакомо, что Дикин не преминул заметить громким шепотом: – Мммм, а у Валена точно нет брата-близнеца, такого же, как он, только серебряшечки? – Чтобы меня впечатлить, малек, нужно куда больше, чем одна реплика из пьесы, – тихо и вполне беззлобно отозвался тифлинг. Феос кашлянула, глядя на застывшего в скорбной позе золотого голема. – Так чем мы можем помочь, ммм… глубокоуважаемый… Аррон? – осторожно осведомилась она. Ониксовые диски в глазницах пришли в движение. – Коль не на смерть обречь, то принести свободу! Феос и ахнуть не успела, как золотые ручищи ухватили ее за талию и без малейшего усилия забросили на плечо. Больно ударившись животом о металл, Феос дернулась, но Аррон придержал ее хоть и бережно для такой махины, но что-то скрипнуло: то ли кожа доспеха, то ли ребра самой Феос. – Эй! – Она что есть силы ударила кулаками в золотое плечо. – Это что за шутки? – Быстрей нога голема ноги людской. Феррону радостную весть мы принесем, едва земли касаясь: настолько окрылил внезапный наш союз! – Я лучше… как-нибудь сама… – Ой, а Дикину можно к боссу? Дикин еще никогда не катался на големе! Высказать все, что она думает о маленьком предателе, Феос не успела: Аррон с готовностью исполнил его просьбу, и Дикин завозился, поудобнее устраиваясь, на ее закорках. Да еще потянул Феос за волосы, чтобы она не забывала любоваться окрестностями вместе с ним. – Правда, здорово, босс? Мы так все-все вокруг увидим! От Валена тем более не приходилось ждать помощи. Как только тифлинг убедился, что голем не надумал переломить ей хребет или сбросить на камни, тревога исчезла с его лица. Он прикусил губу, явно пряча ухмылку, но сам предусмотрительно отбил в сторону потянувшуюся к нему металлическую руку. – Я не отстану, – произнес он с таким нажимом, что даже големы поняли намек. И это стало единственным утешением для Феос, подпрыгивающей на плече Аррона в такт его топоту, – наблюдать, как тифлинг, красный и растрепанный, пытается нагнать быстроногих големов, не переходя на совсем уж позорную трусцу.

* * *

Не утруждая себя выбором дороги, Аррон и компания протопотали через город Агхааза. Хотя они продолжали сеять разрушения, никому даже не пришло в голову их остановить: в лучшем случае, големы плоти таращились вслед нарушителям и возвращались к восстановлению разваленного. Как заподозрила Феос, больше у них в жизни и не было никаких занятий или развлечений. Сама она из последних сил пыталась поудобнее устроиться на плече Аррона и не давать Дикину повода дергать ее за косу. В восторге от происходящего кобольд постоянно забывался, и представление каждой новой достопримечательности сопровождалось таким рывком за волосы, что подземные виды для Феос романтически затуманивались пеленой слез. – Босс как думает, эти пещеры големорукотворные или их вырыли великаны? А босс не хочет побиться об заклад, когда кончатся коридоры? Дикина немножечко тошнит от этих поворотов… Ммм, а это сталагмиты или сталактиты? Босс, смотри, смотри! Сахарная пещера! Дикин бы сейчас съел сахарку… После мрачных залов големского города и душных коридорчиков, прорытых под такими немыслимыми углами, словно чей-то больной разум в их извивах воспроизводил сам себя, пещера и впрямь заслуживала восхищений Дикина. Подземные воды поработали над белым известняком не хуже резца опытного скульптора, превратив наплывы и наросты в кружево, бахрому и застывшие водопады. Только вот соседство с големами не шло на пользу первозданной красоте: в рядах тонких игольчатых сталагмитов зияли уродливые проплешины, известняковое кружево трескалось и рассыпалось там, где его неосторожно задевали тяжелое плечо или голова. Взбивая тучи пыли, големы бежали по берегу подземной реки, зажатой между острыми скалами. Ревущую воду покрывали клочья рыжей пены, воздух пах железом так одуряюще, словно между камней бесновались потоки крови. К счастью, обиталище металлических големов, возвышавшееся над рекой на плоской вершине утеса, не имело ничего общего с замком, крепостью или монастырем. Похоже, во времена Создателя здесь располагались мастерские: ржавое водочерпательное колесо еще пыталось разносить воду по цехам, где пылились станки, а в углах валялись ржавые обручи от