Безумие

      Зарыться с головой в одеяло, не вылезать оттуда, пока за окном не прогремит Апокалипсис, и четыре мифических всадника не пронесутся по дороге, оставив за собой лишь руины. По крайней мере, мой Апокалипсис уже наступил. И выражался он отнюдь не в разрушении внешнего мира. Он был внутри и разрушал меня, не оставляя и шанса когда-нибудь пробудиться от этого страшного кошмара. Ну, а что собственно я могла сделать? Ответов у меня не было, а получить их, значит рассказать причину своих неприятностей, что я тоже не могла сделать. От Джека я видела лишь добро, было бы несправедливо огорошивать его новостью о моей возможной кончине, по его вине. В том, что я умру, я уже не сомневалась. Как там сказал Кролик? Ты пахнешь смертью? Что оставалось, принять помощь Кромешника? Тоже сомнительная авантюра, встревать в которую я не имела ни малейшего желания. Вот и приходилось, стиснув зубы, сжимая волю в стальных кулаках, делать вид, что все замечательно и в ближайшей перспективе я вовсе не собираюсь двинуть кони.       Джек сдержал свое обещание и в последние дни зимы он пришел к моему брату. Он просидел с ним с полчаса, потом шагнул ко мне в комнату через открытое окно.       Прощание вышло скомканным и не долгим. — Пока, — махнула рукой я, улыбнувшись, — до следующей зимы.       Джек растерянно кивнул. В его глазах я читала сдержанное беспокойство, перекликающиеся с толикой смущения. Вот отчего? Он явно выжидал чего-то, на что не мог решиться сам. — Да, — отозвался он, наконец, — пока.       Перед тем, как распрощаться совсем, я порывисто обняла его, сердце билось глухо о ребра, не принося ожидаемого тепла телу. Его приносило тело Джека, что с улыбкой обнял меня в ответ. Заметил ли он?       Нет, его тепло было слишком слабым для меня, но ощутимым, реальным. Контраст для него же все еще слишком большой, чтобы он мог понять.       Когда он ушел, я долго стояла у окна, вглядываясь пустым, ничего не выражающим взглядом, во двор, пока в темноте не сверкнул янтарный холодный отблеск, испугав меня до чертиков, но выводя из подобия транса. Мотнув головой, отгоняя странное видение, я поспешила лечь спать.       С приходом весны состояние мое ухудшилось. Мне было невообразимо жарко, мне казалось, что я плавлюсь под мартовским солнцем, растаю, как снеговик, стану кровавой лужицей на грязном асфальте. Это было страшно. Я не ощущала себя целостной, мне казалось, что вот-вот у меня оторвется рука или однажды я проснусь отдельно от собственных ног.       Я страшилась прихода лета, уже сейчас лихорадочно соображая, куда бы могла уехать. Наверное, стоит поехать к кузине на Аляску. Она звала меня как-то, только все не было времени, да, и по правде говоря, желания, ехать в такие дебри. Сейчас же перспектива посетить холодный край не казалась мне столь отвратительной идеей.       Осталось понемногу настроить семью, готовя к моему скорому отбытию. На тот свет в том числе…       Вот только отбытие потеряло в себе всякий смысл, когда с приходом мая мне вдруг стало лучше. Будто солнечный свет наполнял меня, заполняя своей энергией пробелы, восстанавливал по клеточке мою душу. Я никогда не думала, что буду так радоваться теплу и солнцу.       Волосы я исправно красила, приноровившись делать это самостоятельно. Каким-то необъяснимым образом краска полностью сходила уже спустя неделю-полторы. Седина, что отчетливо затронула несколько прядок, стала удручающе обширнее и теперь из них получалась полноценная небольшая тонкая косичка. Вот только это меня не радовало. Эта была не та седина, что украшала головы стариков серая, выцветшая, нет. Моя была ослепительно белой, как снег. Хотя поначалу, как ранний снежок была тусклой, но наливалась белизной все больше день ото дня. Но с приходом тепла и этот процесс остановился.       