Безумный мир WOAS

«Нет одиночества страшнее, чем одиночество в толпе.» Эдгар Аллан По

Она оборачивается быстро и ржущее-резко: глаза, такие родные и нежные, отпечатались за дальних закромах разума. Пересечение мгновенное — золото (совсем не карий) смотрит испытующе и настораживающие. Время — не механизм. Его не переделать, его не сломать, из него не создать нечто новое. Время — то, что никогда и никому не будет подвластно. Даже ему, великому магу. Он смотрит и видит рядом отражение собственного горя в темных глазах. Их встреча внеплановая, какая-то странная, но незнакомо-родная. Кошачьи против лисьих — это связало, нашло родственные души даже в таком потерянном городе, как Токио. — Мне, — говорит, — всегда нравилось в Японии. Лиса смотрит исподлобья (как научили скинвокеры) и ждет продолжения. Но он молчал, принимая удар взгляда и даже не пошевелившись от неловкости. — Я, — отвечает, — тут впервые. Маг лениво-безнадежно двигает плечами. Золото кошачьих заметно померкло, получив нездоровый сероватый оттенок. Лиса гнется, прогибается и даже не может закричать. То, что давит внутри, гораздо сильнее того, что давило все эти годы снаружи. У нее шрамы-напоминания по всему телу, но губы трясутся лишь от одного воспоминания о чужих (но таких знакомых) глазах. Это должно быть иначе — говорит она себе, пока прирученный зверь дарит хитрую улыбку. Он смотрит и хочет принять ее муки на себя. Вот только собственное сердце уже разорвано на мелкие ошметки, которые, как не собирай, все же утеряли свою жизненную силу. Маг держит спину прямо (как научили предыдущие несчетные столетия) и улыбается приторно-обаятельно — новая бутылка незамедлительно появляется на столе. А он, изменяя своим принципам, наверное, заплатит за нее. Лиса облизывает губы, собирая капельки крови на искусанной плоти. Ногти скребут стол, издавая неприятный звук. Собеседник напротив смиренно потягивает напиток, осанка — туго натянутая струна. Он ярок и красив снаружи, в то время как естество его давно похоронено с тем, кто никогда не должен был умереть (любовь же всемогущая, разве нет?). Алкоголь тянется горячо и обжигающе. Сердце (орган) трепыхается от каждого глотка, в то время как сердце (предмет для любви) кровоточит рваньем. Мозг не туманится, тело не ломится. Никакого ощущения свободы даже после третьего стакана. Она наклоняет голову, когда боль внутри становиться невыносимой. Лиса чувствует падаль, смакует разложение и приходит туда, где отчаянье вывелось на изящных узорах отпечатков пальцев. — Я, — шепчет, — опоздала. Он кивает, потому что понимает. — Я, — продолжает, — не успел. Она кивает, потому что чувствует. Город вокруг шумит, обволакиваясь незаметными волнами человеческого гама. Жизнь бурлит и сияет даже в ночи под неоновыми вывесками. Лисе Токио не нравится. Одиночество среди людей сломает ее быстрей, чем одиночество среди пустыря. Маг вслушивается в улицу, вспоминая Токио в момент, когда его величество было лишь планом на будущее. Прошло так много лет, так много, что ему стало непонятно, как быстро все произошло. Шум автокаров пронесся рядом, от чего собеседница брезгливо скривилась. — У меня, — произносит, — цитата одного писателя их головы не выходит. Лиса чувствует облегчение, когда видит в ответ теплую улыбку. Он позволяет расслабить спину, нарушая идеальную линию фигуры, и обводит стакан длинными пальцами. — Пока рядом, — обещает, — толпа нам нипочем. Маг предлагает выпить вместе и ощущает долю свободы, когда она смакует вязкую на языке жидкость. Наверное, он все же не заплатит за эту бутылку. Как и всегда.