Снежный шторм

Романтик верил в чудеса. Да, он не был хорош собой и довольно скверно играл на гитаре. Когда парни делились на команды во дворовой футбольной коробке, капитаны выбирали его одним из последних. Но он знал, что главное — не шаблонная крутость, а неповторимая душа. А душа-то у него была ого-го! Когда Романтик прогуливался по центральному проспекту, ее края, должно быть, цеплялись за стены домов на противоположной стороне. Впрочем, как и всякий думающий юноша, он был агностиком и серьезно сомневался в существовании души. Зато уж в чем никаких сомнений не было, так это в его фантазии. Что там другая сторона проспекта… она с легкостью достигала самых отдаленных уголков разбегающихся галактик, большинство из которых даже не существовали в реальности. Собственно, фантазиями он и жил. Пока Романтик выходил из подъезда и шел к остановке автобуса, в его мозгу успевали построиться и разрушиться две-три параллельные вселенные, населенные симпатичными и непредсказуемыми жителями. В этих вселенных сам он, как правило, выступал в роли незаметного, но благородного персонажа второго плана, к рукам которого, на самом деле, тянулись нити всех судеб мира. В своей непритворной, искренней скромности, Романтик не требовал, чтобы на нем концентрировалось внимание всех прекраснейших женщин его фантастических миров. Нет, ему достаточно было одной. Но — той самой. Ну, вы понимаете. Рано или поздно идеальная спутница его жизни должна была появиться и здесь, на этой планете. Возможно, даже в этом городе. А пока они общались в фантазиях. Иногда он встречал ее на руинах горящего дворца. Иногда они набредали друг на друга в коридоре между мирами. Иногда она просто врывалась в его автобус, небрежно бросая рюкзак на соседнее сиденье. Она легко меняла внешность, повадки, стиль одежды. Это было неважно. Когда он встретит ее на самом деле — узнает, в этом нет никаких сомнений. Романтик любил долгие прогулки. Они позволяли его фантазии развернуться в полную силу. Сосредоточившись на воображаемых вселенных, он не всегда видел, куда ступают ноги, и не раз оказывался в неловких ситуациях. Но это, право, была ничтожная плата за богатый внутренний мир. В этот раз он с удивлением обнаружил себя на старом железнодорожном мосту, буквально в трех шагах от пролома в асфальте пешеходной дорожки, идущей по краю настила. Заглянув в пролом, Романтик увидел зеленоватый поток реки, несущейся по бетонному скату метров на десять ниже подошв его ботинок. Парень поежился. Богатое воображение побаловало его не очень-то приятной картиной сокрушительного падения. Он огляделся. За его спиной скрещенные опоры моста образовывали что-то вроде арки. В арке стояла зеленая бочка из-под какой-то краски. Романтик подошел к ней, достал из рюкзака папку с конспектами лекций и положил сверху. Потом подпрыгнул и уселся, свесив ноги. Отсюда открывался отличный вид на реку. Легкий ветерок приятно холодил виски. Арка из балок скрывала его от посторонних взглядов, и можно было совместить отдых с любимым занятием — мечтами. Его отвлек легкий шум шагов. Романтик подался вперед и выглянул из своего убежища. От беговой дорожки, идущей вдоль берега реки, можно было подняться на мост двумя способами: по бетонной лесенке в начале насыпи или по косой тропинке, протоптанной ногами приверженцев стиля короткого пути. Сейчас по ней карабкалась девушка-бегунья. Почти не замедляя темпа, она добралась до пешеходной дорожки, а затем перешла на шаг. Прошла несколько метров по мосту и встала у парапета. Дышала она свободно и ровно. Наверное, пробежала совсем немного. Красивая. Легкомысленные шортики, свободная майка, фигура спортсменки и лицо безбашенной оторвы. Теплый ветерок треплет белую челку… Тут Романтика кольнуло: это Она. Он снова укрылся в тени балки. В его мозгу вихрем проносились сценарии знакомства: героические, сентиментальные, мистические… У всех этих сценариев был один минус: они требовали действия. Он снова осторожно выглянул наружу. В этот момент девушка легким упругим движением