Яблочное зернышко

Утром Корвин поднялся с рассветом, не удержался, поцеловал спящего Марина и побрел умываться. Над Долиной поднималось неяркое пока что солнце, дети должны были скоро проснуться, следовало накрывать на столы и самому не забыть поесть. Как раз после завтрака, когда все расползлись немного передохнуть и переварить его, сытный и вкусный, к дому Драконьего Пастуха прилетел тот самый ледяной, что встречал их у Врат. — Кордел, у тебя совесть-то есть?! — Нет. А в чем именно у меня нет совести? — Вторые сутки пошли, а Старшие твое Второе Крыло так и не увидели, Диармат не в счет! — После полудня я приведу его, — пообещал Корвин. Вот это еще была морока, но морока приятная: Старшие Долины должны были увериться, что Марин достоин жить здесь и учить чему-то детей, а после — провести обряд. Люди назвали бы это бракосочетанием, драконы называли просто «обрядом». По сути, единственным в их укладе. К счастью, Диармат согласился провести сегодня занятие по штопке одежды и отпустить Кордела и его Второе Крыло к Старшим. — Не забудьте переодеться, — напутствовал он. Марин нервно передернул плечами: где ж ему взять новую одежду, у него только одна рубаха с собой была, и та еще не стирана. — Сейчас сотворим, — успокоил его Корвин. — Стой спокойно. Какой цвет предпочтешь? — Зеленый. Зеленый и медь — мои родовые цвета… были. Корвин огладил его руками по плечам, по телу заструилась прохладная и приятная на ощупь ткань. Это не были привычные рыцарю штаны и рубаха. Какая-то хламида, похожая на то, что носил Диармат. — Ты так прекрасен, — восторженно сказал Корвин, сам облекаясь в такую же хламиду своих привычных цветов. — Готов идти? — Готов, но к чему? — полюбопытствовал Марин. — Просто познакомишься со Старшими. А они проведут для нас обряд. Это Марина не слишком успокоило, но он привык сдерживать свои мысли и чувства, потому только кивнул. Не этого ли он хотел? — Не бойся, — Корвин взял его за руку, улыбнулся. Марин был благодарен ему за то, что позволил идти своими ногами, а не понес на спине. За то время, что они шли широкой дорожкой, вымощенной плоскими каменными плитами, он успел переволноваться, успокоиться и обрести уверенность. Старшие ожидали их в своих человеческих обликах. Золотой, ледяной, скальный и морской драконы Марина осматривали с некоторым недоумением. — На самом деле… — Человек… Марин поклонился с несуетным достоинством. Ему-то было понятно, отчего так недоумевают драконы. — Приветствую вас, Старшие. Мое имя Марин Фланко. Эйром он быть перестал, покинув тот мир. — Я — Ледиграс, — представился золотой. — Вентар, — он кивнул на молчаливого морского. — Сантия, — ледяной оказался драконицей. — Этиш, — скальный был самым прямолинейным. — Кордел, ты понимаешь, что продолжительность жизни людей несравнима с нашей? Корвин кивнул, ничего не говоря. — И все еще желаешь, чтобы обряд был проведен? — Желаю, — Корвин посмотрел на Старших. — Он — мое Второе Крыло. — Его душа принадлежит иному миру и может никогда не воплотиться здесь больше. — Я понимаю, — снова кивнул Корвин. — Ты проживешь отмеренный тебе срок с одним крылом, если так случится. — Не проживу, — пожал плечами Корвин. — И вы это знаете. — Постойте, — голос Марина сорвался от внезапной догадки. — Значит, когда я умру, Корвин умрет тоже?! — Зато как в сказке, долго и счастливо. И умерли в один день, — хмыкнула Сантия. — Нет, — Марин замотал головой и попятился. — Я так не согласен. Мое долго — вовсе не равно вашему, и умирать, прожив всего четверть отмеренного богами? Кори, так нельзя! — Можно, — Корвин притянул его к себе. — Мне все равно никто не нужен, кроме тебя. — Но… но… Разумных доводов он не нашел, да и не искал — в горле встал ком, и все, на что хватило Марина, это крепкие, на пределе сил, объятия, которыми он пытался показать, что это взаимно. Старшие переглянулись. — Что ж, пора провести обряд, — Этиш развел руками. — Нам их не переубедить. — Возможно, — пророкотал Вентар, и все замолчали, прислушиваясь к его словам, среди них он был самым старшим, перешагнув рубеж пятого тысячелетия