Взгляд Красной Луны

Рэль Шиот, Двадцать девятое число месяца Середины Осени, 7599 года Акелла не стала откладывать разговор с отцом в долгий ящик. Знала, что чем дольше будет тянуть, готовиться, продумывать каждую реплику, тем тяжелее окажется наконец-то пойти и сделать. Да и момент выпал удачный. Пока все были заняты каким-то очередным важным совещанием, то есть неуместной бестолковой грызнёй за власть, которая на самом деле принадлежала другим, они с Ралегдой без лишнего шума отправились в ближайшую часовню, посвящённую Аэлю. Благо, под неё приспособили комнатку в доме буквально по соседству. Идти в храм было бы глупо — там всегда крутилось слишком много людей, а вот единственному жрецу, раскладывавшему на маленьком алтаре еловые ветки, Акелла просто приказала удалиться и никого внутрь не пускать. Он молча вышел, склонив голову. — Подумать только, несколько месяцев назад это стало бы проблемой, — заметила Ралегда, кивнув на дверь, захлопнувшуюся за сутулой спиной жреца. — Несколько месяцев могут быть большим сроком, — с безразличием пожала плечами Акелла. Внешнее спокойствие поглотило её, хотя внутри нарастало звенящее напряжение. Да, теперь, когда Акелла разгадала маленькую тайну пророчества о Зрячей, у них было с чем идти к Аэлю, но всё же она собиралась диктовать свои условия самому настоящему богу. А что, если он откажется помогать и не обвенчает их? Акелла слишком хорошо понимала, что не сумеет справиться со своей сущностью, разрывающей её жизнь напополам, сама. Пророчество надо было исполнить тем или иным способом. Хуже того, просьбой о браке Акелла подставляла под удар и себя, и Ралегду. Девушка, которую она любила, вполне могла прожить нормальную и очень долгую жизнь. Сто пятьдесят лет, а то и все двести — не проблема с такими способностями. Даже учитывая её весьма еретические взгляды на Закон Шестерых. Но втянуть Ралегду в открытую конфронтацию с божеством значило сильно снизить шансы на подобный благополучный исход, и Акелла чувствовала отвратную горечь вины на языке. На мгновение перед внутренним взором снова встала молчаливая тень за решёткой. Путь отступления, последний вариант. Который Ралегда никогда не согласится принять, потому что это, как ни крути, будет предательством. — Ты, кажется, совсем не волнуешься? — Смеёшься? — спокойно ответила Акелла вопросом на вопрос. — Я собираюсь попросить у отца обвенчать меня с девушкой. Фактически, шантажировать бога, требуя нарушить им же утверждённый закон. Да я на стену готова лезть от волнения. Она встала перед алтарём и смерила взглядом голубое знамя, висящее над ним. Ралегда взяла её ладонь в свою. — Я думаю, до этого не дойдёт, — сказала она с глубокой убеждённостью человека, для которого вера не отличалась от знания. — Давно стоило отбросить страхи и обратиться напрямую к богам. Просто ты слишком доверяешь тому, что говорят о них жрецы и политики. «Доверяю тут не я», — подумала Акелла, но промолчала. Не время и не место. В конце концов, Ралегда может оказаться правой в этой своей вере в лучшее. Тот же Танрес помнил Аэля довольно мягким, терпимым и сочувствующим. Может быть, он действительно захочет помочь сам? Наверняка никто не знал, так что спорить Акелла не видела смысла. Вместо этого она только сжала чужие пальцы и попросила: — Позови Аэля. Скажи, что это я, его дочь, хочу говорить с ним по поводу нашего будущего. — Может, лучше ты сама? Акелла покачала головой. Теперь она точно знала, что боги не слышат её голос, так же, как не слышат голоса себе подобных. Молитвы — прерогатива смертных душ. Вспоминая, как разделался Танрес с безымянным жрецом, она не могла