Орды Подземья: Пером и лютней

      Определенно, даже если бы под ногами разверзлась бездна, и Лит Ми`атар ухнул в яму, полную огня, кислоты и жутких монстров, Провидица наша бы время раздать благословения и налить всем по чашечке чая, чтобы снять напряжение. Вот и на сей раз, благодаря ее нежному вмешательству и вовремя поданному вкусному чаю, скандала не случилось.       — Чем вы думали? — проворчал козлюка из-за своей чашки.       — Ну да, я знаю, это был глупый порыв, — буркнула госпожа Феос из-за своей. — Но эта вещь начала меня пугать.       — Вы столько времени носили ее на шее, а испугались только сейчас?       — Раньше она не творила ничего подобного. А когда Каваллас начал бормотать, что я «прикована»… как будто одного геаса мне недостаточно!       Честно говоря, это был первый случай, когда Дикин был готов немножко попыхтеть вместе с козлюкой, потому что чудесная таинственная штучка явно не заслуживала оказаться на вонючем дне Темной реки, но Провидица достала из потайного шкафчика еще бисквитов и повидла, и сердитые слова растерялись сами собой.       — Босс просто должна пообещать, что больше никогда, никогда так не поступит снова! Наверное, это будет нетрудно, ведь штучки у нее больше нет… — и Дикин все-таки надулся.       — В прошлый раз реликвия вернулась ко мне сама, — попыталась утешить его госпожа Феос. — Может быть, это случится снова?       — Дикину только не нравится, что штучка появилась у босса, когда та была на краю смерти. Это не самый удобный способ возвращать потерянное. Бабушке Дикина хватало плюнуть на кончик хвоста и пошептать: «Все утери прочь за двери, на воле нагуляйтеся и домой возвращайтеся!». Боссу тоже стоит попробовать.       — На самом деле, она вернулась ко мне раньше, — после паузы сказала госпожа Феос. — В Шаори Фелле я обнаружила ее в рюкзаке, когда искала тряпку, чтобы завернуть зеркало.       Козлюка резко выпрямился.       — И вы ничего не сказали?       — С чего вдруг? — Босс отхлебнула чаю, вовремя подлитого Провидицей, и добавила уже мягче: — Это было странно, но, в общем-то, не страннее многих других вещей, которые я здесь видела. Да я бы с ума сошла, если бы принялась искать во всем знаки свыше или двойное дно.       — Тем более, подозревать всякое такое — это вообще обязанность леди-дроу и Валена, — поддержал ее Дикин. — Нехорошо требовать от босса, чтобы она выполняла чужую работу!       Госпожа Феос вздохнула.       — Наверное, мне надо найти Кавалласа и снова поговорить с ним. Он явно знает о реликвии больше нас всех, вместе взятых. Тем более, теперь она уж точно лежит в его реке.       — В конце концов, Вален, это всего лишь предположение, — сказала Провидица и подтолкнула к тифлингу вазочку с повидлом. — Да, артефакт с Плана Теней — это большая редкость и ценность, но все же у нас нет оснований приписывать ему настолько могущественные свойства. Наверняка мы знаем только, что он переместил сознание Феос на какой-то карманный план, пока ее тело боролось за жизнь. Ты ведь не почувствовал больше ничего особенного, когда прикоснулся к нему?       — Да, слабую дрожь и зуд в пальцах, как от обычного ключа к порталу, — неохотно ответил козлюка. Он вдруг как-то сразу поник. — Я знаю, что высказываю слишком много сомнений в могуществе Эйлистри, мать Провидица. Все же за вами стоит божественная сила, а я…       Провидица ласково пригладила ему волосы.       — Нет ничего дурного в сомнениях, мой милый Вален, когда за ними скрывается желание защитить. Твой опыт на Планах приучил тебя выживать без помощи богов, и как я могу требовать, чтобы ты перестал доверять себе и полагаться лишь на мое слово? Я всего лишь сосуд, наполняемый светом Эйлистри, и кто знает, насколько верно мой смертный разум истолковывает божественные видения?..       Тут открылась дверь.       — Думаю, Вален, твоя проблема не в отсутствии веры, а в гордости, — заявила леди Натирра, проходя через комнату к свободному стулу. — Ты не можешь смириться с тем, что вокруг слишком много могущественных женщин. Кого же ты закроешь от опасности своей могучей спиной, если женщины сами обо всем позаботятся?       Дикин думал, что козлюка распсихуется, но он отреагировал на выпад леди Натирры куда более мирно, чем можно было ожидать. Похоже, такие стычки случались между ними не первый раз.       — Если ты думаешь, что женщины-дроу — самые властные на Планах, то никогда не встречала марилит, — Вален остался невозмутим. — Но, наверное, тебе будет приятно узнать, что у нас появился противник мужского пола, которого нужно поставить на место.       — Да? И кто же? — похоже, леди Натирра подслушивала под дверью не так уж долго, потому как расслабленно потянулась за протянутой Провидицей чашкой.       — Мефистофель! — выпалил Дикин, прежде чем Вален успел ответить.       Рука леди Натирры дрогнула, кипяток выплеснулся на бисквиты, и бард мгновенно раскаялся, что пожертвовал ими ради того, чтобы сообщить ошеломительную новость.       — Что? Да ты шутишь, зубастик!       — Мы воспользовались зеркалом, чтобы узнать тайну Вальшаресс, — пояснила Провидица. — Она нашла могущественного помощника на Нижних Планах и превратила его в раба.       Леди Натирра крепко задумалась.       — Что ж, это было неожиданно, — сказала она после долгого молчания, — но многое объясняет. Особенно кинжалы.       — Ты когда-нибудь предполагала такое? — спросила Провидица.       — О, нагнать загадочности она любила. Частенько уединялась в своих покоях. Некие медитации, к созерцанию которых не допускались даже телохранители, ритуалы, проводить которые имела право только великая Вальшаресс… Разумеется, ходили всякие слухи — даже о сходящих к ней богах, но этого она и добивалась, я думаю. Больше тайн, больше нелепиц, больше страха.       Госпожа Феос переводила взгляд с одной леди-дроу на другую.       — Кажется, я чего-то о тебе не знаю, Натирра?       Леди Натирра с обычной своей небрежностью пожала плечами и отыскала на тарелочке еще не размокший бисквит.       — Для рассказа о некоторых вещах трудно найти подходящий момент в таверне или на привале. Особенно когда надо сообщить кому-то, что ему или ей придется иметь дело с бывшей Красной Сестрой.       Дикину показалось, что Провидица самую чуточку нахмурилась — вроде как не рассерженная, но опечаленная тем, каким небрежным тоном сказала это леди Натирра. Сам Дикин из вежливости ойкнул — все же не каждый день слышишь такие признания! — но, по-честному, не очень-то удивился. Леди Натирра ему нравилась, но уж очень напоминала иногда рыбью кость, которая всегда вопьется в язык или щеку, сколько ни осторожничай. У таких женщин всегда бывает драматическая предыстория.       