Орды Подземья: Пером и лютней

      — Огород? — на лице Валена не отразилось ни тени понимания.       — Место, где выращивают овощи, — пояснила госпожа Феос, когда пауза стала затягиваться.       Настороженность тифлинга мгновенно сменилась брюзгливым разочарованием.       — Малёк…       — Дикин говорит серьезно! Он знает старую легенду, где герой должен был засеять поле зубами дракона, из которых потом вырастали ужасные воины. Там не было вампиров, но тут есть грядки и есть дракон, а у дракона должны быть зубы, если он не совсем старенький…       Захлебнувшись от волнения, бард умолк, а Вален и госпожа Феос переглянулись над его головой.       — О таких свойствах драконьих зубов я что-то не слышал, — сказал козлюка таким тоном, как будто его байки из Бездны одним махом перевешивали тонны прочитанных Дикином книжек.       — Мне тоже не приходилось видеть умертвий, растущих на грядках, но все-таки культист был весь в земле, — дипломатично напомнила босс.       Поразмыслив, Вален кивнул.       — Что ж… — он мрачным взглядом обвел бесчисленные холмики, — это легко проверить, верно?       — Ммм, Дикин только вот не представляет, на какую глубину принято сажать культистов. Вдруг Вален… — Он хотел сказать «до них не докопается», но потом решил, что козлюка докопается до кого угодно, — долго будет искать? Тут же грядок много-много.       — Можно посмотреть, не проклюнулся ли уже кто, — у госпожи Феос было такое выражение лица, словно при любых других обстоятельствах она бы рассмеялась, но сейчас старается просто не спятить.       Дикин прекрасно ее понимал. Он жил с мастером Тимофарраром, который любил кушать кобольдов, видел множество логов и лежбищ разной степени закостенения, да и на ходячих беспокойников нагляделся, но в Пропасти Дриаринга была своя особенная гадость. Наверное, из-за лицемерия этого места: уж лучше склеп, полный честной голодной нежити, чем загаженный храм, где бездуховные упыри обманом освобождают рабов от плоти и крови.       Возмущение придало Дикину сил, и он первым двинулся по меже, приглядываясь к грядкам. Они тут были двух видов: одни — плотные, покрытые подсохшей коркой, другие — рыхлые, оплывшие, сочащиеся влагой. Второй вид показался ему особенно подозрительным.       — Босс может сюда потыкать мечом? Только осторожненько, а то вдруг оттуда высунется рука и ее схватит.       Руки не случилось, но под землей металл ударился о металл. Госпожа Феос ткнула еще раз, рядом — на этот раз что-то хрустнуло — попробовала расковырять лезвием грядку, но Вален отстранил ее и принялся разгребать кучу сам. В глубине души Дикин немножко им восхитился (но не позавидовал!): из них троих только тифлинг держался так, словно копаться в кишащей червями смрадной массе, которую и землей-то назвать язык не поворачивался, — дело пустячное.       Из грязи показался сначала двуручный меч, потом россыпь фаланг, чьи-то ребра, череп с забитыми землей глазницами. Слегка разочарованный, Дикин подумал, что госпожа Феос все же оказалась права в своем первом предположении, и вокруг обычные могилы, но тут заметил кое-что странное. Во-первых, если перед ними лежал не юань-ти, ребер было слишком много для одного скелета. Во-вторых, ребра были разных размеров. В-третьих, черви вели себя не по-червиному: они копошились среди костей омерзительными клубками, но не расползались, а наоборот, застывали в белесой полупрозрачной пародии на внутренности. Когда Вален счистил землю с ребер, в провалах между ними показались плотный пульсирующий комок, похожий на сердце, и пузырчатые мешочки, в которых угадывались легкие. А черви продолжали ползти по костям, падали вниз, сплетались, укладывались, придавая органам все более узнаваемые очертания и плотность.       Вален смахнул еще немного земли и раскопал руку — почти совсем готовую. Ближе к локтю черви еще трудились над мышцами и сухожилиями, а вот когтистые пальцы уже покрывала мелкая, начинавшая рыжеть чешуя, и вокруг запястья, как броня, смыкались костяные пластинки.       — Оооооой… — сказал Дикин, когда до него дошел смысл происходящего. — Лучше бы это были зубы.       — Какое чудовищное надругательство… — пробормотала госпожа Феос.       — Что за дрянь! — даже Вален перестал делать каменное лицо и с отвращением смотрел на труд червей, кропотливо собиравших нового культиста.       — Так-то вы называете чудо рождения новой жизни? — прозвучал полный упрека голос за их спинами.       Наверное, сердце не выскочило из груди Дикина только потому, что падать ему пришлось бы прямо на червей. Подбадривая себя мыслью, что если уж с тобой заговорили, то не собираются сразу накинуться и сожрать, он торопливо развернулся.       Таких вампиров здесь Дикину еще не доводилось видеть. Как и другие служители Викс`тры, он был худым и бритым наголо, но вместо мантии носил холщовые безрукавку и штаны. В этих затрапезных штанах, запачканных на коленях землей, плотных рукавицах и с ведром в руке, он имел бы вид заправского огородника (разве что немного бледного), решившего потрудиться на любимых грядках, если бы не темная вытатуированная вязь, покрывавшая лицо и руки. Со своего места Дикин не мог разглядеть, что написано на вампире, но, глядя на резкие ломаные линии, засомневался, что письмена складываются в что-то невинное, типа имени его возлюбленной леди-зомби. Татуировок было так много, что лицо вампира казалось прикрытым маской, из-под которой блестели на удивление светлые, тоже как будто бескровные, глаза. Мирным он совершенно не выглядел, но и нападать не спешил, поэтому из вежливости бард поддержал разговор:       — Дикин не уверен, что в такой мерзости что-то может родиться. Разве только завестись.       — Все мы рождаемся в грязи… в слизи… в благословенной крови… –заметил вампир философски.       — Мммм, нет? Дикин вот появился из яйца. И его для этого не поливали никакой гадостью.       