Снежный шторм

Подсохшие следы какой-то коричневой жидкости пересекали лестницу и уходили вниз, в подвал. Я смутно догадывался об их происхождении и не испытывал ни малейшего желания проверять свою версию. Андриус нахмурился и принялся что-то изучать на экране браслета. Потом мрачно кивнул и двинулся наверх, на второй этаж. Если не обращать внимания на странные следы, то лестница выглядела обжитой, уютной и даже немного пахла пирожками с яблоком. Второй звоночек ждал наверху. Вместо одной из дверей на лестничной площадке был частокол из досок, за которым сквозило небо. Вторая дверь была на месте, и даже вроде выглядела нормально: деревянная, обитая старой выцветшей кожей. Внизу кожа была испещрена следами кошачьих когтей. Следы были и сверху, но совсем другие — глубокие, рваные, судорожные. А главное, они находились на такой высоте, куда никакому коту не дотянуться. Андриус остановился на верхней ступеньке и прошептал в браслет: — Мы наверху. По сканеру он в комнате. Не двигается. Можно входить? — Подождите, — ответила Радуга пару секунд спустя. — Надо кое-что проверить. Андриус кивнул и обернулся ко мне. В его взгляде явственно читалась борьба между желанием отослать опасную дуру куда подальше и полученными ранее указаниями. Вздохнув, он снова покачал головой, отвернулся и, шагнув к двери, встал у стены рядом с ней, держа трезубец наготове. Стараясь ступать неслышно, я прокрался следом и вжался в стену с другой стороны двери. Некоторое время мы провели в молчании. Было тревожно. По-прежнему пахло пирожками и предчувствием беды. Секунды текли медленно-медленно. Я поднял глаза: Андриус пристально смотрел на меня. В попытке снять нервное напряжение я не придумал ничего лучше, чем спросить громким шепотом: — Как мама? Тут же сообразил, что неудачно выбрал тему для беседы. Но слова было уже не воротить. Как ни странно, Андриус ответил спокойно, как будто такие вопросы на пороге опасности были в порядке вещей: — Спасибо. Худшего удалось избежать. Он даже как будто улыбнулся мне — не уверен. Но развивать разговор не стал. Потому что ожил браслет: — Можно. Открывайте! Мой спутник без лишних слов протянул свой трезубец к замку. Раздался легкий треск, и между крайним зубцом и замочной скважиной растянулась голубая электрическая дуга. Андриус повернул кисть — и в замке что-то щелкнуло. Ого! Электрошокер-отмычка… Каких еще чудес мне предстоит насмотреться? Дуга погасла. В воздухе повеяло озоном. Андриус опустил трезубец и мягко нажал на дверь. Раньше я никогда не был в мастерской художника. Представлял себе вдохновенно захламленное пространство, полное мольбертов, рваных холстов, сломанных кистей, гипсовых бюстов и голых натурщиц. На самом деле — с поправкой на общую ветхость комнаты — все было аккуратно и просто. Даже аскетично. Никаких натурщиц и хлама, и вообще острая нехватка художественного бардака. Пара небольших стеллажей, пара мягких оранжевых пуфиков и матрас, прислоненный к стене. А вот мольберт был. И холсты. Причем в количестве. Они были веером разложены у окна. На каждом повторялся неровный спиралевидный рисунок, сделанный жирными щедрыми мазками. Судя по всему, он совершенно не парился по поводу выбора цвета и, когда кончалась краска, просто брал новый тюбик или баночку, не глядя на этикетку. Когда больше не было пространства на холсте — клал его на пол и ставил на мольберт новый. И так без конца. Сам Вихрастый лежал на россыпи невысохших полотен лицом вниз. В руке его была зажата кисть, густо покрытая свежей краской. Мы медленно подошли к лежащему. Он был живой. Нет, у меня отсутствует опыт парамедика. Подсказкой стало характерное легкое похрапывание. Я начал растерянно соображать, что же делать дальше. Вроде как