Госпожа Феос сидела с каменным лицом.       — Я вижу, все ждут предельной откровенности от меня, но сами почему-то не желают делиться своими тайнами.       — Я-то как раз не жду, — возразила леди Натирра. — И делюсь с тобой, раз подходящий момент все-таки настал.       Дикин подумал, что настал он только потому, что Провидица первая заговорила об этом, но решил промолчать — такой расстроенной та теперь выглядела. Может быть, леди-дроу полагала, что они только и делали, что рассказывали друг другу интересные случаи из прошлого?       — Когда я служила Вальшаресс, она еще не прибрала к рукам все Подземье, но уже тогда Красные Сестры не были просто наемными убийцами, — продолжила леди Натирра. — Ты ведь видела их оружие, Феос Тайфер? Прикасалась к нему?       — Видела, но не прикасалась.       — Это хорошо. Однажды телохранителям намеченной жертвы удалось схватить Красную Сестру раньше, чем она осуществила задуманное. Ее целью был могущественный маг; он взял кинжал в руки, чтобы изучить наложенные на него чары, и сам вонзил его себе в глаз. Оружие с именем жертвы на лезвии так просто ее не отпустит.       — Что ж, в моем случае все было не настолько драматично, — сказала госпожа Феос, но Дикин почувствовал, что она впечатлена и ужасно рада тому, что Дурнан велел избавиться и от трупа, и от кинжала до того, как ей захотелось что-либо рассматривать.       — Тебе повезло даже больше, чем ты можешь представить, Феос Тайфер. Кинжалы Красных Сестер не просто убивают тело. Они вырывают из жертвы душу и переносят ее на иной план. Раньше я думала, что это еще одна пытка для врагов, раз даже в посмертии они не найдут покоя, но раз уж Вальшаресс взяла себе в союзники архидьявола… Очень может быть, что она собирала эти души для него. Сначала чтобы подманить его, теперь чтобы увеличивать его силы.       Все это прозвучало настолько безрадостно, что все замолчали. Но, к счастью, у Провидицы всегда была наготове фраза для тяжелых случаев.       — Да укрепит Эйлистри наш дух и силы для новой встречи с врагом! — негромко, но истово произнесла она, и мал-помалу разговор за чаем возобновился.       — Вот что я нашла у Майрун, — леди Натирра осторожно извлекла из-за пазухи обгоревший с одного края листок. — К сожалению, она запалила его как раз во время моего визита, а я не могла… улаживать два дела одновременно.       Этим и ограничился ее рассказ о роковой для старой леди Маэвир встрече. Дикину жутко хотелось разузнать парочку леденящих душу подробностей, но при Провидице было неудобно — ее вся эта история явно расстраивала. Однако вампиры расстраивали ее еще больше, поэтому леди-дроу без колебаний взяла листок — и в недоумении уставилась на него.       — Ты знаешь, на каком языке это написано, Натирра?       — Первый раз вижу что-то подобное, мать Провидица. Какие-то слова напоминают мне всеобщий, но не более.       — Вален?       Козлюка отрицательно покачал головой. От госпожи Феос тем более не приходилось ждать знания редких языков, а вот Дикину даже заклинание перевода не понадобилось. Только вот от удивления он забыл хотя бы немножко поважничать.       — Древ…конский? — вырвался у него несолидный писк.       — Что еще за конский? — недоверчиво переспросил Вален.       — Древ-не-дра-кон-ский! — чтобы справиться с волнением, Дикину пришлось выговорить это слово по слогам. — Мастер Тимофаррар иногда просил Дикина почитать что-нибудь из старых драконьих хроник, когда ему не спалось. Дикин хорошо этот язык знает, самым трудным для него было не заснуть раньше старого босса…       Цветом и на ощупь этот листок тоже напоминал желтоватые плотные листы пергамента из пещеры мастера Тимофаррара, но пах иначе, чем-то гниющим и приторным. У Дикина мурашки пробежали по хребту от внезапной догадки, что держит он в руках выделанную человеческую кожу, но постарался как можно быстрее отогнать от себя эту мысль, чтобы не отвлекаться от главного. Запинаясь, он начал читать уцелевший текст:       — «…столько гнева, столько страха, столько невежества! Но главная награда по-прежнему ждет тебя впереди, сестра, в небесном доме божественного света, где из всех измерений соберутся верующие в Величайшего. Выйди из башни, где томится твоя обреченная тлену плоть, и послужи Викс`тре в веках. Кости твои будут крепки, как стены небесного дворца, кровь твоя свяжет их лучше любого раствора, и не новое узилище обретет твой дух, а сладостную свободу… О, дорогая сестра, как я молюсь о нашей скорой встрече! С.».       С каждой строчкой Дикин читал все быстрее: в его ушах отдавался чужой обволакивающий шепот, а в горле першило от сладкого запаха. Скороговоркой оттарабанив последние слова, бард бросил письмо на стол, но так и не смог отвести взгляда от подписи. Ему ужасно не нравилась эта слегка размазанная «С», похожая на раздавленного невкусного червяка. Казалось, если ткнуть в нее когтем, она вскроется, как едва затянувшаяся рана, и оттуда польется черная кровь.       Морок отступил, когда на его плечо опустилась теплая ладонь Провидицы. Второй рукой леди-дроу без колебаний бросила письмо в огонь, и сразу стало легче дышать, только на кончиках пальцев еще ощущалась приторная вонь.       — Вот уж не думала, что окажу Майрун огромную услугу, не дав кровососам отблагодарить ее первыми, — нарушила тишину леди Натирра.       — Нужно найти и уничтожить гнездо вампиров до того, как они захотят отблагодарить уже нас, — заявил Вален.       — Ты хочешь послать отряд в Тусклые Глубины? — спросила Провидица.       — Схожу туда сам. Не стоит распылять наши силы, да еще отправляя их в неизвестность. Как минимум, нужно разведать дорогу. Мы ведь не знаем, где именно засели вампиры.       — Ты же не знаешь, сколько их там поджидает, — заметила леди Натирра, — вдруг сотня или тысяча? Такую толпу могут не распугать твои суровые взгляды.       — Тем более нет смысла рисковать целым отрядом. Солдаты нужны нам в городе, неважно, кто нападет на него первым. Кроме того, я рассчитываю, что Феос и малек снова составят мне компанию.       Дикин от изумления аж рот раскрыл. Конечно, он был самым очаровательным спутником, которого мог даже сам себе пожелать, а госпожа Феос была весьма хозяйственной, но неужели козлюка наконец научился ценить живые сокровища, которые ему достались?       И Дикин тут же принялся планировать следующую стадию приручения.