У него совершенно вылетело из головы решение до последнего скрывать свое имя от кровососов; впрочем, вампир не выглядел заинтересованным. Пройдя мимо Валена и госпожи Феос, точно это были пугала огородные, он принялся любовно поливать из ведра сухую грядку. Ради спокойствия своего желудка Дикин решил не приглядываться к тому, что выплескивалось через край, но темные сгустки наводили на определенные мысли.       — Я? Поливаю гадостью? Наши чудесные плоды? — заворковал вампир, обращаясь прямо к грядке. — Вы слышали это, мои хорошие? Растите крепкими и сочными, а вот избранным придется немножко подождать, прежде чем их тоже обиходят…       — Это вы… нам? — рискнул уточнить Дикин.       Даже спиной он чувствовал неодобрение Валена: судя по бряцанью цепи, тот уже приноравливался огладить вампира цепом по хребту, а сейчас огородник вновь развернулся, устремив на Дикина нереально светлые глаза. Припомнив, что вампиры могут гипнотизировать взглядом, бард поспешно уставился на его облепленные грязью войлочные бурки.       — Неужто должно прибыть еще больше избранных? — продолжая говорить, вампир двинулся к другой требующей полива грядке. — Отрадно, если так, ибо велика сила Викс`тры и могуч голод его…       Дикин обнаружил, что и эта навязшая в зубах фраза, и благодушие, с которым она сейчас была произнесена, ужасно действуют ему на нервы. Уж лучше бы вампир бесновался и скалил клыки, чем уделял героям не больше внимания, чем картошке, которую надо бы почистить и кинуть в котелок, да все недосуг.       — Дикин, если что, не подписывался быть съеденным каким-то там Викс`трой.       Это предупреждение вышло на диво уверенным и дерзким, но вампир даже ухом не повел.       — Не суди о священномудром Викс`тре в силу своего маленького разумения, избранный. На что ему твои скудная плоть и ящеричья кровь? Викс`тра — ваятель, а не пожиратель, и только твои кости послужат материалом для творения моему господину. Твои ребра, челюсти, гребенчатый череп, десятки позвонков твоего хвоста…       На мгновение Дикину показалось, что ничто из этого ему уже не принадлежит, так по-хозяйски перечислял вампир его составляющие, но возмутиться он не успел, потому что госпожа Феос заговорила первой.       — А кто же такой ты сам? — громко поинтересовалась она.       Странно было видеть, как землистые губы вампира медленно раздвигаются в улыбке. Казалось, он только сейчас увидел госпожу Феос по-настоящему и медленно смерил ее взглядом с ног до головы, будто прикидывая, сколько фунтов отличных крепких костей можно выдрать из ее мяса.       — Когда-то меня называли Зеремундом, но имена ничего не значат для тех, кто посвятил свою вечность служению Викс`тре. Мы удовлетворяем его прихоти, дабы он мог удовлетворять наши.       — Кости — Викс`тре, кровь — Старейшим? — Дикин сам не понял, кстати или некстати припомнились ему эти слова.       Тонкие губы Зеремунда раздвинулись еще шире, вялый мертвый язык пробежался по острым клыкам, словно вампир уже чувствовал и смаковал во рту вкус крови — пусть даже холодной ящеричьей.       — Именно.       — Сдается мне, начинали вы с грандиозных планов, — еще более резко произнесла госпожа Феос. — Все эти дома божественного света, верующие из всех измерений, новый мировой порядок… И вот где оказались вместо небесных планов: в жалких подземных развалинах! Растягиваете из последних сил горстку рабов, чтобы разом не кончились и пища, и почитатели!       Подобные споры о вере были настолько не в духе босса, что Дикин даже растерялся, когда наезды на Зеремунда посыпались один за другим. Вампир тоже перестал улыбаться.       — Не надейся своими еретическими речами уязвить меня, избранная! — сказал он, впрочем, довольно сварливо. — Разве дивный сад, среди которого ты стоишь, не лучшее доказательство могущества Викс`тры?       Босс фыркнула.       — Всего лишь надругательство над истинно божественным миропорядком. Если что и вырастает на вашей оскверненной земле, так только бесформенные нелепые уроды!       — Им суждено обрести жизнь вечную!       — В таком виде? Да лучше честно сгнить!       От такой горячности Дикин разинул рот — и только сейчас сообразил, что Валена рядом с госпожой Феос давно уже не видно. К счастью, Зеремунд, не на шутку уязвленный, вроде бы этого не замечал.       — С каждым новым творением растет мастерство великолепного Викс`тры, и впереди у него вечность для вечного же совершенствования! Никогда не иссякнут его последователи, как не иссякнет плоть и кровь смертных, и ты, маловерка, тоже станешь частью великого замысла, когда…       Кровь и мозги полетели во все стороны, когда удар цепа размозжил голову Зеремунда, словно сырое яйцо. Пустое ведро, гремя, покатилось по земле, обезглавленное тело рухнуло на удобренную грядку, но прежде чем Дикин успел что-нибудь сделать: выдохнуть, восхититься, заметить, что Валену все же подходит прозвище «Дыхание Тени», тифлинг подхватил его поперек живота и наперегонки с госпожой Феос бросился в погоню за облачком, вылетевшим из вампирской рубахи.       Перепрыгивая через грядки, они пробежали пещеру наискось, обогнули вонючий темный бассейн, из которого, наверное, Зеремунд черпал гадость для поливки, выскочили в коридор под высокими каменными сводами и угодили аккурат на чужое поле боя.       В воздухе еще витал запах гари и острый грозовой дух волшбы, то тут, то там виднелись кучки праха и трупы дроу, но один вампир уже кормился временно выжившим противником, пока остальные терпеливо дожидались своей очереди. Похоже, они настолько настроились на мирную трапезу, что первой эмоцией, отразившейся на перепачканных кровью лицах, оказалось искреннее, на удивление живое разочарование.       Облачко-Зеремунд юркнул за спины сотоварищей, да и был таков.       Козлюка швырнул Дикина на пол так же бесцеремонно, как и подхватил, но обижаться на это не было времени. Бард вцепился зубами в ногу одному вампиру, ударил головой под коленки второму и удовлетворенно ухмыльнулся, когда третий, попытавшись сомкнуть пальцы на его шее, с воплем отдернул руку, обжегшись о серебряную цепочку.       