***
Всю минувшую ночь Рафики пытался сосредоточиться, чтобы услышать разговоры звёзд, но те молчали. Вновь они молчали! Словно, насмехаясь над тщетными попытками Рафики подслушать свои голоса. Когда старик понял, что ничего не выйдет, наступило утро. Взошло солнце. И, тут как тут – Зазу. Мажордом рассказал о том, что произошло ночью у Скалы Предков, и вкратце разъяснил, что прайд Симбы, как и все остальные животные, собирается мигрировать. Это известие повергло старого мандрила в ужас. — Мы покидаем Земли Прайда? — воскликнул он, сжав пальцами посох. Зазу лишь мрачно кивнул. — Бабуин сказал, что путь к этому Океану лежит через горы… — сказал он, взмахнув крыльями. — И река Мара тоже окажется на пути. — Вот ведь пещеры Нандембо! — ругнулся Рафики. — Ты уверен, что за всем этим находится Океан? — Если честно, — признался Зазу, — ни капли. Но бабуин так сказал. И Симба просил тебя поговорить с ним. — Тогда веди! — сказал Рафики, и Зазу выпорхнул из его обители. Старик слез вниз, по своему баобабу и посмотрел на горизонт – туда, где вчера мерцало красное сияние. Но сейчас его уже не было заметно, наверное, потому, что солнце висело высоко в небе и затмевало медяный ореол. Шёл следом за Зазу старый мандрил долго, и солнце уже закатывалось, когда мажордом спустился к нему и сказал: — Почти пришли! И правда, вскоре Рафики увидел бредущего впереди бабуина. Тот прошёл уже большую часть саванны и ему оставалось совсем немного до ущелья, с которым были связаны очень трагические события детства Симбы. Кивнув Зазу, чтобы тот летел обратно, Рафики ускорил шаг, и, когда солнце наполовину погрузилось в горизонт, он смог-таки нагнать бабуина. Тот, однако, заметил преследователя и тоже ускорился, заставив Рафики воскликнуть: — Постой, куда же ты? — А чего ты хочешь от меня? — крикнул странник, не останавливаясь. — Мы недавно нашли бабуина… — Рафики не знал, как мягче описать то, что случилось. — Он разбил себе голову. Это твой товарищ? Бабуин, наконец, остановился, почесал затылок и обернулся. — Вазиму? — произнёс он со странной улыбкой на лице. — Он всегда был чудным. Такое равнодушие бабуина к смерти слегка потрясло Рафики, но, когда он приблизился к собеседнику, то чуть не воскликнул, увидев причину улыбки: лицо было настолько изодрано, что издали казалось, будто бабуин ухмыляется. Старый мандрил, заметив это, постарался не подавать виду и решил перейти к сути дела. — Он сказал нам такие слова, — произнёс Рафики, наблюдая за выражением лица собеседника, — «Оно пробуждается». — Мало ли, что сказал тебе Вазиму? — возразил бабуин. — Он же чокнулся, надышавшись паров пустыни. — Каких паров? — напрягся Рафики. Неужели, сейчас он узнает, отчего львы, уходившие в пустыню, становились безумными? — Пустыня дышит! — произнёс странник, и его ужасающая ухмылка стала ещё шире. — Пустыня дышит, а из её недр исходит газ. Его нельзя вдыхать, иначе сойдёшь с ума. Спастись можно, только промочив горло, ведь газ действует только на тех, у кого оно пересохло… горло не должно быть сухим! Рафики нахмурился. — Но, если Вазиму не был прав… — начал он… — Возможно, тогда он говорил правду… — перебил его бабуин, поглядев на горизонт, за спину Рафики. — Но сейчас оно не пробуждается. Оно попыталось, и попытка не удалась. Теперь оно ждёт. — Чего? — воскликнул Рафики, а бабуин, между тем, начал медленно продвигаться дальше – к закату, который испускал последние лучи. — Оно ждёт того, кто её разбудит! — сказал он, продолжая улыбаться. — Того, кто