жизни, — возможно обряд свяжет их души, и человек не уйдет на перерождение в свой мир. И тогда мальчик дождется его нового рождения. — Что ж, — Сантия поднялась, над вытянутой ладонью зажегся холодный огонь. — Приступим. Один за другим драконы взывали к стихиям и миру, прося признать две души связанными на все века. Кроме зримых воплощений стихий на их ладонях, больше не было никаких зрелищных явлений. Зато Корвину и Марину припекло руки, на них начали выплетаться узоры браслетов. Драконы не носили колец или каких-либо украшений, во всяком случае, пока что ни на одном драконе ничего подобного Марин не видел. Рисунки браслетов сомкнулись в неразрывные кольца, вспыхнули золотом и словно впечатались в кожу тонкой золотой нитью-вязью. — Вот и все, — пророкотал морской, кивнул и развернулся, теряя интерес к делам юных. Остальные Старшие тоже обсуждали какие-то свои дела. — Идем, — Корвин потянул Марина прочь. — Вот, у нас прошел обряд. Уверять, что это было не самым разумным поступком, Марин не стал, просто принял его решение, как данность, как всегда принимал все, что было связано с Корвином. — А теперь стоит пойти и помочь Диармату, — поцеловав супруга, сказал он. — А мне — крепко подумать над тем, как и чему я буду учить малышей, пока мы помогаем ему. — Готовке? Ты отлично готовишь… А сладкое ты делать умеешь? — Немного умею, но рецепты будут непривычны, наверное? — с сомнением покачал Марин головой. — Давай попробуем приготовить и посмотрим? — Хорошо, — с улыбкой согласился рыцарь. Бывший рыцарь? Или бывшими они не бывают? Так в Долине Драконов появился первый, впрочем, и последний человек. Очень быстро Марин сумел завоевать расположение малышей, а после — и драконышей постарше. Он не полагался во всем на магию Долины, и зачастую дети несли к нему свои обиды и страхи. А после разговора с наставником Фланко им не требовались магические светляки, отгоняющие страхи. Корвин усиленно ткал на пару с пауком, так что кормил детей Диармат, которому за станком сидеть уже было тяжеловато. Время летело незаметно, дни сменялись ночами, сливались в седмицы, которыми привык отсчитывать их Марин, в месяцы… Отшумела долгая, красивая осень, промелькнула теплая, снежная зима. — Завтра мы простимся, — сказал однажды Диармат и улыбнулся. — Вы меня проводите? Марин только кивнул, Корвин, растерявшись в первое мгновение, сжал зубы и прикрыл глаза. Он так привык к тому, что Диармат всегда рядом, поможет советом или делом, что понимание его смертности нанесло глубокую рану. Душа истекала кровью. — Не печалься, малыш, — Диармат погладил его по плечу. — Ты ведь знаешь, что море всегда возвращает своих детей. Как знать, может быть, Повелитель Морей будет добр завтра. — Я буду ждать, — выдавил молодой дракон. — Очень. — И я, наставник Диармат, — Марин усмехнулся, он к смерти относился проще, тем более, когда уяснил, что и в этом мире души не исчезают в никуда, возвращаясь на новый круг жизни. Диармат обернулся и лег под деревьями, позволяя детям бегать вокруг и напрыгивать на его бока. — Не могу поверить, — убито сказал Корвин. — Да и не надо. Он ведь сказал, что вернется, может уже завтра море вынесет на берег красивое аквамариновое яйцо. И нам придется бежать туда, искать его, тащить в Гнездо. — А потом воспитывать… И заново всему учить. — Ничего, с этим мы справимся. Обязательно. Пойдем, он ведь просил проводить… — Он ведь уйдет только завтра, — напомнил Корвин. — Ну и что? Есть еще целый день, чтобы провести его вместе с наставником, не терять же его? — Идем. Диармат весь день продремал, только иногда прерывая сон, чтобы выпить воды. Шкура потускнела и выцвела до бледно-голубого цвета. Драконыши не все понимали, что он уходит, только старшие. Младшим хотелось тормошить его, но это было бесполезно. Наконец, Корвин отправил детей по домам, а сам уселся рядом с боком наставника, привалившись к нему спиной. Рядом с ним устроился Марин, вполголоса запел колыбельную, наслаждаясь тем, что вообще может петь. — Ветер слетает со звезд, несет с собой серебро. Спи, пусть приснится тебе солнца тепло и