Взгляд Красной Луны

Дом магии Золотого Града, первое число месяца Начала Лета, 7599 года. Почти все маги этого года посвящения остались недовольны решением Савейна. Ралегде и Акелле за завтраком пришлось выслушать несколько пространных жалоб, при этом Зрячей ещё и доставались завистливые взгляды и вздохи. — Ах, Акелла, как тебе повезло! — скривившись, прошептала Ралегда в спину Ребелу, наконец решившему пойти перетаскивать вещи в свои новые комнаты. Большинство уже поело, и в трапезной, залитой светом утреннего солнца, было почти пусто. За длинным столом, где сидели чародейки, и вовсе никого не осталось. — Тебя отправляют на смерть, лишая последнего шанса! Вот бы мне оказаться на твоём месте! — продолжила она. — Не стоит, — вздохнула Акелла, отставив пустую тарелку. — Всё это уже не имеет значения. Ралегда недовольно поджала губы, но кивнула. Зрячей всегда завидовали, не понимая, как тяжела возложенная на неё богами ноша, и злиться из-за этого не стоило. — Послушай, — Акелла тронула её за плечо. Ралегда обернулась, взглянув в родные серые глаза. Сейчас Акелла была спокойна и сосредоточенна, не то что прошлым вечером, когда она сжимала ладонь Ралегды в дрожащих руках и просила то не бросать её никогда, то не рисковать жизнью и остаться в Золотом Граде. — Не провожай меня. Не хочу… Не хочу давать кому-то лишнюю пищу для размышлений. Она только кивнула. Она знала, что в такой ситуации Акелла могла повести себя непредсказуемо. Ралегда сомневалась, что и сама сумеет не показать своих чувств слишком открыто. Да простят её за это Шестеро, она не всегда могла держать себя в руках так хорошо, как это подобает магам. — Тогда я пойду? — неуверенно продолжила Акелла. — Мы отправляемся в девятом часу, а я ещё и вещи не собрала. Ей явно было не по себе, пускай она и старалась не подавать виду, переводя разговор на всякие пустяки. Взгляд выдавал. — Всё равно надолго ты от меня не избавишься, — ответила Ралегда, стараясь выдержать шутливый тон. — Да и вообще, разве мы вчера не попрощались? — Ай-ай-ай. Разве ж это приличные девушки называют прощанием? В голосе её было больше жизни, чем за всё утро, и Ралегда не могла не почувствовать облегчения. — Давай, иди уже. Акелла вымученно улыбнулась и встала из-за стола. — Удачи вам. Присмотрите за Тантом, и сами не вляпайтесь во что-то… во что-то ещё. И она поспешно удалилась, откинув за спину тугую косу. Глядя, как Акелла идёт к выходу, почти показательно выпрямившись, Ралегда только переплела пальцы под столешницей, мысленно читая вслед молитву. Не статичные слова, заученные в храме, а живую просьбу о защите, о поддержке, о спасении. Она словно зажигала в душе мерцающее пламя, согревающее, но не обжигающее. Ралегда искренне пожелала, чтобы Акелла ощутила хотя бы отголосок его тепла. И да помогут им боги встретиться вновь. Она знала, что Шестеро не оставят их в этой борьбе, главное позволить вести себя вперёд. Так ещё с Изначальной эпохи повелось — боги вмешивались, но обычно лишь там, где люди просили об этом. Акелла, конечно, посоветовала бы полагаться только на собственные силы… Ралегда выдохнула, возвращаясь к мирским вещам. Надо было поесть, но пища, казалось, не имела ни запаха, ни вкуса, магиня просто не могла на ней сосредоточиться. Она так и ковырялась в остывшем завтраке до тех пор, пока в трапезную не вломились гомонящие послушники-второгодки, устроившие сражение тряпками, которыми они должны были вытирать столы. Отмахнувшись от бросившегося на неё мокрого куска ткани, магиня вышла во двор. Пусть Шестеро присмотрят за своей Избранной, а Ралегда займётся тем, что может изменить в данный момент. Ей надо было многое сделать перед отлётом, и в большинстве этих дел нельзя было положиться на легкомысленного Танта. Гант же и без того был занят — он серьёзно практиковал ритуальную волшбу, а потому вещей у него накопилось гораздо больше, чем у всех них вместе взятых. Ралегда направилась в здание Ордена Жезла, объединявшего мастеров, создающих волшебные вещи. Для того чтобы не отстать от