бочек и трухлявые ящики, гниющее содержимое которых за многие годы было растаскано и втоптано в полы големами. Стараясь не сильно приглядываться к подозрительно липнущей к сапогам массе, Феос кое-как пригладила волосы и попыталась оттереть с лица дорожную грязь – но, кажется, только размазала ее еще больше. Вален, потный и тяжело дышащий, выглядел не лучше, и только Дикин ограничился одним небрежным щелчком – поправить перо на берете – прежде чем повернуться к громадному золотому голему. Как и Агхаазу, Феррону не было нужды представляться: конструкт такого роста и стати мог быть только вождем. Но, разумеется, если вид Агхааза внушал ужас, а маленькие глаза сверкали злобой и коварством, то каждая черта сурового мужественного лица Феррона дышала благородством, – и Феос невольно подумала, каким же консервативным занудой был Алсигард, судя по его драматургическим предпочтениям. – Сородичи!.. Друзья!.. – заговорил Феррон, проходя по залу и каждого встреченного голема одаряя взволнованным рукопожатием. – Запомните эту секунду! Только что мы были потеряны в беззвездной ночи, и вот нам явился путеводный свет! Мы бережно согревали искру надежды в своих ладонях, и теперь из нее разгорится пламя веры! Теперь у нас есть все для успеха нашего дела! Феос искренне понадеялась, что под «всем» Феррон не имел в виду ее руку, которую гигант в порыве чувств зажал между большим и указательным пальцами. По крайней мере, стискивал ее Феррон не так горячо, как произносил речь. – Ваш брат сказал, вы хотели о чем-то поговорить с нами… – попыталась Феос вернуть Феррона к реальности, но это было все равно что затыкать дырку в плотине пальцем (который Феос так и не удалось высвободить из хватки). – Это не позор – быть слабым после того, как столько стоял на коленях, подставив выю под ярмо! Это не слабость – сказав «Я более не раб Создателя!», не мочь без дружеской руки подняться с колен! Это не унижение – принять с благодарностью щедрую помощь чужестранцев в святом деле – завоевании нашей свободы!.. На самом патетическом месте голос Феррона пресекся, оставив слушателей в звенящей тишине – действительно звенящей, потому как Дикин настукивал кулачком по големовой ноге, с удовольствием прислушиваясь к получавшимся звукам. – Круто, босс? – осведомился кобольд, не смущаясь обращенных на него взглядов. – А если Феррону подуть в пальцы, он, наверное, будет как здоровенный орган. Дикин хотел бы себе такой инструмент. Мммм, только Дикин не помнит, герои уже согласились на помощь големам? – Даже если нет – нам уже принесли благодарность. Щедрую. В святом деле завоевания свободы, – угрюмо заметил тифлинг. – Ага, ну Вален-то в этом точно разбирается и сумеет помочь. Он ведь тоже повстанец. Профессиональный прям. Растирая ноющие пальцы, Феос подивилась, откуда у Валена нашлись силы промолчать в ответ. Возможно, он и впрямь испытывал солидарность с бунтующими големами. – Мы можем достать ключ, но не открыть за вас дверь и не войти в нее, –посоветовал он благоговейно внимающему Феррону. – Без труда не достанешь и свободу из…из-под гнета. – Так что вы все-таки хотите, Феррон? – спросила Феос, смирившись с тем, что големы любого вида не отпустят их, не нагрузив собственными проблемами. – Справедливости, сударыня, справедливости! Если вы спросите, почему в моем сердце нет никакой благодарности к Создателю, то я отвечу, что я утратил ее по вине самого же Создателя. Вы видели, какой жестокой насмешкой обернулся замысел Алсигарда, – сквозь прореху в крыше взгляд Феррона устремился к сводам пещеры. – Он желал дать нам свободу воли – и обрек на рабское положение. Он мечтал научить нас чувствовать – и ненависти мы научились скорее, чем любви. Даже удалившись от мира, наш жестокосердный творец не оставил нас в покое: теперь он смотрит глазами Ахгааза и говорит его устами. Жрец божества примерил его сброшенные ризы и сам занял опустевший трон! Постукивания кобольда перешли в драматическое крещендо. – Ой, а Дикин знает, что теперь попросят у героев! Принести ему голову… большого, злого, клыкастого, вонючего Агхааза! Феррон дрогнул и отступил на шаг. – Голову отца моей нареченной? – прошептал он. – Вашей… нареченной? – Зарок ничему не