Яблочное зернышко

Утром Эурин и Марин проснулись на Корвине, забравшись на него с обеих сторон. Рыцарь ревниво сощурил полыхнувшие зеленью глаза, но ничего не сказал, только поднялся и отправился собирать на завтрак грибы. Хоть такой немудреный, но нужно было сготовить. — Твой человек меня ненавидит, — решил Эурин. — С чего ты взял? Марин очень милый и добродушный, — отмахнулся Корвин, потягиваясь. — Иди умываться. За ночь кости дракона срослись, словно переломов и не было. Ну, еще бы — старший товарищ щедро делился с ним силой, даже если не смешивал дыхание. Эурин попробовал встать, пошипел на то, что еще больно, но к ручью отправился и, вместо умывания, скинув обноски, в которые его рядили селяне, выкупался целиком, холодная вода была ему не помехой, а даже в радость. — У нас еще соль есть, может, с солью они будут вкуснее? — Корвин грустно рассматривал грибы. — Найди «кошачью лапку» и дай мне мой мешок, Кори. Сейчас сделаю повкуснее, — Марин набрал в котелок воды, почистил туда все собранное, перекопал все мешки, радостно вскрикнул, найдя невесть как завалявшийся кусок сыра и горстку крупы на дне холщового мешочка. — У нас будет просто королевский завтрак. Но до Озерного надо добраться сегодня. — Доберемся, — кивнул Корвин. Вернувшийся Эурин посмотрел на них и подсел к костру, потом немного подумал. — Может, твой человек хочет, чтобы я в дракона превратился? — Марин, хочешь посмотреть на дракона? — Разве что полюбопытствовать ненадолго. Ехать ему лучше в людском виде. — Превращайся. Эурин отошел подальше, к самому краю поляны, осмотрелся, потянулся, раскинул руки и рухнул навзничь, но на траву улегся уже черный дракон. Маленький, всего-то с две лошади, антрацитово-черный, с коротенькой короной, еще не ставшей полноценным гребнем, хвост тоже заканчивался мягкой на вид булавой с короткими тупыми выростами. От зверь-дракона отличался, как небо от земли. Да и не были здешние твари драконами. Марин внимательно осмотрел дракона, кивнул: — А крылья ему не положены, да? — Мелкий еще, не отросли. Чтобы мелочь не поранилась и не поранила никого, крылья отрастают позже. А так пока бегают и кувыркаются. — А как он оказался в этом мире? — Я так понял, что его яйцо было потеряно. Но как — еще не спросил. Драконыш подобрался к ним, вытянул узкую морду, понюхал Марина. Тот подставил ладонь, хмыкнув. В таком виде он мелкого к Корвину не ревновал. Ну, почти. Драконыш повернулся к старшему товарищу, обнюхал его. Корвин почесал ему за рогами, Эурин сразу же заурчал, глаза подернулись пленкой. Марин подавил ревнивый рык, едва не прорвавшийся из груди в горло, отвернулся. «Корвин мой!» — вопило что-то внутри. Он покачал головой, удивляясь сам себе. Нет, с этим надо что-то делать. Нельзя же так безоглядно ревновать к каждому дракону? В Долине, когда они туда попадут, их будет много, и что ж теперь, разорваться? — Все, превращайся, — Корвин рассмеялся. — Завтракать пора. Получившийся у Марина полу-суп, полу-кашу разделили честно на троих. Вышло мало, но лучше чем ничего. Драконы проглотили варево кипящим, после чего Корвин принялся разводить для Марина питье, а Эурин пошел еще немного полежать. — Как твое горло? — заботливо спросил Корвин. — Сильно болит? — Терпимо. Почти не болит, — улыбнулся ему Марин. Рубцы на горле еще оставались, но поблекли и сгладились, видимо, большего даже драконья сила сделать не могла. А после питья травницы и внутри не так саднило, говорить он теперь мог вполне сносно. — Намажу еще. Может, заживут окончательно. — Кори, научи меня языку Ледайны, пока мы будем искать способ пробраться в летний королевский дворец, в котором как раз сейчас обитает весь двор его королевского величества. — А зачем нам во дворец? — удивился Корвин. — А я не сказал? — спохватился Марин. — Я вспомнил, где видел драконьи врата. Только это не врата, а кованый барельеф-украшение на стене тронной залы. — Ого… И как нам туда пробраться? — растерялся Корвин. — Вряд ли нас пропустят добровольно. — Я тоже так думаю. Поэтому будем думать, как туда проникнуть потихонечку. Проблема в том, что