***
Пустыня всегда славилась своей гостеприимностью. Подозрительной гостеприимностью. Она никогда не начинала обрушивать беды на головы путников, пока те не уйдут на достаточно большое расстояние от спасительных территорий, граничащих с морем дюн. Но потом путешественник мог не ждать от неё пощады. Холодная ночью, пекущая днём – она устраивала немало сюрпризов тем, кто решался колесить её. И мало кто решался. Но сегодня, похоже, был особенный день. По пустыне блуждало как минимум одинадцать существ – два льва, один из которых был маленьким, три львицы, столько же гиен, птица-носорог и сурикат с бородавочником – Тимон и Пумба. Поговорив с Рафики, ребята на всех парах помчались к Зазу, чтобы отправить его к Симбе. Немало напугав королевского мажордома, да и самих себя, Тимон с Пумбой решили, что стоит перестраховаться лишний раз. Они отправились через всю пустыню, в надежде найти Симбу и предупредить его об опасности, если этого не сможет сделать Зазу. А решились они на путешествие сразу после разговора с Зазу. Тимон тогда усомнился в зоркости мажордома, а Пумба устроил истерику, напуганный подозрениями приятеля. Именно тогда сурикат предложил отправиться через всю пустыню на поиски Симбы. Пумба поддержал его, и ребята тут же помчались в ту же сторону, куда полетел перепуганный мажордом – к подсвеченному красным цветом дыму. С тех пор они шли по пустыне уже две ночи подряд, а спали днём. И никто не был против. Но под конец второй ночи всё повернулось иначе… Тимон бодро шагал вдаль, а Пумба едва-едва плёлся следом. Горизонт окрашивался алым, и Пумба размышлял, как они с Тимоном удачно избежали песчаной бури. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь Пумбе вновь понадобится умение, которое родители-бородавочники привили ему с самого детства – зарываться в дюны за пятнадцать секунд. Маленькому, юркому сурикату ничего не стоило нырнуть в дюну, которая защитит от струй песка, но для обычного бородавочника такой трюк был эталоном ловкости. И Пумба надувался от гордости всякий раз, когда вспоминал свой новый рекорд. Восемь секунд! За восемь секунд он исчез под песком, а песчаная буря пронеслась над головой, злобно подвывая. Теперь, решил Пумба, ему будет сниться не мошкара, а почётное звание самого ловкого из всех бородавочников! Пумба представил, как родственники восхищённо ахают, когда слышат о таком непревзойдённом результате. Восемь секунд! Словно почувствовал восторженный шепоток, пробегающий по рядам толпящихся вокруг него бородавочников… но резкий голос Тимона вывел его из грёз. Сурикат попросил ускориться. Он из ума выжил? — Тимон… — одёрнул его Пумба. — Но ночь подходит к концу! Нам бы уже надо лечь и заснуть! Тимон недоумённо оглянулся, словно услышал неистовый бред, потом поковырял пальцем в ухе и продолжил идти. Он вздохнул, собрался с мыслями и, наконец, бодро воскликнул, с нешуточным энтузиазмом: — Я полон сил, Пумба! Думаю, скоро мы наткнёмся на его следы, а пока что нам предстоит ещё идти и идти! Не отставай! Тимон зашагал с удвоенной энергией, а Пумба заскулил, заметив это. — Но Тимон! — продолжил он упираться. — Мы попросту не можем идти днём! Неужели ты не знаешь, чем нам это грозит? — Значит так, Пумба… — Тимон остановился, повернулся к приятелю и вытянул перед собой ладонь, призывая замолчать. — Я слышал все эти бредни о некой силе, которая может искривлять всякий там межпланетный эквивалент и прочее… бла, бла, бла! Успокойся. Мы прекрасно шли, и ты не встревал ни разу с этой своей… как её там? Вата… — Фата-морганой! — Пумба, который в начале диалога шёл с вполне себе беззаботной мордашкой, теперь чувствовал, как насупились брови. Какой ещё «межпланетный эквивалент»? — Мы прекрасно шли, — добавил