Акеллы, им необходим был летающий ковёр. Сама Ралегда смогла бы угнаться за летевшей на коврах группой, но это потребовало всех её сил. Более слабые близнецы точно отстали бы, истратив всю магию в первые часы. Сейчас, когда большинство взрослых улетели, а провожающие разошлись, Дом казался совсем опустевшим. Пересекая главную площадь, она встретила лишь старого Винна, наставника малышни, по своему обыкновению куда-то спешащего. Ралегда даже подумала, что решение Савейна оставить самых молодых из них в Доме было не таким уж и глупым. Ну, было бы, не касайся оно и её тоже. Сравнительно небольшое здание Ордена, казалось, состояло из текучего серебра и белизны. Летнее солнце сверкало на токах под поверхностью камня, слепя глаза. Распахнув резные двери, Ралегда ступила в тихий полумрак. Миновав холл, поднялась по ажурной лестнице на второй этаж, так никого и не встретив. Это ничуть не помогало расслабиться. Пустынный Дом был почти чужим для неё, он больше не казался местом, где всегда помогут. Ралегда только передёрнула плечами, отгоняя ненужные переживания. Вдох — вызвать в голове образ пустого пространства, выдох — заполнить его мыслями о текущей цели. Так же, как и на тренировках с заклинаниями много раз до этого. Сейчас она получит ковёр, а обо всём остальном подумает потом. Нужный Ралегде маг обнаружился в своей мастерской. Сидел за столом, работая над очередной вещицей, и даже не обернулся на звук скрипнувшей двери. — И тебе тоже доброго дня, Рив, — вздохнула Ралегда. Ривейн поднял голову, уставившись на гостью, и, спустя несколько секунд, широко улыбнулся, отчего грубое лицо его стало светлым и совсем мальчишеским, несмотря на косматую рыжеватую бородку. Впрочем, чародей и так был очень молод, разменял всего-то двадцатый год. Даже с его способностями Ривейн вполне сможет прожить полторы сотни лет.  — Ралегда! Сколько раз я просил не подкрадываться, красавица? Она только хмыкнула, пробираясь через валяющиеся на полу ящики с инструментами и книги. В том, что касалось порядка, Ривейн был ещё хуже Танта, который хотя бы периодически пытался раскладывать что-то по местам. Ралегда отодвинула в сторону чернильницу и веретено, чтобы усесться на край столешницы, и Рив заулыбался ещё шире. — Итак, Ралегда. Теперь — магиня Ралегда. Поздравляю, поздравляю. Я так понимаю, ты по делу? Она кивнула. Возможно, стоило бы для начала поболтать ни о чём, но Ралегда не ощущала себя способной на пустые разговоры. — Ох, никогда не зайдёшь ко мне на кружечку чая, — притворно пожаловался он. Отложил в сторону свою работу — тусклый серый кристалл, за который Ралегда мимовольно зацепилась взглядом, и недоделанную оправу из серебряной проволоки. Выглядело это почему-то неприятно, словно раздавленная гусеница. Нечто отталкивающее, чужеродное было в чуть поблёскивающей поверхности вещички, на первой взгляд ничем не примечательной. — Ну, прости. Зайду как смогу. Обещаю. В конце концов, с Ривейном было приятно проводить время. Особенно когда он не пытался за ней ухаживать. Чародей вздохнул, хотя улыбка его не померкла. — А сейчас-то ты зачем явилась? — За летающим ковром. Я знаю, у тебя всегда есть несколько уже готовых, но ещё не раскупленных. Вот тут улыбка Рива несколько привяла. Ралегда с трудом подавила желание успокаивающе потрепать его по макушке. Обидится ещё. Делу так точно не поможешь. — У меня, конечно, нет таких денег, но за это я могу простить тебе последний карточный долг. Весь, хотя столько ни один ковёр не стоит. Вообще-то этот долг принадлежал не ей, а Акелле. Сама Ралегда играть не любила и не умела, почитая это бесполезным. Но неожиданно развлечения Зрячей принесли пользу. В самом деле, ничто не проходит зря. — Выходит, нашей Зрячей этот ковёр тоже нужен? А зачем, когда она сегодня утром на войну улетела? — Ковёр нужен мне, Рив. А вопрос о деньгах между мной и Акеллой никогда не встанет, обещаю. — Зачем? — упорно повторил он, хмурясь. — Ох, Ривейн. Я уже не послушница, разве я обязана объяснять каждому магу мотивы своих действий? — Ты