я был там всего однажды, когда король подтвердил мое право на звание рыцаря. — Я там тоже был однажды. И никакого дракона не видел… — Мало кто смотрит по сторонам, если стоит перед троном монарха. Слева от него есть что-то вроде ниши или полуарки. Корвин кивнул. Значит, Врата есть. — Но я не знаю, как их открывать. — И я не знаю. Есть еще вариант отправиться в монастырь и порыться в библиотеке ордена. Но куда девать вот его… Как его зовут, кстати? — Эурин, он агатовый дракон. Каменный. — Ага, то, что каменный, я по цвету понял. Ну, так что же будем делать? Можно, конечно, спрятать Эурина в Атальмере, навещать его, пока мы будем перекапывать библиотеку. Вернее, перекапывать буду я, а ты — отвлекать брата-хрониста и хранителя библиотеки. Вряд ли мне позволят просто так войти и читать. — Может быть, отправимся во дворец и сразу расскажем все королю? Марин хмыкнул: — И в его зверинце станет на две клетки больше? — Думаешь, он отправит нас в зверинец? — усомнился Корвин. — Мы можем пообещать ему помощь или богатства. — Тем более, — резко оборвал его Марин. — Кори, не будь идиотом! Ты ведь старше меня, или первые годы здесь ты жил полностью во сне? Корвин вздохнул. — Ладно, тогда начнем с библиотеки. — Оставим мальчишку у вдовы Капит. Она присмотрит, чтоб был одет-накормлен. Нужно придумать, откуда он взялся и почему не знает языка. Или драконы способны быстро выучить чужую речь? — Способны, — подтвердил Эурин на их языке. — Не все понимать. Понимаю. — Будешь учиться, — сверкнул на него глазами Марин. — И вести себя очень тихо. То, что мы собираемся провернуть, в случае неудачи, загонит вас с Корвином в клетку. А меня — на плаху. — Я буду очень тихий, — уверил его Эурин. — И не оборачиваться. — Хорошо. А мы вернемся домой? Правда, вернемся? — Я постараюсь сделать для этого все возможное, — пообещал Марин. — Корвину, как бы он ни уверял, что принял и этот мир, и себя в нем, здесь плохо. И, думаю, обернуться драконом он сможет только в Ледайне. Эурин закивал. — Я и летать-то не умею, — расстроился Корвин. — Научишься, — сказал, как отрезал, Марин. — Едем. Растерянность ушла из него, словно вода из треснувшей чаши. Осталась жесткая властность, та, что довольно редко прорывалась в нем, голос его крови, ведь недаром Марин был сыном какого-то аристократа высокого рода. Он не называл фамилию отца, а Фланко — была девичья фамилия его матери. Корвин не протестовал, затушил костер, закидав его землей, облачился в доспех. Марин тоже нацепил на себя все железо, подсознательно понимая, что сейчас так будет… правильно? Нужно? — Поедешь со мной, за спиной, — кивнул драконышу. Тот не возражал, полностью доверившись взрослым, забрался человеку за спину, обхватил его за пояс. Удивительно, как ему повезло! Хотя они могли бы и поторопиться, он провел в пещере за решеткой почти три месяца! Впрочем, наверное, нужно было время, чтобы слухи о драконе достигли рыцарей. Хорошо, что он смог перекинуться и высунуться из пещеры, его увидели. И спасли. Драконыш вцепился покрепче. Даже если этот человечек с яшмовыми глазами почему-то его невзлюбил… А почему, интересно? Корвин сказал, он добрый, ласковый. Но Эурин видел под смешной тонкой шкуркой камень — благородную яшму. Почему он так не любит агатовых драконов? Может, они чем-то его обидели? Но если в этом мире нет драконов, а, кажется, именно так следовало понимать слова старшего товарища, то кусочки скорлупы не сходятся. Что-то тут другое. Впереди показалось село, кони сбавили бег, поплелись к знакомому трактиру. — Надо придумать, что мы скажем. Дракона не было? — вполголоса спросил Корвин. — Не было. Были игры детей в пещере. Взрослые об этом знали. — Понятно. А это оруженосец? — Бедный сирота, которого благородные рыцари выкупили у недостойных родичей? — фыркнул Марин. — Согласен, — Корвин усмехнулся. Мальчишка щеголял в запасной рубахе Марина и его же штанах — в одежде Корвина он бы просто утонул. Да и те пришлось подкатывать и подвязывать. Потому первым делом, заказав обильную трапезу, Марин попросил трактирщика за отдельную плату