***
«Будто лапы оторвали… и хвост… одна голова… — Симба открыл глаза и рывком поднялся с пола. Вокруг него прайд уже носился по пещере, собирая… — ой ёй! Это же птичьи тела!» Лев брезгливо отдёрнулся и вдруг его пронзил ужас, потому что он вспомнил то, последнее, что видел перед тем, как потерять сознание – кусок потолка, падающий на дочь. — Киара! — завопил он, и львицы тут же уставились на него. Симба подбежал к огромному валуну, водрузившемуся посреди пещеры, и ахнул: прямо из-под него была высунута чья-то изломанная лапа. Король застонал и облокотился о камень, глядя на неё. Как же так? Она же была ещё львёнком… но почему? И только потом лев начал понимать, что лапа слишком велика для того, чтобы быть Киариной. В тот момент к его боку кто-то прижался, и Симба обернулся – это была дочь. Живая! Он даже ощущал биение её маленького сердечка… и Киара сказала тихо, словно раскаиваясь: — Она спасла меня… — Я знаю, — Симба погладил дочь. Он всё понял. Даже по лапе он узнал львицу – это была Кула, подруга детства Налы, хорошая охотница и вообще очень жизнерадостная львица. Пусть её встретят, как подобает встречать героев! Но вот, Киара отодвинулась и молча пошла куда-то. Симба проводил её взглядом и вновь посмотрел на лапу – похоже, тело не удастся вытащить из-под камня. Значит, это место и будет могилой Кулы. Однако, лапу придётся отгрызть, чтобы она не разлагалась на глазах у львиц и детей. Как бы это ни было непочтительно, но это придётся сделать. И, лучше всего, прямо сейчас. Симба обхватил лапу зубами и ощутил отвращение к себе за то, что собирается сделать. «Прости меня, Кула!» — безмолвно взмолился он, подняв глаза к потолку и сжал челюсти. Кровь в его пасть хлынула не сразу, видно, она уже успела застояться в мёртвом теле. Симба краем глаза замечал, как некоторые львицы останавливаются, в ужасе глядя на него, но потом возвращаются к своим занятиям, понимая, что он делает благое дело, каким бы омерзительным оно ни казалось. Это был не первый раз, когда Симба чувствовал горький привкус крови другого льва на своём языке. Впервые он ощутил его, когда вылизывался после битвы со своим дядей – Шрамом, и теперь этот приторный вкус пробудил неприятные воспоминания у него в голове. И без того изломанная кость не смогла долго сопротивляться – она треснула, и Симба выдернул-таки лапу Кулы из-под камня, разрывая когтем сухожилия. Теперь это надо было спрятать, или вообще закопать. Да, закопать – лучший из вариантов. Симба, конечно, не стал звать всех на погребение, и поэтому он просто вышел из пещеры, пробежался чуть подальше в саванну и вырыл небольшую ямку в освещённой багрянцем почве. Туда он и поместил лапу, забросав землёй. Затем Симба фыркнул – он не мог терпеть кровь на своём языке! Куда предпочтительней была диета из жуков… Перед тем, как вернуться в пещеру, лев сбегал к реке и тщательно промыл свой рот. Холодная вода приятно обволакивала дёсны и язык, прогоняя прочь терпкий запах смерти. Утолив жажду, Симба позволил себе, наконец, вернуться обратно. За несколько минут король со львицами вытаскали мёртвых птиц прочь из пещеры, оставив на полу только перья, которые могли послужить в качестве подстилки. Король проделал всю эту работу не без сожаления, в то время, как львицы с каждой минутой выглядели всё более сытыми. У Симбы даже на один крохотный момент возникло желание попробовать одну из птиц, и он сжал тушку во рту, чувствуя хруст маленьких косточек, но ему вовремя припомнились мордочки Тимона с Пумбой и клятва, которую он дал, глядя на них в детстве. Лев тут же бросил птичку на землю и отплевался вдобавок. — Мне очень жаль, — сказала Нала, подойдя к нему. Симба не сразу понял, о чём она, но потом вспомнил Кулу. — Мне тоже, — пробормотал он, слегка пнув птичку лапой, чтобы та покатилась вниз по насыпи, — идём. Он вернулся обратно в пещеру, и Нала за ним. Свечение на горизонте стало уступать темноте и, казалось, что всё успокаивается. Король уже приготовился отдаться сладкому сну на птичьих перьях, но, конечно, он не знал, что Зазу уже летит к нему с тревожной новостью… Когда Симба оглядел пещеру, он вдруг вспомнил, кого не хватает. Вина тяжкой лапой обрушилась на него – как же так! Он забыл про сына! — Где Кион? — спросил лев, рывком повернувшись к Нале. Та опешила сперва и промямлила что-то, но потом взяла себя в лапы и покачала головой: — Я его не видела… — О, нет! — воскликнул Симба и огляделся в поисках сына. — Папа! — позвала его Киара. Она стояла неподалёку и, похоже, подслушивала разговор