Монстр

      — Ну, как, Амелия?! Тебе нравится?! — Джек поставил голову Жозефа прямо напротив моего лица.       Я шарахнулась. Попыталась… Нож, пригвоздивший меня к полу, не дал мне сдвинуться с места даже на миллиметр.       Глаза Жозефа были открыты. Мёртвые безжизненные глаза мужчины смотрели на меня! Мне казалось, что мертвец смотрит на меня с укором, осуждением!.. Хозяин цирка знал, что я виновата во всём! Он знал, что это я привела чёрно-белую смерть в свою семью! Он знал, что я позволила всему этому случиться!       — Убери! Убери это, Джек! — я больше не могла выносить этого немого укора мертвеца, его взгляд. — Убери, пожалуйста!       — Почему?! Я же так старался, чтобы сделать тебе приятное, Амелия! Ты же сама говорила, что он тебе, как отец! А папочка должен быть, как можно ближе, к своему ребёнку! Как же я могу убрать его от тебя?!       — Убери!.. Хватит… хватит меня мучить! Перестань!       — Перестать тебя мучить, Амелия?! — Джек присел рядом со мной на корточки. — С какой стати?! Ты же такая плохая девочка, Амелия! Непослушная Амелия!       Это слово… Это имя — «Амелия»… Оно сейчас наводило на меня настоящий ужас! Я боялась его… боялась его произношения… Боялась одного его звучания! Казалось, что в этом мире нет ничего более ужасного, отвратительного, чем… «Амелия»! Я не хотела этого слышать! Не хотела… не хотела иметь ничего общего с «Амелией», которую так истязает Смеющийся Джек! Ничего общего с «Амелией», которая так его злит!       — Перестань… пожалуйста, перестань меня так называть, Джек!       — Как, Амелия?! Как мне тебя не называть?! — продолжал издеваться клоун.       А глаза мертвеца продолжали смотреть на меня… Они продолжали обвинять меня… А это имя — «Амелия» — висело надо мной, словно, проклятье! Мне стало казаться, что стоит мне избавиться от чего-то одного из этих двух элементов кошмара, всё тут же станет хорошо! Стоит только избавиться от головы… или от имени… и я справлюсь со всем! Только… от головы невозможно было избавиться, без возможности двигаться. А сам Джек убирать её, вряд ли, станет. Значит… остаётся только одно? Избавиться от имени? Сделать так, чтобы «Амелия» исчезла навсегда!       — Джек, прошу… прошу, не называй меня «Амелией»! Прошу… позволь мне избавиться от этого имени!       — Избавиться от имени?! — несколько озадачился клоун. — Хм… Странное желание, не находишь?!       — Пожалуйста!..       — А тебе не кажется, что провинившейся собачке просить о чём-то, немного неправильно?! А как же, заглаживание вины и просьбы о прощении, Амелия?!       — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — мне уже было всё равно, что он скажет — я была готова на всё, лишь бы, похоронить «Амелию»!       Джек, одним резким движением, выдернул нож из моих рук — я взвыла от боли. Встать я, всё равно, не смогла — мышцы сковало болью, а на ладони я упираться не могла, из-за той же боли. Кроме того, раны на руках кровоточили так, что я даже испугалась. Поэтому я, беспомощная и жалкая, как побитая собака, так и осталась лежать на полу.       — Ты знаешь, Амелия, как собаки просят прощения у хозяев? — спросил меня Смеющийся Джек.       — Виляют хвостом и смотрят виноватыми глазами? — предположила я. — Я смогу только виноватые глаза сделать — хвоста у меня нет.       Видимо, нервы сдали окончательно, если я осмелилась пошутить в этот момент. Но, Джек, как будто, этого и не заметил:       — Нет, Амелия. Хотя, думаю, твои виноватые глаза мне понравятся! Собаки, прося прощения, лижут руки хозяина! По крайней мере, мне нравится именно этот вариант! Ты же хочешь, чтобы я тебя простил, Амелия?!       — Ты же не серьёзно?! — в шоке посмотрела я на него.       Окровавленные руки Смеющегося Джека… Это была кровь артистов «Арлекина»! Кровь тех кто, до сегодняшнего дня, заботился обо мне! Кровь дорогих людей… Джек, на самом деле, хочет, чтобы я… чтобы я сделала это?!       — Если ты хочешь, чтобы я простил тебя, ты сделаешь это, Амелия! Если нет… давай развлекаться дальше! — рука Джека, недвусмысленно, погладила меня по обнажённому телу.       