* * *

      Они задержались в Лит Ми`атаре на три дня, обернувшихся сплошным разочарованием. Все их просто игнорировали! Каваллас так и не показался, сколько госпожа Феос ни упрашивала его выплыть на бережочек. Несколько раз Дикин заставал ее бормочущей: «Все утери прочь за двери…», но даже это не помогало, реликвия теней не возвращалась. Да и вампиры просто взяли и не пришли. Боялись ли они патрулей, теперь неустанно прочесывающих город, или выжидали, когда бдительность притупится, оставалось неизвестным, но терять время больше не было смысла.       Сначала в далекий странный Зоврак`Мур отбыла леди Натирра со своим посольством, и забрала с собой Энсеррика. Дикин и порадовался за друга, которого ждало собственное приключение, и погрустил из-за того, что их крепкая мужская дружба не выдержала испытания женщиной. Конечно, предложи кто Дикину, хочет ли он путешествовать только с боссом или только с козлюкой, он бы не раздумывал ни секунды, но все-таки… Леди Натирру Энсеррик только-только узнал, а с Дикином, наверное, они уже целых две недели были знакомы!       Ну а потом настало время и для Дикина, госпожи Феос и Валена отправиться в дальний путь, как следует снарядившись кольями, зеркалами и серебряными цепочками из жреческих запасов Провидицы.       О подземных опасностях и чудесах Дикину рассказывали многие: даже солдат на воротах Лит Ми`атара не забыл предупредить наземников, что они вот-вот выйдут в настоящее Подземье, такое крутое и опасное, что можно рухнуть замертво, просто взглянув на него одним глазком. Но никто никогда не упоминал, что Подземье окажется краем обжор. Тут все время кого-то жрали: драуки выслеживали диких ящеров, а за ними самими с высоты следили гарпии. Эти не оставались голодными, даже проигрывая, и раздирали собственных убитых сородичей, пока сами не попадались в лапы коричневым увальням. Те едва успевали заморить червячка, когда из какого-нибудь туннеля выползал огромный студенистый куб, и горе было тому, кто не успевал вовремя убраться с его пути. Это был настоящий верховный жрец жрального царства, засасывающий добычу в один хлюпающий присест. Ох, как же мерзко он вонял и сколько дряни из него вываливалось, когда Вален охаживал его цепом, а Дикин и госпожа Феос — поливали огнем и кислотой!       — Да что бы я хоть кусочек заливного теперь в рот взяла! — клялась босс, брезгливо переступая через раскисший студень с плавающими в нем клочками кожи, костями, обломками оружия и еще более странными предметами, вроде снизки крупных красных бус или фарфорового чайничка.       Дикин виновато молчал: он-то, поддавшись заразительной атмосфере Подземья, теперь постоянно хотел кушать. Не отказался бы и от большой миски студня, и от куриных крылышек, хрустящих, словно косточки гарпий, и от печеной картошки со шкуркой темной, как у коричневого увальня… Наверное, это давала о себе знать драконья кровь: чем больше Дикин тренировался в выдыхании огня, тем чаще ему снились полеты над пастбищами, полными тучных коров. Только вот собственные крылышки от этих снов никак не желали крепнуть, да и откуда Дикину было набраться сил, если из еды у них по-прежнему были одни сушеные грибы да роффятина? На второй день госпожа Феос захотела поколдовать с прихваченными из Лит Ми`атара зелеными семенами и сварить кулеш, но Вален строго-настрого запретил разводить огонь. Так что пришлось забиться в крошечную пещерку и дрожать там от сырости, пока снаружи (сверху, снизу, справа и слева) опять кого-то жрали с куда большим удовольствием, чем они грызли свой сухой паек.       С другой стороны, как рассудил Дикин, холодная ночевка как ничто другое способствует попыткам согреться живым теплом общения, особенно когда избежать его невозможно. И он дружелюбно уставился на Валена.       Вообще, Дикин мог только дивиться тому, как это у козлюки все получается делать угрюмо, даже полировать цеп или жевать вяленое мясо, как будто без хмуро сдвинутых бровей ни одно из этих дел не удалось бы. Хотя, может быть, Валену тоже было невкусно.       Дикин покашлял.       — Вален ведь знает, что Дикин — очень творческая личность?       Козлюка взглянул на него исподлобья, не прекращая начищать цеп.       — Еще бы ты давал об этом забыть, малек.       — Тогда Вален должен знать, что Дикин не только поэт, но и прозаик. И как раз собирает материалы к новой эпической книге о приключениях босса… ну и всех причастных.       Теперь он завладел вниманием Валена и снисходительно улыбнулся про себя: никто не останется безучастным, зная, что его имя будет прославлено талантом в веках! Правда, тифлинг выглядел слегка встревоженным, но на его месте Дикин тоже начал бы волноваться, будет ли он достаточно хорош для вечности.       — Дикину как-то надо их называть и не повторяться. Вот у него есть творческий псевдоним, у госпожи Феос — фамилия, а у Валена есть хоть что-нибудь? Или он сам по себе Вален?       Тифлинг ответил не сразу.       — Когда-то меня называли Вален Дыхание Тени.       Вот это было неожиданно! Дикин думал, что услышит совсем другое. Скажем, «Мрачный Костолом» или «Рогатая Погибель».       — Мммм, Дикин понимает, что это, наверное, личный и немножечко нетактичный вопрос, и Вален даже может обидеться…       Козлюка вдруг начал наливаться краской.       — Если ты вот только что открыл рот, малек, чтобы спросить, получил ли я это прозвище за то, что у меня воняет изо рта, или я пускаю ветры, мой ответ — нет!       Краем глаза Дикин заметил, как госпожа Феос вся подобралась и отложила свое рукоделие. Это было приятно, но ее вмешательство не входило в планы Дикина. Он заметил самым кротким голосом:       — Вален иногда предполагает о себе гораздо худшее, чем о нем вообще может подумать Дикин.       — Я просто помню вопросы, которые ты не считал нетактичными.       Дикин вздохнул.       — Дикин не помнит, рассказывал ли он Валену, что броня госпожи Феос — это его бывший старый босс, мастер Тимофаррар. То есть его шкура, конечно. Когда мастер Тимофаррар был живой, он был большой жирный белый дракон. Он был молодой, вот и имя у него было коротенькое и легкое.       Вален снова выглядел всецело поглощенным надраиванием цепа.       .— Однажды за мастером Тимофарраром явился паладин в серебряных доспехах, с вот такенным двуручником, больше его самого. Паладин зашел в пещеру и прям с порога заявил, что обязан убить злого дракона. Старый босс очень огорчился. Он спросил: «Что, даже чаю с дороги не попьете?»       Тифлинг наконец соизволил поднять глаза. В них явственно читалось: «Какая хрень!», но это было лучше, чем ничего.       — Паладин взглянул на мастера Тимофаррара совершенно так же, как Вален сейчас глядит на Дикина, и надулся. «С булочками, — предложил старый босс, — как раз спеклись свежие». Паладин поджал губы и надулся еще сильнее, так что теперь едва помещался в своих латах. «И черничное варенье! — сказал старый босс. — Мы ведь цивилизованные создания! Знаю, что всю жизнь был плохим и злым драконом, но мне совершенно не с кем было обговорить причины и предпосылки моего ужасного поведения!» И он предложил паладину его исповедать за чаем со вкуснючими булочками…       — Понял я, к чему ты клонишь, — прервал его Вален. — Паладин клюнул на удочку дракона, и тот его сожрал.       — Ну… нет. Мастеру Тимофаррару в самом деле хотелось с кем-нибудь поболтать. Он пригласил паладина сесть на самое удобное кресло. Похвалил его доспехи и двуручник. Рассказал очень смешной анекдот, чтобы немножечко его развеселить. Но паладин ничему не верил и дулся все больше и больше. А потом лопнул. Дикин и другие кобольды дня три его мозги и ошметки мяса отовсюду соскребали.       — Да хватит уже врать, малек!       — Вален совершенно как тот паладин. Он такой же сердитый и серьезный, и всюду видит подвох. И если он будет все время дуться…       Вален мощно выдохнул — словно, и впрямь испугавшись, постарался спустить лишний воздух.       — Дикин просто тревожится за Валена. Он ведь совсем не считает Валена плохим. Просто педагогически запущенным.       — Так что ты все-таки хотел спросить? — поспешно поинтересовалась госпожа Феос.       — Дикину интересно, почему Валена стали так называть. На его взгляд, Вален совсем не тенисто-подкрадывательный, а сурово-хватательный.       — Да, в самом деле, — добавила босс, — я бы тоже предположила, что ваше имя будет связано с другой стихией. В вас слишком много огня.       Будто оправдывая это предположение, козлюка снова покраснел и проворчал:       — И ты устроил целое представление, малек, чтобы задать этот вопрос?       — Дикин просто попытался подстроиться под мнительность Валена, но он ничего не может поделать с тем, что мнительность Валена все время его опережает.       — Ладно, — сказал козлюка после паузы и посмотрел почему-то на госпожу Феос. — Я придумал это прозвище, когда еще мечтал стать самым фартовым щипачом в Сигиле. Разумеется, я был уверен, что оно звучит круто и интригующе. Ну, я тогда и ростом был чуть повыше малька, и умишка было… немного.       Дикину пришлось проглотить очередное оскорбление: нетрудно было догадаться, что Вален на самом деле хотел сказать «столько же».       — Тогда меня и впрямь сильно выручало, что я был мелким, бесшумным и незаметным, и я даже уверовал в то, что случайно открыл свое истинное имя.       — Истинное имя? — переспросила госпожа Феос.       Вален едва заметно усмехнулся.       — Одна из множества баек, которые ходят по Планам. То имя, которое вы носите от рождения, всего лишь шелуха, случайный набор звуков, а истинное записано на языке богов среди звезд и на вашем сердце, так что вы увидите его только в двух случаях: если не ослепнете от света тысяч солнц или прочтете на собственном вырванном сердце и останетесь после этого в живых. Сумеете сделать это — и познаете свою истинную сущность, станете единоличным хозяином своей судьбы. Если, конечно, удержите язык за зубами: если неосторожно произнесете имя вслух, его может украсть ветер, и вы останетесь ни с чем.       — Весьма поэтично, — с улыбкой сказала госпожа Феос. — Ну а как быть, если истинная сущность тебе не понравится? Или боги, как ярмарочные гадалки, всем обещали счастливую судьбу?       — Может быть, поэтому они и запрятали истинные имена так далеко. Не хотели, чтобы смертные разочаровывались и переставали бороться, узнав свой окончательный удел.       — Иногда неопределенности достаточно для того, чтобы родилась надежда, так?       Дикину вдруг не понравилось, как разговаривают Вален и госпожа Феос. Не потому, что тифлинг говорил плохо: наоборот, он рассказывал увлеченно, и она слушала его внимательно, с таким заинтересованным видом, от которого что-то кольнуло Дикина в самое сердце. Совсем как той ночью в резиденции Феррона, когда Вален с боссом болтали про Сигил и пьесы так, словно никакого кобольда с ними и не было, словно есть разговоры, в которых он не должен принимать участия.       — А что было потом? — спросил Дикин погромче. — Имя оказалось не истинным?       Госпожа Феос, разумеется, не обрадовалась тому, ее прервали, но, главное, козлюка от нее отвлекся.       — Оно оказалось просто прозвищем, не хуже и не лучше всех прочих.       — И перестало Валену нравится?       — Так меня много лет называли в Бездне, а оттуда я предпочел не тащить ничего, кроме самого необходимого, — и тифлинг рассеянно провел ладонью по рукояти цепа.       Дикин открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но Вален в предупреждающем жесте поднял руку.       — Так, все, малек! Я твое желание пообщаться удовлетворил, так что удовлетвори и мое — помолчать. По-моему, это честно.       — Дикин посчитал: Вален продержался в легком разговоре почти четыре минуты, — прошептал бард на ухо госпоже Феос. — Дикин думает, это прогресс!       И постарался задвинуть подальше ненужные мысли о том, как долго босс и козлюка могли болтать друг с другом без его помощи.