Всю весну и лето я не красила волосы. Знакомым говорила, что экспериментирую над собой. Те пожимали плечами, ну, стукнуло девке на третьем десятке вести себя как девчонка-подросток, ну и что? Таких, с придурью, тут каждый второй.       Из кафе я уволилась еще в апреле, и теперь сидела в адвокатской конторе в качестве секретаря. Мой шеф, солидный статный мужчина лет тридцати восьми, уже успевший побывать в двух браках, исправно выплачивавший алименты бывшим женам, теперь искал новые отношения с вероятной возможностью заключения третьего брака. Человек мазохист, явно. Или с прибамбахом, большим таким и трудно излечимым, если столько раз напоровшись на грабли, он ни чему не научился. Но дураком он не был, мой шеф был не исправимым оптимистом, я даже не знаю что было хуже.       Как бы это странно не звучало, кандидаткой на руку и сердце преуспевающего адвоката стала я. Нет, а что, мне почти двадцать четыре, аккуратная, исполнительная, не лезущая не в свои дела, довольно симпатичная. Что еще мужчине надо?       Ну, а я? Что я испытывала по отношению к боссу? Разумеется, как мужчина он был привлекателен, и я не отрицала, что он красив. Обеспеченный человек, независящий ни от кого, что еще тебе, черт подери нужно, Рэйчел? Неужели, ты всю жизнь планируешь жить от зимы до зимы, в ожидание того, кого видишь только ты и пара десяток детишек? Тебе самой-то не смешно?       Смешно. До слез. До дрожи. Мне пришлось признать, что я по уши влюбилась в Ледяного Джека. Пришлось смириться с тем, что я жду первого снега, как благословения, что вздрагиваю каждый раз, когда что-то стучит у моего окна.       Но мне было слишком много лет, чтобы верить в сказки. Джек ясно дал понять, что то, что я хотела бы от него, невозможно. Любил ли он меня? Наверно. Правда, не той любовью, что мне хотелось бы. Но чего именно я от него хотела, четко сформулировать я не могла даже себе. Мне все больше начинало казаться, что тогда он уступил мне из какой-то изощренной жалости, потому что решил, что…. Черт его знает, я не могла, у меня не было сил додумать эту мысль. Вот и оставалось отложить это в долгий ящик и по возможности никогда туда не заглядывать. Что было то было, я сама это говорила, так стоит ли теперь, спустя столько времени, искать ответ на вопрос «почему»?       Мой роман с шефом закрутился к концу лета. У меня не было никаких пылких чувств к мистеру Джойсу, простая симпатия, уважение и… И, пожалуй, больше ничего. А он, кажется, поставил себе целью добиться моего внимания любой ценой. Он слал мне цветы, подвозил по вечерам до дома на своем красном «Мерседесе», иногда даже встречал с утра. Звал меня в театр, возил на выставки, однажды, даже взял с собой на одну деловую вечеринку в Нью-Йорк, купив мне перед этим роскошное вечернее платье.       И я улыбалась ему. Благодарила, вот только будто закрывалась от всего, абстрагировалась, уходила в себя.       Мыслями я все время возвращалась на ту Парижскую крышу с улыбающимся пепельноволосым юношей, стоящим на краю, с мечтательной улыбкой и восторгом в глазах, смотрящим в ночное небо. Нет, так не могло больше продолжаться. Джек давным-давно умер. Есть дух зимы, который никогда не сможет разделить моих чувств, а если, все же ответит мне взаимностью, эта связь приведет к ужасающим последствиям. Я должна прожить эту жизнь, должна найти свое место в ней. Может в той, другой, Луноликий выполнит мое желание, и я смогу носиться с Ледяным Джеком на северном ветре, насылая на города метели и морозы?       Поэтому, когда Генри Джойс пригласил меня к себе на чашку кофе, я не стала отказывать…