От последнего, я замерла от страха, почти перестав дышать. Чем это могло помочь, спрашивается? Ничем. От Джека не спастись, притворившись мёртвой. От него, вообще, никак не спастись! Никак и нигде…       — Выбирай, Амелия: либо ты просишь прощения за своё плохое поведение, либо тебе предстоит ещё очень и очень долго отдавать мне своё тело!       Выбирать? Из этого? Вновь, быть изнасилованной или попробовать на вкус кровь артистов? Лизать руки Джека? Что из этого хуже? Я… я знаю. Я не хочу ни того, ни другого, но… как ни странно, секс пугает меня гораздо больше! Чтобы больше не ощущать Смеющегося Джека так близко… Чтобы он больше не прикасался ко мне… Чтобы… чтобы этого больше никогда не было!.. Ради этого… ради этого я переступлю через себя… унижусь… сделаю то, что не могло присниться даже в самом страшном сне!       — Я… я сделаю это, — мне самой мой голос показался чужим — каким-то надломленным, глухим… не моим. — Я… я попрошу прощения.       Сказать, что эти слова дались мне с трудом? Это было бы обозначением очевидного. Я понимала, что после того, как я это сделаю, я… я умру. К сожалению, не в физическом смысле. «Но, ты же этого и хочешь, нет? — горько спросила я себя. — Ты хочешь избавиться от имени… Ты хочешь избавиться от своего прошлого… Ты… ты хочешь умереть… Пусть и не в буквальном смысле (твой личный кошмар не позволит тебе покинуть этот мир), но… ты, всё равно, хочешь смерти. Смерти „Амелии“…». Всё так. Всё, на самом деле, так! Отказаться от прошлого… Отказаться от самой себя… Что, после этого, станет со мной? Неизвестно, но я хочу верить, что будет лучше, чем сейчас. Будет легче. Главное, пережить этот момент и всё.       Джек, тем временем, встал и отошёл от меня на несколько шагов:       — Иди ко мне, Амелия! Иди и покажи, что ты чувствуешь себя виноватой передо мной!       Я плохо себе представляла, как смогу встать в этом состоянии. И смогу ли я это сделать, в принципе. Но Джека это, по всей видимости, это не волновало. Так я решила… Как выяснилось, я несколько ошиблась. Стоило мне только, с огромным трудом, попытаться встать на ноги, Смеющийся Джек, вновь, швырнул меня на пол и сказал:       — Никогда не видел, чтобы собаки ходили на двух ногах! А ты, Амелия?!       Когда я поняла, что он хочет от меня, меня передёрнуло! Худшего унижения в моей жизни ещё не было! Этот клоун, действительно, считает меня за собаку?! Он предлагает мне ползти к его ногам на четвереньках?! Но… либо так, либо будет насилие… Лучше уж быть собакой, чем… чем, кем? Кем считает меня Джек, насилуя? Никем… Его не интересует сам секс. Его интересует пытка. Вот и всё. Но, при этом, я для него — никто. Лучше, на самом деле, быть его верной собакой, чем… никем. Вещью… Ужасное рассуждение? Неправильный вывод? Где моя гордость? Сдохла. Гордость, чувство собственного достоинства… Это не то, что можно позволить себе при такой жизни. Плевать на гордость. Плевать на всё. Я, всего лишь, хочу жить и, при этом, не страдать!       Я попыталась опереться на ладони. Но, раненые руки пронзила такая жуткая боль, что я, со стоном, снова, оказалась на полу.       — Я не могу! — озвучила я очевидное. — Слишком больно!       — Будет ещё больнее, Амелия, если ты этого не сделаешь! — с яростью произнёс Джек.       Я ему поверила сразу. Поэтому, буквально скуля от боли, едва не теряя сознание от неё, я, медленно-медленно, поползла к Джеку. Каждое движение давалось через силу, через какие-то невообразимые усилия… А я ползла и с ужасом ждала того момента, когда приближусь к Смеющемуся Джеку. Было так страшно… Было так противно от себя самой… На что я иду, чтобы не мучиться? Я согласна на положение домашнего животного? Я согласна пить кровь своей семьи? Согласна унизиться? Да. Да — на любой из этих пунктов. Вот такая я трусиха. Вот такое я жалкое создание. Отвращение… это единственное чувство, которое можно испытывать к себе, верно? Верно. Хотя, по большому счёту, такое чувство к себе может испытывать, лишь, человек. А я человек? У меня были большие сомнения на этот счёт. Можно ли назвать человеком существо, которое, запросто, загрызло девочку… Существо, которое убило родных для себя людей… Существо, которое, с лёгкостью, пытало сверстников… Нет… это существо уже не человек. И имя оно не заслуживает.       