По вере нашей

      Дедушка взял меня за руку, и мы оказались в совершенно ином месте. Небо там было затянуто бурыми красками, будто грозовыми тучами. Тут было так темно, серо и убого, что меня одолело ощущение едкой опустошённости. Трава под ногами была почти засохшей и пожелтевшей. Кругом было так одиноко и так странно глухо, будто мы очутились в дремучем лесу. Мне стало невыносимо больно смотреть на всё это. Мы оказались перед высоченными гигантскими воротами, верхушку которых я не мог даже разглядеть. Они были чёрного цвета с резными вставками неизвестных орнаментов. Дедушка постучался в ворота ручкой с изображением льва, которая ответила глухими, томными ударами. Нам открыл дверь некий привратник. Он взглянул на нас оторопел:       — Вы кто такие и зачем пожаловали? Он был громадного роста, а голос его был таким низким и суровым, что сотрясалась земля под ногами. Это был полузверь-получеловек, на голове его были рога, а на лице — маска, сквозь которую пробивались острые зубы. Если сказать, что меня охватил страх, то это ничего не сказать. В этот момент я был готов к любым лишениям и мукам, чтобы только не попасть в эти врата в наказание.       — Я привёл своего подопечного, вновь прибывшего, — сказал дедушка. Стражник оценивающе взглянул на меня, и мне показалось, что под маской его губы скривились в саркастичной усмешке.       — Проходите, — пробасил он.       Мы вошли в первый уровень Чистилища, но на самом деле это оказался один из кругов Ада, каким его зачастую описывают, и каким он остался в моих представлениях. Мы отправились вдоль так называемой дороги. Дедушка стал объяснять мне, что на первом уровне Чистилища мучаются самоубийцы. Я нервно сглотнул. Мы проходили мимо сотен душ, все они были, словно каждый сам по себе — отделены. Они видели друг друга, но не могли никому и ничем помочь, даже себе. Всюду слышались крики, стоны и вопли. Я смотрел в лица этих неприкаянных душ и не мог понять, от чего они бьются в агонизирующей истерике. Кто-то просто валялся, корчась от судорожной боли, кто-то ползал совсем без ног или рук, или ещё какой части тела. Кто-то задыхался от невидимой удавки или ещё от чего-то. А были даже те, которые долго сидели и молчали, как в забытьи.       — Но неужели все души самоубийц вынуждены так мучиться? — с опаской спросил я.       — Нет, мой милый, не все. Здесь мучаются только те самоубийцы, которые по-настоящему ненавидели этот мир и людей. Они так и не раскаялись в содеянном, и всё ещё уверенны, что правы только они.       Мой взор упал на одну пожилую женщину с длинными седыми волосами, которые просто волочились по земле. Она сидела на каком-то дряхлом пне, подогнув колени под себя. В исступлении она смотрела на землю перед собой, но увидев мой любопытный взгляд, стала проклинать меня самыми страшными и ужасающими проклятиями, которых я и при жизни не слышал. Я почувствовал сильный страх. Постепенно мне становилось так жутко и так пусто, что я уже не боялся, а принимал это как мою личную камеру пыток. Дедушка пытался заставить меня противостоять атмосфере боли и ужаса, которая там распространялась, но моя воля была так слаба, что я никак не мог собраться с духом.       — Если ты сейчас же не сконцентрируешься на предстоящем, то не сможешь выбраться отсюда, — эти слова стали для меня пугающими, и я старался всеми силами не допускать этих чёрных влияний на мою душу. Я решился спросить у него:       — А от какой муки или боли все они так мучаются?       — Боль сидит внутри них, но она воистину ужасающа. Их будто на куски разрывают хищные звери. Потупив взгляд, я боялся спросить у него, ждёт ли меня та же участь, но никак не решался вымолвить это вслух. — Полагаю, что тебе не место на этом уровне, — ответил мне дедушка, будто бы прочёл мои мысли. — Здесь можно говорить без слов? — спросил я. — Да. Здесь это возможно, но в Чистилище гораздо труднее, чем в Раю.       Мы шли так долго, что я начал терять силы. На некоторое время мне казалось, что я засыпаю и скоро просто упаду от бессилия на землю. Но дедушка строго настрого приказал мне держаться, ради своей же дальнейшей судьбы. Я был в таком состоянии, будто прошёл половину пустыни Сахары, не выпив ни единого глотка воды. Не представляю, сколько мы шли с ним таким образом. Но наконец-то мы дошли до края этого уровня. В конце него тоже оказались ворота. Они были без всяких стражников и открылись сами, как только мы подошли к ним. Когда мы вышли, я почувствовал, что у меня появились силы, и мне стало немного легче. Но ощущение неизбежности никуда не делось. Дедушка с сочувствием смотрел на меня. Я понимал, что он пытается меня приободрить. Хоть для чего-то я должен оставаться сильным.