предполагалось, что узнав меня, парень вспомнит, кто он такой. Ну, хотя бы попробует вспомнить, а там Бразаускас ему поможет. Вот только как это все провернуть? Что мне сейчас, нахлестать его по щекам, чтобы очнулся? Или поцеловать в уста, как спящую красавицу? Наверное, Андриус знает, что делать. Надо просто дождаться инструкций опытного напарника. Опытный напарник тут же подтвердил мое предположение. Он повернулся ко мне и спросил: — Ну что, какие есть идеи? Не стану утверждать, что это прибавило мне уверенности в себе. Стало ясно, что придется импровизировать. Что ж… Я сделал несколько шагов вперед и опустился на корточки рядом со спящим. Возле меня тут же оказался Андриус. Я потянул художника за плечо. Тяжелый, гад! Мой спутник сунул свой жезл куда-то за пазуху и пришел на помощь. Вдвоем мы перевернули парня на спину. Его глаза оставались закрытыми, и с перепачканным краской лицом он выглядел растерянно и беспомощно. Я задумчиво почесал в затылке. Андриус прочистил горло, но, видимо не нашел, что сказать. В это время коммуникатор вновь заговорил. Послышался тревожный голос Радуги: — Ребята, там проснулось что-то еще. Босс говорит, лучше отойти. Попробуем начать с начала. Ноги услужливо подбросили меня и понесли к двери. На полпути я притормозил и обернулся назад. Арвидас лежал так же, как мы оставили его: трогательный, беспомощный и перемазанный красками. Я посмотрел на Андриуса, прикрывавшего отход. Он посмотрел на меня. Было как-то нехорошо. Тут мне в голову некстати влезло воспоминание про обглоданного в ангаре бомжа. — Может, все-таки вытащим его отсюда? Пропадет! Мой спутник отрицательно мотнул головой: — Нам рекомендовали отойти. — Ну, раз так… Отходите. Я догоню. — И я шагнул обратно. Тело у Сигиты, конечно, тренированное. Но легкое. Что при поднятии тяжестей важнее мускульной силы. Так что когда Андриус оттеснил меня и приподнял Вихрастого, просунув руки ему подмышки, я, что греха таить, вздохнул с облегчением. Когда мой спутник поднапрягся и оторвал тело спящего от пола, из коммуникатора хлестанул резкий хриплый голос Деда Мороза: — Живо на улицу! Все бросили и бегом. В этот момент Арвидас открыл глаза. Он окинул меня мутным взглядом, посмотрел на нависшего над ним Андриуса и сдавленно сказал: — О, привет. Ребята. Перед самым стартом Бразаускас вкратце объяснил, что дух, захвативший тело, вполне может пользоваться мышечной памятью и даже словарным запасом жертвы. И даже вести себя похоже на настоящего человека. — Но обратите внимание, — говорил он, — что, будучи существом совсем другой природы, дух не может постичь логику наших действий. И на этом его можно будет вычислить. Обходя дом, я постарался прикинуть пару каверзных вопросов, которые помогут вывести на чистую воду иномировое существо. Все это не понадобилось — дух незамедлительно проявил свою захватническую сущность. Он до хруста сжал запястье Андриуса, кроша голой рукой армированный браслет. Патрульный оказался не промах. Вместо того, чтобы освобождать руки рывком назад, как требуют инстинкты, он резко дернулся вперед и вниз, чтобы разорвать кольцо пальцев и одновременно весом своего тела сложить полусидящего Вихрастого пополам. Но тот словно стал каменным. Под весом Петровса он только слегка подался вперед, и не только не разомкнул захват на руке, но и к тому же взял в плен второе запястье. Я крикнул что-то боевое, и рванулся к ним, чтобы… не знаю, что. Не знаю, что и вышло бы. Но захватчик Арвидасова тела ожег меня пронзительным взглядом и сказал глухо: — Стой. Пе… реговоры. Я застыл. — Что?! Он облизнул сухие губы — как-то хищно,  не по-человечески — и повторил: — Переговоры. Говорить. На лице Петровса возникло выражение «Умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» Он прошипел мне, уже не сдерживаясь: — Беги, дура! Гинтас… уже идет! Пришелец в теле Арвидаса усилил нажим и, перехватив одну из ладоней патрульного за кисть, довернул ее, сделав захват пыточным. Лицо Андриуса побелело. Он закусил губу. — Вы, — продолжил захватчик спокойно и глухо, — забрали наши тела. Мы — берем ваши. Обмен. Мы уходим. Да? Андриус рванулся, но стало только хуже. Держать марку стало трудновато, и патрульный зажмурился от боли. — Вам решать. Да? Нет? — Рука Вихрастого освободила запястье заложника и взялась за кадык. Освобожденной рукой Андриус схватил противника за кисть, но это было без толку. — Погоди. Стой, — я панически ворошил копну своих мыслей, пытаясь выудить подходящую идею. — Стой. Да-да, переговоры! В заднем кармане джинсов зашебуршал телефон. Я машинально потянул руку. — Куда? — строго поинтересовался мой оппонент. — Я… в карман. За словом, — я нервно усмехнулся: надо же, даже в таких обстоятельствах мои шутки остаются нелепыми. — За чем? — не оценил игру слов пришелец. — Это… связь. Тот, кто решает. — Можно, — кивнул он после секундной паузы. Трясущимися руками я выудил трубу из кармана. — Да? — Слушай внимательно, — раздался сердитый голос Деда Мороза. — Сейчас ты возьмешь и… И все. Телефон пискнул последний раз и умер. Зарядка кончилась в ноль. Я торчал в глупом положении с онемевшим телефоном у уха. В трех шагах от меня на полу сидел монстр в обличьи вчерашнего напарника. Над ним в нелепой позе склонился оперативник Петровс с перекошенным лицом. Захватчик тела Арвидаса держал Петровса за руку и шею мертвой хваткой. Надо было что-то делать. Вести какие-то переговоры, блефовать. А как? Я опустил руку с телефоном и машинально сунул его обратно в карман. Пришелец внимательно следил за моими действиями. Вдруг пальцы коснулись какого-то листа бумаги. Я не помнил, как сложил его и положил в карман. Зато сразу понял, что это. Шанс, вот что. Вопреки ожиданиям, созерцание лица Сигиты не пробудило в нашем сопернике никаких добрых чувств. Может быть, Арвидас и возликовал где-то там в глубине, но снаружи это никак не проявилось. Что ж, посмотрим, сработает ли другая моя ставка. Уж что-что, а нарциссизм у творческих натур будет посильнее даже зова плоти. По крайней мере, мне так кажется… Свернутый вчетверо листок дрожал в моих руках. Я медленно развернул его, успокаивая себя дыханием. Черт, что сказать-то? Я повернул рисунок к Не-Арвидасу. — Эээ… Вот. — Я всегда начинаю красноречиво. — Видишь? Это — твой. Ты нарисовал его для меня. Здесь я и ты, рядом. И знаешь, что? Мне понравилось. Правда. Я внимательно следил за реакцией. Реакция была… непонятная. То есть, не было никакой. Глаза Арвидаса смотрели на меня безо всякого выражения. Так стена, наверное, смотрит. Или дерево. Ну что ж. Он хотя бы не предпринимал попыток вырвать Петровсу кадык или сломать руку. Успех, мать вашу! — Ты хороший художник. И напарник… отличный. Я бы с тобой — в любую разведку. Только скажи! Блин. Ну что я несу? Но ведь по-прежнему — ноль результата. Алё, есть там кто? Он меня вообще слышит? — Эй? — спрашиваю осторожно. — Арвидас? Ты здесь, дружище? Ну не молчи, скажи что-нибудь! Сидит, пялится беспристрастно, манекен чёртов. — Б###ь. Ну что мне еще сказать? Хочешь, я тебе позировать буду? Каждый день? Топлесс? Последнее, кажется, оценил даже заложник. Он приоткрыл глаза и удивленно посмотрел на меня. В этот момент с шумом распахнулась аккуратно притворённая нами при входе дверь и на пороге возникла старушка. Я бы не назвал ее божьим одуванчиком. Скорее она была похоже на божий чертополох. В кружевном зеленом переднике, с крашеной фиолетовой шевелюрой и… содранными до крови ногтями на