обязана выполнять приказы Главы Дома, — теперь он окончательно помрачнел. — И оставаться здесь. В безопасности. Она положила руку ему на плечо. Ралегда не любила врать. Но надо — значит, надо. — Быстро ты записал меня в нарушительницы. Когда это я позволяла себе такое? Ривейн только вопросительно на неё посмотрел. Видимо, объясняться всё же придётся. — Ну, хорошо, если ты настаиваешь. Мы с Тантом и Гантом хотим слетать в Летний Град, к их родителям, раз уж ребятам теперь можно навестить первую семью, а здесь делать нечего. Только, ну… Ты же знаешь, сразу после посвящения это не принято, даже неприлично. Но можно, ты же знаешь! Сама Ралегда была сиротой, которую торговцы-ноха отдали Дому в младенческом возрасте, но близнецы происходили из благородного летоземского рода и стали детьми Дома в возрасте восьми лет. Взрослым магам, в отличие от послушников, дозволялось самим посещать своих родственников по крови, но тесные связи со старой семьёй не одобрялись, считаясь пережитком позорной для чародеев Кровавой эпохи. Тогда, в Третью эпоху от сотворения, когда боги отвернулись от людей окончательно, той частью мира, которую не поглотила тьма Последнего, правили целые кланы жестоких чародеев, передававших свою власть из поколения в поколение. Правление их было столь разрушительным, что люди вскоре пожалели, что не желали жить под властью богов. В ответ на мольбы Шестеро вмешались и помогли снова привести мир к порядку под знамёнами пятерых своих Избранников. С тех пор магам запрещалось жить семьями. При желании пара магов могла вступить в брак и завести детей, но они оставались с родителями лишь до девяти лет. Если дети рождались достаточно сильными, их должно было отдавать на обучение в другой Дом. Если же тонкие тела отпрысков оказывались слабыми, они становились прислужниками в храмах. Ралегда и в самом деле почувствовала себя неудобно, озвучивая просьбу. Что же, тем правдоподобнее. Ривейн выдохнул, явно расслабившись и словно смирившись с чем-то. — Это же идея Ганта, верно? Даже не отнекивайся, я вас знаю как облупленных, — чародей встал и полез в один из массивных шкафов, заваленных всяким хламом. — И не думай, что я от этого в восторге, но ради тебя… Ралегда подавила довольную улыбку. Да, симпатия Ривейна к ней и размер его долга Акелле сделали своё дело, как она и рассчитывала. Одним поводом для беспокойства меньше. Рив, наконец, нашёл что надо и убрал остальные вещи обратно, придавив дверцу коленом. — Держи, — он развернул ковёр перед ней, демонстрируя его тусклую поверхность, выглядевшую сплетённой из металлических нитей. Нынешние летающие ковры были скорее не коврами, а покрывалами, тонкими, лёгкими, куда более удобными, чем их древние предшественники, толстые и массивные. — Ох, спасибо! — Ралегда провела рукой по теплеющей ткани, на пробу прощупывая тонким телом несколько нитей. — Замечательная работа. — Смотри мне, — шутливо буркнул Ривейн. — Я прослежу, куда вы отправитесь. — Да ладно тебе, — она аккуратно складывала ковёр. — Я обязательно зайду на чай, когда вернусь. Но не сейчас, прости, надо собрать вещи. Ривейн улыбнулся и только кивнул на прощание, снова потянувшись за серым кристаллом. Удача, казалось, благоволила Ралегде. Даже если Ривейн что-то заподозрил, то он промолчал и не стал мешать. Собиралась она не спеша, даже расставила книги по полкам в небольшом кабинете, который, впрочем, совершенно не воспринимался ею как собственный. Ещё ей как магине Дома полагалась спальня размером с две кельи послушников и отдельная ванная комната, казавшаяся просто роскошной по сравнению с бадьёй и рукомойником в завешенной шторой нише. Немногочисленные ненужные в дороге вещи Ралегда просто свалила в массивный старый сундук. Какой смысл обживаться, если завтра она улетит и неизвестно, когда вернётся. Зашёл поселившийся по соседству Тант, попрыгал на кровати, порадовался успеху затеи с ковром. Было заметно, что он волнуется, но изо всех сил старается не подавать виду. С переездом и сборами друзья покончили только к