Госпожа Феос, держа зеркало на манер щита, отбивалась сразу от трех вампиров. Они громко вопили от возмущения, но были вынуждены держаться на расстоянии. Валену приходилось тяжелее, потому что для цепа ему требовались обе руки, и воспользоваться серебром или зеркалом он не мог, но пока его вполне выручали ярость и скорость.       Похоже, вампиры тоже поняли, что голыми руками героев не возьмешь. Сначала попятился один, потом второй, третий — но это было не отступление, потому что крики ярости сменились знакомым шепотом. «Викссс…» — начал один, «Траааа…» — подхватила другая, и скоро, кажется, со всех сторон неслось: «Викс`тра, Викс`тра!», противное, словно свист через дырку на месте выбитого зуба. У Дикина все закружилось и медленно поплыло перед глазами, к горлу вновь подступил гадкий комок тошноты. Враги расплывались, двоились, троились… Кажется, и госпожа Феос уже не так уверенно держала оборону, и удары Валена потеряли прежнюю точность…       От бессилия Дикин мог только завопить — что и сделал, заткнув уши пальцами, — первое, что пришло в голову, самую-самую изначальную ррроковую песню, так сурово раскритикованную госпожой Феос когда-то:       — Зловещий рок, Анаурок,       Где даже в жопе скрипит песок!       И сколько есть того пути,       Песок скрипит, скрипит, скрипит!       Скрип на зубах, всхлип из ноздрей,       Сжимай же булки, герой, тесней!       Коль скопишь силы на новый замах,       С песком смешается вражеский прах!       На второй же строчке ему стало значительно легче; вращение и приращение вампиров замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Шесть пар шокированных глаз уставилось на Дикина, и госпоже Феос не потребовалось много времени, чтобы разбить в прах выпавшего в осадок вампира. Вален снес еще двоих, и пусть даже остальные опомнились, уже не потребовалось много времени, чтобы с помощью зеркал загнать в угол и добить остальных.       — Ей-ей, малек, это первая твоя песня, которая мне понравилась, — заявил Вален, немного продышавшись и стряхивая с нагрудника серую пыль. — Может, тебе почаще петь для наших врагов, а не для нас?       Хочешь найти путь к сердцу автора — похвали его творение. Мысленно списав со счета козлюки еще несколько проступков против гениальности, Дикин со всей возможной застенчивостью уставился на носки своих сапожек.       — Дикин написал ее, когда думал, что они с боссом сдохнут ужасной смертью в ужасной пустыне. Он думает, ему неплохо удалось передать чувство обреченности и нарастающего отчаяния перед тем, как босс собралась с силами бросить вызов судьбе.       — Только не думайте, что все эти выражения он узнал от меня, — сказала госпожа Феос. — У меня действительно не было сил на подобную экспрессию.       Она склонилась над недоеденным дроу.       — Кончается.       — Жаль, я бы с ним потолковал, — Вален закинул цеп на плечо. — Куда могли деться недобитки?       Вопрос был не праздным: справа и слева от них, сколько хватало глаз, тянулись темные провалы забранных решетками арок — высоченных, под потолок. Прутья были толстыми, в руку Валена, но на удивление редкими — просочиться между ними могло не только вампирское облачко, но и целый Дикин. Да вот только делать это ему совсем не хотелось: что-то смутно белеющее двигалось там, в темноте, негромко скрипело, похрустывало, клацало по каменным плитам. К прутьям ни одно из этих «что-то» не приближалось, но спокойней от этого не становилось.       — Надо зажечь огонек и поискать гробы, — сказала госпожа Феос, словно пытаясь обрести уверенность в звуке собственного голоса. — Думаю, вампиры полетели прямиком к ним, чтобы быстрее восстановиться, а не прячутся где-то.       — Главное, чтобы все они отлеживались в одном месте, а не в нескольких, — пробормотал Вален. — На второй раз это нам придется бегать от Зеремунда, а не гоняться за ним.       — Вален думает, Зеремунд такой крутой, а не обычный огородник?       — Он выглядит древним и жутким, а когда у меня, малек, появляется такое впечатление, я предпочитаю ему доверять.       — А какое впечатление у Валена сейчас?       — Да зажги уже огонь, малек!       Госпожа Феос все-таки справилась с заклинанием первой, и когда комочек белого огня, скользнув за решетку, осветил обитателя клетки, Дикин открыл рот, но выбрать между вариантами «ахнуть» и «завизжать» так и не смог, поэтому просто опрокинулся на спину.       — Дикин? — испуганно спросила госпожа Феос, не без труда оторвав взгляд от поразительного зрелища.       — Все в порядке, босс. Дикин просто хочет рассмотреть его без того, чтобы у него заболела от запрокидывания шея.       То, что из глубины клетки слепо таращилось на них пустыми глазницами, было самым огромным костяным големом из всех, кого Дикину приходилось видеть. Полуистлевший страж из лавки мэтра Собри рядом с ним казался бы цыпленком рядом с василиском, и дело было не только в размерах. Голем казался не собранным, а слитым из костей. Кое-где на его поверхности Дикин мог разглядеть то чью-то челюсть, то головку человеческой бедренной кости, но они казались непроваренными остатками в студне, который залили в форму, чтобы получить монолитного гиганта. На его плечах сидели два устрашающих черепа с десятками зубов в массивных челюстях, а верхние конечности оканчивались острыми костяными лезвиями. Чем дольше Дикин на него смотрел, тем сильнее сомневался, возможно ли обычным оружием отколоть хоть кусочек от этой глыбы. Ему не потребовалось снова задать вопрос Валену о его «впечатлениях» — то, что тифлинг, кажется, и не дышал, застыв с задранной головой, говорило само за себя. К счастью, конструкта не заинтересовали ни свет, ни разговоры. Прижав верхние конечности к груди, словно чудовищный богомол, он так и стоял возле дальней стенки и только изредка ворочал башкой, бессмысленно глядя в никуда.       Магический огонек метнулся в клетку напротив, только чтобы выхватить из темноты другого запертого голема — уже с нормальными руками, если так можно было назвать чудовищные кулаки, которыми, наверное, можно было прошибать стены.       — Так вот какую армию кровососы обещали Вальшаресс… — хрипло произнес Вален.       — Непохоже, что они были готовы охотно с нею расстаться, — госпожа Феос кинула взгляд на мертвые тела в красно-черных доспехах.       — После сцены на площади? Неудивительно.       — А может быть, они поняли, что такая армия нужна им самим, — предположил Дикин. — Чтобы не жить… не не-жить… не киснуть тут, в чем их босс упрекала. Вот и кормили засланцев Вальшаресс завтраками.       — Хрен редьки не слаще, — вздохнула госпожа Феос.       Они медленно двинулись вперед, подсвечивая огоньками бесконечный ряд камер и следы отгремевших боев: груды осыпавшегося камня, копоть и трупы. Костяные големы обнаружились только в пяти загонах, но ничего хорошего в этом не было: во всех остальных решетки оказались сорваны или разломаны. Трудно было сказать, дроу их выпустили, вампиры или они сами сбежали, воспользовавшись суматохой, но Дикин, поразмыслив, решил, что ни один вариант ему не нравится. Как и сам этот коридор с высоченными потолками, где гуляли гулкое эхо и дикие сквозняки, от которых магический огонек дрожал, колебался и отбрасывал на стены страшные изломанные тени — так что они в конце концов были вынуждены его погасить, чтобы, как сказал Вален, не отвлекаться.       Сначала Дикин только прислушивался. Затем принялся то и дело кидать взгляды через плечо. А в конце концов развернулся и зашагал спиной вперед, всматриваясь в оставленную позади темноту.       — Что такое, малек? — против ожидания, Вален спросил это встревоженно, а не раздраженно.       — Дикину кажется, за нами кто-то крадется.       Они замерли, прислушиваясь. Сначала все было спокойно, и вот как будто нога шаркнула по камню. И снова все стихло.       — Эти дроу… — неуверенно прошептала госпожа Феос. — Что если вампиры обратили их перед смертью?       Представив толпу зомби или вампирских порождений, бредущих за ними сквозь тьму, Дикин чуть не припустил бегом вперед — к любой ужасно опасной неожиданности, которая могла подстерегать там. Это соображение чуточку его охладило, как и ровный голос Валена:       — Если бы позади начали подниматься трупы, мы бы услышали это гораздо быстрее.       — В этом месте трудно быть уверенным хоть в чем-то, — пробормотала госпожа Феос, и Дикин вновь почувствовал себя ужасно.       Они вновь тихо постояли, прислушиваясь и приглядываясь, но теперь бард не мог ничего расслышать за грохотом собственного сердца.       — Босс, можно Дикин пульнет огненным шаром? Ему так будет гораздо спокойнее, а в коридоре — гораздо светлее.       — Не надо! — испуганно донеслось из темноты.       Дикин даже растерялся: вряд ли ужасное умертвие просило бы о пощаде так тоненько и жалобно! Если, конечно, это была не ловушка. Из этих соображений бард добавил металла в голос:       — Да, точно, огненного шара не надо. Лучше Дикин устоит большой световой взрыв.       (Конечно, с заклинанием такой мощи он едва ли сумел совладать, даже читая его со свитка, но врагу ведь не обязательно было сообщать об этом?)       — Не надо! Это я, я!       Что-то уродливое, многоногое двинулось прямо на Дикина, и далеко не сразу он признал в этом существе старосту Пропасти Дриаринга. Весь взъерошенный, с разводами грязи на лице и подсыхающей на щеке кровью, он полз на четвереньках, быстро-быстро переставляя колени и руки.       — Что это ты тут делаешь?       Помедлив, Вален опустил цеп, но Кордигана это не успокоило.       — Пожалуйста, не надо меня убивать! Клянусь своим именем, я не собираюсь вас выдавать! Даже кричать не буду, как только сейчас замолчу! Хоть всех тут переубивайте, да, переубивайте наконец их всех…       Запрокинутое лицо гнома было полно безумной надежды, но, как ни странно, сейчас он выглядел куда менее сумасшедшим, чем раньше.       — Так, успокойся, — госпожа Феос осторожно поставила Кордигана на ноги. — Все хорошо, никто тебя не убьет. Мы просто не ожидали тебя увидеть. Как ты здесь оказался?       — Шел за вами, разве нет?       Гном пролепетал это с таким озадаченным видом, будто сам уже не был в этом уверен. Похоже, он даже не понимал смысл вопроса, и Дикину пришлось прийти ему на помощь:       — Вален и босс хотят узнать, что Кордиган тут забыл.       Это тоже помогло несильно.       — О, я много чего тут забывал, даже самого себя! Мы ведь уже встречались здесь, да, раз вы знаете мое имя? А что я хочу помочь, я вам тоже сказал раньше? Нет? Может, это было во сне? Или это сейчас сон? Нет, пожалуйста, сейчас не надо! Мне же не снится, жрецов все меньше, но чем больше праха оседает на полу, тем легче дышится? И Пропасть Дриаринга может стать совсем-совсем, без никаких «почти», свободной?       — Совсем недавно ты только успевал славословить этих своих добрых великодушных жрецов, — козлюка, похоже, пребывал в самом щетинистом своем настроении.       Лицо Кордигана сморщилось, словно печеное яблочко.       — Но я ведь оратор, а не воин. Могу только делать вид, когда сюда приходят настоящие воины, что я вижу бедных своих беглых братьев, о которых не надо рассказывать жрецам. И смотреть, проверять, оправдаются ли мои догадки. А если ты пришел в Пропасть Дриаринга, тебе некуда идти, просто некуда. Ты ляжешь и будешь плакать, пока от тебя не останутся только кости или пока за тобой не придут охотники. А жрецы все равно лучше, чем иллитиды. Не лезут в твою голову, не путают воспоминания, не играют с мыслями, не кормят тобой пожирателей разума. Ты умираешь таким же, как был! И Викс`тра рассылает братию по всем уголкам Подземья, чтобы те выкупали и приводили сюда рабов. У тебя всегда есть пища! И Церемонии проходят только раз в месяц. Жрецы ведь могут забрать нас всех разом, так что это честно, правда? Может быть, до тебя и не дойдет очередь. Может быть, кто-то вызовется сам! Может быть, может быть, может быть…       Зубы Кордигана стучали все громче. Словно пытаясь спастись от невыносимого холода, он ерзал, подбирал под себя ноги, обхватывал плечи, и наконец, так и не сумев сжаться в крошечный комочек, тоненько заскулил. Дикин неловко похлопал его по голове.       — Кордигану надо успокоиться. И обязательно высморкаться. Он ведь чувствует себя виноватым за то, что расхваливал это мерзкое место? Значит, он не безнадежен, просто давно спятил.       — Так чем ты собрался нам помочь? — все еще нелюбезно осведомился Вален.       Настроение Кордигана изменилось как по щелчку пальцев. Он хитро улыбнулся сквозь слезы.       — Я же староста! Поддакиваю, а не говорю, но все-таки слежу за порядком в Пропасти Дриаринга, докладываю мэтру Содалису о том, как идут дела, получаю наказание, когда ему что-то не нравится. И каждый раз хожу в храм. Конечно, не всюду меня пускают, но я ведь должен знать и то, куда мне ходить не следует, чтобы туда не сворачивать?       — Кордиган может показать вампирью лежку?       Дикин захлопал в ладоши, но гном с чуточку пристыженным видом помотал головой.       — Ну, я там никогда не был… Но я догадываюсь, где она может быть! И знаю, что ее точно нет там, куда вы идете. Поэтому и хотел вас догнать… покричать…       — Только вот мы видели, что оставшийся от вампира туман полетел в ту сторону, — упрямо сказал Вален.       — Может быть, он хотел вылететь наружу и вернуться назад через щель? Тут много щелей, а там только выход на самое дно пропасти, к ядовитым гейзерам и мерзостным тварям. Лучше не ходить той дорогой, если вы не дроу, и мэтр Содалис не дал разрешение забрать с собой костяных големов. Хотя и это правило сегодня было нарушено… даже разрушено, да? Беззаконные времена! — сказал гном и счастливо захихикал.       Вален все еще сомневался, да и госпожа Феос поглядывала на Кордигана с жалостью и недоумением.       — Такой провожатый не очень-то может нам помочь, — наконец тихо сказала она козлюке.       — Если вообще не станет обузой, — буркнул он.       — Но Кордигану храм все-таки чуточку меньше незнаком, чем героям, а Вален постоянно говорит, что у нас мало времени. Дикину кажется, будет лучше, если герои будут бродить тут не вслепую, а… ну… чуточку приоткрыв один глаз?       — Да, наверное, хуже не будет, — сдалась госпожа Феос.       — Ни на шаг от меня не отходи, — велел Вален Кордигану. — И рот открывай, только когда тебя спрашивают.       На взгляд Дикина, это было крайне нелюбезно, но староста, видимо, привык и не к такому обращению. Распоряжение он выполнил в точности, а поскольку постоянно пытался то подпрыгнуть, чтобы заглянуть Валену в глаза в ожидании распоряжений, то ухватиться за его сапог, козлюка, наверное, и сам был не рад своей строгости.       Они вернулись в огородную пещеру и пересекли ее в обратном направлении, вновь пройдя мимо темного бассейна. Теперь Дикин разглядел мозаичные надписи на его низких бортиках — бесконечное повторение по кругу древнедраконского слова «жизнь», в то время как от самой жидкости тянуло только гнилью и смертью.       — Ты знаешь, что это за костяные твари, Кордиган? — спросила госпожа Феос.       — Совершеннейшие творения Викс`тры, в которых отразились вся сила его, — без запинки ответил гном.       — А сам Викс`тра?       — Незримый, всемогущий, изгоняющий смерть и воссоздающий жизнь!.. Плохой ответ, да? Но я никогда не видел его. И к лучшему для меня, и к лучшему!       Они вернулись к той же лестнице, по которой спустились в пещеру, и Дикин чуть было не занервничал вслед за козлюкой: куда это Кордиган собрался их завести? Но гном, не останавливаясь, прошел мимо и двинулся вдоль стены. Пара десятков шагов — и за каменным выступом обнаружился провал очередного темного холодного коридора.       — Я только разок заглянул сюда, когда искал мэтра Содалиса по важному, очень важному делу, а он ужасно разозлился и всыпал мне как следует. Он бы не стал наказывать меня, если бы там ничего важного не было, правда?       Продолжая говорить, Кордиган наклонился и задрал рубаху до самых лопаток. Дикин ойкнул: спина старосты выглядела не сильно лучше спины Валена, крест-накрест исполосованная давними, но оттого не менее страшными шрамами — как будто его до костей пыталась проскрести чья-то когтистая рука.       — Проверь, что там с ловушками, малек, — бросил Вален.       Эта часть храма выглядела такой же пришедшей в упадок, как и наземная. От богатой отделки стен и потолка остались только следы, а на заплесневевшие лохмотья ковров, некогда устилавших полы, и наступать-то было противно. Две комнаты, в которые они заглянули, были совершенно пусты, в третьей обнаружилась только дюжина сундуков с пересыпанными шариками от моли мантиями, и лишь четвертая оказалась усыпальницей.       Десятка три рассохшихся, потемневших от времени гробов стояло прямо на полу, и Вален ногой сбил крышку с ближайшего. Вампирша внутри сделала такое движение, словно хотела потянуть крышку обратно на себя, как одеяло, но сил ей не хватило даже сесть. Вален вогнал кол ей в сердце, не встретив малейшего сопротивления.       Рот вампирши раскрылся в беззвучном крике, но из горла толчком выплеснулась только струйка черной крови. Прямо на глазах завороженного Дикина бледная кожа иссохла, обтянув оскаленный череп с провалами глазниц, но даже он пошел прахом в считанные секунды, и только кучка зловонного пепла осыпалась на дно гроба.       — Ты не в театре, малек! Давай, помогай! — одернул его козлюка.       Дикин метнулся к соседнему гробу. Его обитатель сумел только открыть глаза, но взгляд вышел таким жутким, что бард зажмурился, обеими лапами загоняя кол в тощую грудь. Получилось не очень ловко, острие прошло рядом с сердцем, и упырь выгнулся, царапая потемневшую, запузырившуюся кожу. Пока Дикин соображал, как поправить дело, не подставившись под острые когти, Кордиган без всякого страха рванул кол на себя и ударил снова — только пыль полетела.       