сказать, что жалеет. Ралегда попыталась опуститься на колени, Акелла, подчиняясь неясному порыву, удержала её. Это было делом семейным, нечего ползать перед тем, кого, возможно, назовёшь потом родственником. Ралегда посмотрела на неё как-то странно, но переспрашивать не стала. Прикрыла глаза и неслышно зашептала просьбы. Некоторое время тишина часовни ничем не нарушалась. Акелла почти начала сомневаться, как вдруг… Где она находилась и зачем? Что имело значение, когда грудь наполнял невыразимый запах озона, ветра и облаков, лёгкости крыльев, пропасти под ними? На мгновение неважной стала теснота пыльных стен, мало подходящая для поклонения богу ветра, забылись тревоги, на второй план отошли опасения и мысли о будущем. Всё земное показалось ей лишь возней в грязи, прахом, который развеется без следа спустя десяток-другой лет. «Сосредоточься, — сказала себе Акелла, обломанными ногтями впившись в ладонь. — Ты тут по делу, а не ради этих божественных штучек». К счастью, долго наваждение не продлилось. Со вспышкой бело-голубого света подавляющее волю ощущение развеялось — напитавшая воздух сила свернулась в плотную форму. Высокая гибкая фигура мужчины появилась прямо за алтарём. Это было не настоящее тело, конечно, а просто аватар, несущий только часть божественных сил, но даже он выглядел нечеловечески величественно. Голубые и серебристые шелка, окутывавшие Аэля, развевались под порывами неощутимого ветра. Длинные белые волосы струились в воздухе. Естественная, как дыхание, аура беспечности и безмятежности окружала аватар бога. Его точёное лицо, однако, омрачалось тенью глубокой тревоги. Это все произвело на Акеллу странное впечатление. Что-то внутри всё ещё хотело упасть на колени в восхищении, что-то почуяло сородича, а что-то, словно мало ей было собственных противоречий, — узнало бывшего друга. В остальном же… Перед Акеллой стоял незнакомый по большому счёту мужчина. Её отец, да, но при этом — просто посторонний, от которого зависело слишком многое в её жизни. У них двоих не было никакой личной истории, ничто не связывало их, кроме вопросов власти и наследства. Должна ли она была чувствовать сожаление из-за этого? Выросшая среди таких же бессемейных детей, Акелла никогда не задумывалась над подобными вопросами дольше, чем на несколько секунд. — Дочь. — Отец, — выдала Акелла это ничего не значащее слово, сама удивляясь своему спокойствию. — Мы… Она осеклась, заметив, что Ралегда пялится в пространство отсутствующим взглядом и тихо, жутковато улыбается. — Она не слышит, — пояснил Аэль, плавным шагом выходя из-за алтаря. — Что ты сделал с Ралегдой?! — нахмурилась Акелла, сжимая кулаки. — Это касается всех нас, позволь ей слышать. Аэль едва заметно покачал головой. Было видно, что он не только не собирается спорить, но и вообще не допускает возможности, что дочь будет возражать. — В этой смертной душе живёт редкая чистая вера. Жестоко было бы с моей стороны втягивать её в наши семейные неурядицы. Акелла прикусила губу. Значит, придётся идти трудным путем. Естественно. Ничего хорошего никогда не даётся вот так сразу, верно? Даром можно получить только всякую гадость, вроде непрошеного долга, потенциального безумия или чужой бесполезной войны. — Ралегда уже там. И давно, — решительно отрезала она. — Мы пришли просить связать наши души и судьбы, этого не достаточно? — Просить? — промелькнула в голосе бога мягкая насмешка. — Кхм, ладно, — признала Акелла, отводя взгляд на мгновение. — Требовать. Но не суть. Приведи её в чувство, разве так вообще можно разговаривать? Он только вздохнул, тяжело, с затаённой горькой печалью, которую