* * *

      Во время утомительных переходов Дикин был бы рад насладиться, по крайней мере, мрачной прелестью окружающего пейзажа, но с этим вышел тот еще облом: Тусклые Глубины полностью оправдывали свое унылое название. Глубин тут и впрямь хватало: от бездонных темных ущелий до разломов, из которых поднимался тускло-желтый ядовитый пар. Дикин не видел здесь ни грибочка, ни лишайника, и подземные твари старались держаться подальше от этих безжизненных мест. Страшно было представить, как же плохо жилось в Подземье рабам, раз они были готовы бежать от своих хозяев даже сюда.       По крайней мере, бежать они могли практически без препятствий: между острых скал и трещин с ядовитыми испарениями вилась удобная тропа, в опасных местах помеченная пирамидками белых камней. Глядя на них, Вален хмурился и ворчал, что это идеальный путь в мышеловку, но делать было нечего — разве только сигать прямо в пропасть.       Указатель вырос как будто из-под земли. Кто-то поставил на попа большую гранитную плиту и вывел на ней, старательно и неумело, надпись белой краской на всеобщем: «Пропасть Дриаринга — 2 мили. Рабы не мы!». Под этим заявлением был намалеван человечек (палка-палка-огуречик), который протягивал ручки-палочки к чему-то сплюснутому, как огурец, и тоже ощетинившемуся торчащими сверху палочками. Чешуйки краски покрывали основание плиты, словно перхоть: наверняка из-за подземной сырости рисунок приходилось часто обновлять.       Вален пригляделся и поскреб краску ногтем.       — Тут, кажется, процарапано что-то еще, — сказал он и принялся энергичнее выкорлупывать краску из едва заметных углублений. — Древнедраконский?       — Уууу, Дикину кажется, это старый вариант всеобщего, но он не может прочитать…       Надпись была выбита неглубоко, одни буквы стерлись от времени, другие исчезли под окаменевшими напластованиями краски. Дикин приближал и отдалял магический огонек, почти водил носом по строчкам, но разбирал только бессвязные кусочки. Получалось что-то вроде: «Од…го за др…м он по…чит на… …ех. Рад…сь ес… мож…. Бег… е… …меете».       — Попробуем прижать листки из твоего блокнота к плите и зачернить грифелем, — предложила госпожа Феос. — Возможно, прорисовка будет лучше читаться.       Проверить, хорошая ли это идея, они не успели: краем глаза Дикин заметил промельк чего-то светлого, но прежде чем успел обернуться, в ушах зазвенело от оглушительного радостного вопля:       — Добро пожа…       С первого раза закончить свое приветствие незнакомец не успел; но даже молотя ногами в воздухе, когда его в своей коронной манере сцапал Вален, он только заорал еще громче:       — Пожаловать!       От такого оглушительного заявления мертвые повылезали бы из своих могил, а живые — сбежались бы изо всех уголков Подземья, чтобы насладиться гостеприимством приглашающего. Об этом явно подумал и Вален, поскольку крик оборвался, сменившись придушенным хрипом. Однако из-за камней не показалось ни души.       — Только не ори! Понял меня? Тихо! — грозно-прегрозно прорычал Вален и не расжимал пальцев на горле существа до тех пор, пока оно не просипело в ответ что-то утвердительное.       Существо шмякнулось на тропу, и пока оно пыталось откашляться, а потом приводило себя в порядок, обдергивая и расправляя длинную белую рубаху, Дикин сумел как следует рассмотреть его. Похоже, это был скальный гном, только не с коричневой, а бледно-бурой, нездорового оттенка кожей. На его макушке и щеках топорщилась редкая щетина, такая же замызганно-белая, как и рубаха. Дикину доводилось слышать, что скальные гномы отличаются легким нравом и жизнерадостностью; если так, то запасы этого качества у них были воистину неисчерпаемыми: с лица гнома ни на секунду не сошла широкая улыбка.       — В Пропасть Дриаринга добро пожаловать! Желаем вас любить и жаловать! — продекламировал он громким шепотом и растопырил руки так, словно намеревался заключить в объятия целый мир. — Не бойтесь, не бойтесь, теперь вы в полнейшей безопасности!       С этими словами он вознамерился обнять ноги тифлинга, но, как обычно в таких сентиментальных случаях, выдержка отказала Валену, и он шарахнулся в сторону. Ничуть не смутившись этим, гном вцепился в госпожу Феос.       — Тсс, тсс, теперь все хорошо! — проворковал гном. — Никто вас не обидит! Вы ведь бежите, дорогие братья и сестра, да, да, бежите? От дроу, от иллитидов, от созерцателей, от дерро? Вот и конец вашего пути, вот дом, который примет вас всех!       Тут уж Дикин перестал сомневаться, что перед ним очередной сумасшедший.       — Мы не рабы, — сухо сказал Вален.       Гном энергично закивал и потыкал пальцем в сторону плиты.       — Конечно! Как тут и написано. Мы не рабы! Здесь мы почти целиком, чуть-чуть не дотягивая до абсолюта, свободны! Так что тебе совершенно нечего стыдиться, брат, тут все свои, да, все свои! Я же все разглядел. Ты носил рабский ошейник.       К величайшему изумлению Дикина, на щеках тифлинга появились алые пятна. Будто защищаясь, он поднял руку к горлу и резким движением подтянул ворот.       — Я знаю, знаю, каково это, — гном все же подобрался к Валену и теперь успокаивающе похлопывал его по колену, — эти следы ни с чем не спутаешь… Но теперь все позади. Даже охотники. От них тебя защитят, хотя бы от них тебя защитят…       — Можно узнать, по крайней мере, твое имя? — осторожно попыталась вклиниться в его бормотание госпожа Феос.       Таким оскорбленным гном не выглядел, даже когда его хватали за горло. Он замахал на босса руками, словно ветряная мельница.       — Нельзя произносить имена вслух, нельзя-нельзя-нельзя! Это слишком личное! Личное-неприличное! Спросить имя — все равно что спросить, какое на мне нижнее белье, когда я его даже не ношу! Ты моя сестра по несчастью, а я твой брат, и этого совершенно достаточно!       — Босс, а вдруг он знает свое истинное имя и хранит его от нас? — прошептал Дикин, но слух у гнома оказался острый.       — Есть только одно истинное имя среди множества лживых! Держите его в сердце, вставайте и ложитесь с ним, благословляйте им друг друга! Всегда говорите о Викс`тре Великом, Викс`тре Безупречном, Викс`тре Освободителе!       Вален и госпожа Феос переглянулись над головой гнома.       — Значит, ты служишь Викс`тре? — спросил тифлинг.       Гном аж подпрыгнул.       — Нет-нет, я никому здесь не служу, только великой идее свободы! Мы почитаем Викс`тру, боготворим его, смакуем его имя, но те, кто служит ему, — не мы! Каждый должен заниматься своим делом, знаете ли. У жрецов свои обязанности, у меня свои. Очень важные, очень нервные!       — Например, в одиночестве сидеть среди камней?       Дикин думал, что этот вопрос босса тоже покажется гному неприличным, но тот с гордостью ударил себя кулаком в хилую грудь.       — Я же староста Пропасти Дриаринга! Встречаю, привечаю и сопрождаю в деревню новых братьев и сестер. Важнейшее дело, ведь от остальных я освобожден нашими премудрыми, добрыми, милосердными жрецами. Свободы так много, что я почти захлебываюсь ею! Хе-хе-хе!       Продолжая приветливо улыбаться, староста поманил их за собой — вниз, во тьму, куда Дикину вдруг совершенно расхотелось спускаться. Скорее чтобы потянуть время, чем надеясь на ответ, Дикин поинтересовался:       — Значит, староста встречает всех, кто сюда приходит?       — Никто не познает гостеприимства благого Викс`тры, минуя меня!       — Тогда, наверное, староста видел здесь и дроу?       С лица гнома пропала блаженная улыбка.       — Хозяева всегда приходят, — пробормотал он. — Они говорят, это плохо для дела, когда рабы сбегают. Рабы должны быть наказаны и возвращены, возвращены и наказаны! Поэтому я препровождаю их сразу в храм. Это больше не наше дело — вырывать свободу зубами и когтями. Жрецы, наши добрые старшие братья, делают это за нас.       — Зубами и когтями? — уточнил Вален.       — О, это всего лишь фигура речи! Когда о тебе заботятся, появляется так много времени играть словами!       Дикин все же попытался вернуться к теме.       — Нет-нет, другие дроу! Не рабовладельцы. Ну, может, бывшие. Только уже не злые и жадные, а несчастные и одурманенные.       К его огромному удивлению, гном немедленно пощупал ему лоб холодной корявой ладонью.       — Иллитиды что-то сделали с твоей головой, да, мой бедный брат? Они любят делать такие штуки, чтобы ум за разум заходил. Несчастные дроу, подумать только! Таких не бывает! Они только лезут в твой дом, хватают тебя, везут на невольничий рынок, продают и покупают…— Он вдруг набычился. — Почему ты их защищаешь? Может, ты тоже хозяин, а? А? Ааа!!! Замаскировался! Отбелился! Пользуешься тем, что в моей голове тоже копались иллитиды!       В конце концов староста все же дал себя убедить, что его окружают вовсе не перекрашенные темные эльфы, но отвязаться от него после этого не стало никакой возможности. Он скакал вокруг них по тропе, как горный козлик, и болтал без продыху. В какой-то момент Дикин заподозрил, что перед ним не староста, а целый мэр — уж очень уклончиво он отвечал на вопросы. Почему он носит эту рубаху? Это удобно! Почему он бреет голову? Это практично! Кто такие жрецы? Славные, славные люди! Что за бог такой Викс`тра? Настолько велик, что совершенно невообразим! Если Вальшаресс на Викс`тру налезет, кто кого заборет? (На этот вопрос Дикина, правда, гном отвечать не стал, только посмотрел укоризненно.)       Зажатая между скал тропа вывела их на открытую площадку. Узкий каменный язык нависал над пропастью, но впервые Дикин увидел внизу не кромешную тьму, а множество строений в окружении слабо светящейся грибной рощи. Если бы не грибы, легко было поверить, что смотришь с высоты на деревушку в Серебряных Пределах: Дикин мог разглядеть домики с двускатными крышами, сараюшки, каменные изгороди, даже будочки нужников на том, что сверху выглядело огородами. Да только вот над домами, сараями и совершенно пустой площадью возвышались мрачные руины того, что могло быть храмом.       Странное это было здание; Дикин мог бы поклясться, что больше всего оно напоминало лежащего дракона: он видел и морду с пастью-порталом, и длинную шею, и гребень вдоль хребта. Только вот каменный дракон лежал рядом с деревней так долго, что успел издохнуть: крыша местами провалилась, и арки сводов, опиравшиеся на массивные столбы, торчали наружу, словно ребра.       — Впечатляет! — госпожа Феос, как и Дикин, выглядела совершенно захваченной зрелищем. — Не ожидаешь увидеть такое в Подземье! Наверное, строители вспоминали о своих родных местах?       — Местах, которые им было никогда не увидеть снова, — из голоса гнома исчезли звенящие нотки, он заговорил спокойно и грустно. — Пропасть Дриаринга должна была принять всех обездоленных, преследуемых и жаждущих вздохнуть свободно…       — Но что-то пошло не так?       Если Вален намеревался застать старосту врасплох, ему это не удалось.       — Ах, ожидания и реальность, эта их вечная схватка! Думаешь, что свобода будет приправлена медом и перцем, а у нее привкус мяты и аспарагуса. Но распробуй ее и поймешь, что многого не знал о своих вкусах!       — А домой вы никогда не пытались вернуться? — осторожно продолжила госпожа Феос.       — Спустя столько лет? Куда? Может, там до сих пор скелеты лежат среди развалин, а может, все давно отстроили, никто не вспомнит меня, и я сам себя не вспомню. Подземье меняет тебя, рабский ошейник меняет тебя, Викс`тра меняет тебя. Может, я настолько изменился, что меня и нет уже?       И гном оглядел себя с таким озабоченным видом, словно и впрямь боялся, что вот-вот развалится на куски или растворится в воздухе.       — Нет-нет, староста кажется довольно крепким! — попытался подбодрить его Дикин.       — Правда, интересное ведь слово — «казаться»? — вновь оживился гном. –Такое же интересное, как слово «быть!» Кто с первой попытки разберет разницу между ними? Уж точно не я, да-да, уж точно не я! Все мы стараемся казаться тем, кем хотим быть, и всем нам приходится кем-то казаться, если мы не хотим перестать быть!       Конец его рассуждений потонул в оглушительном реве. Чудовищной силы звук поднялся со дна пропасти к самому своду пещеры и снова ринулся вниз. Скалы задрожали.       Уверенный, что деревенька внизу вот-вот развеется как дым, и вместо нее он увидит раззявленную жадную пасть каменного дракона, Дикин в растерянности застыл на краю площадки, но госпожа Феос оттащила его с опасного места. На головы посыпались мелкие острые камешки и помет: целая стая нетопырей, до того незримо висевших под сводами пещеры, поднялась в воздух, закружилась и ринулась вниз, в деревню.       Все закончилось так же неожиданно, как и началось.       — Это что такое было? — рыкнул тифлинг.       Кажется, староста его не услышал. Среди всего этого безобразия он продолжал стоять, как прибитый, но на его лице подергивался даже нос, что делало его до странности похожим на огромного безухого кролика.       — О нет! Месяц еще не прошел, а Церемония грядет! Велика сила Викс`тры, и могуч голод его… Нет-нет-нет… Рано! Рано!       Вален хотел схватить его за плечо, но гном оказался проворнее. Подхватив подол своей замызганной рубахи, он припустил прочь и пропал из виду быстрее, чем кто-нибудь успел произнести: «Что за?..»