Я, каким-то чудом, всё-таки, смогла доползти до ног Смеющегося Джека. Оставалось сделать совсем немного — попросить прощения. Как просят его собаки. Я подняла голову. Окровавленная рука Джека была почти напротив моего лица. Надо было только наклониться вперёд и… слизнуть капли крови. Только и всего. Ведь, это такой пустяк! Это так просто! Просто, ведь? Просто… Легко… «Давай, ты можешь это сделать! — попыталась я заняться самовнушением. — Это просто! Дел-то, всего, на минуту!». Но… это мне, нисколько, не помогло. Простым это не казалось.       — Амелия, я жду ещё пару секунд и всё! — предупредил клоун. — По истечении этого времени тебе уже ничто не поможет!       Терпение у Джека закончилось. Больше у меня не было времени на самовнушение, раздумья, страх и сомнения… Я чуть наклонилась вперёд, всё также стоя на четвереньках, обнажённая, опираясь на раненые ладони. Представив себя сейчас со стороны… По хорошему, мне бы провалиться от стыда и унижения, а потом наложить на себя руки. Но… вместо этого, мои губы потянулись к рукам Джека… мой язык скользнул по его коже, слизывая самую крохотную капельку крови, из всех возможных… Я не знаю, чья именно это была кровь. Сдаётся мне, что не одного человека. Да и это не так уж и важно. Важно было другое… Несмотря на то, что я пыталась абстрагироваться от всего происходящего, я не смогла не заметить одну деталь. Эта кровь… Эта капля крови, каким-то непостижимым образом, была ещё тёплой! Тёплая кровь на холодной, почти ледяной, коже Джека! Это кровь человека, который, буквально, минуту назад был жив! Возможно, даже, что это была кровь Жозефа… Я почувствовала, как к горлу подкатила тошнота. От мыслей, что я пью, ещё не остывшую, кровь человека, который заменил мне отца… Что я лижу руки его убийце… Мне стало ещё хуже. Хотя, куда уж тут хуже-то? Но, продолжать начатое…       — Я… не могу, — своим осипшим голосом произнесла я.       — Ты знаешь, Амелия, что я с тобой сделаю, если ты не сможешь!       — Знаю… Но, Джек… Эта кровь… Она ещё даже не остыла! Я не могу!.. Прошу, не заставляй меня!..       Когти Джека вцепились в мой подбородок, раздирая кожу на лице и размазывая на нём кровь:       — Ты сделаешь это, Амелия! А иначе… иначе, тебе будет очень и очень плохо!       Клоун отпустил меня, а я, давясь слезами, борясь с тошнотой… выполнила то, что он хотел. Ломая себя… Уничтожая… Забывая про свою человечность… Забывая про любую привязанность и любовь… Оставляя в своей жизни только Смеющегося Джека… Я лизала его руки… Я пила кровь своей семьи… Я ненавидела себя! Но, вместе с тем, я… испытывала облегчение. Да, я испытывала облегчение от мысли, что меня больше не будут насиловать… Что меня больше не будут называть «Амелией»… Что Джек перестанет на меня злиться… Плевать, что, при этом, меня тошнило, рыдания застревали в горле, а боль была настолько сильной, что если бы не моя связь с Джеком, я, вполне, могла умереть от болевого шока! И эта собачья унизительная поза… Это животное поведение, с просьбой о прощении… Этот вкус крови во рту… Даже это не помешало мне ощутить, своего рода… спокойствие? Может, это бред больного разума — успокоиться от всего этого кошмара? Может быть. Мне, вдруг, захотелось снять с себя любую ответственность — за свои действия, за свои поступки!.. Чтобы не отвечать за всё это! Чтобы всё это решал Джек! Скажете, что он и так всё решает? Да, но… до этого момента я держала в себе некую иллюзию свободы. Иллюзию свободы выбора. И расставаться с ней не хотела. А теперь… теперь я не просто хотела с ней расстаться — я хотела её уничтожить. Чтобы её не было. Чтобы больше ни на что не надеяться. Чтобы отдать свою волю Смеющемуся Джеку…       Я позволила себе посмотреть на Джека только тогда, когда крови на его руках больше не осталось. Я боялась, заглядывая ему в глаза, что, вновь, увижу злость, но… Джек довольно ухмылялся.       — Ты… ты больше не злишься? — тихо, едва слышно, спросила я. — Ты… больше не будешь называть меня «Амелией», правда?       — Не злюсь, моя милая! — рука клоуна опустилась на мою голову, ласково поглаживая. — И «Амелией» называть не буду! Но… как же мне тогда тебя называть, а?       