Потерна, ведущая в Ад

      Кову почувствовал дикий восторг, выбежав из поднятой ногами слонов пыли. Это было так здорово! И он ни капельки не испугался. Может, только чуть-чуть. Да и сестре об этом говорить не обязательно. Та ещё бежала впереди, но Кову, даже не видя её мордочки, понимал, что она испытывает те же чувства.       Тем временем сзади что-то брызнуло на лапы. Кову уже хотел было обернуться посмотреть, что случилось, но Витани чуть-чуть ускорилась, и ему, чтобы не отставать, потребовалось отвлечься от остальных мыслей. Вскоре все подозрения утонули в потоке эмоций. Кову бежал за сестрой и наслаждался жизнью, которая казалась ему ну очень яркой! Особенно сейчас, когда он пересекал стадо зебр.       Наконец, Витани затормозила. Кову пробежал мимо неё, но потом тоже остановился чуть поодаль и вернулся обратно, улыбаясь во весь рот.       — Ну мы и пробежались! — выдохнула Витани, радостно сверкая глазками.       — Замечательная идея, — подтвердил переполненный энтузиазмом Кову. — Почаще бы так.       Некоторое время львята сидели рядышком друг с дружкой, пытаясь отдышаться. Кову вспомнил, что хотел что-то проверить. В голове его закрутились подозрения. Он что-то забыл… что-то странное произошло, когда он выбежал из слоновьего стада, но Кову никак не мог вспомнить, что именно. Он кивнул сестре, чтобы та следовала за ним и вышел из процессии – а то ещё затопчет кто… наконец, Витани первой удалось перевести дыхание.       — Ничто не мешает нам иногда так поступать, — хмыкнула она. — Никто ведь от этого ещё не умер, верно?       — Ну не знаю, — ухмыльнулся Кову ей в ответ. — Вряд ли ещё кто-нибудь брал и совался прямо слонам под ноги, как думаешь?       — Нет, — покачала головой Витани, — мы точно такие первые идиоты.       — Как скажешь, идиотка, — хихикнул Кову. — Я тебя за язык не тянул.       — Не тянул? И не стоит, а то лапы оторву.       — Да ты что, мне страшно!       — Лапы, а за ними хвост!       — Не надо, я боюсь! Сейчас усы поседеют.       — А потом отвалятся. И кем ты будешь без лап хвоста и усов?       — Львёнком-червём. Зато с мозгами в голове.       — А за мозги ты ответишь ушами!       С этими словами Витани набросилась на Кову, а тот театрально повалился навзничь, позволив сестре слегка потоптаться на себе. Правда, он пожалел потом, что поддался – когда в уши впились крохотные зубки.       — Ай, больно, — зафыркал он и попытался вывернуться из-под Витани. — Перестань!       — Ты сам напросился, — возразила та, довольно пыхтя Кову в ухо. — Ой, а чьи это лохмы?       — Тебе там, знаешь, виднее, — проскулил львёнок, когда его пару раз дёрнули за хохолок прорастающей гривы.       — Ну, ладно, — Витани наконец поняла, что Кову не нравится такая игра, и спустилась с него на землю. — Может, второй заход устроим?       Однако у Кову были другие планы на этот день. Он задумчиво посмотрел налево – на процессию мигрирующих, сквозь которую они недавно пробегали. А потом глянул вперёд – туда, куда процессия направлялась. За поднявшейся пылью вдали едва-едва можно было различить прайд Симбы, возглавляющий миграцию – множество львиц.       — А давай пойдём посмотрим, что там? — предложил Кову и тыкнул лапкой в сторону прайда.       — Да ты совсем спятил! — ахнула Витани, когда поняла, что Кову задумал. — Там же король!       — Ну так ради него мы туда и идём, — вновь ухмыльнулся львёнок. — Витани, это же будет круто, ну чего ты не соглашаешься?       — Это будет очень опасно, — отрезала Витани, но потом, поколебавшись, добавила: — Я тебя предупреждаю, что мы пожалеем об этом, если туда пойдём.       — Хорошо, — кивнул Кову. — А теперь – вперёд.       — Ну, как знаешь, — прошипела ему в спину сестра. — Я предупреждала.       — Расслабься, — отмахнулся львёнок. — Всё пройдёт лучше некуда!       — Я на это очень надеюсь.       