удивляться у големов в очередной раз позорно провалился. – Кто бы мог подумать, что Крииз, чья прямая и гордая душа подобна острым граням бриллианта, в родстве с тираном? – С искренней печалью кивнул Феррон. – Что ж, то была еще одна жестокая насмешка Алсигарда. Непоколебима верность возлюбленной моей… но отец всегда ей будет ближе друга. Тяжелый вздох на сей раз вырвался из другой груди – маленького Меррона. Или маленькой Меррон – с ее-то звонким нежным голосом? Ее хрустальные глаза преданно следили за каждым движением Феррона, а он столь же упорно этого не замечал. «Типичный меднолобый мужик!» – подумала Феос, впервые проникаясь големскими историями. – Ну так что, голова Агхааза может стать ключом к вашей свободе? – Вален был более практичен. «Это наш шанс, брат!» – вскричал Аррон, но Феррон остался недвижим и безмолвен. Капли конденсата скатывались по его щекам, точно слезы, и он не поднимал руки, чтобы утереть их. Великому драматическому правилу тянуть паузу до последнего он следовал неукоснительно, и вслед за ним притихли и остальные големы. Феос уже заподозрила, что они отключились, а Дикин успел настучать мотивчик на их ногах, когда буря чувств вырвалась из Феррона тяжелым затхлым вздохом. – Да будет это крайним средством, – промолвил он. – Приветствую я мир! И если сотоварищам моим милее жизнь под началом Агхааза – пусть будет так, а мы уйдем из этих залов. Но нужен для того нам древний символ рабства, что Источником Энергии зовется. Давным-давно его придумал Алсигард, чтобы вдохнуть в нас искру разума и жизни. Тогда светил он нам на площади, а чудный механизм истории рассказывал и пел нам голосом Создателя. По нему мы узнавали о нравах и обычаях земли. Но Алсигард ушел, а Агхааз велел Энергии Источник перенести в свой тронный зал. «Целее будет, – он сказал, – и ни один презренный вор сокровищем не завладеет». Но то, на самом деле, коварный был расчет: магический лишь свет питает нашу самость. Коль скроемся мы в дальние пещеры или рискнем наверх подняться, погибнем мы – не телом, но душою. Погаснет разум, очерствеет сердце, и будем мы не лучше бессмысленных созданий, заполонивших другие ярусы… – Это ведь та большая светящаяся штука в спинке трона, верно, босс? Герои должны ее достать, чтобы сделать всем хорошо? Ну, кроме Агхааза… Феос прикрыла глаза, вспоминая размеры того трона и сидевшего на нем голема. И его прислужников. И дочери. И их число. Каждое воспоминание отзывалось уколом холодка в желудке. – Очевидно, есть очень веские причины, благородный Феррон, – осторожно начала Феос, – по которым вы не можете сами решить эту проблему…ну, скажем, в честном поединке? Ваши сторонники ведь сражаются с приспешниками Агхааза… – Берегись, мой лорд: малодушье говорит устами пришелицы! – заметила недоверчивая Меррон, и вся женская солидарность Феос разом испарилась. – Не стоит Агхаазу уподобляться и отрицать чужое право на сомненье, – мягко осадил Феррон свою пылкую защитницу. – Признаться, я сам над этим размышлял не раз. Равны по силам мы, а если даже нет, когда мерилом справедливости являлась сила? И в то же время мешает что-то мне явиться во дворец и предъявить права… и точно так же Агхааз, как ни пылал бы злобой, не явится сюда, чтоб растерзать меня. Дикин громко засопел – как всегда, когда собирался сообщить что-то неприятное. – Мммм, Дикин, кажется, знает, в чем дело… Он тоже немножечко Создатель… только для своих буковок… но с ними Дикин обращается хорошо… Но, в общем, Дикин думает, что Алсигард сделал Феррона героем, а Агхааза – злодеем своей истории. Если они соберутся поубивать друг друга и кто-нибудь победит, история закончится, а так будет неинтересно. – Но это невозможно! – с искренним удивлением вскричал Феррон. – Ничем от вас мы не отличны: мы живы, а не механизмы, в нас те же страсти, те же мысли. Нет, лишь воля рока на расстоянии нас держит! Феос осторожно потянула Дикина за крыло, чтобы он не вздумал продолжать спор, а сама тем временем покосилась на Меррон. Големша сохраняла молчание, но если Феос что-то понимала в драматических позах, то сжатые кулаки, напряженная спина и тень, будто рассекавшая серебряное лицо на светлую и темную половины, не сулили ничего хорошего.