Stray

Ацуши намного жестче и агрессивнее, чем хочет казаться. Он весь — это потертая, изъеденная людьми и временем наждачная бумага со своими шероховатостями и неловкостями; шершавый и абсолютно невзрачный на вид клочок, засыпанный сверху сахарной пудрой и фальшивым блеском. Ацуши улыбается — он хороший мальчик, он может сойти за хорошего мальчика, даже если переломает всем в округе кости. Ацуши улыбается — и все вокруг покупаются на эту улыбку. Ацуши с детства говорили, что он — ничтожество, что он ни на что не годен. Ацуши с детства умеет причинить боль так, что на раны можно будет плескать хоть спирт, хоть чистейшую серную кислоту — больнее не станет в принципе. Ацуши из тех, кто с упреждающе вежливой улыбкой вгоняет иглы тебе под ногти, вцепляется в горло мертвой хваткой, бросает на корм зверю. Ацуши не умеет любить — любовь из него выбили вместе с чувством совершенства мира в пыльном приюте. Ацуши не умеет жалеть — разве что самого себя. Поэтому когда Дазай обнажает бинты, и под ними не оказывается ни единого живого места, Ацуши его не жаль. Он бездумно ведет подушечками пальцев по уродливым рубцам и запекшимся царапинам и, кажется, говорит что-то мягкое, гладкое, ободряющее, в духе хорошего мальчика. Ацуши говорит "мне жаль, я не допущу, зачем вы раните себя, Дазай-сан?" и заглядывает ему в глаза с кроткой полуулыбкой, но его глаза не улыбаются. В его глазах — полное безразличие. Дазай думает, уж лучше бы он сказал, уж лучше бы Ацуши говорил, уж лучше бы откровенно посылал мир к черту и кричал о том, что "бог устал нас любить, пусть и не пробовал даже тратить на меня свои божьи силы". Дазай думает: интересно, умей Ацуши улыбаться от души и от сердца, как бы выглядела эта улыбка? Дазай смотрит в пустоту и отрывисто смеется — он знает, что Ацуши не поймет. Ацуши вздрагивает от режущего, сухого смеха и впивается в Осаму взглядом. Дазай мимолетно отмечает, что таким волчьим, оборотническим и совсем не взглядом милого тигренка можно вспарывать вены. Так сказать, на заметку, для записать на полях книжечки и забыть. Ацуши ослепляет своей живостью, улыбкой и крупицами жидкой ненависти по краям глаз. Дазай делает вид, что верит в хорошего-послушного-идеального мальчика Ацуши, заново перетягивая бинтами подернутые временем шрамы. Он знает, что самую глубокую рану Ацуши без слез, жалости и хоть иллюзорной кривизны души оставит ему своей же собственной рукой. Потому что у самых милых роз всегда ядовитые шипы.