С этими словами Витани укоризненно ткнула Кову в бок, и они пошли друг рядом с другом. Слева от них проходили огромные стада, и Кову вспомнил объявление, которое сделала Зира перед уходом. Она собрала вокруг себя всех Отщепенцев и сказала, что голодать не должен никто. Скоро миграция придёт к ущелью Имбамба, и там можно, заключив временное перемирие с гиенами, напасть на стада. Прайд не сможет противостоять двойной атаке. Животные будут паниковать и разбегутся в разные стороны. Главное, убить как можно больше – чтобы осталось и про запас.       Кову вздохнул, оглядывая ряды весело переговаривающихся зебр, смеющихся антилоп… они же такие же, как львы! Почему не все животные – травоядные? Зачем природа распорядилась так, чтобы одни причиняли боль другим? И Кову смотрел на обречённых зебр, думая, что они тоже живые. Они ведь тоже могут чувствовать боль! Как жаль, что скоро многих из них настигнет смерть.       Кову ещё не знал, что в ущелье Имбамба смерть настигнет не только травоядных.       Тем самым временем, на расстоянии двух километров от Кову и Витани в стане Отщепенцев к приходящей в себя Чиппи был обращён вопрос:       — Это правда?       Та лишь едва заметно кивнула.       — Но от кого?       — Я не могу сказать. Пока не могу.       Чиппи была награждена долгим, задумчивым взглядом, а потом его обладательница – худощавая, одноухая львица повернулась к небольшому отряду, посланному разыскать Юкатилли.       — Предательница мертва, — отчеканила возглавлявшая отряд Дотти.       — Где тело? — спросила одноухая. Морду Дотти искривило отвращение.       — Нам его соскребсти? — осведомилась она.       — Всё ясно, не надо, — одноухая брезгливо поморщилась. — Оставьте там.       С этими словами она кивнула отряду Дотти, чтобы те рассаживались среди других Отщепенцев, собравшихся на привале полукольцом. Надо было разъяснить им всем, что и как обстоит, а потом двинуться дальше в путь, дабы не отставать от мигрирующих.       Одноухая осмотрела собравшихся и начала:       — Сегодня наш кодекс предала одна из лучших охотниц, — сказала она, с едва заметной печалью. — Как вы понимаете, она мертва. Надеюсь, все знают, какой опасности подвергает свою жизнь тот из нас, кто нарушает наши правила? — после этих слов все закивали. Одноухая удовлетворённо продолжила: — Замечательно… что касается ущелья Имбамба – ничего не отменяется. Завтрашним днём, когда процессия подойдёт к его основанию, я сформирую три небольших отряда. Основной отряд направится заключать перемирие с гиенами. Два других прикроют его, в случае нападения. Так или иначе, даже если гиены нападут, вступать в бой нельзя. Численное превосходство на их стороне. Возвращайтесь обратно.       — И что же нам делать, — донеслось справа, — если гиены откажутся с нами объединяться?       — То же, что, если они согласятся, — одноухая бросила короткий взгляд вправо, но так и не разглядела, кто это сказал. — Убиваем стольких животных, скольких удастся убить. Завалили одного – переходите к другому. Чем большее количество животных мы убьём, тем больше времени сможем удерживаться от следующего нападения на мигрирующих. Кто знает, когда ещё нам попадётся такой шанс – безнаказанно убить кучу животных?       — Но ведь гиены будут составлять нам конкуренцию! — одноухая немедленно узнала голос Спотти.       — А это – самое интересное, — осклабилась она, обрадованная пришедшимся кстати вопросом. — Гиены не будут нападать на животных. Они думают, что, чем вырывать куски мяса из боков рыбы, будет легче лишить её головы.       — Они нападут на прайд Симбы? — охнул кто-то справа. Та же львица, которая задала первый вопрос – одноухая, наконец, разглядела её. Это была та самая, с вечно заплывшим глазом.       — Именно так, — кивнула ей одноухая. — Будь моя воля, я бы помогла им. Но Зира распорядилась иначе. Она считает, что гиены не победят без нашей помощи. Она сама хочет присутствовать при убийстве Симбы, и попросила не помогать гиенам, чтобы король дожил до того момента, как она явится за ним.       — Значит, — донеслось слева, — пока львицы Симбы и гиены будут заняты друг другом, мы надерём рыбе бока?       — Нет… — одноухая скривилась в довольной ухмылке, мысленно благодаря ту, кто это спросила. — В идеале – мы рыбу боков лишим!