руках. Ногти ее не беспокоили. Всё ее внимание было сосредоточено на нас. Она пугала. Обычно людей стращают призрачными японскими школьницами или зловещими клоунами с нарисованной улыбкой. Это что. А вот на вас когда-нибудь смотрела, не мигая, бабуля с окровавленными руками, добрым лицом и убийственным взглядом направленного в упор миномета? То-то и оно. И еще… еще мне показалось, что запах печеных яблок исходит именно от нее. Бабуля сделала тяжелый шаг в нашу строну. Один. Другой. И тут произошло странное. Руки Арвидаса, удерживавшие в стальном захвате несчастливого оперативника Петровса, разжались. Быть может, сработала моя корявая психологическая обработка. Или просто так, случайно. Не знаю — не было времени анализировать. Дальше все происходило на сверхскоростях. Освобожденный патрульный дернулся назад и вырвался из объятий Арвидаса. Он неловко держал руку, побывавшую в болевом заломе. Но, не теряя времени, нагнулся и здоровой рукой подобрал валявшийся на полу электрический трезубец. В ответ старушка повела себя странно. Она остановилась, сложила руки у живота и с усилием дернула за незримый канат, будто бы уходивший вниз, в пол. И я опять увидел. Воздух подернулся серой дымкой, и в ней я отчетливо разглядел три сияющих силуэта — яркий Петровса, и два мутных, смешанных с темной хмарью — старушки и Арвидаса. Где-то в районе пупка у обоих начинался странный пульсирующий угольно-черный канат, тянувшийся вниз, в подполье. Я не видел четко, но знал, что там, где-то глубоко, они соединяются, и сейчас старушка воспользовалась этой связью, чтобы встряхнуть тело Арвидаса, заставить его действовать. А миг спустя на пороге комнаты выросла Радуга. Она держала в руках какой-то ящик, похожий на старинный фотоаппарат. Не теряя ни секунды, Радуга откинула крышку «объектива», и на старушку пролился мягкий оранжевый свет. Ее передернуло. Она выгнулась как лук и издала хриплый сип. Петровс бросил взгляд на неподвижного Арвидаса и повернулся к старушке. Он направил на неё свой трезубец, с явным намерением хорошенько поджарить зловещую бабушенцию. В режиме альтернативного зрения я действовал как-то заторможено, и не успел предупредить, когда тело Арвидаса вдруг резко поднялось на ноги и сделало шаг в сторону патрульного. Раз — и стремительным взмахом руки он ломает металлический жезл. Два — и мощным толчком отшвыривает Петровса к стене. Три — шагает в мою сторону и вырывает из рук рисунок. А дальше я столкнулся с извечной проблемой всех сильных, но легких. Меня просто взяли и выкинули в окно. Мне, конечно, повезло, что оно открывалось наружу. И створки были не пластиковые, а старенькие, деревянные. И закрыты кое-как. Но все равно распахивать спиной даже такое окно и вылетать на улицу в облаке из щепок и стекол — то еще удовольствие. В полете я умудрился как-то по-кошачьи извернуться и уцепиться руками за газовую трубу. Но Арвидас задал мне нехилую стартовую скорость, так что по всем законам физики мои ноги, описав полукруг в воздухе, должны были шмякнуться о стену и оторвать пальцы от спасительной трубы. Далее меня ожидало падение с пятиметровой высоты и мягкое приземление затылком о металлическую ограду палисадника. Однако это тело в очередной раз преподнесло сюрприз. Вместо того, чтобы с размаху треснуться о кирпичи, я успел выставить вперед ноги и спружинить коленями. А пальцы продемонстрировали хватку не хуже, чем у монстра в теле Вихрастого. Короче, произошло чудо, и я, словно заправский Человек-паук, завис на отвесной стене. Запястья были расцарапаны в кровь, что-то липкое стекало сзади по шее, но боли я не чувствовал — меня потряхивало от избытка адреналина. А наверху, в комнате, происходила какая-то эпическая возня, сопровождаемая