Акелла заметила лишь потому, что помнила не-свою дружбу с Аэлем. Танрес слишком хорошо знал его. — Ты не понимаешь. Всё сложнее, чем может представляться двум юным смертным девушкам. Акелла подавила желание закатить глаза. Разговор едва начался, а смертность и юность уже всплыли в качестве аргументов. В тот момент она пожалела, что не чувствует в должной степени ни страха, ни благоговения. Они, по крайней мере, не толкнули бы её на глупые поступки, на которые могла сподвигнуть зарождающаяся злость. И Ралегда, всё так же пребывающая в неведомых прекрасных далях, самоконтролю не способствовала. — Почему? В чём сложнее? Скажешь, что такая связь между нами вовсе не возможна? Вопреки тому, что она чувствовала, и тому, что узнала из воспоминаний Танреса, глубоко внутри Акелла всё ещё не подавила червячок сомнения, потому, возможно, вопрос вышел довольно агрессивным. Аэль несколько мгновений изучал их обеих внимательным взглядом небесно-голубых глаз. — Не стану. Несмотря на все обстоятельства, ваша гармония, — он улыбнулся, — весьма примечательна. А остальное — мелочи. Мне почему-то кажется, что ты сама это прекрасно знаешь. — Тогда я не вижу никаких сложностей. Приведи Ралегду в чувство, и мы обсудим детали будущего брака. Или откажи нам здесь и сейчас — тогда я пойду прямо к твоему бывшему лучшему другу. Выяснять, что конкретно гласит пророчество по поводу того варианта, где я выживаю и становлюсь богиней. Фраза показалась Акелле неловкой, слишком театральной, но нужный эффект она всё же произвела. Аэль замер, впился взглядом в её лицо, а потом… спрятал их обоих от глаз и ушей других богов. Акелла не знала, что именно он сделал, и не поняла, каким образом она это почувствовала. Процесс ничуть не походил на магию, требовавшую конкретных действий с объектами материального или тонкого мира. Аэль просто изменил нечто непосредственно в реальности, и Акелла была уверена — теперь никто не сумеет подслушать разговор бога с его дочерью-полукровкой. — А вот здесь как раз начинаются те самые сложности, — сказал он, изящно присаживаясь на край алтаря. — Я, признаться, удивлён, что ты догадалась. Или это Последний подсказал? Акелла покачала головой, мысленно делая зарубку: спросить, почему Танрес молчал, ведь он, с этим своим Зеркалом Ночи, знал если не точную, то хотя бы примерную формулировку пророчества. — Хотя так даже проще. Меньше вопросов. Впрочем, полагаю, они у тебя всё равно есть? — Отец! — выдохнула Акелла, слово ложилось на язык непривычно, неловко. — У меня тысячи вопросов, но… Она осеклась, проглотив остаток фразы: «если ты не хочешь отвечать на самый важный, то к чему они?». Знание — это оружие, верно? Акелла была не в том положении, чтобы этим самым оружием разбрасываться. — Не знаешь, с чего начать? — едва заметно улыбнулся Аэль. — С начала? — она передёрнула плечами. — Я в последнее время чувствую себя так, словно заблудилась в лесу в грозу. Ночью. И пытаюсь найти дорогу по вспышкам молний. Немного «путеводного света» от одного из Шестерых мне бы точно не помешало. «А вот следовать за ним или нет — мы ещё посмотрим», — мысленно закончила она, косясь на Ралегду, всё так же блаженно пялившуюся в никуда. Жуткое зрелище. Разве так можно, не с врагами, со своими собственными же людьми? — Что же, мы с твоей матерью… — Подожди, до этого ещё дойдёт. Что вы все не поделили с Танресом? — оборвала Акелла. Назвала Последнего по имени — не успела прикусить язык. Аэль, впрочем, никак не отреагировал, только нахмурился, глаза его посерели, потускнели, словно затягивавшееся тучами небо. Устремив взгляд куда-то дочери за плечо, он вздохнул