Безумие

— Все-таки, я была права, — говорю я, лежа на спине и глядя в потолок. Джек лежит рядом, кажется, дремля. Моя голова покоится на его плече, и его кожа кажется мне не такой холодной, как раньше. Может, просто я привыкла к этому или сама медленно заледеневаю? — М? — отзывается он, распахивая глаза. Конечно, он не спал. Духу не нужен сон. — О том, что ты — мой ангел-хранитель.       Джек промолчал, а я поспешила продолжить: — Ты спас меня тогда, спас и сейчас. Кажется, я навечно твой должник.       Я издаю смешок, хотя в груди все предательски сжимается, от ощущения надвигающейся катастрофы.       Эта ситуация может сблизить нас, ровно, как и отдалить. Хотя, куда уж дальше? Вроде, вот он, лежит рядом, Джек Фрост, дух зимы и веселья, тот, кем я бесконечно дорожу. Но он не мой. И никогда не будет принадлежать мне.       Я приподнимаюсь на локте, глядя на него. Лицо у него задумчивое и отстраненное. Конечно, он думает обо всем, что произошло. Вот только к каким выводам приходит меня очень волновало.       Свет от фонаря заполнял комнату, слабый ветерок раздувал занавески. По идее, мне должно быть холодно, ведь я лежу, совершенно обнаженная, перед распахнутым окном, а рядом сам дух зимы. Но холода не было. Физического, по крайней мере. Холод был внутри, где-то глубоко он разрастался, наполняя до краев. — Джек, — позвала его я, не выдержав этого тягостного молчания, — давай поговорим.       Он поворачивает голову в мою сторону и удивленно смотрит, будто только что понял, что находиться здесь не один.       Я сглатываю подступивший к горлу ком, и стараюсь улыбнуться. — Что было, то было, правда, ведь? Если тебя это так волнует, давай представим, что ничего не было?       Мне тяжело даются эти слова, потому что я прекрасно понимаю всю их абсурдность. Как раньше уже ничего не будет. — Этого и не должно было быть, — отвечает он, после минутного молчания.       Внутри все обрывается. Мне становится невыносимо страшно — что будет теперь.       Он жалеет, это понятно. Но, черт подери, что такого мы сделали? И я говорю ему об этом.       Джек качает головой и садится. Нашаривает рукой свою одежду и спешит натянуть ее на себя. — Да, конечно. — Говорит он. — Только я не обычный человек. Я — дух. — И что же дальше? — уточняю я, не удержав возмущенную интонацию.— Насколько я убедилась, с этим у тебя все в порядке.       Я ощущаю, как он усмехается. А затем он встает, одевая свою неизменную толстовку. — Так не должно быть. — Потому что я человек и рано или поздно умру?       Я тоже поднимаюсь, кутаясь в одеяло. Обхожу его и встаю лицом к лицу.       Он выглядит немного смущенным, когда смотрит на меня. Это почти мило. Еще более взъерошен, чем обычно. — Если ты думаешь, что что-то мне должен, то нет, — говорю я, опуская голову. — Большая девочка уже, знаю, что громкие слова — всего лишь содержание дешевых романчиков.       Но он делает шаг, заключая меня в объятия, и мне с трудом удается не выронить из рук одеяло. — Дело не в этом, — говорит он тихо, — такого рода отношения между людьми и духами недопустимы, и не только потому, что ты однажды умрешь. Вспомни, что было тогда, в Париже? Ты заболела, всего лишь проведя со мной несколько часов. Подумай, что может случиться сейчас.       Я прижимаюсь щекой к его ключицам, ожидая услышать стук сердца, но ничего этого нет, хотя мне кажется, что там все же что-то есть, что-то теплое и живое. Это и пугает и завораживает одновременно. — Это не самая плохая участь, — отвечаю я. Я отстраняюсь, глядя на него с улыбкой. — Тебе не стоит волноваться. Я — не жалею. И ты не жалей. Было и было. Надо смириться и жить дальше.       Он медленно кивает, обходя меня, подхватывает свой посох с пола и вскакивает на подоконник.       Я вижу, как он медлит, будто хочет сказать мне что-то еще, да вот слов не находит. И я подхожу к нему, беря за руку, и несильно тяну на себя, запечатлев на его губах легкий поцелуй. — Иди, — говорю я, улыбнувшись. Он тоже рассеянно улыбается в ответ. А потом его подхватывает ветер, унося куда-то за горизонт.       Улыбка медленно сходит с моего лица, когда я тянусь закрыть окно. Взгляд падает на висящее на створке дверного шкафа зеркало. Из отражения на меня смотрела совершенно бледная девушка, с почти синими, как у покойницы губами, глубокими нездоровыми тенями под глазами. Но самым страшным было то, что прямо на глазах несколько прядок становились пепельно-седыми, выделяясь на темных волосах.