грохотом и треском. Размашистым шагом, грозный, как статуя Командора, из-за угла вышел Бразаускас. Он остановился перед подъездом и резким мощным движением вскинул перед собой руки. Наверху всё смолкло. Сейчас Протектор был похож на штангиста, уже взвалившего свой снаряд на грудь, но еще не решившегося толкнуть его вверх. В наступившей тишине он медленно повернул голову в мою сторону и сказал напряженно: — Ты долго там висеть будешь? Я и сам не знал. Не было еще времени подумать над альтернативой. Я посмотрел вниз. Раньше это было бы непростой задачей, но теперь… Я воспользовался небольшими коленцами газовой трубы и выбоинами в кирпичной стене, и через несколько секунд уже стоял на твердой земле. — Хорошенькое прикрытие, — мстительно сказал я Бразаускасу, стряхивая с футболки осколки стекла. — Я вам что сказал сделать? Убираться. А вы что? — процедил он сквозь зубы. — Помолчи пока. Я думаю, как быть. Его руки немного дрожали. Я заткнулся, чтобы не мешать. Некоторое время Дед Мороз словно бы вслушивался в тишину дома. Потом вздохнул: — Придется изгонять. По-жесткому. Жалко парнишку. И этого, второго… кто там, старик? — Старушка. — Тем более. Но я не вижу вариантов. — И что теперь? — Теперь ты подождешь в сторонке, а я довершу начатое. — И что потом? — Ну, если повезет, то у твоего приятеля будут небольшие провалы в памяти и новые странные привычки. — А если не повезет? — Тогда будем кормить его с ложечки и учить говорить заново. Жесть, что тут говорить. Я и замолчал. Бразаускас воздел руки еще выше, слово дирижер, готовый дать отмашку оркестру. — Подождите! Я кое-что вспомнил. Дед Мороз замер. — Я… там у меня, ну, когда ворвалась старушка, опять переключилось зрение… — И? — Короче, между ними какая-то связь, между старушкой и Арвидасом. Может, если ее порвать как-то… Концы идут вниз, в подвал, наверное. Там что-то есть, внизу. Бразаускас задумался. Потом сказал, будто бы сам себе: — Личинка? Да, похоже. Странно. Почему я не видел? — Не знаю. Может, стены толстые. Или, может… — Давай к делу. Всё же непросто удерживать целый дом в стазисе. — А? — Я остановил время. Потом объясню. Смотри. Если ты не путаешь, там, в подвале, должен быть зародыш. То, из чего монстр растит себе новое тело. И постепенно подсасывает в него энергию тех, кого контролирует. Это может быть плесень. Или гриб. Или труп. Да, труп вполне возможен. Я вспомнил коричневые следы, уводившие под лестницу. — Уничтожим личинку — связь порвется, — продолжал Бразаускас. — И всё станет гораздо проще. — А как ее уничтожить? Арвидас — он как каменный. А он ведь просто человек, в котором дух сидит. Личинку, наверное, и не возьмешь ничем. — Держи. — Дед Мороз немного повернулся боком, и я увидел у него на поясе ножны со здоровенным мачете. Это он на что намекает? — …Ннне понял. Что, опять я? — А кто? Если я сейчас отпущу, останется одно — изгонять. Напортачила — исправляй! * * * * * Рукоять легла в ладонь крепко, как влитая. Лезвие было красивое, чернёное, покрытое серебряной вязью рунических узоров. Расписанные такими же зловещими рунами кожаные ножны остались на поясе Бразаускаса. Времени у меня было немного. Бразаускас не сможет держать паузу бесконечно. Моя цель — подвал и то, что ждет там. Дед Мороз сказал, я пойму, как увижу. Это если увижу. Это если доберусь. Через дверь нельзя — спадет эффект стазиса. Смахиваю паутину с рамы и просовываю мачете в щель окна на первом этаже. Провожу снизу-вверх: готово. Крючок соскочил. Вынимаю лезвие и втыкаю с размаху в деревянную створку. Тяну на себя. Мне в нос сходу шибает густой яблочный запах. Оборачиваюсь на Бразаускаса: стоит. Глаза зажмурил от напряжения. Рывком освобождаю клинок и переваливаюсь через подоконник. Я