и сказал: — О. Я, — он запнулся, на мгновение теряя изящество позы и речи, — думал, это все знают. Танрес… В нём всегда было слишком много хаоса, слишком много стремления менять, ставить на случайность, которую он называл истинной свободой. Танрес не переносил слишком жёстких иерархий, даже когда они подразумевали, что править будет он. А в конечном итоге что? Стал Владыкой и Законом для миллионов людей в нескольких странах, утопил мир в крови, лишь бы только он нам не достался. Сцепив руки в замок, Аэль, казалось, не Акелле отвечал, а говорил в бесконечную пустоту. — Ты жалеешь, что уговорил остальных помочь ему появиться на свет? — поддавшись неясному порыву, спросила Акелла, забыв про необходимость раздумывать над каждым словом. Аэль провёл по лицу узкими ладонями, словно пытался стереть что-то невидимое. Жест был настолько живым и настоящим, что нечто её внутри отозвалось, заворочалось растревоженным зверем. Вот так же Аэль сидел, когда говорил, что всегда будет ценить их дружбу и всё то, что они придумали втроём с Иламой, прежде чем отказать в его главной просьбе. Прежде чем остаться с остальными. — Я не сказал бы, что… Подожди. Как ты узнала? — Неважно, — Акелла уже прокляла свой длинный язык и чужую память вместе с ним. — Правда неважно, считай, что мне это приснилось. — Это Последний тебе рассказал? Вы разговаривали? Аэль вдруг показался обычным встревоженным родителем, узнавшим, что дитятко связалось с плохой компанией. Ощущение нереальности окружающего мира накрыло с головой. Продлись всё хоть немного дольше, Акелла рассмеялась бы абсурдной ситуации. «Это происходит на самом деле, или мы наблюдаем какую-то новую форму галлюцинаций Зрячей-Ключа?» — поинтересовалась Акелла сама у себя, придав мысленному голосу как можно больше скептических ноток. — Ничего такого он мне не рассказывал. Вообще. Мне померещилось, привиделось, я просто угадала — что угодно выбирай. Я ведь могла угадать, верно? — Связь, — понимающе кивнул Аэль. — Твоя связь с Последним очень крепка и затрагивает самые тонкие аспекты мироздания, конечно, ты могла угадать. Кстати, я не удивлюсь, если в последние недели она станет ещё более, так сказать, выраженной. Так что не пугайся тёмных снов. — Спасибо, не буду, — мрачно сказала Акелла, не желая углубляться в подробности. Она, как оказалось, знала об этом незнакомце напротив слишком много личного. Ему вовсе не обязательно было понимать насколько. — Я вообще хотел попросить тебя не бояться, — Аэль грустно, но легко улыбнулся, явно отбрасывая в сторону мысли о далёком прошлом. — Да, ты в тяжёлой ситуации. Но мы с твоей матерью о тебе заботимся как можем, всё это время заботились и не оставим тебя теперь… Он, кажется, продолжал говорить, но Акелла слышала только шум в ушах и отголосок последней фразы. — Заботились? Заботились?! — прорычала она сквозь оскал, сам собой растянувший губы. — Бросив меня с непонятными силами среди тех, кто в этом вообще не разбирается? — Это было нужно… — Для того, чтобы я оставалась рабочим инструментом! Чтобы могла видеть сквозь заклятия Танреса, я знаю! И даже не жалуюсь, представь себе, — Акелла выдохнула, пытаясь погасить неожиданную вспышку ярости. — Используйте сколько угодно, не то чтобы тут можно было что-то изменить. Только не надо рассказывать про заботу и прочую чушь. — Мы все несём бремя своего долга. Не стоит думать, что оно тяготит лишь тебя. Акелла промолчала — она не отказывалась от долга, каким бы он ни был, по крайней мере, пока. Она только просила о посильной и адекватной помощи. Не дождавшись реакции, Аэль покачал головой и продолжил: — Впрочем, я могу