отыскать «будущему оруженосцу» нормальные штаны, рубашку и сапоги. Трактирщик расстарался для рыцарей, обрадованный тем, что дракона нет, а значит, никакая пакость из Малых Гиблючек не сунется в село. Кроме, разве что, самих гиблючинских. Ну да этим парни в бубны насуют быстро. К послеобеденному времени Эурин обзавелся нормальной одежкой, ему вычесали и связали в хвост черную непокорную гриву, Марин закупился провиантом, а Корвин — мазями и тем замечательным снадобьем, что так чудесно утоляло боль не только в горле. Травница при виде рыцаря загадочно улыбнулась, но промолчала. Он тоже не стал распространяться ни о чем. Но горшочков с красными нитками на горловине на сей раз было аж три. Больно уж мазь хороша. Эурин был счастлив — ничего не болело, он был отмыт, одет и накормлен. И они вернутся в Ледайну, он увидит Долину. О Долине он мог говорить пока только с Корвином. И стоило им завести разговор, как Марин помрачнел, буркнул что-то и ушел на конюшню, проследить, как почистили коней, вроде, так он сказал. — Он не хочет отправиться в Долину? — удивился Эурин. — Я не понимаю, на что он злится. — Я спрошу, — развел руками Корвин. Он тоже не понимал, какая муха укусила его напарника. А Марин злился — драконы снова говорили на своем языке. И учить его не торопились. — Что случилось? — Корвин пришел на конюшню, обнял Марина за пояс. — Ты расстроен… — Да, — Марин не видел смысла отрицать очевидное. — У меня такое чувство, что ваши разговоры не предназначены для моих ушей. И потому ты не желаешь учить меня своему языку. — Что? — удивился Корвин. — Вовсе не поэтому! И я научу тебя. Ближайшей же ночью… — Почему ночью? — немного удивился Марин. — Потому что при учебе мне лишние свидетели не нужны. — М-м… это похоже на то, как ты меня лечил? — Марин почувствовал, как плеснуло горячим в щеки. — Очень похоже, — кивнул Корвин. — Овладение языком требует… вдумчивого подхода. Марин опустил руки на его нагрудник, чувствуя прохладу металла под ладонями и выпуклый знак ордена. — Ночью мы будем не одни, Кори. Тебя это не смущает? — Эурин будет спать, так что не смущает. — Он тебе… нравится? — Что? В каком смысле? — В том самом, Кори, — Марин хмыкнул, стукнулся лбом о столб, подпирающий крышу конюшни. — Я просто ревную, неужели не понятно? — Он ребенок. В сексуальном плане он никого привлечь не может, — хмыкнул Корвин. — Меня особенно. У меня есть ты. И пусть под броней этого видно не было, он почувствовал, как расслабился напарник, как опустились закаменевшие плечи. — Тебе придется многому еще меня научить, Кори. — Ты — мое Второе Крыло, Марин. У дракона может быть только два крыла. — А вот об этом, пожалуйста, расскажи поподробнее, я помню, что хотел спросить, но в пути было не до вопросов. И идем в таверну, а то, чует мой задний ум, наш янтарноглазый может влезть в приключения на ровном месте. — Люди называют это супружеством. А драконы — Вторым Крылом. Которое должно нести по жизни и что-то там такое. — Вот как… — Марин задумчиво обежал глазами зал таверны, казалось бы, совсем невнимательно, но это было обманчивое впечатление. — А это должно как-то закрепляться официально? Обрядом, там, ритуалом? — Я не помню, — смутился Корвин. — Наверное. Эурин играл в кости, вернее, смотрел, как это делают. Ему было интересно, почему эта игра так занимает умы людей. Марин окликнул его, сурово свел брови и полоснул взглядом по трем подозрительным личностям, которые в эти самые кости и играли. Один уже тянул наглую руку к тылам Эурина. Завидев рыцарей, руку, конечно, быстро убрал. — Собирайся, едем. Возьми у трактирщика мешок с провизией. — Да, — Эурин опрометью бросился исполнять приказание, стараясь заслужить расположение человека. Если ему доверял старший товарищ, значит Марин не может быть плохим. Драконы такое чувствуют. Ну, те, что постарше. — А куда мы сейчас едем? — все-таки не утерпел он. — В Атальмер. Это город, в котором расположен храм нашего ордена. Там поселим тебя у одной женщины, будешь помогать ей по хозяйству, пока мы будем искать информацию о том, как открыть Врата. — Хорошо. Мне