Безумие

      С приходом зимы, которая выражалась здесь в моросящем дождем, мое прошлогоднее непонятное состояние снова дало о себе знать. Я изнывала от удушающего климата, целыми днями сидела под вентилятором в съемной комнатке над кафешкой, где я подрабатывала посменно.       Письмо домой я написала уже на следующий день, после побега, чтобы мать не волновалась за меня, сбивчиво пытаясь объяснить, что должна уехать и, что вернусь весной, перед родами. Я не нашла в себе смелости позвонить. Обвиняя себя за малодушие, я долго сидела над чистым листом бумаги, думая, в каких словах мне попросить прощения перед родными и как объяснить, что мне необходимо побыть одной?       Мама не стала навещать меня. Может, была обижена, поэтому решила дать мне волю пожить так как я хочу, а, может, потому что понимала.       Так или иначе, я поселилась здесь, с каждым днем дурея все больше от этого ужасного скребущего чувства катастрофы.       В конце февраля меня положили в больницу с подозрением на выкидыш. Врач говорил, что у меня странная пониженная температура, что кровь двигается по сосудам с какой-то не такой скоростью. Я ничего не понимала. И это пугало меня. Я страшилась того, что сулило мне окончание этой истории.       Лежа ночью в больничной палате, под кучей проводков и капельниц, я мучилась от бессонницы. Безуспешно я пыталась считать овец, отгонять все мысли из головы, когда ощутила странный сырой запах и непонятно откуда взявшееся волнение. — Привет, — услышала я низкий голос с хрипотцой, который смутно показался мне знакомым. Повернув голову, я со страхом наблюдала, как из темноты выходит Кромешник, приветливо мне улыбаясь. Со сцепленными за спиной руками, он медленно шагал к моей кровати и казался совсем беззаботным. — Здравствуйте, — растеряно отозвалась я. Повисло молчание, во время которого мы с этим духом смотрели друг на друга: я в легком замешательстве от его внезапного появления, он со странной спокойной полуулыбкой на лице и все понимающим взглядом.       Наверное, это глупо вот так таращиться друг на друга, и он ждет от меня каких-то действий. Черт, наверное, с моей стороны не вежливо даже не предложить ему присесть, что я, не подумав, и ляпнула, чем вызывала у духа кошмаров смешок. — Я пришел получить ответ. — Какой? — не поняла я, смутно припоминая наш первый и последней разговор, а потому понимающе протянула — а, ясно…       Он ждал, а я медлила с ответом. — Я могла бы посоветовать вам пойти к тем детям, которые страдают от домашнего насилия, или бездомным, детям-сиротам. Но… думаю, вы и сами знаете, лучше меня о подобных источниках вашей… эм… силы? — неуверенно закончила я.       Кромешник кивнул, и не перебивая, вальяжно опустился на стул, стоящий возле моей койки. Наверное, мне повезло, что в палате я лежала одна, как пациент, который может заразить непонятной болезнью других больных и вызывать массовую эпидемию. Хотя даже я, человек далекий от медицины, понимала, что с такими симптомами как у меня вряд ли это инфекционное, скорее, генетическое, но не суть. Я была рада, что сейчас я одна в палате, иначе соседи, подумали бы что я сумасшедшая раз говорю сама с собой. — Поэтому, могу предложить вам только свой страх. Он вполне конкретен — я боюсь потерять своего ребенка. Боюсь смерти, если вам угодно. — Он не конкретен, — отрезал Питч, — смерть — это тоже абстрактно. А своего ребенка ты можешь потерять тысячью самых разных способов.       А потом он вдруг резко поднялся со стула и навис надо мной, внимательно вглядываясь в мое лицо, от чего я вжалась в подушку, чувствуя, неприятный холодок, пробежавшийся вдоль позвоночника от легкого чувства страха.       