понять твою злость. Из-за нелепой случайности у тебя не было настоящей семьи и ты росла сиротой при живых родителях. Но поверь, это действительно была случайность. — Ты о чём? — нахмурилась Акелла, теряя нить разговора. — Никто не знал, что пророчество оформится именно для нашей с Сильвенной дочери. Аэль прикусил губу, явно пытаясь подобрать слова на альдике, мало подходившем для подобных тем. С таким же успехом он мог бы говорить на изначальном языке, языке упорядочивания и изменения, родившимся вместе с богами из хаоса — память Танреса шептала прямо над ухом, подсказывая, что именно имелось в виду, тенями шелестела в углах, вспыхивала чернотой под веками, стоило только закрыть глаза на секунду. Или это была собственная сырая сила? — Мы, Шестеро, задали направление, — продолжал Аэль, — не конкретные слова. Формулировку сплела сама судьба, законы сущего. Иначе уже нельзя, мир застыл, приобрёл конечную форму, как обожжённый кувшин. Менять её можно лишь ограниченно, и лучше, так сказать, с полным доступом. — Который будет только у семерых богов, если они объединятся, — кивнула Акелла, понимая, что однажды законченное и представленное на суд публики творение больше никогда не будет принадлежать создателям всецело. — Я знаю, ты не хотел, чтобы у вас с матерью всё вышло именно так. Думаешь, я стала бы с тобой разговаривать, если бы считала, что меня специально вывели для этой войны? — Тогда что же тебя так задело, дочь? Акелла поморщилась — она же уже объяснила, что — но постаралась ответить ровно: — Ложь. Ты говоришь про заботу, а видела ли я её от вас когда-то? Я, а не оружие Шестерых? — Не видела. Мне жаль, — Аэль вдруг как-то оказался рядом, положил руку на плечо, заглянул в глаза, склонившись, чтобы не смотреть с высоты роста своего аватара. — Но это разве значит, что её не было? Наверное, это должно было успокоить, но Акелла только вздрогнула, осторожно убирая чужую ладонь. Она не любила так близко находиться к незнакомцам, тем более к настолько опасным и не стесняющимся применять свои силы. — Ты упускаешь одну деталь. Всё это время ты скрывала свою связь с Последним, так? — Аэль дождался её кивка. — И правильно делала, нечего о таких вещах кричать на каждом углу, особенно когда тут ещё и пророчество о Ключе замешано. Но вместе с тем, ты понимала, что мы с Сильвенной прекрасно знаем, кем ты можешь стать. — Мать — пророчица. И пророчество о Зрячей провозгласила именно она. Конечно, она знает. И как жрица, разумеется, рассказала своему богу всё до последнего слова. Неодобрение прокралось в последнюю фразу само собой. Акелла не могла сказать, кому именно оно принадлежало; в любом случае, Аэль не обратил внимания. — Верно. Мы знали, но тоже хранили тайну. Ото всех, включая других богов, — Аэль отвёл глаза, словно признался в чём-то постыдном, — Судьба всего мира значительно важнее судьбы одной колдуньи, пусть даже она моя дочь. Ты знаешь, как именно звучит четвёртый вариант? «Если пройдёт по третьей дороге, Красная Луна направит её и станет она богиней, ему подобной». Сердце вдруг метнулось испуганным зверьком, осознавшим неизбежность расставленной впереди ловушки. Неизбежность и определенность звучала в словах точной формулировки. — «Ему подобной», — повторила Акела как завороженная. — Именно. Думаешь, кто-то из других богов стал бы рисковать, позволяя тебе делать такой выбор? Ты жива лишь потому, что твои непутёвые родители сохранили пророчество в тайне. Мир не перевернулся с ног на голову, слова Аэля не стали откровением, только лишний раз высветили неприятную правду: не так святы Шестеро, как утверждают храмовые тексты. — А