добро, Нежность высоких трав, прохлада ночных теней. Спи, ночь приносит тебя с каждым часом все ближе ко мне. Диармат шумно вздохнул, заслушавшись, положил голову на траву и прикрыл глаза. — В лунной лодке плывет над уснувшей землею сон. Он тебя заберет с собой, будет ласков и нежен он, Между жизнью и жизнью миг, я дождусь, а пока усни. Ветер слетает со звезд, гасит ночь светлячков огни… Корвин и сам задремал под колыбельную. На рассвете тело Диармата растаяло, растеклось соленой морской водой, оставив лишь несколько кристалликов соли на листьях деревьев и траве. — Пойдем к Розовому морю? — предложил Корвин. — Поищем яйцо… Детьми займется… Кого-то все равно пришлют, Драконьих Пастухов должно быть двое. Марин согласно кивнул, успокаивающе сжимая его плечо. — Пойдем, элени. Корвин перекинулся в дракона, подсадил Марина хвостом на спину и поднялся в воздух. Отсюда, из поднебесья, Долина казалась ковром с цветным узором. Мимо то и дело пролетали другие драконы, не обращая внимания на собрата. Розовая полоса моря стала шириться, расти, пока не запахло солью и травами. Внизу на волнах мелькнуло аквамариновое округлое нечто, украшенное водорослями. — Видишь? — прокричал Марин, зная, что и дракон уже увидел яйцо. Корвин нырнул вниз, подхватил яйцо лапами и прижал к груди, после чего приземлился на песок, подождал, когда Марин скатится наземь и перекинулся. — Смотри внимательно, не отрывая взгляда. Под пристальным взглядом стенки яйца становились прозрачными, пока не показался свернувшийся в клубок мелкий ящер, пока что без намека на гребень и рога. Он спал. Ощутив, что на него смотрят, драконыш приоткрыл один глаз, небесно-синий, бессмысленный, и зевнул. — Какая же он прелесть, — восхитился Марин. — Такой крохотный, но такой красивый! Он умел ценить красоту, а маленькие драконыши, от таких вот зародышей до подростков, были красивы. Все были разными, у всех были свои особенности, но не восхититься каждым было невозможно. — А теперь это яйцо надо оттащить в Гнездо, он там поспит еще немного и вылупится. Яйцо на самом деле было огромно — при всем желании Марин не смог бы его ни поднять, ни удержать, поэтому Корвин нес его сам, перекинувшись снова. Марин стал первым человеком в истории драконов, кому было позволено войти в Гнездо — огромную пещеру, полную теплого песка и драконьих яиц. Каких там только не было! И яркие, словно драгоценные камни, и полупризрачные, как будто сотканные из воздуха и света, и похожие на кристаллы нетающего льда, и невзрачные, словно обычные булыжники, но и в этих яйцах тоже была своя прелесть и красота. Одно из воздушных яиц внезапно пошло трещинами, потом посыпались кусочки скорлупы, на свет вывалился драконыш, ошалело замотал головой по сторонам. Потом для порядка расплакался. Размером он был уже сейчас как годовалый жеребенок. Поднять его стоило Марину, оказавшемуся ближе всего к малышу, немалого труда. А утешать детей он уже умел, так что вскоре драконыш перекинулся в первый раз, тут же попросившись на ручки — в людском облике он пока выглядел ребенком лет пяти. Марин уже знал, что это ненадолго. Через месяц он будет выглядеть в два раза старше, а через три — таким, как Эурин. Драконыш был красивый, светловолосый и светлокожий, светил голубыми глазами и сонно зевал. — Надо отнести его в Долину. Его уже ждут там, я уверен, — улыбнулся Корвин. Марину пришлось сесть на спину Корвину, держа на руках малыша. Не то, чтобы он боялся упасть со спины мужа… Но некоторая нервозность присутствовала. После этого полета она пропала — он понял, что дракон никогда не уронит своего седока. В Долине малыша передали с рук на руки явившемуся эльфу, которого драконыш сразу обнял за шею. — Приемный родитель. Он это яйцо восемь лет ждал, — пояснил Корвин. — Вот и хорошо, что дождался. А как долго малыши проводят в яйце? — полюбопытствовал Марин, решив заметить время до вылупления нового воплощения Диармата. — От пары недель до двадцати лет, как наберутся сил и энергии. — А от кого они ее набираются? — на удивленный взгляд дракона пояснил: — Вот смотри, у людей плод