ужину. Как ни странно, оставшиеся в Доме почти не обращали на них внимания. Казалось бы, за новопосвящёнными должны присматривать, но то ли приказ Савейна сочли достаточным ограничением, то ли они просто никого не волновали. Это было ново и странно, совсем не как во времена их послушничества. И не приходилось делать вид, что идёшь спать. Ралегда, конечно, понимала, что стоит выспаться перед долгим перелётом. Но когда дневные заботы перестали её отвлекать, мысли вернулись к огромному неопределённому будущему, в которое им предстояло шагнуть вслед за Акеллой. Так что Ралегда даже не попыталась заснуть сразу же после того, как братья разошлись по комнатам. В синеватых вечерних сумерках она вышла во двор, надеясь найти некое равновесие в бездумной прогулке по небольшому яблоневому саду и между тихих зданий Орденов. Ралегда сама не заметила, как пришла к храму Дома. Зашла внутрь через скромные боковые двери, всегда открытые для посетителей. Кто угодно мог искать приюта и покоя в храмах Шестерых в любое время, но сейчас Ралегда оказалась единственной посетительницей. Одинокий младший жрец, сидевший на маленькой скамеечке у главного входа, только кивнул ей и снова уронил подбородок на грудь. Храм уже убрали после ритуала посвящения, и теперь он выглядел так же, как и в обычный день. Высокий потолок терялся в тенях. Вдоль стен стояли серебряные подсвечники, украшенные свежими цветами. Из шести свечей в каждом горела только одна, но света было достаточно, даже для того, чтобы Ралегда могла угадать знакомые с детства картины настенных росписей. Так, фрески на правой стене изображали основание Золотого Града, а на левой — сотворение мира. Она подошла к каменным алтарям, укрытым разноцветными шёлковыми покрывалами. Ралегда не взяла ничего, что сгодилось бы для подношения, поэтому она просто поклонилась каждому алтарю, шепча слова благодарности. Чаще всего Ралегда молилась покровителю воинов-защитников Ваалну и его супруге, охранительнице женщин Иламе. Но сейчас она опустилась на колени перед алтарём Аэля Легкокрылого. Тонкие голубые покрывала не полностью скрывали камень, и Ралегда коснулась белого мрамора пальцами. Она не знала, что тут можно сказать. Не знала, как выразить всё переполнявшее её душу, то, чего не понимали все эти люди, забывшие, что благодать Шестерых — это, прежде всего, любовь. Что же, Акелла — дочь Легкокрылого, он должен был понять стремление защитить её, как никто другой. Залив Межевой, первое число месяца Начала Лета, 7599 года. Акелле выпало вести ковёр в первую смену. Савейн, летевший во главе клина, сразу задал быстрый темп, и она едва заметила, как внизу исчез Золотой Град с его особняками, парками, рынками и доками. Нолла, чародейка из круга Инглара, поддерживала вокруг них защитный воздушный кокон, тогда как сама Акелла, соединившись с ковром тонким телом, непосредственно наполняла артефакт силой и управляла им. Задачка была не из простых. Акелла привыкла использовать крылья, идеально послушное, почти интуитивное волшебство. С её огромной, как и у всех детей богов, силой можно было передвигаться очень быстро и держаться в воздухе до тех пор, пока попросту не уснёшь. Постоянная практика же позволила отточить контроль почти до совершенства. Но летучий ковёр — другое дело. Большой кусок ткани затвердел от текущей по нитям энергии, неуклюжий и малочувствительный, он ощущался как занемевшая конечность. Вес остальных пятерых магов, летевших с нею, не добавлял манёвренности, их движения, даже незначительные, постоянно отвлекали, а защитный кокон, спасавший от ветра, не давал нормально чувствовать воздушные течения. Так что первые три часа путешествия у Акеллы не было времени думать о чём-то, кроме управления артефактом. Потоки внутри нитей должны были оставаться равномерными, скорость постоянной, плоскость ковра горизонтальной, а ещё приходилось держать строй. Когда кто-то тронул её за плечо, Акелла едва не подскочила на месте. Проклятый ковёр тут же вздрогнул — рябь пробежала по блестящей поверхности — и начал