можно будет общаться с людьми? Разговаривать с ними? — Конечно. И даже нужно. Но тебе нельзя будет говорить с ними о Долине Драконов и Ледайне. И упоминать, что ты дракон — тоже. Эурин закивал. Значит, придется притворяться обычным человеком, только и всего. Это он сделать мог, ему больше не хотелось, чтобы ему ломали ноги или руки. Они выехали из Озерного, и неспешно поплыли назад стены деревьев. Копыта коней звонко цокали в сухую землю, перепаханную колеями, воздух был густо замешан на аромате хвои и смолы. — Так пахнет, — восторгался Эурин. — Совсем как Кордел. — И вовсе не так, — хмыкнул тот. — Кори пахнет яблоками. — Потому что он их дракон, — заявил Эурин. — Яблочный? Ну, я что-то такое и подозревал. Кстати! — он перегнулся в седле и залез в мешок, вытаскивая из него два яблока. — Кори, держи. Мелкий, будешь? Эурин взял яблоко, повертел в руках, откусил, просиял и быстро-быстро запихнул в рот остальное. — Плодожорки, — усмехнулся Марин. — Придется мне красть в два раза больше яблок по чужим садам. — Это так вкусно, — Эурин облизнулся. Корвин отдал ему свое яблоко, решив, что ребенка покормить важнее. Марин вздохнул и добыл из мешка еще одно яблоко. И карамельный леденец, завернутый в промасленную бумагу. Леденец он стребовал в лавке в счет сдачи — у лавочника не оказалось самой мелкой медной монетки. На этот раз яблоко досталось Корвину, а леденец — драконышу. Конфетой тот наслаждался вплоть до привала. Пообедали наскоро, но сытно: Марин прихватил все те же утиные яйца, копченое мясо, хлеб, совсем свежий, пышный и, казалось, даже еще теплый. И глиняную бутыль с простоквашей. Драконыш, наголодавшись в пещере, сметал все подряд, почти не жуя. Все было таким вкусным. Не сговариваясь, мужчины выделили ему еще по малой доле из своих. Они-то вполне могли потерпеть и до ужина, благо, теперь его было из чего готовить. Глаза у мальчишки после такого сами собой стали закрываться. Пришлось везти его, как из пещеры — впереди на седле, почти на руках. Ну да ничего страшного, главное, чтоб он и ночью спал. Пропускать «урок драконьего языка» Марин не собирался. — Вот видишь, а ты ревновал. Это же ребенок, поесть, поспать, побегать, — посмеялся Корвин. — Кори, на вид ему примерно столько, даже чуть побольше, как было мне, когда мы встретились, верно? — Марин хмурился, вспоминая тех игроков в кости. — Да. А по уму и поведению — детеныш. — Не все люди это понимают. Вернее, оценивать его станут сперва по внешности, а уж потом… — И что ты предлагаешь сделать? — Корвин понял, о чем говорит Марин. — Не знаю, Кори. В монастыре его бы не тронули, но я боюсь, что кто-то из братии дознается, кто он. Ты в курсе, как умеет тот же Магистр развязывать языки. Нельзя его в монастырь, одних глаз хватит, чтобы понять, что он не человек. — В монастырь нельзя, одного оставить нельзя… и что нам делать? — На первое время хватит присмотра вдовы Капит. Но только на первое время. И сомневаюсь, что надолго. Она все же женщина, а женщины проницательны. — Значит, нам придется как можно быстрее искать сведения. — Верно. Придется. И я уповаю на милость Богов, чтобы они в самом деле нашлись. Корвин тяжело вздохнул. Врата в Ледайну, хоть и найденные, казались недосягаемыми. Через них ведь еще нужно проходить. Но… он верил в удачу напарника. Верил вопреки всем тяжелым мыслям и возможным препонам. Это же Марин, его Второе Крыло, он все может, даже утащить из кладовой у брата-келаря любимые вареные яйца. Закатное солнце обрадовало — скоро ночь. Эурин проснулся, перебрался за спину Марину и вертел головой по сторонам, рассматривая все вокруг. Рыцарь негромко, изредка прерываясь кашлем, рассказывал ему, как следует себя вести в городе и с людьми. Вот кашель — это было нехорошо, это значило, что горло у него опять разболелось. — Привал, — скомандовал Корвин, углядев поляну. — Всем лечиться. Спорить никто не стал, все равно уже вечер, стоит разбить лагерь и приготовить ужин. Корвин отправился за водой, набрал ее, посмотрел на чистейший ручей, улыбнулся. Хорошая вода, должна усилить действие мази. Скоро его