он, — потому что была ночь. Теперь наступает день, а ты, похоже, забыл всё, что я тебе рассказывал об опасностях, которые подстерегают нас в пустыне! Надо идти ночью! — Нет, днём! — выкрикнул сурикат и вновь продолжил шествие. Но Пумба остался стоять. — Нет, ночью! — хрюкнул он. — Нет, днём! — Нет, ночью! — Нет, днём! — завопил Тимон, отчаянно жестикулируя. — Нет, днём! — пошёл на хитрость бородавочник. — Нет, ночь… стой! Нет, нет, нет! Ты меня не запутаешь! — воскликнул Тимон, размахивая лапками. Хитрый и мастерски продуманный план Пумбы не удался. — Но Тимон! — возмутился бородавочник. — Неужели ты ничего не понял? — Меня не интересуют твои очередные глупости! — отмахнулся Тимон, раздражённо морщась. — Но фата… — Фата-моргана – вата моргала! Ну кто поверит в эту чушь? Как мы можем идти к дыму и не прийти к нему? — Да легко! — Пумба, казалось, выходил из себя. — Пустыня искривит свет, и он будет попадать нам в глаза под совсем другим углом! — Свет попадает в глаза! — захохотал Тимон и упал на песок. Он так и лежал какое-то время, колотя по нему лапками, а потом вновь поднял глаза на Пумбу: — Ну ты даёшь! И как же твой свет связан с дымом? — Но я ведь не могу тебе объяснить основы физики за пять минут! — возразил ему Пумба. — Да даже если и смог бы, ты всё равно меня слушать не будешь! — Какая ещё физика? — зашёлся новой порцией смеха сурикат. — Ты, наверное, совсем на солнце перегрелся? — Солнце еще не взошло, но это вот-вот случится, Тимон! — взмолился Пумба. — Мы должны остаться здесь и дождаться ночи! — Но мы же попросту теряем время! — Тимон поднялся с земли и театрально указал в даль лапкой, драматически прижав другую к груди. — Наш Симба! Наш несчастный львёнок Симба! Он ведь там, далеко! А мы тут сидим и спорим ни о… — Но Тимон, — осторожно прервал его Пумба, — я думаю, что Симба знает о фата-моргане! Наверное, он понимает, что днём по пустыне идти нельзя! — Так ты и Симбе эту чушь успел забить в голову! — возмутился Тимон, гневно потрясая лапками. — Какая разница, что мы идём ночью, что днём! — Большая! — рявкнул Пумба. — Никакой, — ответил Тимон. — Большая! — Никако-о-ой! — Никакой. — Всё, Пумба! — всплеснул Тимон лапками. — Ты меня достал! Давай сделаем так – я пойду днём, а ты там тащись сзади, ночью, раз такой умный! Мы встретимся, когда я буду возвращаться вместе с Симбой и Кионом, и попробуй тогда скажи, что я не был прав! — Но постой же, давай всё обсудим! — испуганно пробасил Пумба, в то время как Тимон направился по раскалённой пустыне прямиком к дыму. — Не трать слова! — фыркнул он через плечо. — Ну Тим-мо-о-о-он! — взвыл Пумба ему вслед, а тот лишь отмахнулся, даже не оглядываясь. Пумба был очень расстроен. Он был готов пойти вслед за Тимоном, потому что где-то в глубинах сознания возникло чувство, обещающее, что Пумба так и не встретит суриката. Но… «Всё равно я буду идти ночью!» — решил он и огляделся, чтобы найти хоть какое-нибудь прохладное место. Он пойдёт ночью и найдёт Симбу. А Тимон одумается и вернётся. Он обязательно это сделает! Пумба ещё не знал, что его решение спасёт следующей ночью кое-чью жизнь.***
Солнце и не думало клониться к закату. Оно, словно подвешенное, висело над пустыней, поблёскивая пронизывающими всё вокруг лучами. Кион втайне радовался, что до этого времени шёл только ночью и не испытывал таких мучений, которые сейчас терзали его тело с каждым шагом. Лучи солнца, казалось, действительно пронизывали шёрстку, сухожилия, мускулы. Упирались в кости и отражались в другую сторону, повторно пронзая всё тело. Это было очень больно, и Кион время от времени постанывал, делая тот или иной шаг. Но он целеустремлённо двигался вперёд. Перед ним стояло целых три цели, но ради их выполнения