сможет разверзнуть землю, какой-то кошмарной силой… того, кто подымет облака на дыбы… Рафики ахнул. Он отлично знал, кто может разверзнуть землю и поднять облака на дыбы. Такая силы была только у… — Киона! — воскликнул старый мандрил. — Оно ждёт Киона! — Так или иначе, — сказал бабуин, отворачиваясь от него, — у меня больше нету времени. Мне пора бежать. И тебе советую, если жизнь дорога! — Но, если оно не пробуждается, — возразил Рафики, — отчего мы бежим? — Хочешь узнать? — бросил бабуин через спину. — Останься и умри. Пока. Старик так и сел на землю от такой жёсткости. Это было неожиданно… но что же поделаешь? Так или иначе, теперь Рафики знал: нужно предупредить Симбу, чтобы тот не отпускал Киона, если львёнок вдруг решит, будто действительно может спасти саванну, и отправится в путешествие. Рафики знал, что Симба ни за что не отпустит сына, даже если от этого будет зависеть судьба всей планеты, но предупредить стоило. Несмотря на то, что солнце сверкало последними лучами, Рафики хорошо был виден путь назад. И в этот момент он заметил клубы пыли вдалеке. Вскоре, показались знакомые очертания – это были Тимон с Пумбой. А, точнее, Тимон на Пумбе. Они бежали прямо Рафики навстречу. «Вот это сюрприз!» — без особого энтузиазма хмыкнул мандрил и приготовился к тому, что бородавочник промчится мимо, обдав его волной дурно пахнущего воздуха, но тот затормозил и остановился перед самым носом Рафики. — Привет! — воскликнул Тимон, слезая с загривка приятеля. — Ну, здравствуйте, — сказал старик, надеясь, что разговор будет коротким. — В общем, Симба хотел передать, — затараторил Тимон, — что он отправился за Кионом, который отправился туда. Мандрилу не потребовалось разбираться в лепете суриката. Он понял из этого всего только «Кион» и только «туда». А «туда» сейчас указывал копытцем Пумба, очень мило улыбаясь, и это было то самое «туда», куда Кион ни в коем случае не должен был идти и ни при каких обстоятельствах! — Кион пошёл к тому, что сияет? — воскликнул Рафики, в ужасе прикрыв ладонью рот. — И Бунга тоже! — хрюкнул Пумба. — Но… как же это… — Рафики начал усиленно соображать. Надо было сложить всё вместе… пробуждение, дыхание пустыни, безумие… — Срочно догоните Симбу! — сказал, наконец, он. — Скажите ему, чтобы следил за горлом. Горло не должно быть сухим! — Но это же пустыня! — оппонировал Тимон. — Где он возьмёт воду? — Я не знаю! — пробормотал мандрил. — Просто бегите к нему – это вопрос жизни и смерти! Если горло высохнет, наступит безумие, вы меня поняли?! — А вдруг его горло уже высохло? — испугался Пумба. Рафики этого тоже страшился, но что-то подсказывало ему, что Симба жив. Пока что, жив. — Бегите к нему, — гаркнул Рафики, понимая, что нельзя терять ни секунды, — а лучше, найдите Зазу и скажите всё, что вам сказал я. Вы меня поняли? Тимон вновь запрыгнул приятелю на загривок и дёрнул за уши. — Да, да! — воскликнул он. — Ты слышал Пумба? Бежим! Рафики проводил их взглядом, а потом хлопнул себя ладонью по лбу. Что-то ему подсказывало, что не так всё страшно с этим сиянием на горизонте… гораздо страшнее, что Кион идёт туда, возомнив, будто может спасти саванну… но, если он доберётся дотуда, то только погубит всех. А если не доберётся…***