***

      Солнце жарило пустыню безо всякой жалости. Воздух у земли настолько нагревался, что поднимался ввысь вместе с песком, создавая в атмосфере тоненькие струйки смерчей, уходящие в сами небеса, словно ниточки, сброшенные с облаков вниз – на землю. Эти тонкие струйки были нагреты до такой степени, что, при соприкосновении с растущей в пустыне растительностью, они просто-напросто прожигали её насквозь. И в этом пекле, по раскалённому песку волочились три существа. Три львицы – Диггер, Скруффи и Зира.       Львицы уже целый день шли по пустыне, а та всё никак не умеряла своего пыла. Но никто не проронил ни единого звука. Отщепенцы были закалены, и за время всего пути не обменялись ни словом. Только несколькими кивками. Однако, внезапно для всех, Диггер заговорила.       — Зира, — хриплым голосом произнесла она, — мы…       — Молчать! — рявкнула Зира и ускорила шаг. Однако Диггер не замолчала.       — Зира, — повторила она, — мы слишком далеко зашли. Гиены там сами подохнут как-нибудь, а нам лучше развернуться и…       — Не в смерти гиен дело, — отчеканила Зира. — Дело в принципе. В мести. Они охотились на наших территориях. Нарушили наш уговор. И мы обязаны показать им, всем остальным, да и самим себе, что бывает с теми, кто нарушает наш уговор, дабы не было ни у кого такого желанья! — тут Зира перевела дыхание и продолжила: — Мы научим их бояться нас. Будем учить зубами, когтями. Мы найдём этих подонков и покажем им, что такое гнев Отщепенцев!       После этого Зира зашлась долгим, протяжным кашлем. Диггер вздохнула и замолчала.       Зире бы и самой хотелось повернуть назад. Она мысленно соглашалась с соплеменницей, но что-то толкало её дальше. Некое чувство… оно словно бы обещало, что Зира не пожалеет о своём упорстве. Обещало, что возмездие свершится. И настолько был силён его зов, что Зира не перестала идти вперёд, даже когда за нею раздался звук падающего тела. Она остановилась только тогда, когда сзади позвали:       — Зира! — это вновь сказала Диггер. Зира обернулась и увидела, что Скруффи лежит чуть позади, а слюна, пенясь, вытекает из её рта на раскалённый песок.       — Слабачка… — прохрипела Зира и отвернулась, чтобы идти дальше, но звук повторился. Не сложно было догадаться, что теперь обе львицы лежат на земле. Зира не останавливалась. Она шла дальше, пока её лапа не провалилась в…       «Что это?!»       Зира опустила голову, чтобы рассмотреть углубление. Оно почти было засыпано песком, но рядом было ещё одно, а за ним ещё, и так далее… цепочка их тянулась до горизонта. Здесь кто-то проходил. Причём, совсем недавно. Зира принюхалась. А когда она подняла голову, её сердце заколотилось с новой силой. Она всё поняла. Теперь она знала, за кем идёт.       — У нас новая цель, — бросила она за спину и пошла по цепочке. Хорошо, что песчаная буря прошла в стороне и не накрыла следы! Теперь у Зиры не будет ни мысли о том, чтобы свернуть обратно. Она настигнет злодея. Отомстит ему. Отомстит за Шрама! Главное лишь идти, но вдруг перед глазами побежали пятна. Разноцветные такие… неужто это…       — Нет! — воскликнула Зира и завертела головой. Она отлично знала, что такое обезвоживание. И прекрасно понимала, что оно беспощадно. Она не раз его испытывала в Чужеземье, но, если там было недалеко до реки, то здесь же – в пустыне – это смертельно. Воды нету нигде!       