внутри. Господи, сколько же их тут… На столе, на полу, на плите, на полках — все кишит ими. Пирожки. Они повсюду. Неказистые, разноразмерные, тяп-ляп слепленные. Из духовки тянет гарью. Яблочный джем размазан по доске и столешнице, ноги липнут к полу. Меня осенило: это же он маскировался! Монстр! Получив доступ к памяти своих жертв, он узнал, что эти двое любят больше всего. И поставил дело на поток. Не очень-то профессионально, но зато с каким усердием! Ведь он считал это хорошим прикрытием. То, что ни один человек на земле не станет заниматься любимым делом в режиме конвейера, его не парило совершенно. В минуты нервного напряжения мои руки начинают жить собственной жизнью. Короче, я взял один пирожок и сунул в рот. Немножко недопеченный, но ничего. Ну, а как можно испортить тесто и яблочное варенье? Надо же. Я уже насладился иномировым искусством, а теперь вот пробую пищу, приготовленную тварью извне. Шик! Кулинария — это хорошо, но надо идти. Прокрадываюсь из кухни в коридор и осторожно приотворяю дверь в подъезд. Наверху все та же мертвая тишина. Готовая прорваться в любой момент. Мне кажется, я чувствую напряженный гул застывшего времени. Старый маг сказал, что как только я ступлю на лестницу, ему станет сложно удерживать заморозку. У меня останется минута, не больше. Глубокий вдох. Выдох. Пошли. Ноги стремительно проносят меня по ступенькам. Вот он, побуревший след поперек лестницы. Полпролета вниз — и опа! — дверь. Крепкая, с металлическими полосками. Толкаю — закрыто. Заношу ногу для удара, но в последний момент решаю не уподобляться героям комедий и тяну на себя. Бинго. Я чувствую запах сырости и… чего-то еще. Не-смерти. Не-жизни. Это здесь. Я пришел. Темно. И тянет опасностью. Где-то мы это уже проходили. Но я уже нащупал решение. Выключатель. В тусклом свете сороковаттной лампочки посреди сырого приземистого помещения я вижу корень зла. Он имеет форму кота. Наверное, это и был кот. Крупный, мясистый. Или пушистый. Теперь не поймешь. Старясь не наступать на прерывистую кровавую дорожку от входа, я осторожно подошел к личинке. По пути мне пришлось обогнуть странный скутер без колёс. Мне показалось, или он не касается земли? Нафиг-нафиг. Не до того. Кажется, наверху уже начинает шебуршать что-то. Кот… нет, ЭТО выглядит полупереваренным. Как будто часть тела уже превратилась в бесформенное черное волокно, лежащее маслянистыми пластами, а часть — еще нет. Сказать, что выглядит отталкивающе — все равно, что промолчать. И вот когда недавний пирожок и утренний кофе уже просятся на выход, мое зрение снова милосердно переключается. Теперь я вижу, что это просто игра света: жизнь переходит в собственную противоположность. Но не переходит обратно. И в этом нет трагедии. Нет ничего ужасного или отвратительного. Просто… другое. Другой оттенок, другое содержание. Другая суть. Я даже могу представить, как может быть там, на той стороне. Вместо бурлящего варева жизненных соков — ледяная гармония определенности. Вместо буйства гормонов — невозмутимое безразличие плазмы. И спокойное бесстрастное присутствие поверх всего этого. И то, что я воспринимаю как отвратительную мутацию живого существа в стройматериал, на самом деле нечто совсем иное: определенность, будущее, дом. Да дитя это, дитя — чтобы тебе понятно было, тупица органическая! Как же ты можешь поднять руку на дитя? Я обернулся. Они стояли в дверях. Между нами было… взаимопонимание. Мы чужие тут — я и Они. Мы все занимаем не свое место. Нам нужно быть не здесь. Мы можем помочь друг другу. Для этого необходимо положить нежелательный предмет, фиксированный в одной из верхних конечностей и отойти к стене. Затем мне следует одобрить Их присутствие в управляемом