***
Поселение, неподалёку от которого Танрес и ещё трое колдунов приземлились, выглядело удивительно мирным. Прохладный влажный воздух наполняла тишина, нарушаемая лишь редким стрекотом насекомых да далёким пением какой-то одинокой птицы. Утреннее солнце ещё не поднялось над верхушками деревьев и не разогнало молочно-белый туман, лежавший у самой земли. На соседнем холме над несколькими десятками тёмных срубов стояла мельница, лопасти которой замерли в неподвижности. На них было развешено что-то длинное, розоватое и влажное. С этой стороны Танрес не мог разобрать деталей даже при помощи острого орлиного зрения, но напоминала эта штука человеческие кишки. Тайа, то ли от усталости, то ли из-за волнения, убрала крылья слишком рано, за несколько метров до земли. Вскрикнув, она неловко упала, перекатившись по влажной от росы траве, но мгновенно вскочила и побежала к домам, махнув рукой: — Идёмте! Сюда! Танрес, не останавливаясь, превратился из орла в человека и последовал за ней быстрым шагом, хотя в сознании билось безжалостное холодное понимание, что спешить уже некуда. Мирная тишина вокруг была первым и лучшим тому подтверждением. Второе они нашли прямо возле колодца на обочине. Труп юноши с размозжённым затылком лежал в пыли, рядом валялся ковш для воды. Танрес чувствовал, что человеку уже не помочь, но всё равно перевернул начавшее коченеть тело, чтобы заглянуть в искажённое смертью молодое лицо. — Сайн, — голос Тайи дрогнул, выдавая боль и почти панический страх. — Гончар, жил рядом. Они пришли с этой стороны, из холмов. Он, наверное, не понял, не… Она не смогла договорить. Тайа, которую все знали как большую умелицу рассказывать истории, не могла найти ни слов, ни сил, чтобы эти слова произносить. Один из колдунов похлопал её по плечу, приобнял и что-то тихо пробормотал, пытаясь успокоить. — Продолжай, — сказал Танрес, удивившись тому, как ровно это прозвучало, совсем не выдав внутреннего смятения. — Из холмов значит оттуда, с юго-востока? Что за люди и сколько их было? Она уже начинала рассказать, что случилось, когда прилетела к Большому дому, растрёпанная и запыхавшаяся, с дрожащими руками и затаённым ужасом в заледеневших голубых глазах. Вышло не очень внятно — Танрес понял лишь то, что на её поселение напали. — Да, оттуда. Из земель других богов, — зачастила Тайа. — Я знала некоторых. Их было… много? Больше, чем нас. Мужчины с палками и ножами, некоторые женщины, кажется, и много людей с тонким телом. Восемь? Десять? Я точно видела восьмерых. Учитель сказал лететь за помощью, но это я наверное уже говорила, да? Я не хотела, не хотела его оставлять, но учитель сказал, что так надо… Тайа вцепилась в вышитый воротник своей рубахи, словно он душил её. Оттягивая узкую полоску ткани, она панически хватала ртом воздух, пытаясь как можно сильнее наполнить лёгкие. — Выдыхай, — спокойно посоветовал Танрес, направляясь дальше по улице. — Медленно. Небольшие деревянные дома оставались тихи и темны. Не видно было даже домашней птицы и скота, а ведь если судить по сарайчикам и пристройкам во дворах, местные держали прирученных животных. С каждым шагом в глубь мёртвого поселения Танрес чувствовал себя всё более и более странно. Он даже не был уверен, что именно ощущает, и ощущает ли хоть что-то вообще. Злость? Если да, то она была какой-то непривычно отстранённой, очень спокойной. Холодной. — Это было почти вечером, многие уже возвращались с поля, — следуя за богом, продолжала говорить Тайа. — Я не поняла, зачем они пришли. Мы торговали с ними, да, были ссоры и драки. Говорили, что наши кого-то у них убили, и им не нравилась наша мельница, и то, как мы колдуем. Но они просто пришли, а потом… Из её несвязного рассказа и мрачной картины вокруг постепенно рождалось понимание. За грудиной разгоралась искра холодного лунного света, красного, как кровь на сорванной с петель двери, на стене дома, на льняной одежде мёртвого