родителей, но не это Симбу сейчас волновало. — Что такое? — спросил он, резче, чем хотел. — Я видела Киона, — сказала она, — ну… после этого. Он жив. — Слава небесам! — Симба удовлетворённо свалился на пол, подняв вокруг себя облако перьев. Наверное, сын отправился прогуляться после этого нашествия. Ну а теперь время выспаться… — Сир! — раздался вдруг возглас. Симба обречённо открыл глаза, ведь он знал: если Зазу влетает в пещеру и кричит, словно ополоумев, «Сир!», то это предвещает одни неприятности и вообще проблемы на голову короля. — Что такое, Зазу? — спросил лев, поднявшись на лапы, и поглядел на встревоженного мажордома. Тот приказал следовать за собой и выпорхнул из пещеры. «Как я за тобой поспею, ну? — Симба нехотя поплёлся к выходу и увидел через проём столпившихся на выступающей части Скалы Предков львиц. — Сегодня, что, церемония какая-то?» Он вышел из пещеры и заметил, что Зазу порхает над собравшимся прайдом. Похоже, он приглашает его вновь взглянуть на странное сияние? Но этой второй зарёй лев уже был по горло сыт. Так или иначе, он прошёл по коридору, который образовали расступившиеся львицы, ещё не зная, какое зрелище его ждёт. — Глядите, сир! — воскликнул Зазу, и лев ступил на самый край скалы. То, что он увидел, потрясло его, похоже, не меньше, чем львиц, которые прерывисто дышали у него за спиной. — Но ведь, такое происходит только на демонстрации… — только и смог промолвить король. — Демонстрации… будущего правителя саванны…Часть I: Марево лжезаката — Глава 1: Медяный ореол
29 июня 2016 г. в 16:35
В течение нескольких часов, прошедших с неожиданного визита, Кион пытался демонстрировать полное безразличие к случившемуся, но, как даже он сам понимал, у него не получалось утаить волнение. Львёнок по нескольку раз подбегал ко входу в пещеру, откуда на него неизменно рыкали, чтобы шёл обратно и ждал, пока Рафики приберётся.
Эти несколько часов были мучительны, и Киону, который раньше днями лежал, ничего не делая, казалось, что такого нетерпения он в жизни не испытывал. Да что там – нетерпения! Львёнок всем своим существом хотел узнать, что же происходит. Быть может, он стоит на пороге великих событий, которые изменят его жизнь?
Так или иначе, Кион был готов отправиться хоть через всю пустыню, но стать героем. Он хотел, чтобы все поняли: он не просто львёнок! А ещё Кион считал, что, когда он совершит подвиг, друзья, отвернувшиеся от него, помирятся с ним или хотя бы вспомнят, что есть такой львёнок – Кион, с которым они когда-то дружили и защищали Земли Прайда.
Кион уже говорил с Бунгой, интересовавшимся, почему тот не хочет вернуться к Гвардейцам и просто предложить дальше спасать Земли Прайда. Но сын короля не мог унижаться перед своими друзьями, выискивая прощения. Нет! Он был благородным львом и предпочитал низости одиночество.
Но иногда Кион чувствовал, что он никому не нужен. Эта грусть накатывала на него, обычно, под вечер, когда тень вершины Скалы Предков накрывала его, заодно с одиночеством. В те минуты Киона пробирала дрожь, к глазам подкатывали слёзы, а к горлу – ком, и львёнок сидел один одинёшенек, забытый друзьями.
Кион, конечно, понимал, что в ссоре с Гвардейцами в большей степени преобладает его вина, но приходить к ним и просить прощения ему не позволяла гордость, поэтому Кион видел только один выход – он должен был совершить подвиг, чтобы Львиная Гвардия сама потянулась к нему. И, кажется, на его долю выпало нечто удивительное, если безумный бабуин был прав.
Львёнок поднял голову, чтобы взглянуть на вечернюю саванну, и вот, ему открылся её величественный вид и закат… Стоп! Но ведь солнце заходит с другой стороны Скалы Предков! Тогда что же это за кровавое свечение на горизонте? Вдруг, что-то ярко вспыхнуло медяным цветом, и горизонт объяло нечто наподобие ореола, который появляется на рассвете – это было поистине жутко…
Киону это ни о чём не говорило, но в его сердце зародился какой-то страх – первобытный страх, какого он ещё никогда не испытывал. «Беги!» — словно кричали ему, приказывая уноситься прочь от медяного ореола, который мерцал, освещая клубы дыма. Кион чувствовал, что этот цвет – цвет меди, окровавленной меди – предвещает беду, мучения, смерть…
А потом львёнок увидел поднимавшуюся вдали пыль – что-то двигалось к саванне с неумолимой скоростью. Это нечто было пока ещё далеко, но Кион чувствовал: оно вот-вот нагрянет в Земли Прайда…
Вдруг бабуин жив? Просто слегка поранился? Быть может, он прояснит львёнку, что вообще происходит? Может, подскажет, что нужно делать?