Почти все вампиры принимали смертельный удар молча, но если уж вопили, то казалось, что скопленная за века ненависть выходит из них вместе с этим воплем, как гной из прыща. Дикин инстинктивно шарахался в сторону, боясь, что его забрызгает. Он с облегчением выдохнул, когда оборвался последний крик, и в комнате стало слышно только громкое дыхание живых — босс и Вален переводили дух с таким трудом, словно дрались с толпами врагов, а не протыкали почти неподвижные цели. Один Кордиган стоял тихий и умиротворенный, прижимая к груди заляпанный черной кровью кол.       — Должны быть еще гробы, — сказала госпожа Феос, не дав Дикину насладиться потихоньку растущим ощущением победы, — только тут их девять пустых. Наверняка еще скольких-то вампиров уничтожили дроу, но где Содалис и Зеремунд?       — Надо думать, они предпочитают лежать отдельно. У начальства свои привилегии, — Вален вытер тыльной стороной ладони мокрый лоб и взглянул на Кордигана. — Так или иначе… Спасибо.       С этой темы он свернул так же резко, как и перескочил, но представляя, как тяжело козлюке признавать чужие заслуги и собственную неправоту, Дикин посчитал это слово ценнее тысячи других, ну и от себя ободряюще сжал руку старосты.       — Дикин обязательно упомянет Кордигана в своей новой роковой песне. Тем более, его можно заримфовать с «помогал», «превозмогал» и «низвергал».       Гном с энтузиазмом потряс ему руку в ответ.       — А Кордиган, то есть я, произнесет речь, когда все закончится! Так ведь полагается, да? Я сделаю все правильно!       Это приподнятое настроение очень помогло им во второй усыпальнице, где все повторилось — страшные вампирские глаза, яростные вопли, рассыпающиеся в пыль костяки. Поэтому Дикин и подумал сначала, что бредит, когда явственно услышал судорожные всхлипы, переходящие в отрывистый плач. Из их компании суровых упыреборцев расплакаться мог разве что Кордиган — от избытка облегчения, но гном с тем же недоумением вертел головой.       — Это что, за стеной? — неуверенно спросила госпожа Феос.       — Больше похоже, что внизу, — отозвался Вален.       — Надеюсь, я не приманю какого-нибудь ужасного монстра… — чуточку виновато пробормотала босс и возвысила голос: — Эй, кто здесь?!       Кто-то продолжил тихо плакать.       — Ну, ужасный монстр нам тоже пригодится, чтобы убить, не оставлять же его тут совсем одного, — утешительно сказал Дикин, когда показалось, что ответа они не дождутся.       — Плач женский или детский… Как думаете, Вален, это какой-то трюк? Ловушка?       Козлюка ответил не сразу. Он стоял, нахмурившись, опустив голову, и задумчиво скреб шею.       — Может, и ловушка… — сказал он, с заметным трудом отрываясь от своего занятия. — Но кто-то здесь есть… вряд ли опасный сам по себе.       Он опустился на колени, заметно передернулся от отвращения, но двинулся вперед, охлопывая ладонями пол перед собой. Зрелище было то еще, но лицо Валена, почти прижавшегося щекой к плитам, оставалось мрачным и сосредоточенным. Он повернулся сначала к одному гробу, потом к другому, основательно, дюйм за дюймом, ощупал — и вдруг навалился на него плечом, поднажал.       Дикин ожидал, что легкая домовина отлетит в сторону вместе с тифлингом, но послышался душераздирающий треск, и гроб медленно повернулся вокруг своей оси вместе с каменной плитой. На лице Валена мелькнула довольная улыбка, но тут же он вновь с ожесточением почесался.       Дикин тоже почувствовал зуд, только азартного нетерпения, и торопливо наклонился вперед, готовый увидеть все, что угодно, — кроме того, что увидел на самом деле.       Это был не какой-нибудь банальный грязный подпол с ведром в углу и охапкой прелой соломы, в котором вампиры могли бы держать свою жертву. Это было… нет, Дикин не мог даже сказать, что это было, но выглядело оно на редкость высокомагично. Никаких ржавых механизмов, как в башне Создателя, или тривиальных магических клеток. Все в маленькой камере блестело и переливалось: еще не потускневший от времени металл, прозрачные гибкие трубки, горящие алым руны.       Только жертва была самая типичная — измученная и отчаявшаяся. Поначалу, увидев до странности массивные для хрупкого тельца крылья со слипшимися, поломанными перьями, Дикин решил, что перед ним авариэль, но потом существо открыло неправдоподобно яркие зеленые глаза.       — Дэва, босс! Не дева, а дэва, вот про кого говорил мэтр Содалис! То есть, конечно, она может и девой оказаться, но в первую очередь она планетар!       Раньше Дикин даже не представлял, что на Первичный план спускаются такие молоденькие планетары: по человеческим меркам дэва выглядела, самое большее, лет на шестнадцать. Зареванная, с бледным заострившимся личиком и тонкими, как птичьи лапки, руками, она все равно оставалась хорошенькой, а запавшие глаза сияли в темноте, как фонарики. Оков на ней не было, но она едва могла двигать руками, на которых были закреплены трубки — по ним от дэвы толчками двигалась алая жидкость.       — Боги! Ее же просто высасывают! — голос у госпожи Феос был такой, словно ее вот-вот стошнит.       — Кто здесь? — пролепетала дэва. — П-п-пожалуйста, заберите меня, убейте меня, только не стойте и не… не… м-м-молчите!       Ее взгляд блуждал по их лицам, но, кажется, она никого не видела.       — Она слепая, да? — шепотом осведомился Дикин, но предосторожность оказалась излишней: дэва, похоже, еще и не слышала.       — Думаю, между ней и нами магический барьер, — босс водила рукой по воздуху над ямой, будто пытаясь что-то нащупать. — Попробуй его развеять.       Когда невидимая пленка лопнула и осыпалась серебристыми искорками, госпожа Феос, не раздумывая, прыгнула в камеру, а вот Вален мало того что не поторопился, так еще и отошел подальше. Наверное, взгляд Дикина получился очень неодобрительным, раз козлюка соизволил объяснить:       — Мне лучше не подходить, малек. Она родом с Верхних планов, а я — с Нижних. Мы чувствуем присутствие друг друга, и это не очень-то приятное ощущение. Но если я разве что почешусь, раненой дэве может стать совсем плохо.       