***
Они держались перед Танресом с достоинством и спокойствием, пока тот заинтересованно их разглядывал. Колдуны-близнецы были жилистые и смуглые, как все жители Кирейских гор, их гладко выбритые лица имели абсолютно одинаковые резкие черты. Впрочем, сходство братьев заканчивалось на их внешности. Даже мимика заметно отличалась — один из колдунов вызывающе ухмылялся, чуть щуря серые глаза, другой оглядывался по сторонам, рассматривая пустой полутёмный зал со спокойным дружелюбным любопытством. Крепко сбитая воительница невозмутимо стояла между ними, в её типичных для островитянки раскосых тёмных глазах не отражалось ничего. Они всё же решили принять его помощь и выбрали самый странный вариант из всех возможных. Наиболее непредсказуемый, наиболее интересный для самого Танреса. Он ещё раз бросил взгляд на кусок тёмного духа, вплавленный в душу Дэйкс. Даже жалко было, что колдуна, сделавшего это, она уже успела убить, и непризнанный гений с большой дороги унёс тайну загадочного заклятия с собой в могилу. Танрес, впрочем, предполагал, что оно могло быть просто случайным набором тонких нитей. Энергетическое месиво вышло впечатляюще отвратительным, и сложно было представить, каково с такой ношей жить. Пульсирующие бурые тяжи, искалеченные остатки чужой личности цеплялись, липли к цельной душе, тянули из неё силу с жадным чавканьем, отчаянно и бессмысленно сражаясь за собственное существование. Где начинается одно, где заканчивается другое — не разделишь, не найдёшь перехода. Танрес и не искал. Он собирался переплавить всё, как есть, не разделяя, а освободившуюся энергию пустить на образование новых связей между душами. Настолько уникальный случай попадался ему впервые, и вряд ли попадётся когда-то ещё. Слишком уж много совпадений и случайностей потребовалось для этого. Редкая травма воительницы, редкая сила тёмного духа-проводника, редкая готовность подопытных к «священному браку» — да ещё и к такому! — То, что я сделаю, — голос Танреса разносился по полутёмному залу, наполняя собой пустое пространство, поднимаясь к высокому, расписанному под грозовое небо потолку, — свяжет вас навсегда. Свяжет с этим миром, лишив человеческой смерти, и убить вас будет тяжело, почти как богов. Свяжет между собой, и ни одна привязанность не сравнится с тем, во что превратятся ваши чувства — ни дружеская, ни братская, ни любовная. Вы всё ещё можете выбрать иной путь. Кто-то из вас желает отступить? В ответ все трое только покачали головами. Они были серьёзны и сознательны, Танрес буквально чуял это в открытых сейчас душах. — Хорошо. Возьмитесь за руки. Не то чтобы это было обязательно, но так выходило куда легче и приятнее. Немножко мешало то, что у самого него было только две руки и одновременно касаться всех сжатых ладоней не выходило, пришлось обходить вставшую в круг троицу, запуская тонкие щупальца силы осторожными касаниями. Танресу уже доводилось заключать несколько сотен «священных браков», которые он предпочитал называть просто союзами, потому что несколько раз объединял в них не любовников, а друзей, пускай это и было сложнее — физические контакты всё же сильно помогали делу. Обычно богу не приходилось лично втягиваться в процесс, он только немного изменял и подталкивал души, точечно переплетал жизненные энергии. Если они были готовы образовать нечто новое, то остальное происходило само собой, а если нет, то и пытаться не стоило. В этот раз пустить дело на самотёк не вышло бы. Приросший к Дэйкс ошмёток тёмного духа требовал кропотливой вдумчивой совместной работы. И Танрес работал, отбросив весь дискомфорт перед соприкосновением с незнакомыми душами. Он подталкивал, направлял, давал силу, но многое делали сами Дэйкс и Филвиларвин с Алвиларвином, следуя его инструкциям. Танрес скручивал нити, говорил, где надо шить; они соединяли всю конструкцию изнутри. Счастье, возбуждение, неловкость, страх, восторг смешивались и звенели у него под пальцами в безумной песне единения. Иногда хотелось позволить чужим чувствам увлечь себя в омут, но Танрес оставался бдителен — там, внутри, ему не место. Он чужак. В этих глубинах они должны были остаться втроём и только друг для друга. Синяя нить, зелёная нить, алая нить и чёрный шаг стежков по полотнищу, появляющемуся у бога под руками. Работа спорилась. Связи получались на удивление гармоничными, все опасения, что кто-то из троих будет перетягивать одеяло на себя, оказались напрасны. Видимо, этот этап их отношения давно прошли. Используя силу тёмного духа, которую Танрес помог переплавить в чистую энергию, души сплетались с тонкими телами, сливались между собой и с мирозданием. Они превращались в нечто иное, более могущественное, более прочное. В то, чего эта реальность ещё не видела. Когда песня отзвучала и три вымотанных тела осели на пол прямо там, где стояли, Танрес не был уверен, что перед ним всё ещё люди.***