вынашивает женщина все время до рождения. И жизненную энергию ребенок получает от нее же. Если отец — маг, то еще и от него, но маги… в общем, маги редко принимают участие в жизни своих детей, так как большая часть их — рыцари. — От своей стихии. Когда стихия решает, что ребенок готов появиться, он появляется. — Теперь мне все больше интересно, как на свет появился ты, — улыбнулся Марин, приластился, что позволял себе не слишком часто и только наедине. — Я так и представляю: однажды на ветке яблони появился большой и красивый цветок, который превратился в прекрасный плод, тот зрел, рос, рос, пока не стал больше, чем драконье яйцо. А внутри у него было одно яблочное зернышко, из которого появился ты. — Наверное, так оно и было, — Корвин обнял его, поцеловал. — Никто не знает, как появляются древесные драконы. — Может быть, когда-нибудь ты это узнаешь, — сощурил глаза в легкой усмешке рыцарь. Время летело или текло, меняясь в зависимости от того, насколько заняты бывали супруги. К удивлению Корвина, никакого нового Драконьего Пастуха не появилось — видимо, Старшие признали вторым Марина, что было странно. Впрочем, они справлялись. Понемногу повзрослели дети, которые встречали Марина, обзавелись крыльями и покинули Долину. Взамен них появлялись новые яйца, вылуплялись новые драконыши. Взрослел Эурин, Марин не успел оглянуться, как и у него, ставшего им с Корвином приемным сыном, прорезались крылышки, как они окрепли и стали больше, как он впервые полетел… — Как… неужели прошло двадцать лет? — однажды спохватился он. — Не верится, да? — Корвин разглядывал небо, в котором кружили юные драконы, прощаясь с Долиной. — Не верится. Кори, мне кажется, мы должны сходить в Гнездо. Там кто-то вылупился, — Марин потер грудь напротив сердца. — Идем. Что с тобой? Болит что-то? — встревожился дракон. — Нет. Тянет немного. Но так в последнее время всегда, когда кто-то в Гнезде решает появиться на свет, — улыбнулся Марин. Он казался сейчас чуть-чуть повзрослевшим, но совсем не так, как это было бы, оставайся он в своем мире. Не было морщин, не сгибалась под гнетом лет спина, как это помнилось Корвину — там сорокапятилетние мужчины казались уже глубокими стариками, седели, лысели, теряли зубы и зрение. Но Марин все так же легко проходил огромные расстояния, устраивая драконышам «походы», таскал младших на руках, учил старших сражаться на деревянных мечах. В Гнезде в самом деле треснуло одно из яиц — то самое, что Марин первым устроил на горячем песке в своей жизни в Долине Теро. Зазмеились по крепкой скорлупе трещины, куски ее стали падать, пока яйцо не распалось на две неравные части. Из них на свет выпал аквамариновый дракон, деловито поднялся, чихнул и стал осматриваться. Оба Пастуха страшно обрадовались ему: именно его они ждали двадцать лет. — Я даже знаю, как тебя будут звать, — Корвин погладил его по мягкой чешуе. — Диармат. Так у них появился второй приемный сын. Эурин прилетал навещать их каждую седмицу, но постепенно все реже — у него была теперь своя жизнь, он учился у сородичей обработке камня и собирался стать знаменитым зодчим. — Подумать только… Уже двадцать лет прошло, — Корвин качал головой. — И Диармат так быстро растет. — Он очень умный, — гордо улыбался Марин, словно был в самом деле отцом драконыша. Диармат и впрямь рос быстрее прочих, словно пытался наверстать время, что провел в яйце. Он был мечтательным и ласковым, обожал слушать истории, которые всем малышам рассказывал Марин. Корвин, послушав их пару раз, хохотал: супруг пересказывал некоторые их приключения в бытность рыцарями, приукрашивая их сказочными выдумками и юмором. — Ты еще про химеру не забудь присочинить чего-нибудь. — О! Спасибо, что напомнил, обязательно сочиню, — усмехался мужчина. Кто-то из старших драконышей взялся записывать эти сказки в непривычного для Марина вида книгу, созданную заклинанием. Он признал, что книга — это куда удобнее свитка. Так на свет появились «Сказки Фланко». — Ты счастлив здесь, в Ледайне? — Корвин поцеловал мужа за ухом. — Очень, Кори. И ты это знаешь, — Марин улыбнулся