мной организме. Освобождение моего сознания последует после передачи контроля и завершения трансформации Тела Перемещения. Со временем сознание может воплотиться в новую оболочку, однако рекомендуется его синхронизация и слияние с общностью Наблюдателей. То есть,… простите, что за бред? Кто диктует мне эту дрянь? Чьи мысли пакостят у меня в голове? Мало того, что превратили в девчонку? Хотите теперь еще и сожрать меня целиком?! Да вот ##й вам! Наваждение спало. Арвидас стоял рядом с низенькой подвальной дверью и пристально смотрел на меня Их глазами. Теперь я примерно понимал, кто такие Они, и четко осознавал, что никакой надежды на переговоры на самом деле нет. И другого выхода из подвала тоже нет. Не прекращая игры в гляделки, Монстр-Вихрастый сделал два выверенных шага в сторону, освобождая вход для Монстра-Старушки. Ей пришлось немного пригнуться — из-за низкой притолоки, а не из-за груза, перекинутого через плечо. Груз был живой. И легко узнаваемый — из-за многоцветного безумия красок на волосах. Судя по тому, как безвольно свисали ее руки, Радуга была в глубоком отрубе. Теперь Они смотрели на меня дуплетом. Я понял, что меня ждет новый раунд переговоров внутри головы. Но тут бабуля дернулась. Я не видел разряда, но слышал легкий треск и почувствовал запах озона. А затем в дверь влетел Петровс. Ну, как влетел. На самом деле, бабка в проеме оказалась неприступнее иной двери. Она проворно скинула свою ношу на пол и резко обернулась в сторону атакующего. Андриус пытался вырубить противника ногой с наскока, но Старушка-Монстр, не заморачиваясь блоками, просто приняла удар на корпус. И тут же схватила горе-каратиста за ботинок. Проявив чудеса изворотливости, Петровс вырвал ногу из стального захвата, оставив обувку врагу. Он отскочил на лестницу и приготовился к новому раунду боя. Вот шайтан, а? Геройский, в сущности, мужик! Снова поклонившись притолоке, бабка проследовала обратно на лестницу — навстречу противнику. А мой оппонент тоже сделал шаг. Всего один. Но в мою сторону. Стало не до разборок за дверью. Мы долго смотрели друг другу в глаза. Я и Они. Пристально, неотрывно. Я не могу рассказать, о чем шел разговор — для этого не существует слов. И когда мы уже почти поняли друг друга… Я ударил. Боль пронзила воздух. Нет, не боль. Острое ощущение неприемлемого урона. Но я ошибался в своих ожиданиях. Чудо-мачете Бразаускаса не уничтожило зародыш монстра. Он извивался на полу передо мной и посылал тревожные сигналы, которые я чувствовал даже несмотря на то, что вернулся в обычный режим восприятия. Я занес тесак для нового удара. Враг в обличьи Арвидаса рванулся ко мне. Наверное, тут бы и конец, но на его пути оказался тот самый скутер без колес. Когда нога Вихрастого ступила на подножку девайса (монстр шел напролом, не выбирая дороги), он вдруг пришел в движение. Мой противник, не ожидавший такой подставы, ухватился за руль, после чего скутер ускорился и увез его прямо в старый шкаф, привалившийся к стене. Эффектный проезд подытожил резкий грохот и стеклянный звон. Я воспользовался отсрочкой и еще дважды рубанул личинку — истерично, нервно, вкладывая всю силу мышц и вес тела. Но этого все равно было мало. Монстр поднялся из-под обломков, истекая сладкой кровью многочисленных банок с вареньем, погибших при разрушении шкафа. Я остро ощутил подступаюший трындец. И тут… это были не слова, не окрик. Это была чистая воля, которая велела мне: УЙДИ. Повинуясь инстинкту самосохранения, я отскочил в сторону. Миг спустя, словно пронизывая мир насквозь, сверху ударил столб силы, распыляя на молекулы все, что оказалось слишком близко. Рев стихии, яростный ветер, громовые раскаты. Все вокруг заволокло пеплом и пылью. Я ушел во тьму.