Тусклый свет плывущей по небу луны осторожно струился меж каменистыми стенами зловещего ущелья, вздымающего обнажённые скалы к самому небу. Здесь было место как мрачности, так и печали, сковывающей шершавые стены, которые угрожающе нависали над ущельем, пожирая часть лунного сияния. Из стен, как и из пола, торчали чьи-то огромные кости, которые причудливым образом закручивались, а иногда и вовсе пронзали каменную плоть, что втягивала их в себя всё глубже в течении многих десятков лет. Это место было страшным. Но оно – единственное, что было у Джанджи. С тех пор, как Львиная Гвардия проявила себя во всей красе, в очередной раз прогнав гиен со своих территорий, Джанджа полностью ушёл в себя, замкнулся и умер бы, наверное, если бы верные приятели не приносили ему изредка каких-нибудь полуразложившихся крыс. Джанджа, конечно, не всегда принимал эти подачки, но именно за них он и ценил своих товарищей – Чизи и Чунгу. Хотя оба они были туповатыми, но Джанджа понимал, что именно благодаря им он ещё жив. Хотя, он их всё же ненавидел. И себя. И всех остальных гиен. Но, остальные уже смекнули, что Львиная Гвардия не даст куска сорвать, и ушли прочь, даже из Чужеземья. А Чизи и Чунгу остались, потому что остался их лидер – Джанджа. Вообще, издавна у гиен главными считались самки, но Джандже было плевать, что там глупые старейшины напридумывали. Иногда он просто рвал и метал, когда в очередной раз слышал, что самки главнее. А иногда даже вступал в битву, поэтому, вскоре вокруг него сформировалась так называемая шайка из гиен. Правда, их было всего двое, и никто из них особым умом не отличался, но разве надо много ума, чтобы поймать добычу? Но о добыче – о нормальной добыче – и речи идти не могло, пока Львиная Гвардия царит в Землях Прайда. Эти зверушки говорят, что защищают Круг Жизни! А не в том ли смысл этого круга, что копытные едят траву, а хищники едят копытных? Но, почему-то, Гвардейцы об этом забыли и настолько увлеклись, что перестали позволять гиенам поймать хоть кого-нибудь! Джандже это не нравилось. Он с рождения понимал, что он – необычный малыш. Он перешёл все глупые законы и стал лидером! Этого не удавалось до него, как он знал, сделать ни одному самцу! А Джанджа сделал это – он подтвердил свою особенность. Под его начальством было всего две гиены, но это, как он думал, только начало. А потом появился Кион… нахального львёнка Джанджа ненавидел даже больше, чем всех остальных Гвардейцев, ведь тот превосходил его. Джанджа всегда считал себя особенным, но, когда это случилось впервые – когда Кион впервые зарычал – он почувствовал пустоту. Какую-то необъятную пустоту, которая появилась вместо всех его наивных детских мечт. Джанджа всегда считал, что ему нет равных, но, когда Львиная Гвардия, а точнее Кион, вновь одержали победу, показав, тем самым, своё превосходство, Джанджа понял, что гиенам, да и ему самому наступил конец. Он никогда не сможет победить этого поганого львёнка и его Гвардию. Лучше уйти в Чужеземье, лечь и умереть, но не слышать больше отвратительного рычания и не ощущать, как тело подбрасывает в воздух, а потом швыряет по земле. И Джанджа рычания больше не слышал. Он три недели просидел, замкнувшись, и сидел так до сих пор, подкармливаемый только преданными товарищами и воображением… он каждый раз грезил одним и тем же – он убивает Киона… убивает жестоко, медленно и мучительно. Он вновь и вновь показывает своё превосходство, ведь он – особенный. Да, может у Киона и есть некое Рычание Предков! Может быть, есть быстрейшие и сильнейшие друзья! Но у Джанджи есть нечто большее – он… он… И над этим Джанджа и размышлял, лёжа посреди костей и глядя на просвечивающую между утёсами луну. Чем он лучше Киона? Почему он – особенный? И чем дольше он не мог найти ответы