Зира повернулась и уставилась на сопровождавших её подруг. Скруффи, лежащая поодаль, едва заметно дышала и смотрела на Зиру помутнённым взглядом, молящим о помощи, а Диггер… Диггер уже была почти без сознания, хотя было видно, как на шее её пульсирует вена… вена, полная свежей, способной утолить жажду, крови…       — Нет! — прохрипела теряющая сознание львица, заметив, как смотрит на неё Зира. Побеждает тот, кто умеет переступать через себя. Через свои страхи, свои догмы. Выживает тот, кто забывает о принципах, отметает в сторону мораль, вычёркивает жалость из сознания… и Зира была готова на тот шаг, который мог спасти её, каким бы он ни был омерзительным. Она, пошатываясь, направилась к хрипящей Диггер, сжавшейся от ужаса.       «Сейчас тебе будет чуть-чуть больно, но ты потерпи… — думала про себя Зира, подбираясь ко львице всё ближе и ближе… — Это ради нашей цели. Общей цели. Ты дала клятву верности Шраму. Ты поклялась отдать жизнь, чтобы отомстить за него! И тебе придётся отдать её…»       — Зира! — простонала Диггер. — Не надо!       — Тише… — только и сказала Зира. — Тише…       Диггер выставила перед собой лапу, но Зира лёгким движением отбила её в сторону. Затем она наклонилась прямо к шее львицы и почувствовала горячую, пульсирующую жилу. И не обращая внимания на слабые попытки Диггер оттолкнуть её от себя, Зира впилась в шею. Как же сладка эта кровь…       Зира с наслаждением ощутила, как тёплая жидкость выстрелила в нёбо. Она с одной попытки перекусила артерию – многочисленные тренировки дали о себе знать. Теперь оставалось только пить… пусть жажда утоляется… конвульсии Диггер становились всё более слабыми, а её кровь всё более сладкой и густой. Вскоре она закончилась, почти одновременно с дыханием львицы. Зира сделала ещё несколько ран, чтобы посмотреть, осталась ли кровь. Да, тёмная жидкость ещё текла, но Зира утолила жажду. Она напилась. А теперь можно идти дальше.       — Подходи и пей, — сказала она Скруффи. — Это называется, «выживать».       С этими словами, отвернувшись от хрипящей львицы, шокированной произошедшим, Зира зашагала вперёд. Кровь вернула ей силы, и она рассчитывала, что пройдёт ещё немало времени, прежде чем жажда вновь даст о себе знать. Может, стоило дождаться Скруффи – она в случае чего обеспечит свежей кровью, но Зира думала, что сможет набрести хоть на какой-нибудь оазис к вечеру. Интуиция её ещё ни разу не подводила…       Выходит, Мзинго лгал, что Симба возглавляет процессию. Тут точно что-то не так. Зачем король отправился в пустыню, да и ещё один? Ответ на удивление прост: сыночек Симбы – Кион – действительно где-то там блуждает. Может быть, месть окажется ещё слаще. Хотя… против львёнка Зира не имела ничего. Ему просто не повезло родиться у её заклятого врага. А Симбе… а Симба сам привёл себя к этому. Он убийца, злодей, и он получит своё – в этом Зира была уверена. Скоро она настигнет его, а он её совсем не будет ждать. А уж потом она займётся гиенами.       С этими мыслями Зира шла прямиком к дыму, а из её пасти капала кровь, оставляя поверх двух цепочек следов – Симбы и Зиры ещё одну. Маленькую, но различимую на ржавом, засохшем корками песке. Цепочку крови. Но и её вскоре замёл ветер. Сухой, безжизненный ветер, несущий лишь песок с печалью…