плавно наклоняться вперёд. Она обернулась. Маг, который должен был её заменить, усмехнулся и протянул ей несколько тонких тяжей магического тела, которые она подсоединила к ковру вместо своих. Он кивнул, сосредотачиваясь, и полёт тут же выровнялся. Ковёр вернулся в клин. Акелла на четвереньках отползла от переднего края. По затвердевшей ткани, в принципе, можно было ходить, но управляющему это доставило бы довольно неприятные ощущения. Инглар подвинулся, и она уселась рядом с наставником, оперевшись на него. Щурясь от яркого света, Акелла бездумно уставилась в высокое голубое небо. Если верить легендам, дети богов могли спокойно смотреть на солнце, но она испытывала ровно такой же дискомфорт, как и любой другой смертный, так что считала это выдумками. Ведь в ней от отца было куда больше положенного. Тонкое тело дестабилизировалось и дрожало. Акелла даже почувствовала призрачное физическое утомление, что было проблемой новичков и не случалось с нею уже года два. Какой он здоровый, этот проклятый ковёр! И неужели нельзя было позволить ей лететь отдельно от остальных? Савейн, например, так и делал, отблёскивая золотисто-серыми крыльями далеко впереди. — Выматывает? — понимающе спросил Инглар, придерживая её за плечи. — Ничего, рано или поздно привыкнешь. К тому же, думаю, что на марше тебе не придется пользоваться ковром. Акелла вздохнула, изобразила скорбное выражение лица и пробормотала: — Да, наставник, как скажешь, наставник. Инглар тихонько фыркнул. Этим обычно заканчивались все его попытки прочитать четырём юным подопечным наставления о приличествовавшей послушникам покорности старшим. — Ну вот, если у тебя есть силы гримасничать, изображая примерную послушницу, каковой ты в своё время не была, то всё не так плохо. — На самом деле это пустяки, — тихо ответила Акелла, — я бы ещё одну смену отработала, но, боюсь, это будет небезопасно для остальных. Просто когда ведёшь такую махину, нет времени думать о чём-то ещё. Например о Ралегде и близнецах, которые вскоре последуют за ней. Втроём, по довольно опасным дорогам, нарушая приказ Савейна. И пусть это был их выбор, Акелла прекрасно понимала, что друзья рискуют ради неё. Что Ралегда рискует собой ради неё. А ещё не было времени думать о судьбе, предлагавшей Акелле очень много вариантов смерти — от руки Рэйна, от случайного удара, от собственной двойственной природы, могущей запросто свести с ума. И половина из этих проблем решалась так просто… если бы только Акелле позволили их решить те люди, которых она должна была спасать. — Это тоже с непривычки… — протянул Инглар. — Впрочем, я понимаю, о чём ты. Он пригладил и без того аккуратные тёмно-русые волосы. Акелла закрыла глаза, наматывая на палец кончик косы. Формально Инглар был теперь не её наставником, а просто начальником. Как первый из поверенных Савейна и как глава круга, в который она надеялась никогда не войти. Но тот, кто стал наставником однажды, для своих учеников остаётся им навсегда. — В первый раз, когда меня послали на настоящее боевое задание, мне было всего на год больше, чем тебе сейчас. Боялся я так, что сутки перед этим ничего не мог есть и ходил весь бледно-зелёный. Но ничего, как-то справился. Потом было гораздо легче. Акелла не стала спрашивать, в чём же заключалось первое задание наставника, памятуя, что он обычно выполнял очень щекотливые поручения для Ордена Щита и лично для Савейна. Большая часть дел Инглара никогда не афишировалась. Секреты Дома должны оставаться секретами. — Наверное, мы оказались долгожданным разнообразием в твоём послужном списке. Приятно было отвлечься от смертельно опасных поручений на воспитание четверых милых детей? — Ты действительно думаешь, что для трупа есть разница, хотел ли убийца его смерти или просто хвастался выученным на занятиях заклинанием? — Эй, но ты же выжил тогда! - возмутилась Акелла. Однажды они действительно чуть не покалечили наставника, пытаясь показать ему заклинание холодного пламени, получившееся отнюдь не таким холодным, как надо было. — Да, он