требовалось всего лишь одно – выжить. И Кион не собирался сдаваться. Но, чем дальше он шёл, тем больше внимания на него обращало пустынное солнце. Оно будто бы не хотело, чтобы Кион выжил и, похоже, направляло многие свои лучи именно на него, так как ступать дальше львёнку с каждым шагом было всё тяжелее и тяжелее… Внезапно Кион почувствовал, как что-то капнуло на песок перед ним. Неужели дождь? Но, опустив голову, он увидел длиннющую слюну, которая, словно смола акации, тянулась изо рта, переливаясь бликами на солнце. Кион переборол себя и мотнул головой, чтобы избавиться от слюны, но та словно бы не хотела падать на раскалённый песок. Она никуда не делась, хотя стала чуть длиннее и опустилась почти до самой земли. Тогда Кион остановился и вытер мордочку лапкой, а потом направился дальше. Но он теперь начал чувствовать слабость, и это его пугало… неистово пугало. Солнце висело высоко в небе и, казалось, тишине не будет конца, как вдруг… — Привет, Кион. Это приветствие разнеслось над песками, словно круги от упавшего камня разносятся по воде. Кион застыл, а где-то за рёбрами его сердце ударилось ещё один раз и замерло. И словно всё вокруг остановилось: ветер, шелест песка, солнечный свет. Кион целую вечность поворачивался назад. Он уже знал, кого увидит. А обернувшись, Кион только подтвердил себе, что это именно тот, о ком он думал. Тот, за кого собирался мстить. Он стоял поодаль, пристально глядел львёнку в глаза и насмешливо щурился, хоть солнце светило ему не в мордашку, а в спину. Это был… — Бунга? — выдохнул Кион, и медоед улыбнулся ещё шире. — Ты… ты… ты жив! Львёнок сорвался с места, и лапы сами понесли его вперёд. Он не отдавал себе отчёта в том, что собирается сделать. Он был готов опрокинуть Бунгу, вылизать снизу доверху! И Кион прыгнул, готовясь пригвоздить друга лапками к песку… но, что же это? Кион видел перед собой своего друга. Его улыбку. Она становилась всё ближе, но вдруг… исчезла! Кион рухнул на песок, а Бунга всё так же стоял поодаль и ухмылялся. Кион поднялся и побрёл к нему, но происходило что-то странное… Бунга не приближался. Он будто летел перед Кионом, не касаясь песка и сохраняя некую дистанцию… И вдруг Кион понял. Это не живой Бунга. Это всего-навсего видение. И сердце львёнка провалилось в желудок, когда он осознал, что происходит здесь на самом деле. — Нет! — словно желая переубедить себя, выкрикнул Кион. Бунга, будто прочитав мысли львёнка, слегка качнул головой, давая понять другу, что тот не ошибается. Кион задрожал всем телом, не сводя глаз с ужасного видения. Наконец, он собрался с духом и выпалил: — Что ты делаешь здесь? Бунга вновь ухмыльнулся. Его глаза сияли странным внутренним светом, и создавалось чувство, что в их глубине горит огонь какого-то таинственного знания. И Киону становилось всё жутче, по мере того, как он разглядывал эту знакомую, но очень чужую мордашку. И вдруг Бунга заговорил. Он говорил чётким, монотонным голосом, без всякого былого энтузиазма и задора, который Киону в нём так полюбился. Сейчас передо львёнком стояло что-то страшное. Оно выглядело как Бунга… но оно не было похоже на того Бунгу, которого Кион знал. — Просто захотелось навестить своего лучшего друга… — произнёс он и сделал короткую паузу, точно оценивая стоящего напротив Киона. — Благодаря которому я и погиб. Кион почувствовал, как лапы подкашиваются. Он рухнул прямо в песок и ощутил, как к горлу подступает вой. Кто бы сейчас не стоял перед ним… «Он всё знает!» Бунга всё знает. Он знает, что Кион мог спасти их обоих, просто зарычав на песчаную бурю. — Я не хотел! — воскликнул львёнок, со страхом глядя на Бунгу. — Я испугался и не смог додуматься до этого! — Мой бедненький львеночек! — хмыкнул Бунга. В его