* * *

      Вблизи деревня выглядела не так мило, как сверху: сразу стали видны и трещины в стенах, и запустение на огородах, и унылый вид жителей. Они были самых разных рас — люди, гномы, свирфнеблины, полурослики, но выглядели все до странности одинаково: длинные белые рубахи до пят, стриженные головы, потупленные глаза. Никто здесь не бродил бессмысленно, как спятившие авариэли, но даже занятые повседневной работой жители до ужаса напоминали Дикину околдованных, спящих на ходу дроу в Лит Ми`атаре. В них тоже хотелось вцепиться когтями и погромче завопить, чтобы они очнулись наконец, пока их всех не съели.       Да и разговорчивостью жители не отличались. «Да обратит Викс`тра на тебя свой благосклонный взор, брат (или сестра)», — вот все, чего от них удавалось добиться. Только одна женщина пробормотала, не отрываясь от штопки:       — Меня-то зачем спрашивать? Спросите Кордигана.       Дикин так настроился на то, даже себя самого, даже не вслух, безопаснее называть просто «великом бардом», что от звука чужого имени ему захотелось замахать руками не хуже безумного гнома. Госпожа Феос тоже выглядела ошарашенной.       — Вы зовете кого-то по имени? Староста сказал нам, что в деревне не произносят имен, кроме имени Викс`тры.       Женщина впервые взглянула на них, удивленная ничуть не меньше.       — Кордиган и есть староста. Ему дозволено владеть своим именем и не быть избранным. Маленькая власть, но лучше, чем никакой. Говорят, что курица, которая распоряжается своими яйцами, правит курятником, — ее бескровные губы дрогнули в намеке на усмешку. — Жаль, я не знала эту поговорку раньше, хотя разводила цыплят на поверхности.       — Избранным? — осторожно переспросила госпожа Феос.       Женщина перекусила нитку и воровато зыркнула по сторонам. Казалось, ей хотелось поговорить, но она все никак не могла решиться.       — На Церемонии. Кордиган что, вообще ничего вам не объяснил?       — Вообще ничего, — решительно заявил Вален, — только бормотал что-то невразумительное.       — Совсем он спятил. Раньше от него было больше толку. Пора его менять, вот что я вам скажу… — Женщина запнулась; в ее глазах появилось что-то лихорадочное, нехорошее. — То есть вы совсем ничего не знаете, да? Ответы вам нужны? Тогда вы можете ударить в гонг на площади. Тут-то вы и получите свои объяснения, сразу все!       Она все быстрее крутила в пальцах штопальную иглу и, кажется, сама не заметила, как загнала ее себе под кожу.       — Мммм, у безымянной леди кровь течет… — Дикин хотел предложить ей носовой платок, но случайно вместе с ним вытянул из-за пазухи серебряную цепочку, которую дала ему Провидица.       Того, что случилось дальше, он никак не ожидал: натужная улыбка слетела с лица женщины в один миг. Полными ужаса глазами она уставилась на серебро, а потом вскочила, столкнув прямо в грязь корзину с починенными рубахами.       — Нечестивцы! Погань-то какая!       Это она выкрикнула уже на бегу; ненадолго остановилась, скрюченными пальцами начертила у груди причудливый знак и нырнула в проулок. Несколько сельчан, привлеченных ее криками, повторили этот жест и тоже поспешили разойтись, оставив героев в полном одиночестве.       Вопреки ожиданиям Дикина, Вален не стал его ругать.       — Значит, серебро здесь под запретом, — произнес он негромко. — А вы заметили, что деревянного тут ничего нет? Ни дверей, ни ставен… Удобно, конечно, внутрь заглядывать, но и в домах нет ни кроватей, ни столов со стульями. Спят на тюфяках, сидят на камнях. Беглые рабы, конечно, не тащат с собой сундуки и диваны, но и в таких хороших домах обычно не живут.       Госпожа Феос присела рассмотреть и пощупать брошенные вещи.       — Иголки, конечно, не диван, их могли принести с собой, но где они могли взять столько льна для рубах, мотков ниток и корзину из ивовой лозы?       — Или у них есть связи с поверхностью, или они торгуют с кем-то. В любом случае, живут не так уединенно, как может показаться. Только, похоже, кое-кто хорошо постарался, чтобы у жителей не было даже щепки, чтобы защититься, — сказал Вален.       — Что ж, хорошо, что мы захватили все необходимое с собой, — пробормотала госпожа Феос, а Дикин, памятуя о промахе с цепочкой, заставил себя не щупать спрятанный за полой кафтанчика деревянный кол.       Это желание стало только сильнее, когда они вышли на площадь. Дикин сразу понял, как уютно, в общем-то, было в деревне, где жители двигались, работали, даже изредка открывали рот. Здесь же не было вообще ничего, кроме каменных плит, между которых просачивался наружу мерзкий могильный смрад, да медного гонга, торчавшего посередине площади, словно позорный столб. Стая летучих мышей кружила над разрушенным храмом.       — Ну, это как-то слишком мелодраматично, — сказала госпожа Феос, но по ее голосу Дикин понял, что боссу тоже не по себе.       Взгляд Валена скользил по фасаду храма.       — Неудивительно, что нам так спокойно позволили разгуливать по деревне. Сколько тут этих тварей, несколько десятков?       Храм вовсе не был необитаем: только возле врат несла стражу дюжина верзил, подобных которым Дикин не видел никогда в жизни — и не пожалел об этом. Мощные фигуры стражей охватывали реберные клетки каких-то чудовищ, чьи клыкастые черепа заменяли им шлемы. Никто не поднял тревогу, заметив на площади чужаков, но Дикин вдруг почувствовал себя ужасно маленьким и беззащитным.       — Козлю… тифлинг думает, что герои чем-то себя выдали?       — Не будь дураком, малек. Хозяева этого места прекрасно знают, кто мы такие. А еще они знают, что нам рано или поздно придется войти в храм. На их территорию.       — А это все равно что самоубийство, — пробормотала госпожа Феос.       Дикин сглотнул. Тем не менее, куда было отступать отважному герою-барду, если он все еще хотел считать себя таковым? Дикин гордо вскинул голову, расправил крылья и как ни в чем не бывало зашагал к гонгу… ну, по крайней мере, попытался зашагать, потому что козлюка бесцеремонно сгреб его в охапку.       — На всякий случай, малек. Вдруг тебе вздумается ударить в гонг, как нам настойчиво посоветовали.       — Ди… то есть великий бард совсем не дурак! Он собирается только посмотреть!       Он надулся, но Вален так его и не отпустил, как будто боялся, что Дикин нарочно поступит ему наперекор. Но если такое желание (очень-очень слабенькое!) и могло появиться у Дикина, то растаяло при первом же взгляде на гонг вблизи. Одна чеканка дорогого стоила: бесчисленные драконы преследовали и настигали своих жертв — в панике бегущих человечков. Кто-то падал в зубастую пасть, кого-то разрывали пополам или откусывали голову. В свете магического огонька начищенная медь ярко блестела, и картинка выглядела живой, движущейся. А ведь были еще и письмена — и, едва взглянув на них, Дикин понял, что же было выбито на указателе. Одно и то же послание, просто на разных языках, древнедраконском и старообщем: «Одного за другим он получит нас всех. Радуйтесь, если можете. Бегите, если сумеете».       