выжил, — хихикнула Нолла, не выглядевшая и вполовину такой уставшей, как Акелла, хотя задача у неё была лишь немногим легче, — Но кое-где остались шрамы, и ни один целитель не может их убрать. Акелла пожала плечами. Она почти не знала эту чародейку, и тот факт, что они теперь официально состояли в одном круге, ничего не менял. Круг — вовсе не запись в книгах Главы Дома, это доверие, близость и понимание, без которых невозможно правильное, безболезненное объединение тонких тел. Акелла надеялась, что ей не придётся делать попыток присоединиться к уже сформированному кругу, да ещё и возглавляемому её наставником. Разговор завял, но, как ни странно, помог Акелле почувствовать себя чуточку лучше. Высокое небо оставалось безоблачным, далеко внизу синела вода, и несколько раз она замечала тёмные точки кораблей. Межевой залив, на берегу которого стоял Золотой Град, врезался далеко в сушу и был широким, как маленькое море. На другом берегу его кончались земли дуумвирата Летоземья и начинались владения белоземских царей. Несмотря на скорость, которую маги развили, нечего было надеяться преодолеть его за день. Вторая смена Акеллы была с шести до девяти вечера. В первые же минуты она поняла, что если и привыкнет управлять ковром, да ещё и таким большим, то точно нескоро. И хотя казалось, что она вполне отдохнула за шесть часов, на этот раз Акелла начала уставать куда быстрее. Возможно, завтра стоит попросить, чтобы ей поручили поддерживать защитный кокон? Солнце клонилось к западу, медленно, слишком медленно. Она иногда бросала короткий взгляд на него, убеждаясь, что не прошло и нескольких минут. В конце концов и время, и отмеряющее его светило вовсе перестали существовать для Акеллы, мир которой сузился до впереди летящего ковра, единственного ориентира в окружающей синеве, и собственного болезненно подрагивающего тонкого тела. Так что когда её наконец сменили, Акелла свернулась калачиком в центре ковра и тут же заснула. Не помешали ей ни навязчивые мысли, ни ранний час, ни яркий свет вечернего солнца. Однако спокойно выспаться у Зрячей не получилось. Стоило закрыть глаза, как она поняла, что провалилась в один из своих не-снов. Значит, с отдыхом можно распрощаться. Нет, оба тела, оставшиеся там, над Межевым заливом, отдохнут весьма неплохо, но вот разум, увы, будет бодрствовать здесь ещё как минимум несколько часов. Где находится это «здесь», Акелла не знала. И Савейн не знал, лишь предполагал, что разум Акеллы так пытается справиться с её двойственной природой. Ведь известно, что сон богов — лишь путешествие их духа по иным слоям реальности. Он даже связался с Сильвенной, использовав удивительный артефакт, изготовленный в давние времена неизвестными мастерами. Это был единственный раз, когда Акелла видела мать не на портретах, а практически вживую, через большое зеркало в странной раме из тёмного железа. Высокая женщина в голубом платье всё смотрела на неё и печально улыбалась, пока Акелла рассказывала о своих не-снах. Лицо Сильвенны едва заметно сияло нездешним серебристым светом, и Акелле казалось, что эта практически не знакомая ей женщина видит перед собой то, о чём не догадываются ни десятилетняя девочка, ни Глава Дома. Но мать тоже не смогла объяснить ей, что происходит, даже спросив у богов. Акелла, впрочем, упорно пыталась разобраться. В последнее время не доверяя в этом деле никому, кроме Ралегды. — Я счастлива, — иронически заявила она в серый каменный потолок. — Нет, правда, если теперь я буду попадать сюда, даже когда умираю от усталости, то моя жизнь станет просто совершенно счастливой. Потолок не ответил, хотя тени, клубившиеся где-то на периферии поля зрения, отреагировали на её слова несколькими хаотичными рывками. Акелла вздохнула, поднимаясь на ноги посреди огромного зала, выглядевшего как коробка из серых каменных блоков. Свет, исходивший из ниоткуда, позволял рассмотреть каждую крошечную трещинку и каждую щель. Распахнутые двери вели прямо в водоворот теней и тумана, настолько плотный, что он даже способен