напарник будет здоров, он был уверен. Совсем здоров. Если даже останутся какие-то шрамы… Ничего, это не страшно. Постепенно и они сгладятся. Хотя Марин все еще прикрывает горло шарфом, но это, скорее, по привычке. — Выпей это. Эурин, выпей это. Разговаривал он из уважения к Второму Крылу на человеческом. Потом драконыш во все глаза смотрел, как человек разматывает тонкую темно-лиловую ткань с горла, а Корвин принимается смазывать его вкусно пахнущей мазью. Было в этом действе что-то настолько интимное, что Эурин потихоньку отвернулся к костру и принялся совать в него прутики и хвоинки. Они красиво загорались, драконыш увлекся этим так, что чуть не забыл выпить свое лекарство. Хотя у него уже ничего не болело, но вода с привкусом трав была вкусная, и он потихоньку выцедил ее. За спиной стояла тишина, прерываемая хрустом хвои под копытами коней, их фырканьем и шумным дыханием, а он никак не мог заставить себя повернуться. Все казалось, что если обернется, подсмотрит что-то взрослое, пока еще для его глаз не предназначенное. — Я спать пойду, — тихо сказал он. — Подожди, покушаешь сначала, — насмешливо отозвался голос человека сбоку. Эурин вздрогнул, повернулся, уставившись на Марина, который сноровисто чистил найденные Корвином грибы — тому очень понравилась грибная каша-похлебка. — Сходи-ка, мелкий, набери воды в котелок. Эурин цапнул котелок и убежал к ручью. Через полчаса в котелке уже весело побулькивало варево, распространяя аппетитный запах грибов, сала и копченого мяса, которых щедрая рука Марина бросила в него изрядно: пустой кашей рыцарь сыт не будет. Драконыш бегал кругами и принюхивался. Марин посмеивался, потом попробовал, добавил немного сушеных трав и соли. Запахло еще ароматнее, вокруг костра забегали оба дракона. Выделенный им ужин они проглотили моментально. — Вкусно, — блаженно протянул Эурин. — Вот теперь ступай умываться и спать, — приказал Марин, потихоньку поедая свою долю похлебки, подостывшей, но не менее вкусной. Драконыш долго фыркал около ручья, потом вернулся, свернулся клубком на плащах и немедленно заснул. — Какой же он милый, — Корвин улыбался, глядя на него. — Представляешь, у нас есть маленький дракончик. Марин подумал, хмыкнул: — Мы его усыновили? — Получается, что так. — Что ж, это хорошо. Главное теперь его воспитать достойно. — Научить его всему, — согласился Корвин. — Ты поел? Он подсел к своему рыцарю, чтобы касаться его колена своим. — Угу, — Марин выскреб последние ложки похлебки и облизнулся. — Вкусно вышло. — Ты вообще отлично готовишь. Я вымою котелок, а ты отдыхай. — Спасибо, Кори. Только Марин называл эйра Кордела так, и только он умел вложить в это короткое, но раскатистое «Кори» каждый раз новые эмоции. Корвин, сам того не осознавая, коллекционировал в памяти эти его обращения. Ему нравилось. Он отмыл котелок, улыбнулся ночной темноте и вернулся. Марин умудрился осторожно вытащить один из плащей из-под Эурина, укрыл его одеялом и сосредоточенно выкладывал из наломанных веток ложе для них — по другую сторону от костра. Корвин уже успел раздеться и сейчас изумленно рассматривал вытащенные из волос листья. Марин посмеивался: — Иди ко мне, вычешу. Хотя, видят Боги, это ненадолго, ты собираешь листья, репьи и хвою, словно еж, которого по опаду покатала лиса. — Ничего не понимаю… Откуда их столько. Лучше ты ко мне иди, будем учить тебя языку драконов. Марин скинул рубаху, разулся и расстегнул пояс, поглядывая на него из-под ресниц. Корвин смотрел на него, в глазах плясало янтарное пламя. Марин сбросил последнее, что на нем оставалось — штаны, шагнул к любовнику, устраиваясь на его коленях так, словно это было ему давно привычно. Взгляд отметил у края ложа глиняный горшочек с алой ниткой на горловине, он усмехнулся и первым потянулся поцеловать своего дракона, все же закрыв глаза, когда их губы соприкоснулись. В голове сегодня почему-то шумело сильнее обычного, зато с каждым поцелуем сами собой в разуме всплывали странные фразы на языке, становившемся понятном. Он не заметил, как оказался лежащим на плаще, не понял, что сам