ребёнка, растянувшегося среди подсолнухов у плетня. Танрес подошёл к нему, чтобы взглянуть поближе — почему-то важным показалось запомнить детали. Неподалёку заметил взрослого мужчину со свёрнутой шеей. Ближе к центральной площади убитых становилось всё больше, хотя особых следов борьбы Танрес не заметил. Похоже было, что местных застали врасплох, и они просто не успели защититься. Почти все двери стояли распахнутыми или вовсе лежали сорванными с петель, кое-где валялись вещи, словно оброненные в спешке. Танрес заглянул в сени одного из самых больших и зажиточных домов — там, в полумраке, среди разбитых пустых сундуков, навсегда замерло тело женщины в ночной рубашке, почти полностью покрытой кровью. Её отрубленная голова откатилась к самому порогу. Опустившись на колени, Танрес взял голову за длинные тёмные волосы и посмотрел в распахнутые глаза, мутные и желтоватые, уже начавшие высыхать. Он знал покойную — эта женщина была ведьмой и его ученицей. Она несколько лет провела в Большом доме, изучая тайны окружающего мира и чародейского искусства, но решила уйти в поисках простой жизни и покоя. Что же, покой она нашла. Алая сила в груди отозвалась мощной пульсацией. Танрес нахмурился. Это был далеко не первый труп, который он видел, и даже не самый страшный, но всё равно казалось, что он должен ощущать что-то ещё. Отвращение, может быть, боль? Что-то, кроме спокойствия и яростного холода лунного света в венах. В конце концов, никогда раньше ещё не видел мир подобной массовой жестокости. — Танрес? Господин? — раздался неуверенный голос у него за спиной. — Господин, я связался с Рэйном, как вы приказывали. Он просил передать, что скоро будет здесь. — Хорошо, — плоско, безэмоционально сказал Танрес, поднимаясь на ноги. Докладывавший колдун почему-то вздрогнул, услышав бога, и отступил на несколько шагов, едва не споткнувшись о собственные же ноги. Танрес покосился на голову, которую всё ещё держал в руке. Это она что ли напугала человека? Он положил голову обратно на пол. — А пока что — куда делась Тайа? — спросил Танрес всё тем же невыразительным тоном. — Позовите её, мне нужно больше знать о нападавших. Когда-то Танрес обещал помочь этим людям, и сейчас они убиты, жестоко и бессмысленно, а часть ответственности за это лежит на нём самом. Никто не смог бы отменить случившееся, но в силах Танреса было сделать так, чтобы подобного никогда не повторилось. «Прежде всего, — думал он, и мысль эта ощущалась абсолютно, единственно правильной, — виновные должны быть наказаны». Северный тракт, Четвёртое число месяца Конца Осени, 7599 года Под высоким глинистым обрывом пенился бурный речной поток, ветер тревожно шумел в ветвях деревьев, гнал по небу рваные серые тучи, норовил снести лёгкое птичье тело в сторону. Погода плохо подходила для полётов в такой форме, ещё немного, и пришлось бы идти через тени, а Танресу очень не хотелось тратить на это силы. Наконец, далеко внизу он разглядел тех, кого искал. На берегу какой-то из множества пока ещё безымянных рек севера шестеро богов ждали седьмого. Последнего. Танрес приземлился в высокую траву, наполовину скрывшую его, сложил крылья поудобнее, обвёл всех присутствующих демонстративно оценивающим взглядом, встряхнулся и только тогда принял более пригодный для общения вид. Человеческий — единственный среди всех присутствующих. — Объяснись! — сразу же потребовала Илама, и её перевитые живыми цветами зелёные косы вдруг обернулись клубком шипящих змей. В другой ситуации Танреса возмутил бы её тон, но после всего, что случилось в последние сутки, он чувствовал себя слишком усталым для таких эмоций. Так что он покачал головой и спокойно ответил: — Только после вас. Даже не так, после тебя. Почему люди, которых ты назвала своими, могут на очередном собрании во славу твою взять да и решить, что они всем поселением идут грабить соседей? — Потому что они люди, — гулким колоколом зазвучал голос