был выдержать прямой взгляд. И всё это свалилось Акелле на плечи, пытая, выискивая, проверяя на прочность, каждый раз находя её недостаточно сильной для того, чтобы быть здесь. Можно подумать, у Зрячей был выбор. По своей воле уйти из не-снов Акелла не могла, но зато обнаружила способ сделать пребывание в них довольно сносным. Несмотря на враждебность и изменчивость этого странного места, Зрячая чувствовала его и всегда знала, куда идти. Пожалуй, это непонятное знание было единственным, что объединяло не-сны с обычными снами, а в остальном она осознавала себя так же, как и в бодрствующем состоянии. Акелла быстро подошла к двери и, замерев на несколько секунд, шагнула из зала. Три шага она сделала в чёрно-серой круговерти и оказалась в длинном коридоре без дверей и окон. Ради разнообразия, обклеенном коричневыми шпалерами, хотя здесь редко встречались цветные вещи. Всё это вдруг неприятно напомнило о недавно пройдённом испытании, да и неудивительно, природа обоих явлений была явно схожей. Хотя декорации каждый раз отличались, она знала, что идти недалеко. Коридор привёл в комнату с одиноким стулом и без стены, оттуда Акелла снова погрузилась в сгустившиеся тени, отсчитала семь шагов и вышла на узкую каменную лестницу. Когда Акелла спускалась по ней, окружающее с каждой ступенькой казалось чуть более реальным. Становилось легче, как будто она поднималась со дна глубокого озера. До конца «вынырнуть» она не могла, но всё же это было лучше, чем ничего. Лестница вела в небольшую комнату, освещённую одиноким факелом, что давал чистое белое пламя и никогда не сгорал. Здесь было пусто — только серый камень стен и пола да стальная решётка, отгораживающая вторую половину комнаты. За решётку свет не проникал, настолько густыми были тамошние тени. Акелле казалось, что с каждым разом они становятся темнее. В решётке была дверь, запертая на замок, внешне напоминающий искусные и изящные в своей простоте изделия мастеров Дората, вот только замочная скважина отсутствовала. Акелла привычно уселась под факелом, опёршись о стену. Тени за решёткой напротив зашевелились, закружились вокруг чего-то, и высокая тёмно-серая фигура шагнула из них к самым прутьям. Чёрными провалами глаз существо уставилось на Зрячую. Когда-то она даже боялась находиться в этой комнате, но это было давно. Сейчас ей надо было сделать усилие над собой, чтобы устало не огрызнуться в ответ на знакомый взгляд. Акелла опасалась окончательно привыкнуть к присутствию существа из теней, несмотря на то, что с тех пор, как чародейка обнаружила это место, она приходила сюда каждый раз, когда видела не-сны. Она догадывалась, кого видит, и искренне надеялась, что разум просто играет с ней, подсовывая такие видения. Являться этому существу на самом деле… Нет, нет, даже думать о таком Акелле не хотелось. Это место находилось у неё в голове, как и всё, что его наполняло. Но и не приходить Акелла не могла. Слишком тяжко было оставаться в зыбких иллюзорных глубинах, куда ускользал её дух, не имея возможности странствовать по иным слоям реальности, следуя зову, что достался от отца. А в этой комнате она чувствовала себя почти нормально. Поэтому она просто не разговаривала с тем, кто сидел в клетке. Он, впрочем, тоже молчал, а Зрячая сравнивала это с попыткой втереться в доверие. Приручить полезного дикого зверя. Происходящее попахивало безумием, но она каждый раз мысленно обещала существу из теней, что ничего у него не получится. Акелла никогда не рассказывала об обитателе этой клетки никому, кроме Ралегды и отца. Сколько чародейка себя помнила, она всегда была скрытной, а с подросткового возраста ещё и недоверчивой, так что Ралегда и не обратила внимания на очередную её тайну. А отец… Акелла не была уверена, что он слышал её редкие, странные молитвы. В конце концов, у неё даже простейший религиозный ритуал никогда правильно не работал, сколько души бы она в него ни вкладывала. Так что Акелла сидела на полу и ждала, пока проснётся, а серая тень смотрела на неё сквозь прутья решётки.