вскочила на одну из бетонных тумб парапета. У Романтика в низу живота всё так и сжалось. Сейчас… Это тоже был один из сценариев. «Она на грани отчаяния и, быть может, взыскует смерти, но он остановит ее прежде, чем совершится последний шаг…» Романтика сковало оцепенение. Со своего наблюдательного поста он отлично видел девушку. Она стояла, расслабленно опустив руки. Спокойно — словно и не было у ее ног смертоносного обрыва над стремительной рекой. Неистовым напряжением воли Романтик отлепил себя от наблюдательной бочки и встал на ноги. Асфальтовая крошка скрипнула под подошвами, и он испугался: вдруг услышала? Но так ведь и надо, чтобы услышала! Потому что… потому… Стоп, а вдруг он все неправильно понял? Может, она — экстремалка, обдумывает очередной трюк? Ишь, как уверенно стоит! А тогда почему она такая грустная? Почему такое отчаянное выражение на лице? И потом… если это действительно Она, то подходить надо по-любому. Иначе придется признать, что все его мечты бесплодны. Он сделал глубокий вдох… и, проклиная себя, шагнул назад, в спасительную тень опоры. И благодаря этому сумел заметить кое-что еще. Там, на той стороне моста, за колонной был еще один человек. Высокий, сутулый, темноволосый, в черном спортивном костюме. И он тоже пристально наблюдал за бегуньей. Романтика он не видел — слишком увлекся. Прямо на глазах разворачивался крутой детективный сюжет. Таинственная экстремалка на грани нервного срыва застыла над пропастью. За ней наблюдает Черный человек — спаситель или убийца? Будущее зависит от того, как поступит главный герой! А главный герой тормозил безбожно. Появление нового персонажа совсем спутало карты. Он подвис, как старый писюк на новой игре. И первый ход остался за Черным человеком. Убедившись, что девушка глубоко погрузилась в свои мысли, тот вышел из-за колонны и неслышно, как рысь, двинулся в её сторону. Романтику показалось, что Черный прихрамывает, но это не замедляло его. Человек аккуратно переступил через пути и еще ускорил шаги. И вдруг его роль стала кристально ясна. Этого не могло происходить на самом деле. Не в этом мире. Но кажется, вот-вот он… Мысли отступили. Романтик рванулся вперед. Расстояние было не очень большим, но Черный подошел уже совсем близко. И перешел на бег. Коротко разбежавшись, он выставил руки, чтобы с размаху толкнуть девушку в спину. В последний миг она среагировала на крик Романтика и чуть повернула голову. Но разве это могло ее спасти… Оказалось, могло. Ей понадобилась доля секунды, чтобы подпрыгнуть и крутануться юлой, смещаясь в сторону. Руки Черного только скользнули по бедру девушки, а сам он по инерции напоролся животом на угол бетонной тумбы. На мгновение его несостоявшаяся жертва тоже потеряла равновесие и закачалась на самом краю. Но резкий взмах руками исправил положение, а в следующий момент ее оранжевый кроссовок впечатался в нос Черного человека, с хрустом выбивая кровавую юшку. Черный шатнулся и упал навзничь. Романтик был уже в трех шагах. Девушка переключила внимание на него. Он раскрыл рот. Она хищно прищурилась. Он хотел сказать ей самое главное. Она, не дожидаясь, прыгнула навстречу. Быстрые «ножницы» в воздухе и… острая боль вспыхнула в паху багровым ярким цветком. Душа свернулась в трубочку, а фантазия померкла при грубом столкновении с реальностью. Скорчившись на боку в позе эмбриона, Романтик увидел сквозь пелену, застилающую глаза, как две стройные ножки в оранжевых кроссовках пробежали мимо, застыли на пару секунд, а затем исчезли из поля зрения. Пожалуй, что навсегда. Пришло горькое запоздалое осознание, что фантазия должна быть практичной. Может быть, в этот момент мир получил нового талантливого писателя. А может, и нет. * * * * * Все-таки ужасно хорошо быть живым. В который уже раз за последние дни открывается мне эта немудреная истина. Всё тело сотрясают электрические разряды — адреналина теперь хватит еще на несколько километров в хорошем темпе. Кажется, я погорячился. Тот, второй, был хороший. Похоже даже, он хотел мне помочь. Но когда