голосе появились эмоции, но они казались наигранными. — Он испугался, вы только подумайте! Успокойся. Тебе надо отдохнуть. Кион нахмурился и вперился прямо Бунге в глаза. Тот, казалось, и не собирался отводить взгляда. Он просто смотрел на Киона, а Кион на него. Только потом ко львёнку пришло осознание, что за всё время Бунга ни разу не моргнул. Он просто стоял и таращился на Киона, ожидая ответа. Что-то тут было не так… Бунга, наверное, не понимает, что отдых – это смерть! — Ты не прав, — как можно мягче сказал Кион, — я же поги… — Нет! — рявкнул Бунга, и Кион проглотил свои слова. Между тем, медоед примолк и добавил, уже мягче: — Нет. Ты заслужил отдых. — Я очень хочу отдохнуть! — признался львёнок, внимательно наблюдая за выражением морды друга. Что-то здесь было не то… даже не столь в голосе и в манерах, сколь в чём-то внутреннем… и Кион никак не мог понять, в чём. — Хватит стараться, — отчеканил тем временем Бунга. Кион замер. Он понял, в чём дело. — Что?! — переспросил он, моля небо, что ослышался. — Хватит стараться! — повторил Бунга уже настойчивей. — Не пытайся бороться. Расслабься. У Киона перехватило дыхание, и он едва смог выговорить: — Ты не… — Ты ведь так хочешь спать! — перебил его Бунга. — Закрой глаза. Но Кион уже не слушал его. Он хотел закричать, но горло так пересохло, что он только и сумел, что вымолвить: — Ты не… — И всё закончится… — продолжал вещать Бунга. — Ты больше не будешь… Но потом он осёкся и посмотрел прямо в испуганные глаза Киона. А затем спросил раздражённо: — Да что такое? Что за «ты не»? Что ты там мяукаешь? — Ты не Бунга! — выдохнул Кион, и улыбка исчезла с морды видения. — Ты не мой друг. Морда призрака стала каменной. Теперь Киону действительно было жутко. А потом прозвучали леденящие кровь слова, наполненные нешуточной угрозой: — Бери слова обратно. — Нет. Кион смотрел прямо в глаза, которые принадлежали Бунге, но за ними скрывался некто другой. Морда медоеда искривилась в жутком оскале, и он зарычал с таким гулом, что, казалось, задрожала земля. Из-за спины призрака подул ветер, а он всё рычал. — Я говорю, бери обратно свои слова! — Ты не Бунга! — рявкнул Кион. Он понял, что призрак всё равно ничего ему не сделает. Он не должен бояться. — Бунга бы никогда не стал уговаривать меня остановиться! Он бы сказал, чтобы я шёл дальше! Призрак глумливо усмехнулся. — Глупый маленький львёнок Кион… — пророкотал он так, что у Киона шерсть встала дыбом. — Ты ещё мал. Но в этом вся твоя прелесть. Ты такой забавный! Я не устаю играться с тобою. На других почти не обращаю внимания. Киона поразила ужасная догадка. Ну конечно же! Как же он сразу до этого не додумался! Всё это время он общался ни с каким не с Бунгой. Он общался с тем самым, что убило друга! — Так это ты! — прорычал Кион и бросился к призраку, но тот, сохраняя дистанцию, унёсся вперёд. — Да я! — гаркнул он чужим голосом. — Я – твоя гробница. В моих песках окажутся и Бунга, и твой отец, который идёт следом… В этот момент Кион почувствовал такую боль, словно ему воткнули в живот слоновью кость. Он согнулся в три погибели и рухнул на землю, между тем как призрак в образе Бунги стоял неподалёку и сверлил его злорадным взглядом. — О да, ты многого не знаешь! — сладко пропел он. Кион чувствовал потрясение. Он не мог ни единого слова выговорить, не то что на лапы подняться. Но потом он понял, чего добивается призрак. Именно этого – бессилия. Он специально лжёт, чтобы шокировать и лишить ориентации. Он читает мысли, самые потаённые страхи и знает, куда нажать, чтобы добиться желаемого результата. Папа в безопасности. Он лжёт! — Ты убил Бунгу! — прорычал Кион с ненавистью. Он взял себя в лапы и начал медленно подниматься. Призрак только загадочно