Питч выпрямился так же неожиданно, как и оказался рядом с моей постелью, но медленнее, чем, когда склонялся. — Но в данном конкретном случае, этот страх мне подходит, — сказал он. — А потому, слушай. Ты жива, ты стареешь, как и положено людям. Ты умрешь тогда, когда и было предопределенно с момента твоего рождения. Но ты вступила в контакт с каким-то духом, который пробыл рядом с тобой слишком долго. Именно он оставил на тебя след своего присутствия, поэтому, ты будешь выделяться среди людей для других духов… — Но вы тогда сказали, что я как бы умираю, — перебила я его.       Питч покачал головой, и как-то странно ухмыльнулся. — Видимо, твой контакт с духом был более тесен, чем следовало бы, и этот след остался в тебе, теперь пытаясь прижиться и подстроиться под особенности твоего тела. — Хотите сказать, что этот след — живой? — Нет. — отрицательно покачал головой Кромешник. — Духов наделяют силой другие духи, более сильные и древние. Этот дар навечно соединяет их. Можешь расценивать это как покровитель и подопечный, учитель и ученик, хозяин и слуга…. А теперь подумай о том, что дух вступил в близкий контакт с человеком, в то время, как человек не должен вовсе видеть ничего подобного. Он приобщил к нашему миру еще кого-то, не просто заставляя верить, но и привлекая внимание высшего духа к этому… хм… общению.       Я замерла. Липкий страх сковал все мое тело. Я и не заметила, как мониторы запищали чуточку быстрее от моего участившегося пульса, как в довольной улыбке расплывается лицо Питча напротив меня…       Если все это — правда, а я не сомневалась, что правда, то получается, мы привлекли внимание Луноликого, который шутки ради, а, может, из-за лучших побуждений, решил сделать так, чтобы я каждый раз не сваливалась с воспалением легких, когда решаюсь поцеловать Джека?       Но почему же Кролик тогда сказал, что я пахну так, как будто умерла? Исходя из объяснений Кромешника, я сделала вывод, что это могло быть потому, что много времени провела с Джеком. Наверное, его аура покойника так плотно впиталась в меня, что теперь и другим духам кажется, что и я оживший труп. Или это то самое выделение из толпы?       А, может, я действительно умираю? Это как наказание от этого высшего духа за то, что я пожелала слишком многого, за то, что слишком слабая и глупая, чтобы понять, что делать можно, а что нельзя.       Поток мыслей сбился в тот момент, когда я почувствовала сильное головокружение и легкую тянущую боль внизу живота. — Спасибо за объяснение, — сказала я, задумчиво глядя на свои сцепленные в замок похолодевшие пальцы, лежащие у меня на коленях. — Но вы сказали, что вам нужен мой страх. Я ведь не боюсь сейчас, даже не думала об этом. Мне надо об этом подумать?       Я подняла взгляд и меня ощутимо передернуло. Мне показалось, что тень Питча была живой и шевелилась независимо от своего хозяина, что она разрослась и теперь заполнила собой все пространство палаты. Глаза повелителя кошмаров блестели холодным янтарным блеском, а улыбка меня пугала так же, как если бы я сейчас оказалась посреди дороги, а на меня с огромной скоростью летела груженная фура. — Нет. Это ни к чему. Твой ребенок только что умер, и я просто заберу его душу.       Мой собственный протестующий крик оглушил меня, когда рука с длинными тонкими костлявыми пальцами потянулась к моему животу, а сама я почувствовала острый прилив нестерпимой боли.       Дальнейшие события я помню плохо. Как вбежали в мою палату врачи, как медсестра держала мне руку, пока другая вкалывала наркоз, как я истошно кричала, что не отдам Питчу моего ребенка, просила, чтобы меня отпустили, что я должна бежать отсюда. А потом сознание покинуло меня вместе с действующим наркозом.       Вот только на следующий день я проснулась от дикого отходняка после наркоза, с большим швом вместо округлившегося живота, страшной болью в голове и с разросшейся сединой по левой части головы.