ему, завел руки за голову, ероша отросшие до середины спины светлые волны волос. — Я счастлив. Несмотря на возраст, перешагнувший рубеж пятидесятилетия, он не ощущал себя стариком, да и зеркала озер, в которые он временами смотрелся, убеждали, что выглядит он едва ли на тридцать пять. Вот только волосы… Их разбавило светлое серебро на висках. — А ведь сперва ты мне не верил, правда? Думал, что я просто блаженный, рассказывающий небыль о странном мире? — Только поначалу. Но потом, вспоминая старые легенды, все больше убеждался, что ты из иного мира, а вовсе не блаженный. Марин поцеловал его, оседлал бедра мужа и прикусил мочку его уха — это всегда провоцировало Корвина на необдуманные поступки. Например, на то, чтобы закрыться в доме и предаться любовным играм. В них уже не было безумной страсти, только глубокая нежность. Корвин старался беречь свое сокровище. Марин же словно не замечал течения времени, и иногда расцвечивал его кожу укусами и царапинами, заставляя чувствовать все так остро и ярко. Корвин все чаще стремился остаться с мужем наедине, обнять его, коснуться, приласкать. Время текло быстрее чем песок из раскрытой горсти. Он не знал, сколько боги отмерили его любимому, время, казалось, лишь едва-едва целует его, отнимая только цвет у его волос, даря им неземной, лунный свет. Диармату было девятнадцать, когда Марин впервые после своего появления в мире Ледайны слег, пожаловавшись на тяжесть в груди. И это не было ощущением нового рождения в Гнезде, Корвин слетал проверить на всякий случай. Волшебные яблоки Долины Теру поставили наставника Фланко на ноги. Правда, ненадолго. В один далеко не прекрасный для Корвина день его возлюбленный супруг, играя с младшими, споткнулся, упал и больше не смог подняться. Дракон, призванный переполошившимися воспитанниками, отнес его в дом и уложил на их широкую супружескую кровать. — Это и есть смерть, да? — он держал мужа за руку, не отходя от постели. — Смерти нет, — Марин улыбался, прикрыв глаза. — Есть миг безвременья между жизнью и жизнью, который душа не помнит. — Но ты ведь ко мне вернешься, правда? — Конечно, вернусь. Элени, помоги мне выйти в сад, там так хорошо спать… Корвин вынес его в сад на руках, усадил под яблоней. — Помнишь колыбельную, которую я пою малышам? — Марин привалился головой к его плечу, глядя на наливающиеся яблоки и гроздья цветов, соседствующие порой на одной ветке. — Помню, мое Крыло. — Спой мне, Кори. Корвин запел, стараясь, чтобы песня звучала как можно нежнее. Когда он допел, дыхания Марина больше не было слышно, он тихо лежал, закрыв глаза, на руках любимого супруга, словно в самом деле уснул, только тень улыбки осталась на его губах. Корвин похоронил его в море, опустил на волны и смотрел, как тело любимого уходит под розовые водоросли. В Долину прилетел новый Наставник, но ненадолго — Диармат заявил, что улетит на несколько лет, чтобы набраться опыта, а потом вернется, станет Драконьим Пастухом вместе с приемным отцом. — И мы дождемся, пока родится Марин. Должен же он когда-нибудь появиться, правда? Ты ведь почувствуешь его? — Почувствую, — кивнул Корвин. — Наши души потянутся друг к другу. — Только ты обязательно позови меня, когда почувствуешь! Я хочу узнать, какая стихия благословит его. — Я тоже, малыш. Ты лети пока, набирайся опыта и мудрости. Вряд ли душа Марина сегодня же вернется, он ведь человек, ему нужно ткать новое тело и сознание. Диармат еще долго кружил над Долиной, прощаясь, потом улетел, сверкнув аквамариновыми крыльями в солнечных лучах. И время потекло в ожидании. Корвин занимался малышами, воспитывал, играл с ними, ткал ткани для ледяных драконов из паутины. И ждал, веря всей душой, что однажды узнает в яйце переродившегося Марина. Однако, сколько бы ни появлялось новых яиц, он не чувствовал в них той единственной, родной души. Десятки их было, годы текли, сливаясь в десятилетия, но надежда не угасала. Марин всегда держал свое слово, ни разу не солгал ему, и Корвин был уверен: он вернется. Все равно вернется. Даже если народится снова в ином мире Великого Древа.