Ваална. — Слабые, слепые. Не способные принимать решения без нашей помощи, как я много раз тебе говорил. С каждым словом окутавший его едва различимую фигуру свет становился ярче. Конечно, Ваалн не мог промолчать. Они с Иламой вообще спелись в последнее время — недоверие к людям, страх потерять контроль и всё возраставшая антипатия к последнему из богов сыграли в этом свою роль. — Ты тоже так думаешь? — даже не глядя на него, спросил Танрес у Иламы. Та успела только немного недоуменно кивнуть. — Значит, восемьдесят шесть человек погибли с твоего личного благословения? — Танрес, не начинай! — вклинилась Кереса. — Мы тут не дела людей обсуждаем, а твою выходку. Он сжал зубы. «Выходка»! И это, по её мнению, подходящее слово, чтобы описать случившееся? Словно все эти жизни ничего не значили, ни те, которые отняли люди, ни те, которые, пусть и справедливо, оборвал он сам. — Так что ты говоришь, Илама? — игнорируя Кересу, снова спросил Танрес. — Это с тебя я должен был спросить за гибель целого поселения, это ты приняла решение вместо «не способных на это людей»? Она шагнула вперёд, явно проглотив оскорбительную часть ответа. Травы потянулись за её белыми ногами, словно шерсть на спине огромного зверя встала дыбом. — Нет… всё не совсем так. Хотя, конечно, они могли неправильно понять какую-то часть моих слов. Тревожным вздохом отозвался неспокойный ветер — Аэль смотрел на Иламу, нахмурившись и закусив губу. Она покосилась на него, но ничего не сказала. Отношения между ними сильно испортились с тех пор, как Аэль начал пытаться помирить Иламу с Танресом. — Я предупреждала их, чтобы они держались подальше от тебя и твоих диких идей. Объясняла, что ты играешь с опасными силами и учишь своих людей неверным путям. Если они и поняли это как дозволение чинить насилие, то я не… — «Хаос, которым он с рождения отмечен, — зло; любой, кто внемлет его речам, запятнан разрушением. Боритесь со злом, сражайтесь, дети мои, любой ценой не дайте тьме овладеть вашими душами», — раздался шелестящий голос Аэля; его туманный силуэт стал почти прозрачным, но говорил он с внешней уверенностью. — Такие слова трудно понять как-то иначе. Танрес невольно вздрогнул. Это? После всего, что они вместе создали, она за его спиной говорила вот это?! — Довольно! — яркой вспышкой оборвал его Ваалн. — Как Кереса напомнила, мы тут не для того собрались. Всё, что рассказывала Илама своим подопечным, она рассказывала с ведома и одобрения остальных. В отличие от тебя. Какое право ты имел наказывать чужих людей? Убивать их?! Сам себе Танрес готов был признаться, что ошибся, позволив ярости захватить контроль, отпустив собственную разрушительную силу вершить суд. Сам себе, и может быть, ещё Рэйну. Он не жалел, что убил, но жалел о том, как. Нужно было успокоиться, нужно было объяснить остальным, в чём дело, и принять трезвое решение. Вот только с другими богами он делиться своими сожалениями не собирался. — Ваалн прав, — вдруг заговорила Атла. — Ты знаешь, я не слишком интересуюсь всей этой вознёй с человечеством, мне хватает компании духов, но даже я вижу, что ты зашёл слишком далеко. Лезешь в чужие проекты, не согласовываешь собственные действия с остальными, хотя людей мы делали все вместе. Ты должен подчиняться общим решениям. Гёд, тоже пока что остававшийся в стороне, только нахмурился, скрестив руки на каменной груди, но опять ничего не сказал. Сложно было понять, чем именно он недоволен, и недоволен ли вообще, или только погружён в какие-то свои далёкие мысли. — Я не помню, чтобы когда-то обещал нечто подобное, Атла, — Танрес раздражённо вскинул руку, прерывая её; он не для того сюда летел, чтобы выслушивать никому не нужные мнения. — И не знаю, кто как, но я здесь лишь ради того, чтобы обсудить случившееся и предотвратить его повторение. — Ну, это будет несложно, — Илама впилась в него взглядами десятков жёлтых змеиных глаз. — Просто не убивай больше чужих