***

      — Я не хочу! — это было последнее, что сказал Кион. В следующее мгновение его тельце начала сотрясать мелкая дрожь.       Шокированный Пумба не мог отвести глаза от страшного зрелища, а в его глазах всё ещё стояла битва с гиенами – тогда он, услышав явственный смех, пошёл посмотреть, что происходит за холмом, а увиденное повергло его в дикое состояние. Пришёл в себя Пумба уже рядом с Кионом, когда две гиены в страхе уносились прочь, придерживая своего раненного товарища. Один из клыков Пумбы – левый – был заляпан кровью.       Теперь же бородавочник не знал, что делать. Перед ним лежал израненный, даже, можно сказать, изодранный львёнок. Пумба никогда не интересовался, как останавливать кровь и залечивать раны. Теперь он об этом очень сильно жалел.       У Киона было много ужасных ран. Живот пересекали сразу четыре, и Пумба молился, чтобы он не оказался распорот. Ещё две царапины пересекали мордочку. Наверное, останется шрам, если только не случится непоправимое… но Пумба не хотел даже мысли допускать об этом. Надо что-то делать. Надо импровизировать. Надо остановить кровь!       Пумба огляделся вокруг. Нужны листья! До крон тропических деревьев ему не дотянуться, но был ещё один вариант – вельвичия. Вельвичия представляла собой высохший, обезвоженный куст, который в самом начале своей жизни пускал вверх всего-навсего два листа. Однако потом эти листья вырастали до такой длинны, что ветер растрёпывал их, превращая в лохмотья. Пумба был уверен, что волокна листьев действительно крепкие, раз уж не отрываются от основного куста. С ними можно что-нибудь сделать!       — Тише, — сказал он теряющему сознание Киону. — Тише! Я придумал, как тебе помочь.       Пумба солгал. Он не знал, что делать с вельвичией. Но, так или иначе, сейчас придётся надеяться только на импровизацию. И так… чтобы остановить кровь, нужно чем-то зажать рану, чтобы она не могла кровоточить. Зажать рану можно, обернув стебли вокруг туловища Киона и тем самым перевязав его. Как сделать иссохшие лохмотья вельвичии пригодными к перевязке? Точно! Вода.       Пумба подбежал к одному из кустов, схватил пучок растрёпанных листьев и выдрал их из основания. Это далось ему с большим трудом, но обрадовало. Крепкость означает, что перевязь выдержит то, что он ей уготовил.       Пыхтя, бородавочник подбежал к озерцу и начал окунать в него лохмотья. Сперва они так и торчали во все стороны пушистым ворохом, но затем стали набухать и принимать более мягкие очертания. А вскоре они безжизненно свисали у Пумбы изо рта, ритмично покачиваясь из стороны в сторону.       Теперь пора вернуться к ранам.       Кион тем временем уже не шевелился. Он потерял сознание и сейчас лежал, едва-едва дыша. Глаза его всё ещё были открыты, и в невероятно увеличившихся зрачках Пумба прочитал отражение собственного ужаса. Начиналось необратимое. Пумба многое знал о кровопотере, чтобы понимать – Кион лишился опасно большого количества крови. Когда судороги закончатся, наступит агония. За ней – смерть. Это необходимо пресечь, причём немедленно!       Пумба подбежал к Киону и поддел его клыками, чтобы приподнять. Затем перенёс на расстеленные отдельными полосами волокна и положил на них животом. Теперь оставалось только затянуть их, чтобы зажать рану. Потом можно будет заняться другой – той, что на мордочке. Но сперва – самую опасную.       Пумба закутал Киона в мокрые лохмотья вельвичии и постарался придумать, как же их затянуть, а потом и закрепить на его тельце? Ничего в голову не приходило, и это вызывало панику, ведь времени оставалось в обрез. Тяжёлое дыхание Киона становилось всё менее различимым.       Тогда Пумба придумал. Он упёрся в спину Киона копытцами, взял концы стеблей в рот и потянул на себя, тем самым зажав Киону рану на животе. Бородавочник не знал, сколько ему придётся провести времени в таком положении, чтобы рана затянулась. Наверное, очень много! Но он должен ещё как-то умудриться напоить Киона, чтобы кровь в организме восстанавливалась. Как же быть? Придётся найти другой способ закрепить повязку.       