Дикин повторил это вслух самым трагическим своим шепотом — уж очень обстановка к этому располагала.       — Что ж, после рева стоило ожидать, что одними кровососами дело не обойдется, — Вален, как обычно, первым сделал вид, что полностью владеет ситуацией.       — Странноватое все-таки соседство — вампиры и драконы, — сказала госпожа Феос. — Да еще культисты вдобавок! Кто же этот Викс`тра: вампир, который поставил драконов себе на службу, или дракон, с которым вампиры делятся жертвами?       — На Планах я видел и не такое, — Вален наконец отпустил Дикина, — одни драконы держат модные магазины, другие командуют войсками на Войне Крови. Умеют находить выгоду в самых разных местах. Вряд ли драконы Первичного плана сильно отличаются в этом смысле.       — Великого барда удивляет, что драконы могут жить так глубоко под землей. Ему кажется, здесь еще какая-то подстава.       — Почему? Тимофаррар ведь жил в пещере.       На втором слове госпожа Феос немного замялась; то ли тоже боялась произносить имена, то ли чувствовала неловкость, говоря о мастере Тимофарраре, когда была одета в броню из его шкуры.       — Нууу, старый босс жил намного ближе к поверхности. Ему ведь надо было время от времени поваляться в сугробах и размять крылья, а под землей летать очень-очень трудно. Великий бард не знает, какого цвета должен быть дракон, чтобы ему нравилось тут.       Вален за его спиной напрягся и сжал рукоять цепа.       — К нам идут, — вполголоса сообщил он.       Один верзила оставил свой пост. Шел он неторопливо, оружия в его руках не было, и Дикин заколебался, заряжать ли арбалет. Будто почувствовав это, страж заворковал сладким голосом, так не вязавшимся с его размерами и жуткой костяной броней:       — О, новые лица в наших краях? Бедные беглецы, молящие о приюте, или паломники, жаждущие приобщиться к мудрости величайшего Викс`тры? Рад приветствовать вас под сенью его храма!       Длинные когти существа клацали по плитам — такие огромные ступни, наверное, не влезали ни в одну обувь. Кожа на них, грубая и чешуйчатая, была ярко-оранжевого цвета.       — Вижу, вы растеряны и смущены, — как ни в чем не бывало продолжил страж, — нечасто в такой обители зла и жестокости, как Подземье, можно встретить мирную гавань, подобную нашей. Но Викс`тра Безупречный, Викс`тра Мудрейший, Викс`тра Защитник почтил это место своим присутствием, а я, один из его скромнейших госпитальеров, готов оказать вам посильную помощь.       Сходу Дикин не смог определиться, был ли скромнейший госпитальер беззастенчиво лгущим злодеем или же просто спятил, как староста, поэтому на всякий случай решил поддержать разговор.       — Значит, великий бард пришел в странноприимную деревню? Для очень-очень странных? Здорово как! Наверное.       Страж укоризненно поцокал языком — длинным, черным и заостренным.       — Прошу вас, не употребляйте подобных слов по отношению к нашим подопечным! До того как попасть сюда, они знали только непосильный труд, страх и унижение. А если хозяин бьет собаку, когда она еще щенок, ей даже на свободе всюду мерещится палка.       — Я до сих пор не видела в Подземье собак, — очень легким тоном сказала госпожа Феос. — Должно быть, вы пришли с поверхности?       — Мы проделали долгий путь, дабы следовать велениям нашей совести. Милостивому Викс`тре противна сама мысль об оковах плоти, и он призвал нас не жалеть ни золота, ни красноречия ради благой цели — полнейшего освобождения беспомощных! В этих стенах сама их суть должна обнажиться и очиститься от всей наносной скверны…       — При помощи этих ваших таинственных Церемоний? — уточнил Вален.       — Таинственных? — Страж рассмеялся от души. — Что таинственного или нового в мысли, что все, дорогое вам, необходимо защитить любой ценой? Что свобода — это не только отрада, но и ответственность? Викс`тра мудр и справедлив, а следовательно, нечестно только брать у него, ничего не давая взамен. Только общими усилиями можно возвести небесный дом божественного света, стены которого будут крепки, как кости верующих в Величайшего. Разве это не счастье — стать частицей настолько великого творения?       До того тускло тлевшие, глаза стража вспыхнули рыжим огнем, и Дикину показалось, что шлем-череп становится прозрачным, как стекло, но то, показалось под ним, тоже не имело никакого отношения к миру живых — просто гадкая, смрадная, бесформенная масса, местами прикрытая оранжевой чешуей.       Совсем рядом угрожающе свистнули в воздухе шипастые шары Валенова цепа, но стража уже не было на прежнем месте. По-прежнему умиротворенный, медово-паточный, он стоял уже за гонгом.       — Радуйтесь, желанные гости, ибо для каждого у Викс`тры найдется место в его грандиозных замыслах. Да начнется Церемония!       Увесистый кулак стража впечатался в гонг.       Густой дрожащий звук невообразимо звонкими волнами прокатился по площади, заставляя вибрировать даже зубы Дикина. Он инстинктивно зажал уши, но это слабо помогло; оглушенный, он мог только наблюдать, как распахиваются врата храма. На камни лег вытянутый овал желтоватого света, похожий на язык, но не появилось ни одной тени, хотя три стройные фигуры плечом к плечу встали в освещенном проеме. Одна из них неторопливо направилась вперед, подметая площадь подолом пурпурной мантии.       Это был человеческий мужчина, высокий и немолодой. Его голова была обрита точно так же, как у жителей деревни, и такие же войлочные туфли шаркали по камням, но его осанка была гордой, а взгляд — надменным. Он небрежно осматривался по сторонам и наконец самодовольно улыбнулся, явно довольный увиденным.       Дикин оглянулся. Казалось, прошло всего-ничего времени, а к площади уже стекся народ. Наверное, все жители деревни, включая немногочисленных детей, собрались здесь, но продолжали жаться к стенам домов, не решаясь ступить на каменные плиты. Все такие же понурые, глядящие в землю, странно одинаковые — люди, карлики, гномы, свирфнеблины. Дикин запоздало сообразил, что не видел здесь ни одного эльфа, ни светлого, ни темного.       Дикин снова взглянул на храм, и сердце ухнуло в пятки: балконы, которые казались ему ноздрями и глазами каменного дракона, больше не были пусты. Их все заполняли фигуры в пурпурных мантиях. Дикин попытался их сосчитать, но в этот миг худой мужчина хлопнул в ладоши почти так же звонко, как если бы ударил в гонг.       Церемония начиналась.