людей! На мгновение Танресу даже показалось, будто она действительно не поняла, что он имел в виду. — Да ты хоть себя слышала? «Мои люди», «твои люди», «его люди»! Как о вещах говоришь. — Танрес, — плавно скользя над землёй, Атла — неспокойно колеблющаяся водная фигура — вплыла между ними двумя. — Танрес, а ты себя слышал? Это не она, а ты пошёл и перерезал добрую сотню разумных существ. Она, как и всегда, пыталась быть голосом рассудка, но как-то вполсилы, словно лишь номинально. Собственную совесть что ли успокаивала? — А тебе вообще не помешало бы на самом деле разобраться в том, о чём мы тут говорим, прежде чем влезать со своим драгоценным мнением, — огрызнулся Танрес, пожалуй, даже более грубо, чем на самом деле хотел. — Заткнись уже наконец! — вспыхнула Кереса. — Мы здесь не для того, чтобы тебя слушать. Тени, неестественно густые и чёткие для пасмурного дня, метнулись к своему богу, накрывая и защищая. Только тогда Танрес вдруг осознал, как бесится река под обрывом, как гнутся деревья против резких порывов ветра, как ярко сияют тела Ваална и Кересы. Ощущение настоящей опасности, которого он не знал с тех пор, как оболочки мира надёжно укрыли богов от хаоса, накатило, подобно океанской волне. Столкновение насыщавших реальность сил нельзя было назвать настоящим сражением, но это было что-то опасно близкое. Танресу пришлось перебороть совершенно птичье желание встопорщить перья… пусть их надо было бы сначала для этого отрастить. — Пожалуйста, — впервые заговорил Гёд, и голос у него был мягкий, словно влажная земля, скрывавшая сотни и сотни метров гранита, — пожалуйста, остановись, подумай, что ты делаешь. Пока не стало слишком поздно. — Не трать сил. С кем тут пытаться говорить по-хорошему? — высокомерно бросил Ваалн. — Он уже совершенно неадекватен и неуправляем, в точности, как я и предупреждал. Танрес медленно, медленно выдохнул, считая до четырёх, потом вдохнул на два счёта и снова выдохнул на четыре. Он подсмотрел этот способ успокоиться у Рэйна. В человеческом теле такое дыхание обычно неплохо помогало. Вот к чему они пришли спустя годы споров и нерешённых конфликтов. Илама могла кому угодно запудривать мозги, рассказывая об «опасном порождении хаоса», практически провоцируя конфликт. Кереса могла открыто сказать, что Танреса никто слушать не собирается, а Ваалн — назвать его неуправляемым, словно у кого-то тут было право им управлять. Но он сам больше не имел даже привилегии быть услышанным, хотя разбирался в происходящем лучше как минимум половины присутствующих. Стоило догадаться, что так будет, ещё с первых отказов исправлять совместно допущенные ошибки. Ни разу после создания человечества остальные боги не прислушивались ни Танресу, ни даже к людям, чьи слова он порою пытался передавать. Идея с дублирующей душой, так называемым тонким телом, показала себя прекрасно, но прошёл уже не один десяток лет, а никто и не думал увеличивать изначальное число колдунов. Даже менее радикальные изменения, которые Танрес предлагал, вроде улучшенной иммунной системы, обговаривались денёк-другой, а потом благополучно отодвигались в сторону. Из боязни новых ошибок или же из-за страха перед потенциалом человечества? «Все эти годы никто не собирался ко мне прислушиваться. Только не тогда, когда я высказывал неудобное или отличное от других мнение, — думал Танрес, усилием воли разжимая кулаки. — Надо было понять раньше, гораздо раньше, не дожидаясь, пока Кереса возьмёт и ляпнет без обиняков. Что же, лучше поздно, чем никогда, верно?» — Значит, вы здесь не для того, чтобы меня слушать и уже, — он особо выделил это слово, — обсудили всё, что надо? Прекрасно. Потому что я тоже больше не намереваюсь ничего обсуждать. Сложив руки за спиной, он расхаживал туда-сюда вдоль края обрыва, не обращая внимания на траву, цеплявшуюся за ноги. Тени вились у него за плечами живым плащом. — Вы десятилетиями игнорировали всё, что я — живущий с людьми и знающий их — говорил о человечестве. С этого дня я буду полностью игнорировать вас. Довольно балагана и игр во всеобщее согласие. Вы немедленно объясните тем, кто слушает ваши «откровения», что нет, им нельзя брать палки и убивать тех, кто у меня учился, ел со мной за одним столом, спал со мной или видел меня, проходящего по соседней улице! — с каждым словом голос всё меньше и меньше походил на человеческий, а в груди становилось всё холоднее. Танрес и сам не заметил, как зажёгся над головой венец ледяного алого света. — Вы поможете всем и каждому убраться с земель севернее Великой Реки за двадцать дней, считая сегодняшний. Те, кто останутся, будут убиты мной и моими чародеями. Я не для того им позволял тут поселиться, чтобы они устраивали самосуд над моими учениками. Того, кто после этого будет рассказывать про зло и скверну хаоса, с которой надо сражаться, убивая детей и разбрасывая трупы по улицам, я стану считать личным врагом. Того, кто не выполнит требований, я стану считать личным врагом. Всё! Отныне я буду говорить только с теми, кто желает слушать. Закончив, Танрес расправил крылья и птицей сорвался с обрыва, не дожидаясь ни ответов, ни возражений. Взметнувшаяся вслед огненная плеть была красноречивее любых слов, но тени отклонили первый удар, а потом он уже был далеко, слишком далеко, чтобы остальные могли до него дотянуться.***
Пронзительно-звонкие рога протрубили трижды, возвещая рассвет, поднимая войско и вырывая Зрячую из чужой памяти. Акелла с недовольным вздохом расстегнула спальник, понимая, что надо просыпаться. Можно, конечно, попытаться подремать днём, в седле или напросившись к доратцам во время их короткой остановки на обед, но это будет не то. И уж тем более не выйдет погрузиться в не-сон. Разговор с Танресом опять откладывался. Вообще-то, она пыталась поговорить с ним только что прошедшей ночью, но разум её то ли случайно, то ли следуя тайным желаниям, нырнул в видения об Изначальной эпохе. Что же, время было потрачено не совсем зря. Она, похоже, увидела, с чего началась самая первая война. Надо признать, событие оказалось удивительно не впечатляющим. Сколько там в итоге покойников набралось в этих двух поселениях разом, сотни две? Тысячи и тысячи погибли в столкновениях с тех пор. Но масштаб, конечно же, не так важен в таких делах. Искра не сравнится с пожаром, который она при нужных условиях может зажечь. И Акелла видела достаточно, чтобы знать — условия были. Годы недоверия, нерешённых конфликтов, незаконченных споров давали пищу огню, который все семеро богов охотно подкармливали, не представляя, какие будут последствия. Всё это мало походило на истории жрецов о том, как Последний тайком создал армию и предоставил Шестерым выбор: подчиниться или пролить кровь. «Интересно, — думала Акелла, — больше ли правды в тех историях, что рассказывают учителя здесь, на Севере?» От размышлений её отвлёк незнакомый кочевник, довольно бесцеремонно схвативший Зрячую за плечо. — Эй, вы меня слышишь? Эй! — говорил мужчина громко и нарочито разборчиво, хотя и с сильным акцентом. — Я… да, — Акелла поморщилась, бросив короткий взгляд на сухую мозолистую ладонь. Он с видимым облегчением убрал руку. — Вы долго не отвечала, я уже думал случилось что, — пояснил кочевник, щуря светлые, почти прозрачные глаза и внимательно разглядывая Зрячую, словно выискивал признаки загадочного недомогания. — Ваша новая конь там, таб-хан сказала мне показать. — Лошадь, — автоматически поправила Акелла. — Или уже тогда «ваш новый конь». Чем ей не понравились те, на которых я раньше ехала? Она последовала за ним прочь от товарищей-магов, которые уже начали собирать свою часть лагеря, выслушивая путанные объяснения и краем глаза следя, кто именно отвлёкся от дел, чтобы в свою очередь как бы невзначай проследить за Зрячей. Сны о поводах, так же, как сны о причинах, принесли немного понимания, но ни капли простоты.