Кион страшился одной только мысли о тех ужасах, которые породили медяный огонь, но бабуин, наверное, мог ему об этом поведать. И не только об этом. Львёнок надеялся, что безумец дождётся его и скажет, что нужно делать. А там уже будет виднее…
Поднявшись на лапки, Кион бросился к насыпи, что опускалась от выступающей части скалы к основанию, и в пять прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от земли. Затем он огляделся, чтобы никто из львиц ненароком не заметил его, и нырнул в траву, окаймлявшую поляну.
Львёнок точно не помнил, где отец бросил бабуина, но примерное местонахождение ему подсказывал ещё тёплый запах льва. А потом этот запах сменился другим, отвратительным. Неужели, бабуин так пахнет? Кион даже не заметил этого с самого начала…
Львёнок принюхался и его чуть не вывернуло на землю, когда он вспомнил, как едва не съел кусок мяса, пахнущий примерно так же. Там ещё какие-то жуки развелись… от одних только воспоминаний Киону уже стало плохо. А запах становился всё отчётливей… и когда Кион вышел на полянку… когда он заметил то, что это запах источает… он не смог сдержать рвотные позывы: съеденное мясо само покинуло его живот.
Точного ответа на вопрос, сколько раз его рвало, львёнок не смог бы дать. Он просто упал в траву и чувствовал, как содержимое желудка неукротимо орошает землю. Только через какое-то время он пришёл в себя и начал отползать в сторону. Да… похоже, что теперь это будет ему сниться в ночных кошмарах – тело бабуина с размозжённой головой, которое заметили муравьи…
Кион вновь почувствовал голод, но ему не хотелось есть. Львёнок понял, что не хочет никаких приключений. Он не хочет совершать подвиги. Лучше он побежит обратно, домой, спрячется в пещере и будет там сидеть, пока этот кошмар не кончится! Кион уже собрался было возвращаться, но небеса окрасились медью – внушающий ужас знак. Львёнок понял, что опоздал. Зря он вообще отправился к этому бабуину – теперь он не успеет спастись. Раздалось зловещее гудение, словно земля тяжко хохотала, а тучи пыли над горизонтом наконец достигли Земель Прайда и становились всё яснее… только это была не пыль!
Кион прижался к земле так сильно, как только мог – его чуть не сшибло порывами воздуха, который толкали перед собой тысячи и тысячи верещащих существ. А потом послышался визг. Земля загудела, разнося по саванне тревожный гул, и воздух прорезали неисчислимые струи мелких птиц, которые неслись прочь от освещённого медью горизонта, навстречу заходящему солнцу.
Кион едва мог поднять голову – над собой он видел поблёскивающие чёрные глазки, вытаращенные от страха, мелькающие тут и там перья, крылья, бешено рассекающие воздух – всё это слилось воедино и тучей верещащих от ужаса существ мчалось прочь от медяного ореола, словно от этого зависела их жизнь.
Вот, почва начала трястись. Кион подумал, что сейчас она разверзнется. Словно рык фанфар, объявляющих тревогу, над Землями Прайда разнеслось знаменье светопреставления – Скала Предков застонала и начала ронять булыжники, поднимающие при ударах о землю пыль, которая туманом повисала в воздухе, мешая дышать.
Птичья твердь врезалась в скалу и обволокла её, затмевая закатные лучи. Тушки пернатых существ, задавленные массой подступавших всё новых и новых сородичей, сползали, словно струи песка по Скале Предков, а остальные, обтекая её, рвались дальше – к закату, спасая свои жизни. В их визге словно слышалось: «Бегите! Бегите, пока не поздно!», и Кион закрыл уши лапками, чтобы не слышать этого жуткого завывания.
Вознеся в небо последний, искажённый до скрежета вопль, Скала Предков чуть ли не согнулась под тяжестью усеявших её тушек. Все, кто смог, полетели дальше, оставив задавленных собою же сородичей умирать в мареве, пронизанном лучами двух закатов, которые сияли друг против друга. Но, в то время, как истое солнце тонуло, уступая противнику, лжезакат разрастался, расправляя окровавленные крылья над объятым пламенем горизонтом и торжествующе суля свету конец.
Пыль, обвившая Скалу Предков, медленно оседала, и у Киона вырвался вопль ужаса – что с теми, кто остался в пещере? Львёнок немедленно поспешил туда, забыв и про бабуина, и про подвиги: он был нужен своей семье! Изредка львёнок оглядывался на вздымавшиеся за спиной клубы пепла, и, словно внутренности – ледяной лапой, в его животе сжималось чувство страха, подстегивающее его мчаться дальше – к скале.