Выглядела дэва неважно, это точно. Она дошла до такой ручки, что даже не попыталась уточнить, какая все-таки судьба ее ожидает, только слабо затрепыхалась, как придушенный воробушек в когтях у кошки, когда госпожа Феос наклонилась к ней.       — Не бойся, милая, мы тебя не обидим. Я просто хочу посмотреть, что можно сделать с этими трубками, чтобы тебя освободить…       Конечно, воркотня госпожи Феос уступала в убедительности ласковым речам Провидицы — все же ей не хватало пары сотен лет опыта — но в конце концов дэва протянула к ней руки.       — Они растут из меня. Я не могу их выдернуть. Не могу с ними колдовать… даже самое маленькое заклинание огня, чтобы здесь не было т-т-так холодно…       — Дикин, скинь нам одеяло, — босс, нахмурившись, изучала места прикрепления трубок на локтевых сгибах дэвы. — Ну-ну, плакать больше не надо! Как тебя зовут, детка?       — Лавоэра с горы Целестия, милосердная леди. Или была ей когда-то… ныне забытая, покинутая, оставленная умирать…       Как ни странно, от столь патетического заявления дэва не расплакалась еще горше, наоборот, ее взгляд стал холодным и оскорбленным. Она всхлипнула, изящно вытерла нос тыльной стороной ладони и глубоко вздохнула.       — Да вот только эти ужасные вампиры подпитывают меня магией, чтобы как можно дольше выкачивать мою кровь, каплю за каплей, так что я даже не могу зачахнуть и скорбной тенью вернуться к моим наставникам, чтобы они увидели, на что меня обрекли!       — Бе-е! Дикину даже страшно думать о том, что леди Лавоэру вампиры выжимают, как ягодку, чтобы ею обедать.       Дэва благодарно кивнула госпоже Феос, накинувшей одеяло ей на плечи, и ее глаза вновь наполнились слезами.       — Все гораздо, гораздо хуже! Меня не с самого начала держали здесь: сначала мерзкий старый вампир притащил меня в какую-то яму с грудами костей и там порезал мне ладонь. Я думала, он собирается выпить меня, но вместо этого он собрал кровь в чашу и вылил на кости. И они поднялись! Я никогда не видела такого жуткого, такого отвратительного, такого огромного, такого…       — Костяного голема?       — Да. Как он был доволен, этот гнусный старик! Сказал другому вампиру, что моя кровь сделает его творения безупречными, что он предложит каким-то дроу непобедимую армию… Будет пробовать, смешивать, экспериментировать… лишь бы я продержалась дольше, чем другие подопытные. А потом он оставил меня здесь и наложил заклятье на мою темницу, чтобы я не слышала их разговоры. Глупо ведь, правда? Как будто я могла подслушать какой-то секрет! Как будто могла ему помешать! Маленькая дурочка Лавоэра! Бестолковая неудачница Лавоэра!       Кулачок дэвы с ожесточением врезался в одну из алых рун. Невидимый механизм протестующе зарокотал, на стене запульсировал багровый огонек, и у Дикина аж зубы зачесались от неприятной вибрации. Лавоэра вскрикнула от боли, госпожа Феос — от неожиданности, и Вален тут же оказался рядом с Дикином, готовый всех спасать. Их с Лавоэрой взгляды встретились — и дэва тихо осела на пол в облаке перьев, моментально сомлев, а тифлинг вновь передернулся и скрипнул зубами.       — Что произошло? — потребовал он ответа.       — Кажется, ничего страшного, — госпожа Феос озиралась по сторонам, явно не уверенная, к чему в камере можно прикасаться. — Только вот я не могу ее освободить. Эти трубки и впрямь будто вросли в нее, просто ушли под кожу. Можно попробовать их перерубить, но вдруг дэва истечет кровью?       Вален отодвинулся — одновременно охотно и неохотно.       — Я бы рискнул, — сказал он с безопасного расстояния. — Если дэва продолжает питать кровью этих тварей, возможно, каждая капля — это еще один голем.       — Дикин надеется, Вален говорит так не потому, что у него так сильно зудит от Лавоэры?       — У тебя есть предложение получше, малек?       Поругаться в очередной раз, однако, они не успели.       — Тут что-то есть! — госпожа Феос приглядывалась к стене, на которой по-прежнему вспыхивал огонек. — Вернее, чего-то нет. Маленький кристалл… и выемка, как под рычаг. Трубки уходят в стену прямо под ним. Больше тут нет ничего похожего на механизм управления. Вален, вы не могли бы… ну… отойти подальше?       При помощи нюхательной соли и глотка вина ей удалось привести Лавоэру в сознание, но дэва тут же уставилась вверх совершенно безумными глазами.       — Вы прогнали это омерзительное существо? — прошептала она, и Дикин подумал про себя, что надо было, наверное, попросить Валена еще и заткнуть уши.       — Это наш друг, — мягко сказала госпожа Феос. — Он добрый.       — И жалостливый, — не желая отставать, добавил Дикин.       — Вспомни, пожалуйста, Лавоэра, что именно сделал вампир, чтобы выкачивать из тебя кровь? Он пользовался каким-то устройством?       Без всяких подсказок дэва взглянула на кристалл.       — Их всегда было двое, — прошептала она. — Вампиров. Старик и человек с бледными глазами. Один колдовал, а у второго был жезл, который он вставлял в стену и дергал всякий раз, когда нужно было запустить или остановить машину. Они говорили, что дают мне отдохнуть, но я все равно чувствовала себя так плохо, так плохо…       — Человек с бледными глазами? — повторила госпожа Феос.       — Белесыми, как грязный лед! Вы никогда не забудете, если посмотрите в такие!       — Не думаю, что мы видели такого вампира…       — Но мы, конечно же, его поищем и отберем жезл!       К счастью, это предложение Дикина не вызвало неловкой паузы: по глазам госпожи Феос было видно, что ей не придется напоминать, что она вообще-то тоже жалостливая.       — Да, конечно, мы его найдем. Оставим тебе воды и вина, если хочешь, свечку, чтобы не сидеть в темноте…       Во время этой речи дэва лишь молча смотрела на нее, но стоило госпоже Феос подтянуться на руках, вылезая из камеры, как Лавоэру точно прорвало:       — Вы оставите меня здесь? Одну? Нет, пожалуйста, пожалуйста! Вы забудете про меня и больше не вернетесь!       — Лавоэра, возможно, без жезла мы не сможем тебя освободить…       — Умоляю вас, милосердная леди! Только не б-б-бросайте меня!       