Решив так, Пумба начал перебирать возможные варианты. Точнее, хотел бы начать. Но было бы из чего выбирать… внезапно, голову бородавочника осенила хорошая идея! Он проклял себя за то, что раньше до этого не додумался, и принялся перекручивать стебли.       Мокрые волокна с лёгкостью слипались, образуя прочную связь. Они обхватывали живот Киона, а сзади их концы закручивались, отходя от спины своеобразным канатом, который довольно хорошо держался. Когда он высохнет, перевязь должна стать ещё крепче. Теперь дело за маленьким.       Пумба осторожно оттащил Киона к воде и принялся отмывать его от крови. Затем промыл две царапины на щеке, и ещё несколько других, более мелких. Потом задумался, как напоить Киона. Не макать же его голову в воду – вдруг захлебнётся? Ответ был на редкость прост.       Оторвав ещё несколько волокон вельвичии, Пумба намочил и их, а потом аккуратно выжал Киону в рот, следя за тем, чтобы порции воды подавались в глотку в перерывах между дыханием: а то ещё не туда попадёт! Повторил это Пумба несколько десятков раз – вельвичия не очень хорошо впитывала воду, и, чтобы напоить львёнка с её помощью, уходило много времени.       Внезапно Кион запрокинул голову и широко раскрыл рот. На губах выступила пена. Пумба ощутил, как по телу прошла волна ужаса. Наступило то, что обычно без профессионального вмешательства всегда заканчивается смертью – агония. Дыхание Киона стало хриплым, прерывистым, зрачки расширились до невероятных размеров, а потом закатились под веки, оставив только белки глаз. Лапы начали извиваться в судорогах, и Пумба едва увернулся от одной. Что он сделал не так?!       Бородавочник больше не надеялся на то, что сможет спасти львёнка. Он просто стоял и смотрел в ужасе на то, что происходит. А потом вспомнил последние слова Киона: «Я не хочу!» — прошептал львёнок. Пумба тоже не хотел этого. Он должен спасти Киона!       «И так, — сказал он себе, — надо сосредоточиться. Что такое агония? Думай. Что это такое, и почему она убивает?»       Ответы приходили словно из ниоткуда – отёк лёгких, остановка сердца, падение давления… и так, что же самое страшное? Остановка сердца? Как возобновить его работу? Что делает сердце? Оно бьётся и толкает этим самым по организму кровь. Точнее, оно не бьётся, а сокращается. Надо заставить его сокращаться! С этими мыслями Пумба вновь повернулся к Киону. Тот вдруг начал давиться. Пумба понял в чём дело – надо вытащить язык наружу.       Бородавочник заглянул в распахнутый рот львёнка и заметил, что обмякший язык действительно забился глубоко в горло. Осторожно орудуя копытцем, Пумба смог-таки вытащить его оттуда. Теперь – сердце! Как заставить его сокращаться? Что значит, «сокращаться»? Чтобы имитировать сокращения, нужно сжимать-разжимать его, но как это делать? Через грудную клетку? Просто массировать её? А если потревожить завязанную рану? Слишком много вопросов! К тому же, времени почти не осталось. Больше выбирать не из чего. Придётся массировать грудную клетку.       Пумба устроился рядом с Кионом и прислушался к биению своего сердца. Нужно, чтобы сердце Киона билось точно так же! И Пумба надавил львёнку на грудь копытцами. Затем отпустил. Затем снова надавил… и так далее. Много, много раз. Монотонная работа.       И вот, с очередным толчком, по телу Кона прошла ещё одна судорога. Львёнок расслабился. Агония прекратилась. Пумба не мог опуститься и проверить дыхание Киона – он должен продолжать стимуляцию сердца. Жив Кион или мёртв – неизвестно. Оставалось надеяться только на чудо…