Подбежав к подножью, Кион начал перескакивать через куски земли, усеянные трупиками птиц. Пернатых бедняг он не особо рассматривал, но заметил их бежевое туловище, красноватые пёрышки на груди и темени, чёрное, как пепел, лицо и алый клюв – это были ткачи, гроза саванны. Такие птицы собирались в огромные стаи, и когда они прилетали на Земли Прайда, то съедали всё, не уступая в своей прожорливости даже саранче. Их все боялись, даже львы, ведь налёт этих птиц означал временное нарушение Круга Жизни, что заставляло животных, оставшихся без питания, мигрировать прочь с Земель Прайда. А эти птицы не боялись никого… до этого времени… что-то повергло их в страх, причём, нешуточный…
Взбежав по насыпи, Кион ворвался в пещеру, прерывисто дыша, и его взору открылась жуткая картина. Большинство львиц лежало без сознания, разбросанные ворвавшимися в пещеру струями воздуха и птиц. Оторвавшиеся от потолка куски камня водружались теперь на полу, и некоторые птицы – их в пещере было очень много – всё ещё слабо подёргивались, окончательно умирая. Пол был ими прямо усеян, и Киону едва удавалось не наступать на них.
Вот, он увидел отца – тот лежал у противоположной от входа стены пещеры и, похоже, приходил в себя. Кион уже хотел броситься к нему, но услышал всхлипы. Такой знакомый голос! А обернувшись, львёнок увидел сестру, распростёртую около одного из камней. Он немедля подошёл к ней и приобнял лапкой, надеясь успокоить.
— Что же ты плачешь? — спросил он. — Ну, сестрёнка, тише, всё хорошо…
Но Киара мотнула головой и тыкнула лапкой в сторону валуна, около которого сидела. Кион посмотрел туда, и сердце его сжалось. Он отпустил сестру, а та безвольно свалилась на пол, словно без чувств. Кион понял, что тоже на грани беспамятства.
— О небо… — прошептал он. — Только не это!
Из-под булыжника – огромного булыжника, что свалился с потолка – торчала лапа, вытянутая в попытке спасти кого-то. Кион вновь посмотрел на сестру, лежащую в беспамятстве. Сомнений не было – некто пожертвовал собой, чтобы спасти будущую королеву от булыжника, падающего сверху. Кион не мог определить только по одной лапе, кто эта героиня. Наверное, потом перекличка львиц подскажет, кто из них оказался под этим камнем, не пожалев жизни ради невинного ребёнка. Кион ещё раз посмотрел на видневшуюся из-под камня лапу и поспешил к отцу, который оклёмывался после произошедшего.
— Папа! — воскликнул он. — Ты в порядке?
Симба поднялся на лапы и отдёрнулся от усыпанного птичьими трупиками пола пещеры. В его глазах играло отражение ужаса сына.
— Они кричали! — прошипел лев, бегло оглядываясь по сторонам. Потом он снова повернулся к сыну и вдруг ринулся к нему, прижав к земле. Львёнок попытался сбросить отца, но тот рыкнул и ещё сильнее впечатал Киона в холодный камень. Тот со страхом смотрел на папу – похоже, он сошёл с ума!
— Они просили нас бежать! — свистящим шёпотом проскулил отец, глядя на извивающегося сына. Затем он обмяк и осел на пол, отпустив Киона – вновь потерял сознание. Львёнок в ужасе отполз подальше и поднялся на лапы, а потом помчался к выходу мимо львиц, которые тоже потихоньку поднимались с пола. Кто-то даже окрикнул его, наверное, мать, но Кион, не обращая на это внимания, выбежал из пещеры, освещённой небесным пламенем, что до сих пор не отпускало горизонт. Лжезакат – вторая заря – уже не разгорался, но и не утихал, опаляя саванну зловещим свечением.
Похоже, думал Кион, надо навестить Бунгу, и сделать это быстрее, пока ещё чего-нибудь не случилось. Решив поступить именно так, львёнок остановился и бросил последний взгляд на пещеру. Он очень переживал за отца, которому, похоже, было совсем плохо. Он соболезновал той львице, что спасла Киару и надеялся: она займёт почётное место на небесах. А ещё, он понимал, что обязан пресечь происходящее за горизонтом, до того, как это придёт в Земли Прайда – а львёнок чувствовал, что оно обязательно придёт.
Если бабуин сказал, что только Кион может спасти саванну, то львёнок сделает всё, дабы оправдать надежды животных, стать героем и показать всем, что вот он, я – Кион! Я существую! Или существовал… но ради этой цели стоит умереть! Кион ещё раз обернулся на окутанную маревом Скалу Предков, куда он, наверное, уже не вернётся, и помчался к другу.