МОНОЛОГ ДЖЕЙН

      …и тут ты вылетаешь мне навстречу и, не говоря худого слова, стискиваешь в объятиях, а твои мокрые волосы щекочут мою шею — я в полном шоке — прежде не видела тебя такой. Никогда. Словно мы расстались на несколько невыносимо долгих лет, и ты успела страшно за мной соскучиться. Даже когда мы ссорились и мирились, то уважали личное пространство друг друга, и в финале нашего объяснения по поводу Тома, в том затрапезном ночном клубе, мы как-то обошлись без жарких объятий в честь нашего долгожданного примирения…       Мы сидели и пили не самый лучший в нашем мире кофе (хуже выходит только у Трента, но он варит его, почти не открывая глаз, словно лунатик, поэтому очень не рекомендуется менять коробки на полке местами, если, конечно, не собираешься отравить моего братца). Главное — кофе был горячим, а тебя трясло. Не сколько от холода, а скорее от свалившегося тебе на голову откровения, что у тебя, оказывается, очень тяжёлый характер и твоим близким было очень непросто с тобой все эти годы. Тоже мне новость! Могла бы и у меня спросить… Я бы тебя просветила на эту тему гораздо раньше. Да и я сама не сахар: родителей не так часто вызывали в школу только потому, что их было трудно застать в городе, а Трент… С первого же взгляда на моего любимого старшего братца было ясно — бесполезно… В конце концов стало уже непонятно кто из нас старше — вечно сонный разгильдяй Трент или я, его младшая сестрёнка. Плюс дурацкая авария, в которую ты чуть не попала. Короткое объяснение с полицией, и вот мы сидим в этой придорожной закусочной. Я прячу довольную улыбку за свою кружку с кофе: ты не стала выдёргивать Тома из его уютного семейного гнёздышка. Оказалось, что я единственный на свете человек, перед которым ты можешь излить душу. Можно гордиться. Мы улыбаемся друг другу словно заговорщики: твоя исповедь — это наша общая тайна. Высшая степень доверия. Между нами нет никого и ничего. Даже Тома. Оказывается, я тоже ревнива…       Я долго не понимала тебя, но наконец до меня допёрло, что из-за того, что ты так плохо сходишься с людьми, ты держишься за того, кто стал дорог, зубами и когтями. А уж за того, кто принимает тебя такой, какая ты есть, и не пытается перекроить на свой лад… Я тогда тебе врала — я не одиночка. У меня просто более лёгкий характер. Легко схожусь, легко расхожусь с людьми. Приятели, шапочные знакомства… Настоящим другом стала только ты. Первый настоящий друг.       Постепенно мы обе поняли, что каждая из нас не может без другой. Когда я осознала, что не только начинаю превращаться в некое подобие Кевина, но и теряю тебя — ушла из команды по бегу. Беднягу Тома я была готова уступить тебе, а ты — оставить его ради меня. Мнение Тома нас обеих не волновало… Сюжет для старой комедии. В конце концов, в итоге, мы обе его бросили…       Выйдя из закусочной, мы расселись по своим машинам и отправились по домам. Дождь уже кончился. Перед тем как сесть в свой автомобиль, ты меня снова обняла. И коснулась губами щеки. У себя в комнате я упала плашмя на кровать — надо было всё обдумать. Но на следующий день ты была такой же как обычно — привычно спокойная, собранная, серьёзная. И всё как-то забылось — не до того стало, нас закрутила школьная рутина. Последние тесты, экзамены, выбор колледжа… Том поступил в Бромвелл, ты — нет, но в РАФТе тебя встретили с распростёртыми объятиями. Я не заметила, чтобы ты была сильно расстроена отказом в приёме от Бромвелла. Я же всё-таки собралась с духом, послала документы в колледж искусств и была принята — Эшфилд таки вернул меня тогда с небес на грешную землю. Я была очень рада, а ты довольна, что мы будем учиться в одном городе. Том… То, что ты дважды получила вежливый отказ из Бромвелла дало тебе прекрасный повод расстаться со Слоуном. Хотя тебе и было неприятно, что пришлось пойти на разрыв, но на большее, чем дружба, бедняга всё равно не мог рассчитывать. Но расставание с девушкой — это не мировая катастрофа, в конце-то концов…       После сонного и маленького Лондейла Бостон… Меня даже немного взбодрило — я всё-таки с детства грезила о Нью-Йорке, об этом гигантском мегаполисе, а ты как-то сжалась, притихла. Напуганная суетой и шумом незнакомого большого города, настоящая девочка-провинциалка, выбравшаяся в новую жизнь из своего тихого городка. Мы с тобой гуляли по Бостону, знакомились с незнакомым для нас новым городом. И однажды нашли маленькое кафе, очень подходившее для наших регулярных встреч и посиделок после занятий. У нас появились какие-никакие знакомые и приятели по колледжу, но однажды ты сказала, что тебе всё равно сильно не хватает меня. А мне было трудно без тебя — я за школьные годы привыкла, что ты почти всегда где-то рядом — во время занятий в колледже я, иногда забывшись, ждала твоей реплики, саркастического замечания и, вспомнив, что тебя нет рядом, мысленно произносила их за тебя. Ещё ты хотела, хотя бы несколько часов тишины и покоя — у тебя началась просто дикая ностальгия по твоей странной комнате со стенами, обитыми мягким, в родительском доме в Лондейле. Где тебя не дёргали поминутно, и это была только ТВОЯ комната. Ты даже не давала Хелен сделать в ней косметический ремонт, даже маленькой перестановки — эта комната была отражением тебя. Мне тоже её не хватало. Существовал только один самый простой выход из этой ситуации — снять квартиру. И в один прекрасный день мы переехали.       …Я снова забираюсь с ногами на твою кровать и поскрипываю карандашом в альбоме для скетчей, а ты стучишь по клавишам ноутбука, нахмурившись и прикусив нижнюю губу… Или лежишь на кровати поверх покрывала, уставившись в потолок, и о чём-то размышляешь. Мы часто даже не разговариваем друг с другом — в этом нет большой нужды — достаточно ощущать присутствие другого рядом. Мне достаточно просто стоять у мольберта и сосредоточенно наносить мазок за мазком, пока ты сидишь перед телевизором и задумчиво, без всякой цели, щёлкаешь пультом, переключаясь с канала на канал, не задерживаясь на очередной картинке даже на пару секунд. Или, сгорбившись, читаешь, уткнувшись носом в книгу. Я только после нашего переезда наконец полностью осознала, КАК мне всего этого не хватало.       И этого мне тоже не хватало. Наших посиделок в твоей или моей комнате. Нашей ленивой трепотни о занятиях, преподавателях и прочем. Твоих едких и метких комментариев. Всё было опять как в старые-добрые школьные времена.       …Ты так и не смогла объяснить, что на тебя тогда нашло — мы уже неплохо обжились в нашей квартирке — к тому времени прошло уже месяца два, как мы в неё въехали. В тот вечер в закусочной всё случилось из-за твоего внезапного приступа самоедства, осознания степени собственного «сволочизма» по отношению к самым близким людям, дурацкой аварии на дороге — ты была в полном душевном раздрае… Но в тот бостонский вечер… Я только вышла из ванной в своей «пижамке», как ты вдруг бросилась мне на шею… И в это мгновение весь мой мир перевернулся вверх тормашками. И рухнул. Но мне было плевать. Потому что всё стало таким, каким и должно было быть изначально — всё стало ПРАВИЛЬНО. Всё встало на свои места. Мы не могли друг без друга. На самом деле мы давно уже поняли это. Мы давно шли к тому, что случилось в тот вечер и продолжается с тех пор. Я даже и не вспомнила про Эллисон и её слова, а вспомнив, мысленно показала ей язык, ведь именно из-за тебя я и послала её куда подальше. Теперь это было мне совершенно ясно.       …Хелен была в полной растерянности от шока. И Джейк. И Квин. Все.       — Ну что тут скажешь… — как-то сомнамбулически протянула Хелен. — Мне необходимо… подняться к себе — подумать…       Она встала, пошатнулась, и Джейк её придержал за талию. Квин таращилась на нас обеих так, словно внезапно выяснилось, что ты ей действительно не только не родная сестра, а вообще инопланетянка — удочерённая пришелица из Розуэлла. И я заодно тоже с той самой, разбившейся в Нью-Мексико, «тарелочки». Квин только собралась рвануть с места к себе, как ты нахмурилась и строго посмотрела на неё:       — Слышишь, сестрица — никому. Никому ни слова. Это только наши семейные дела.       Квин плюхнулась назад на стул. Она ведь была тоже в шоке, и ей было необходимо поделиться с кем-то. А теперь она осталась наедине со своей горячей от услышанного головой — Квин начала тереть виски так, словно у неё случился приступ мигрени. Может действительно так оно и было. Наконец, она встала со своего стула и молча поплелась к себе. В каком-то смысле её мир тоже рухнул — привычный, уютный, понятный… Предсказуемый.       …Через некоторое время всё пришло в норму. Мне пришлось вытерпеть долгую и непростую беседу с Хелен в её комнате за закрытыми дверьми, а потом уже ты о чём-то долго разговаривала с матерью. Джейк держался в стороне. Квин спряталась в своей комнате.       Мы втроём сидели за кухонным столом. Хелен вздохнула:       — Ничего я тут поделать уже не смогу… — она невесело улыбнулась. — Дарья, я от тебя всего ожидала, но…       — Мы не выбираем в кого влюбляться, мама. Так уж вышло… — ты растерянно пожимаешь плечами, но при этом сияешь от счастья, сжимая мою руку в своей.       Хелен потом сказала мне, что это и примирило её с произошедшим — твоя улыбка, твой смех. Тебя как подменили. Она и не могла припомнить, чтобы ты ТАК улыбалась, смеялась… Когда-либо прежде. Ей давно не приходилось видеть тебя такой счастливой.       …Я лежу рядом с тобой и смотрю, как ты улыбаешься во сне — мы в твоей комнате в Лондейле. Скоро зазвенит будильник и мы спустимся завтракать — Хелен обещала приготовить твою любимую лазанью…