Голос дэвы опасно зазвенел, она рывком поднялась на колени, насколько позволяли трубки, и тут же с болезненным воплем вновь повалилась на пол. Дикин взглянул на спутников: Вален привычно хмурился, госпожа Феос едва заметно качала головой — похоже, как ни сочувствовала она дэве, но такого поведения не одобряла и уступать ей тоже не собиралась.       Дикин громко засопел, решаясь.       — Босс и Вален могут отправляться на поиски жезла, а Дикин посидит с леди Лавоэрой. У него очень хорошо получается держать других за руку и говорить ободряющие вещи.       — Правда? — как и в прошлый раз, дэва почти моментально перешла от отчаяния к надежде.       — Ага. Леди Лавоэра может положиться на Дикина. Он даже споет для нее, если она захочет, — и Дикин спрыгнул в яму.       Госпожа Феос заглянула вниз, передать ему две фляги и второе одеяло.       — Мы скоро вернемся, — сказала она успокаивающе.       По правде сказать, как только Дикин перестал слышать шаги, ему стало неуютно. Кобольдам не привыкать к тесным пещеркам, но эта камера и размерами, и пропорциями, и назначением уж слишком напоминала отверстую могилу… кроме того, как он мог не волноваться, справятся ли босс и козлюка без него? Но деваться было некуда; Дикин переплел свои пальцы с тоненькими пальчиками дэвы и широко-широко улыбнулся.       — Что леди Лавоэра желает послушать? Балладу или, может быть, сказку?       — А мы можем просто поговорить, мой великодушный друг? Я так давно ни с кем не разговаривала…       — Дикин — весь одно большое ухо для прекрасной девы-дэвы!       Он бы поклонился, но Лавоэра цеплялась за него так отчаянно, словно боялась, что он растворится в темноте. Тем не менее, она слабенько хихикнула.       — Когда я лежала здесь в холоде и одиночестве, то призывала только смерть, а теперь я начинаю беспокоиться, как буду объяснять все это моему начальству. Я так ужасно все запутала… оказалась такой неудачницей… Это была Миссия с большой буквы: я должна была спасти чьи-то жизни, а в результате пришлось спасать меня саму!       — А что, леди Лавоэра упустила все сроки?       — Ну… я не уверена. Наставник не говорил мне, что моя миссия должна быть выполнена немедленно. Или говорил? Когда я пытаюсь вспомнить об этом, у меня начинает кружиться голова…       — Может быть, леди Лавоэра вспомнит об этом потом, когда будет лучше себя чувствовать, а сейчас ей не надо?       Свободной рукой дэва нашарила фляжку с вином и сделала несколько основательных глотков.       — Вообще, это было очень странно, — ее голос даже немного повеселел. — Мне нужно найти кого-то и передать им какое-то послание… Ах да! «Остановитесь, друзья! Ваши руки и стопы направляет злая воля!» Невразумительное сообщение, ты не находишь?       — Дикину кажется, оно достаточно ясное.       — Да, наверное… если знаешь, кому его доставить! А наставники сказали мне, что божественные вмешательства нельзя упаковывать, как посылки, и отправлять получателю наложенным платежом, это должно происходить само собой, по наитию! Я просто встречу того, кому предназначено это послание, и испытаю непреодолимое желание произнести нужные слова! То есть это может быть вообще кто угодно. Может быть, даже ты?       Дикин подумал, что Провидица наверняка бы ужасно расстроилась, попробуй кто предположить, что за ее действиями стоит чья-то злая воля, а никакая не Эйлистри. А уж как разозлися бы козлюка…       — Нет, это точно не про нас, — успокоил он Лавоэру. — Мы точно знаем, что наше дело правое.       — Ну, хоть что-то хорошее, — вздохнула дэва. — Или не очень… для меня… А я-то была уверена, что справлюсь со своей первой миссией без малейших затруднений! Все так хорошо начиналось: я чувствовала, что попала туда, куда надо! Там даже была такая удобная широкая тропа. И на тропе ждал гном, с таким, знаешь, странным одежным именем… Пончо? Свиатер?       — Кордиган?       — Да-да, Кордиган! Очень милый. Я попросила проводить меня к нуждающимся в совете свыше, и он отвел меня в храм. И дальше… дальше все стало совсем не мило.       — А Кордиган тут, с нами. Может быть он захочет извиниться перед леди Лавоэрой за то, как все обернулось?       Молчание было ответом Дикину. С некоторым смущением он припомнил, что последний раз видел гнома еще до того, как Вален нашел Лавоэру, и та оттянула на себя все внимание.       — Ммммм, наверное, он пошел вместе с Валеном и боссом… — не совсем уверенно пробормотал бард, но дэва ничуть не расстроилась.       — Мне уже сейчас хочется жить будущим, а не прошлым! — И она еще пару раз булькнула фляжкой. — Может быть, когда твои друзья найдут жезл, я смогу сразу исцелить себя и улететь отсюда… выполнять свою миссию? Вы ведь позаботитесь об обитателях этого ужасного места… ну, ты понимаешь?       — Костьми ляжем! — заверил Дикин и тут же подумал, что зря это сказал в набитом костями вампирском храме. Но как не побравировать немножко перед прекраснейшей девой, которая с таким восхищением смотрит на тебя огромными изумрудными глазищами? Поэтому Дикин еще и добавил: — Не уйдем отсюда, пока всех врагов не положим!       — Хотела бы я быть такой смелой! — вздохнула Лавоэра. — Но хотя бы позвольте мне вдохновиться вашим героизмом на будущее, мой милый друг. Вы… вы ведь знаете, что эти мерзкие вампиры поклоняются кому-то еще более ужасному? Викс`тре?       Она понизила голос, и Дикин тоже невольно перешел на шепот.       — Лавоэра видела его?       — Да… или нет… Когда старик-вампир приволок меня в яму с костями, мне кажется, там было что-то еще. Что-то двигалось там, шумело, сопело, а потом… нависло над нами.       — Ну и, кто это был? Большой злой дракон? — поторопил ее Дикин, когда пауза несколько затянулась.       Лавоэра помотала головой. Улыбка пропала с ее лица, и дэва вновь выглядела слабенькой, перепуганной и несчастной.       — Что-то еще. Это было что-то еще. И когда я его рассмотрела, я тут же постаралась его забыть. Иначе я бы сошла с ума.