Акелла не поняла, что её разбудило. В палате было темно и тихо. Ущербная луна алым пятном заглядывала в окно. Акелла бросила на неё долгий тяжёлый взгляд и перевернулась на спину. Значит, не было никаких кровавых жертв и ритуалов, изменивших саму природу мира. Союз трёх Рук был заключён почти так же, как и любой другой. Акеллу заворожило полотно чужих отношений, к которому она случайно прикоснулась. Так красиво, так гармонично оно сплеталось… Интересно, а получилось ли бы у них с Ралегдой так же красиво и с первого раза? Она зевнула. Несмотря на внезапное пробуждение, спать хотелось, и сильно. Навязчивыми мухами над ухом жужжали мысли: «Что там Танрес думал про друзей? Их судьбы он тоже соединял? Жалко, Шестеро никогда такого не делали. Нам с Ралегдой было бы так просто скрыть правду». Акелла ворочалась, повязнув в липкой паутине, и отключилась до того, как сделала хоть какие-то выводы. Рэль Шиот, Восемнадцатое число месяца Середины Осени, 7599 года На следующее утро физическая слабость, казалось, совсем прошла. Акелла понимала, что ощущение это обманчиво — такое бывает после тяжёлой болезни, когда встаёшь и думаешь, что всё хорошо, но уже после пары часов на ногах чувствуешь себя так, словно весь день таскала булыжники. Завернувшись в тёплое одеяло и опираясь о подоконник, Акелла стояла у окна в больничном коридоре и смотрела на площадь внизу, заполненную людьми. Рядом пристроились двое магов-целителей, очевидно сбежавших со своих постов. Ирено, за глаза уже прозванную Магоубийцей, должны были казнить около полудня. Официально, правда, это называлось Судом Богов, а не казнью, но Акелла не сомневалась в том, какой приговор Шестеро вынесут убийце, если откликнутся на призыв Весга. А они откликнутся, нет сомнений, когда сам Верховный позовёт их разрешить такое нашумевшее дело. Именно поэтому Акелла туда не пошла, тем более что торец занятого Открытой Ладонью здания выходил прямо на площадь, где стоял эшафот. Акелла не знала, почему ей вообще захотелось посмотреть на происходящее. Ни публичные казни, ни явления Шестерых не входили в список того, что её развлекало, а всё же случай с Магоубийцей зацепил её за живое. И дело тут было не в том, что Ирено пыталась убить Ралегду и ранила саму Акеллу. Ну, не только в том. Ирено интересовала Акеллу как личность. Как та, кто решила, что знает волю богов лучше, чем все их служители вместе взятые. Стоявшая у эшафота толпа вела себя относительно спокойно, что не удивительно — там собрались военные и маги, большинство из них были при исполнении. Погода была относительно хорошей — ясной и безветренной, хотя мороз кусался ощутимо. Стекло затягивали узоры, которые один из магов растопил, проведя над ними тлеющей нитью тонких энергий. Ирено, одетую только в грубое рубище, вывели на эшафот двое жрецов в доспехах и коричневых плащах служителей Гёда. За ними следовали Весг и какой-то маг со свитком в руках. Дом этого мага Акелла не опознала, расстояние было слишком велико, чтобы разглядеть знаки на куртке. Подсудимая держалась с достоинством, но без надрыва. Акелла видела по развороту плеч, по походке — она была спокойна, словно не понимала, что скоро расплатится за свои преступления не только этой жизнью, но и следующими. Что творилось в этой светлой голове? Почему Акелле казалось, что так важно понять Ирено? Теперь она даже жалела, что им никогда не доведётся поговорить. — Какая пава, однако, — фыркнул один из магов, примостившийся на подоконнике. — Можно подумать, она тут святая. — Сволочь, — выплюнул второй, поджав губы. Между тем, со свитка зачитывали решение Савейна. С такого расстояния нельзя было разобрать слов, но Акелла и так их знала. Золотой Венец не стал ставить точку в разбирательстве, посчитав, что боги сделают это эффектнее. Всех, а особенно возможных сочувствующих, следовало впечатлить. Мороз заставил поторопиться с церемониями, но не отказаться от них. Дочитав свиток, маг картинно свернул его, поклонился Весгу и отошёл назад, уступая ему место. Король-жрец, сверкая серебристым плащом и золотой короной, вскинул руки к небу. Немного картинно, как показалось Акелле. Солнечный свет как-то странно отразился от белого снега, лежавшего на крышах, а потом притянулся к фигуре короля-жреца. Мягко сияющие волны спадали вниз каскадами, окутывая человека, казавшегося теперь таким маленьким по сравнению с солнечной колонной. Наверняка площадь заполняла могучая сила, но Акелла, как она и предполагала, ничего не чувствовала. Расстояние было достаточным, чтобы сила короля-жреца на неё не подействовала. А может, дело было в том, что она почти не слышала его голоса, только заключительные фразы, буквально взлетевшие куда-то ввысь: — Ответь, хранитель Закона! Рассуди нас, о Ваалн! С этими словами Весг покинул поток света. Двое жрецов-воителей потащили Ирено к нему, но она вывернулась и сама шагнула навстречу. Колдунья зашла в золотой круг, гордо вскинув голову. Целое мгновение ничего не происходило. А потом худую фигурку Ирено дёрнуло вверх. Приглушённый крик был слышен даже в больничном коридоре. Лезвия лучей пронзили тело насквозь. Наполнившись расплавленным золотом, оно вспыхнуло, превратилась в маленькую звезду, а потом осыпалось пеплом. Акелла почуяла, как призрак силы, ускользающий прочь, взбудоражил кровь, и всё закончилось. Та, кто была так уверена в своей правоте и праведности, закончила жизнь волей богов. Её прах рассыпался по эшафоту, и король-жрец, верный слуга Шестерых, не задумываясь, прошёлся по нему сапогами. Руки у Акеллы дрожали. Она привалилась лбом к холодному стеклу, не слушая болтовню стоявших рядом магов, только теперь понимая, как сильно Ирено напоминала ей Ралегду.