как же вот эта строчка: «Если ни одну из них не осилит Зрячая, то могучие силы разорвут наш мир, стремясь обладать им»? Разве не значит она, что я должна остаться в живых? — спросила Акелла, пытаясь не поддаться волнению и уложить всё происходящее в единую логическую цепочку. — Увы. Она значит лишь то, что после твоей смерти нам понадобилось бы создать ещё одного Избранного. — Если это так легко, то почему ты не мог просто учить меня с самого начала? Да, я не стала бы Зрячей, но сделали бы себе ещё кого-то на эту роль и всё. — Пророчество связывает твою божественность с Последним. Оно конкретно провозглашает, что если богиня, то такая как он. — Но почему?! Аэль только пожал плечами. — Кто знает? — печально вздохнул он. — Может быть, у нас бы не получилось тебя учить — именно Последний лучше всех разбирается во внутреннем функционировании божественных сил, ведь его чародеи много лет посвятили изучению этих вопросов. Может, ты сама рано или поздно стала бы тёмной силой просто из-за того, что половина твоего наследия — человеческая, а в людях больше от Последнего, чем от любого из нас. Я бы рискнул, я бы растил тебя несмотря ни на что, а Гёда и Атлу можно было бы уговорить, но Илама? Но Ваалн и Кереса? Я слишком хорошо знаю их. Акелла снова покосилась на Ралегду, невольно задумавшись, какой была бы её реакция на всё это. В её картину мира такие боги едва ли вписывались. — Как забавно выходит, — совершенно невесело сказала Акелла. — Пророчество само исполняет себя. Но человеком после всего этого ты поможешь мне стать? Обвенчаешь нас? Да, это немножко противозаконно, но зато я не пойду к Танресу исполнять четвертый вариант. Прочитать долгий взгляд, которым Аэль её смерял в ответ, у Акеллы не получилось. Что-то было в нём… что-то. Будь она более впечатлительной, испугалась бы, а так просто холодок пробежал по коже. — Услышав это, Илама убила бы тебя на месте. И убьет, если узнает, что я согласился. — Но что ещё мне остаётся, отец? — голос дрогнул против воли. — Умереть? Ради чего, добра и всеобщего блага, что ли? Повисла тишина. Аэль всё ещё смотрел на дочь с нечитаемым лицом, Акелла старалась не прислушиваться к мутному клубку чувств, который скручивался туже и туже. Потом, она разберётся с ними потом, сейчас важнее держаться на плаву. — Верить, — голос наконец разбил тишину порывом потустороннего восточного ветра; ничего человеческого, ничего знакомого в нём больше не было. — Верить в своего отца, если не в Шестерых. Пророчество обещает тебе смерть от руки Рэйна? Но он всего лишь колдун, не бог и не судьба. Я уберегу тебя. Я буду там, у стен Нэшхайши, следовать каждому твоему шагу. С верой в это ступай твёрдо, дочь. Акелла хотела задать миллион вопросов. Почему нельзя решить проблему, не усложняя и не играя с пророчеством? Так ли просто избежать судьбы, созданной для неё самими богами, пусть даже с их помощью? Так ли силён будет аватар Аэля на землях Севера, что сумеет помочь ей в столкновении с Рэйном? Нечто внутри подсказывало ответ на последний, с почти гордостью уверяя: «Нет, не сумеет он тебе помочь, разве что во плоти явится, и то я бы посмотрел, как никогда не сражавшийся бог выйдет против Рэйна в средоточии моих сил». Это сложно было назвать голосом, скорее ощущением, которое не добавляло спокойствия. Но всем вопросам и сомнениям суждено было остаться невысказанными — то ли чутье подсказывало ей затаиться, то ли воздух как таковой мешал говорить той, кто должна была молчать в присутствии бога. Так или иначе, Акелла лишь склонила голову, покоряясь накатывающей безысходности. Аэль выбрал, а у неё выбора больше не осталось.