Я пожала плечами. Я была согласна на любую кличку, лишь бы, она не имела ничего общего с моим прошлым именем. А слёзы, как ни странно, высохли быстро. И тошнота прошла… Это признак того, что я восприняла всё настолько просто? Вряд ли. Скорее, это было одно из моих психических отклонений: невозможно всё воспринять, как должное, так быстро, после таких переживаний.       — Давай-ка я назову тебя Монстром! — радостно провозгласил Джек. — По-моему, отличная кличка для сумасшедшей собаки!       Я, лишь, кивнула. Действительно, самое подходящее имя для меня. А главное, отражает всю мою суть. Оно мне даже понравилось… Что, по идее, нормальным быть не может. Хотя, о какой нормальности здесь уже может идти речь?       — Я могу встать? — всё-таки, эта поза на меня, буквально, давила.       — А сможешь?! — с усмешкой, спросил Джек.       Я была в этом не уверена. Но, я должна была это сделать! Просто потому, что… потому, что должна! К тому же, я чувствовала, что раны начали заживать — боль уже была не такая сильная и руки кровоточили не так сильно. Так что, шанс, всё-таки, был.       Поднимаясь с пола, под заинтересованный взгляд Джека, мне казалось, что я марионетка, которую просто тянут за нити, чтобы она смогла встать. Медленно, с обрывочными резкими ломанными движениями… Думаю, со стороны это выглядело довольно смешно.       — Идём, мой любимый Монстр! — сказал Джек, когда я смогла встать. — Пора нам покинуть этот цирк!       — И куда мы пойдём?       — Для начала, к твоей мамочке!       Я не стала спорить. Я оделась в первую же попавшуюся одежду, взяла свой рюкзак…       — Ты ничего не забыла, дорогая моя?! — клоун протянул мне мою чёрную карнавальную маску. — Она тебе ужасно идёт!       Я взяла её, а потом, медленно идя за Джеком, я вышла из фургона. Картина, что предстала перед моими глазами… Она врезалась мне в память навсегда! Повсюду кровь… Изуродованные тела артистов… Почему-то, самым страшным для меня стало то, что у всех… у всех мертвецов были открыты глаза… А их взгляды… все были устремлены на меня… Страшные, безжизненные, осуждающие… Отовсюду… Я рухнула на колени, с которых встала с таким трудом, закрыла лицо руками…       — Простите… Простите меня! — повторяла я без конца. — Простите! Пожалуйста, простите!       — Они никогда не простят тебя! — с насмешкой, произнёс клоун. — Они всегда будут обвинять тебя! Ведь, это ты виновата в их смерти!       — Простите…       — Ну, хватит! — Джек рывком поднял меня с земли. — Прощение ты должна просить только у меня, но никак не у этих трупов, моя дорогая! Забудь о них!       Забыть?! Забыть о тех, кто дал мне так много?! О тех, кто не обращал никакого внимания на моё внешнее уродство?! «А почему бы и нет?! — вдруг, подумала я. — Почему не забыть про „Арлекин“? Ведь, мой Джек рядом со мной!». Слёзы, появившиеся от недавнего срыва, ещё не высохли, но губы уже искривились в неком подобии жуткой улыбки. За один миг всё произошедшее перестало иметь какое-либо значение! Гибель «Арлекина», изнасилование… Воспоминание о последнем вызвало сладкую истому во всём теле! Карнавальная маска закрыла лицо. «Монстр» вышел на прогулку…       — Мы сейчас пойдём убивать мою мамочку, да? — спросила я повеселевшим голосом.       — О, да, моя дорогая! Ты же так хочешь это сделать, правда?!       Я кивнула, улыбаясь. Я хотела это сделать! Хотела убить свою мать! Разорвать её на части!       Я спокойно прошла по территории цирка, не обращая никакого внимания на то, что творилось вокруг. Я только жалела о том, что мне не удалось поучаствовать во всём этом. И я совершенно не понимала, почему так глупо вела себя совсем недавно! Как можно было бояться Джека?! Как можно было бояться близости с ним?! Как можно было жалеть кого-то?! Плакать, кричать?!.       — Джек, прости меня! — попросила я, когда мы вышли с территории цирка.       — За что? Ты уже попросила у меня прощения! — напомнил он мне.       Я это помнила. Я помнила, как ползла к Джеку, как лизала его руки… Правда, сейчас никаких негативных эмоций эта сцена не вызвала. Ведь, я, на самом деле, плохо себя вела.       — За моё ненормально поведение, — ответила я. — Я… очень по-дурацки себя вела!       — Считаешь, что то твоё поведение было нормальным, милая?! Забавно! — клоун рассмеялся. — А сейчас ты, абсолютно, нормальна?!       — Думаю, да.       Джек больше ничего спрашивать не стал. Только ещё громче засмеялся.       Когда мы подошли к дому моей матери, Смеющийся Джек поинтересовался:       — У тебя есть определённая идея, как нам убить твою мамочку?!       — Нет. Я, сначала, хочу посмотреть, насколько ей понравились наши «подарки»! А уже после этого, я решу, что с ней делать!       Мать, разумеется, была дома. Я нашла её в спальне (если этот хламник можно так назвать из-за наличия в нём кровати), в компании пустых бутылок. Она была мертвецки пьяная и, вообще, ничего не соображала. Даже не было смысла снимать маску — она бы меня, всё равно, не узнала. Подумав какое-то время, я схватила свою мать и потащила её в ванну, чтобы привести её в чувство, посредством холодного душа. Я включила холодную воду и сунула голову женщины под струи. Первые секунды ничего не происходило, зато, потом послышался мат, ругань и попытка вырваться. Но, физически я была гораздо сильнее и я не отпускала её до тех пор, пока не убедилась, что алкоголь в крови, в какой-то степени, нейтрализован.       Вытащив мать из ванны я, вновь, притащила её в спальню, посадила на кровать, сняла маску со своего лица и встала перед ней:       — Ну, что, мамочка? Теперь ты сможешь узнать свою родную доченьку?!       Женщина подняла на меня глаза… Вопль ужаса, который она издала сразу, дал понять, что она меня узнала. И «подарки» мои ей, видимо, не понравились.       — Ну, что за реакция, мама?! — широко улыбнулась я ей. — Это же я — твоя любимая дочь! Может, обнимешь меня в честь встречи?!       Я сделала вид, что хочу сама обнять её. Женщина отшатнулась от меня и закричала:       — Не приближайся! Не смей подходить ко мне, чудовище! Ты… ты убила его! Убила!       — Ты про кого? — не сразу поняла.       — Она про твоего «папочку», дорогая моя! — подсказал мне Джек, возникший рядом.       Мать с ужасом смотрела на клоуна и уже даже не кричала — похоже, была просто в шоке.       — Точно! — вспомнила я. — Тебя так расстроила его смерть?! А я думала, что ты порадуешься! И остальным «подаркам» — тоже!       — Порадуюсь?! Ты в своём уме?! Убийца! — стряхнула она с себя оцепенение, завопив. — Убийца! Уходи отсюда! Немедленно!       — Я так понимаю, разговаривать больше не о чем, да? — вздохнула я расстроенно. — Жаль. А я так хотела с тобой пообщаться напоследок. Ну, что ж…       Мы с Джеком связали отчаянно сопротивляющуюся и кричащую женщину. А затем, как и в случае с отчимом, я сделал своей матери то же самое, что и она мне — ожог кислотой на пол лица! Только, в отличие от неё, я не просто плеснула в неё кислотой, а медленно, капля за каплей, сжигая её кожу, радуясь её воплям, как ребёнок! Я смеялась… Я кричала о том, как я её ненавижу! Вся злость, накопленная за столько времени, наконец-то, нашла выход!       — А можно ли снять кожу с человека, чтобы он, до самого конца, не умирал? — задумчиво произнесла я, когда на лице матери уже начали белеть лицевые кости (с кислотой я, всё-таки, переборщила).       — Давай попробуем! — с радостью согласился Джек на эксперимент.       Начали мы с кожи на руках. Лоскут за лоскутом, надрез за надрезом… Таких громких криков я слышала даже не от всех своих одноклассников! Затем, ноги… Тело… К сожалению, нам не удалось долго поддерживать в моей матери жизнь — она издала последний вздох, когда мы срезали кожу с грудной клетки. Но, и этим результатом я была очень довольна. Как и Смеющийся Джек.       Джек ещё оставался в квартире, когда я уже вышла на улицу. Было тихо, никого не было, как вдруг… меня окликнул чей-то голос:       — Девушка, а можно узнать Ваше имя?!       Я обернулась и увидела перед собой незнакомого молодого мужчину. Смотрел он на меня как-то… грустно, что ли. Что совсем не вязалось с моим внешним видом, в окровавленной одежде. Незнакомец не мог не увидеть, как я выгляжу — я стояла прямо на свету фонаря.       — Как Вас зовут? — повторил он свой вопрос. — Моё имя — Александр.       — Монстр, — нисколько не задумываясь, ответила я.       Монстр… Монстр Джека… Его собака… Его верная собака — «Монстр»…