на эти вопросы, тем злее он становился. И тем страшнее рисовалась участь Киона в его фантазиях. Джанджа был уверен, что, если бы хоть раз смог застать Киона одного, без друзей, то сумел бы воплотить всё задуманное в реальность. Он бы показал и себе, и этому львёнку, кто особенный. Он бы показал, кто превосходит! Но Кион со Львиной Гвардией были неразлучны, и Джанджа понимал это. Он бы вышел из ущелья, чтобы подкараулить львёнка, когда тот останется один, но понимал, что не застанет Киона врасплох. Уж слишком часто он пытался это сделать. Теперь Джанджа просто-напросто чахнул в своём ущелье, даже не пытаясь выйти и посмотреть, что случилось за последние три недели. Он был уверен: Львиная Гвардия по-прежнему дружна. Чизи же и Чунгу без своего лидера не могли и шагу ступить, поэтому тоже не выходили. Они и сейчас копались где-то в ущелье, пытаясь, наверное, выловить на ужин новых крыс. Это была ужасная жизнь! Тем временем, сверху послышалось хлопанье крыльев, но Джанджа на это не обратил внимания. Что за тупая птица будет лететь в лапы гиенам? Наверное, это кто-то из своих… Хлопанье же становилось всё яснее, и вот, правый бок Джанджи начал обдувать воздух, захватываемый крыльями опускавшейся птицы. Потом наступила тишина и раздался лёгкий шлепок – гость совершил посадку неподалёку. — Не спишь, мой др-р-руг? — разнёсся по пещере вкрадчивый голос. Это был Мзинго – один из грифов. Джанджа лениво приоткрыл правый глаз и посмотрел на гостя, а потом вновь зажмурился и мотнул головой. — Вот и славно… оч-ч-чень славно… — проворковал гриф, подходя всё ближе. — Львиная Гвар-р-рдия не даёт нам кушать? Не понимая, к чему Мзинго клонит, Джанджа просто кивнул головой. — А если нам попадётся шанс отомстить? — ласковым голосом прокаркал гриф. — Мы увелич-ч-чим долю от пойманной дич-ч-чи для гр-р-рифов? Джанджа подскочил и рывком развернулся ко Мзинго. — Ты хочешь сказать, что у меня есть шанс против Львиной Гвардии? — прорычал он, но в этом вопросе было не раздражение, а, скорее, отчаянная надежда. Мзинго хмыкнул и вспорхнул вверх – он уселся чуть подальше, чтобы Джанджа не смог достать его… наверное, действительно может что-то поведать… — А если я скажу тебе, — проворковал он, — ч-ч-что львёнок, Кион, в одиноч-ч-честве блуждает по пустыне? — Что? — Джанджа почувствовал, как изо рта вытекает слюна, но внешний вид его не волновал. — Кион в одиночестве? — Ну, не знаю… — задумался гриф. — Быть может, если доля от пойманной дич-ч-чи, котор-р-рая пер-р-репадает нам… Джанджа не дал ему закончить – он понял всё. И он был готов на это! — Увеличится! — воскликнул он, вертя хвостом. — До половины! Вы будете получать половину всей пойманной нами дичи, только приведи меня к Киону! — Хор-р-рошо! Хор-р-рошо… — пророкотал Мзинго, довольно приоткрыв клюв. — Бер-р-ри своих пар-р-рней! Я буду ждать. Гриф взмахнул пару раз крыльями и взмыл в воздух, но оклик Джанджи остановил его: — Постой, Мзинго, — воскликнул тот, — этот договор будет действовать только после смерти Киона. Ото львёнка вы не получите ни кусочка – он мой! Гриф, маша крыльями, мрачно кивнул головой и взмыл в небо. Джанджа вновь остался наедине со зловещей тишиной, но в нём уже не было той печали – о да, он убьёт Киона! Убьёт, как мечтал! Он покажет всем, что даже гоняющий рычанием тучи львёнок не годится ему в противники. Он докажет, что Джандже нету равных! С этими мыслями, он направился разыскивать своих товарищей, чтобы Мзинго привёл их к Киону. Это будет страшная расправа!