улыбнулся, стоя неподалёку. — Жаль, — промолвил он, с насмешкой в голосе, — что после твоей смерти я не смогу ничего с тобой поделать. Ты слышал о фата-моргане, Кион? Слышал, наверное… но ты такой глупый. Неужели, когда Бунга исчез, ты забыл, что днём идти нельзя? — А я не могу идти в другое время! — Кион, наконец, поднялся на лапы и смотрел теперь прямо в глаза призрачному Бунге. — Я не могу останавливаться. — Ты идёшь не туда, — заметил тот, подняв бровь. Кион только сейчас понял, что действительно шёл не к дыму. Он плёлся за миражом. — Я знаю, — соврал он, — но зато я выживу. — Ну что же… — вздохнул призрак, с наслаждением растягивая каждый слог. — Твоё время, мой друг… — Я тебе не друг! — рявкнул Кион, но тут же пожалел о том, что сорвался – он чуть было снова не упал в песок. — М-да… — хмыкнул призрачный Бунга. — У тебя больше нету друзей. Эти слова полоснули Киона, словно когти леопарда, и он вновь подумал, что у призрака великолепно получается читать самые потаённые страхи. Неужели он действительно так проницателен? Возможно. Но есть ещё один вариант. — Ты – плод моего воображения! — с расстановкой произнёс Кион. — Убирайся. Я иду дальше. Глаза призрака блеснули, словно подтверждая слова Киона. Этот взгляд гипнотизировал, отнимая всякую возможность на сопротивление… но Кион разорвал зрительный контакт. Он не игрушка. Он выживет! — А ну, стоять! — рявкнул призрак, увидев, что Кион отворачивается. — Ты меня не остановишь, — бросил львёнок через спину и поплёлся к дыму. — Не смей идти дальше! — взревело за его спиной призрачное чудовище, и Кион прямо-таки почувствовал преисполненный ненависти взгляд. Но он уже понял, почему призраку так не хотелось пускать его дальше – впереди блестел оазис. Спасение! И Кион устремился к нему, оставив призрачного Бунгу рычать в злобном бессилии. — Я спасусь! — воскликнул он, между тем, как вопли призрака оборвались. В следующее мгновение подул ветер, и Кион словно бы услышал в нём угрожающее шипение чьего-то низкого голоса. — Ты не представляешь, — пророкотал львёнку в ухо злобный шёпот, — кто шагает за тобой попятам… Но Кион лишь отмахнулся. Он всё шагал и шагал, а ветер дул ему навстречу, отталкивая от вожделенного озерца зелени. Львёнок стиснул зубы и устремился вперёд, но ветер был очень сильным. Он не давал шагать, попросту сдувая Киона своими толщами. И у львёнка не было сомнений, что этот ветер дует не просто так. Внезапно он вспомнил, как однажды во время бури, которая разыгралась в саванне настолько быстро, что он не сумел добраться до дому, он точно также шагал, сдуваемый ветром. В этот момент мимо проползла змея. Она ползла плавно и легко, словно никакого ветра и не было. Тогда Кион не понял, почему. Но сейчас его осенило. Собрав последние силы, чтобы не потерять уплывающее сознание, Кион прижался к земле и начал медленно ползти вперёд. Теперь ветер сдувал не так сильно, ведь он начал обтекать тельце львёнка, прижавшееся к дюнам песка. Кион мог только взмолиться, чтобы шторм, который разыгрался в пустыне, оставался всё таким же слабым. Вот, он преодолел последнюю дюну – он стоял на её вершине и тут ветер встречался с ним, откидывая назад. Буквально перед Кионом была лощина – огромных размеров яма в песке, посреди которой виднелось малюсенькое озерцо, окаймлённое травой и несколькими низенькими тропическими деревьями. Это был не мираж. Кион должен был перейти последний рубеж. Толщи ветра, которые на него давили, не давали убраться с вершины песчаной дюны. Но львёнок понимал, что, если упадёт, то обратный подъём не осилит. Он должен сделать всего один шаг! Он должен пересилить себя. Пересилить своего врага, который не позволяет ему спуститься с дюны к оазису. Сейчас две силы