развел ноги, сам выгнулся под ласкающую руку, кусая губы, чтобы не разбудить спящего драконыша стонами. Обучение языку закончилось где-то на этапе, когда Корвин вошел, осталась только страсть двух полных жизни и энергии тел. Марин открыл глаза и больше не закрывал их, нить взглядов — янтарного и отливающего зеленью, — связала крепче, чем это можно было представить. Казалось, они могут слышать друг друга, не открывая рта. Оказалось, что когда Корвин кончает, глаза у него теряют радужку, белок и зрачок, просто залитые золотом глазницы полыхают как самый яркий фонарь. Это было прекрасно и пугающе одновременно, но осмыслить Марин не успел — его выгнуло с утробным стоном, заставляя выплеснуться болезненно-сладко и погружая в полное неги состояние отрешенности. Сквозь это состояние он чувствовал, как Корвин его обтирает, закутывает в одеяло и сам ложится рядом. Сил хватило лишь на то, чтобы заползти головой на его плечо и уткнуться носом в шею. Так он засыпал всегда и мгновенно, и безразлично, что творилось вокруг: дождь ли, метель или теплая летняя ночь. Утром Марин проснулся первым, драконы сладко спали в пятнах солнца. Кони бродили по поляне и перефыркивались. Он усмехнулся, ушел к ручью и выкупался весь целиком, даже волосы вымыл, благо, мыльнянки по берегам ручья росло видимо-невидимо, а сок ее мясистых листьев добыть было просто, всего лишь сжав их в кулаке. Правда, от мыльнянки светлые волосы Корвина приобретали зеленоватый цвет, что его всегда смешило, но на безрыбье, как говорится… Мыло с собой Марин не захватил, а выкупаться Корвину надо. — Доброе утро, — драконы тоже явились к ручью, Эурин сразу же туда забрался целиком. Марин сорвал еще листьев, окунул драконыша в воду и принялся намывать ему гриву. Корвин фыркал и плескался рядом. — Теперь я буду пахнуть травой! Как лес, — Эурин выбрался на берег, довольный и чистый. Рыцари сменили рубахи и исподнее, наскоро разогрели копченую утку на троих, затушили костер и отправились дальше. Впереди была еще добрая седмица пути. За это время Эурина выучили поведению, что говорить, как говорить, куда ни в коем случае не соваться и с кем не водиться. Учил, в основном, Марин — Корвин почти всю жизнь в этом мире провел в монастыре и многого просто не знал. Откуда это знает сын эйр-лорда, он тоже не знал. Спросить, кто был отцом Марина и откуда ему известно, как должен вести себя ребенок на улицах города, он рискнул уже только на подъезде к Атальмеру. — Если ты эйр, как тебе вообще известны такие тонкости? — Я десять лет этому учился. Наше имение было неподалеку от Арварона, я часто бродил по улицам, иногда приносил пару мелких монеток, поданных в качестве милостыни, чаще — синяки и ссадины. Звание эйра я получил, как ты знаешь, в четырнадцать. Мать продала последние драгоценности, чтобы я смог отправиться в столицу и принести присягу королю, получив из его рук отцовский меч. — Что ж, твои знания должны помочь Эурину выжить и дождаться нас. А кто твой отец? Ты его помнишь? — Я знаю его имя и род, но не помню его самого, я ведь говорил тебе. Мне было три года, когда младшего герцога Крайна казнили, обвинив в измене. Мама была уверена, что он не виновен. Должны были казнить и меня, «не оставив семени предателя», но мама умолила оставить мне жизнь. Так что только лишили рода. — Что ж, в Ледайне мне тоже придется заново знакомиться с родителями. Хотя я не уверен, что они есть у меня, я жил в том доме один… С пауком. — Может, просто не помнишь? А там посмотрим, вдруг, у тебя они все же есть? Корвин кивнул: — Для начала нужно попасть в Ледайну. Надо оставить ребенка и ехать в монастырь. — Едем. Вдове Капит пришлось отдать практически все деньги, имевшиеся у обоих рыцарей. И то она согласилась присматривать за мальчишкой не более двух седмиц. — Нам хватит этого времени, — уверил ее Корвин. Марин привычно промолчал. И собирался молчать в монастыре, ведь было бы странно, если бы он вдруг стал намного разговорчивее. Корвин на подъезде к монастырю сразу улетел мыслями в свою Ледайну. Привычная картина — немой и его блаженный спутник.