держали Киона на гребне песчаного бархана. Каждая давила в свою сторону, и вдруг… песок под лапами Киона начал неумолимо скользить назад. Ветер стал побеждать. «Нет!» — мелькнула мысль у львёнка в голове. Он прижался ещё сильнее и напрягся, как только мог. В этот момент дюна начала медленно осыпаться. Она осыпалась в ту самую сторону, куда Киону ни в коем случае нельзя было возвращаться – назад. Львёнок напряг все свои мышцы, прижался к земле, как мог, и прыгнул. Этот момент и был пиком борьбы львёнка с ветром – выпрямившийся во весь рост в своём прыжке, Кион был лёгкой мишенью. Но сила, с которой он совершил прыжок, оказалась настолько велика, что даже яростно дующий ветер не смог подхватить львёнка и отбросить назад – за гребень дюны. В следующее мгновение Кион приземлился. Теперь он был спасён. Яростно бушевавший ветер утихал, поняв, что проиграл эту борьбу, а Кион скатился вниз по песку. Прыжок отнял у него все силы. Тело болело, в горле першило, и оно совсем пересохло. Перед глазами поплыли цветные круги, и львёнок дёрнул головой. Он не мог подняться на лапы. Спазмы жгли всё его тело, не позволяя выпрямиться. Оставалось только ползти и не терять сознание. И Кион начал ползти. Он едва удерживался в этом мире, но понимал, что если заснёт, то не проснётся. Он не мог проиграть, ведь победа была так близка. Послышалось журчание воды… странно, ведь в оазисе вода стоячая. И тут Кион понял, что грезит наяву. Бунга, журчание – всё это не более чем плод утомлённого воображения. Но оазис был рядом – он вполне реален. Киону оставалось до него совсем чуть-чуть… Перед глазами всё расплывалось, темнело, но Кион сопротивлялся из последних сил. Он не может проиграть! На мордочку упали блики переливающейся в солнечных лучах воды оазиса. Ещё немножко! Вскоре Кион перестал что-либо видеть. Перед глазами всё потемнело – они просто отключились. Теперь львёнок полз на ощупь, работая передними лапами, а задние тащились по песку за ним, оставляя глубокую рытвину. Они онемели. И это обездвиживающее покалывание переходило всё дальше по телу, устремляясь к сердцу. Кион понял, что проиграет, если это произойдёт – если сердце перестанет работать… надо добраться до воды! И львёнок стал ползти с удвоенной силой. Вскоре он почувствовал, что пересёк черту оазиса – он нащупал траву и теперь полз по ней, а не по песку. Потом Кион перестал дышать. Он больше не мог дышать! Мозг колотился в голове, затуманивая сознание, и Кион перестал что-либо чувствовать. Только лапы, которые теперь работали отдельно от тела и тащили его вперёд – к спасению. Последняя надежда! По телу пробежала дрожь, и Кион начал проваливаться в темноту. Он слышал неясные звуки, голоса, которые звали его… но он ещё был жив. И он полз. Он боролся. Даже не из последних сил – сил уже не было, нет. Он боролся всем, что у него осталось. Всем, что ему было дорого. Только воспоминания о радостях былой жизни сохраняли огонь у него в груди. Только они двигали его вперёд. И вот… Кион ощутил её. Воду! Он коснулась его лап, и он, зацепившись за край берега, подтянул себя к ней. А потом он начал пить. Он делал огромные глотки, и чувствовал, как вода раздирает иссушенное горло. Он сделал это. Победил. Он добрался до воды. «Я спасён! — думал львёнок, всё глотая и глотая живительную жидкость. — Я спасён…» Теперь, напившись, Кион действительно мог ни о чём не беспокоиться. Он точно выживет. Осталось лишь крепко выспаться… И Кион засыпал, чувствуя, как волна покалывающего изнеможения отступает обратно в пятки. Потом она и вовсе исчезла, позволив расслабиться и почувствовать каждый уголок, каждый участочек своего тела. И, наконец, Кион заснул. Заснул, будучи полностью уверенным в себе. Впервые, за долгое время.