речь идет о жизни и смерти, тут уже не до аргументов логики. После быстротечной схватки на мосту у меня снова открылось второе зрение — невпопад, как это всегда и бывает. Мир вокруг подвыцвел, и я увидел светящийся силуэт второго парня, с хрипом свернувшегося в мокрицу. Яркое облачко боли в середине… — ну сорри, бро, — а вокруг… радостная хаотическая чересполосица красок, сменяющих друг друга без особой системы. Как он живет с этим? Но красиво. А вот Чернявый (надо же, выслеживал, паскуда!) выглядел иначе. Он раскинулся поперек дорожки, одной рукой почти касаясь шпал. Я четко видел его силуэт — упорядоченный, «стальной», но только покрытый какими-то ржавоточинами. А за плечами — надо же! — шевелился лиловый слизняк, похожий на надувную подушку для самолета. Или на огромного раздувшегося клеща. Опаньки! — как поговаривает один мой приятель. Похоже, это дело по ведомству Бразаускаса. А значит,… значит не моё. Так что, ребята, адьос! Чернявый получил по заслугам, пусть копит деньги на хирурга-носоправа. А этот… — я еще раз оглянулся на случайную жертву моих ног — похоже, жить будет. Вот и ладненько. И я снова перешел на бег. * * * * * С бега сегодня все и начиналось. С утра я решил прочистить мозги хорошим кроссом. Накинул то же шмотье, в котором оказался в самый первый день. Только футболку поверх спортивного лифа натянул помешковатее. «Так. Так. Так… — думал я в такт шагам, спускаясь по лестнице. — Так, значит… А ну соберись!  Значит, эта аутичная сучка — ух! Теперь я понимаю Бесноватую! — значит, она не придумала ничего лучше, чем стащить наши со Светкой деньги и свалить подальше. Тааак…» — протяжно скрипнула дверь подъезда. Стайка подростков на скамейке проводила меня липкими взглядами.  — Белоснежка! К гномикам побежала! — донеслось мне в спину. Последовало мерзкое хихиканье. Детишки, что с них взять. Слабачки! В их годы я был куда язвительнее. Я с ходу припустил легкой трусцой, целясь в проем меж пятиэтажками. «Так и что же? Что же теперь?» — колесо мыслей вращалось с изрядным скрипом. Я взвинтил темп и удлинил шаги. Мышцы послушно исполнили команду. Это тело мгновенно разогревается и прекрасно работает на высоких оборотах. Оно молодое, быстрое, выносливое и — абсолютно бесполезное. Так ведь? Получается, что так. В этом теле шансов исправить ситуацию нет. Сигита меня подставила. Светка уверена: я предатель. Ее папа… если в ближайшее время он найдет Сигиту — боюсь, мне некуда будет возвращаться. Друзья думают, что я долбанулся. Лучший из них… сейчас наверняка утешает Светку. К чему это приведет… Я застонал и еще прибавил шагу. Ноги послушно несли меня вперед. Я уже миновал жилой квартал и бежал вдоль школьного забора. Тропинка шла под уклон. Впереди за деревьями сверкнула лента реки. Итак. Итак. Мой шанс — личное объяснение. Лицом к лицу. С глазу на глаз. Да, свадьбы уже не будет. Да, отношения со Светкиным папой испорчены безвозвратно. Но если я сумею ей все рассказать… Все объяснить… Тогда, может быть, со временем доверие вернется? Ведь вернется, а? Но я не могу прийти к ней ТАКИМ. И даже если я снова стану собой, то что, черт возьми, Я ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ?! Я представил себе Светкино лицо. Не гневное, не презрительное — о, хорошо бы, если так! Нет. Другое — мраморно-холодное, закрытое изнутри на замок. Такой я видел ее только один раз, когда я… Нет. Нет. Не хочу об этом. Я услышал скрип тормозов и инстинктивно отпрянул в сторону. Здоровенный велосипедист пронесся мимо, обдав меня потоком крепких словечек. Я ничего не ответил ему. Надо же! Как это я оказался на велодорожке? Куда меня занесло? Какое… знакомое место. Знакомое. Откуда? Черт! Да вот же он. Старый дуб. Тот самый. Где все началось. Не хватает только старичка с собакой. Я огляделся: никого. Мы с дубом наедине: он и я. А может… Все-таки мощная штука эта надежда. Несколько летучих шагов — и я рядом. Миг — и я касаюсь шершавой коры. И что? И ничего. Все так же колышется листва. Шумит речка. Бегут облака. Моя рука — все та же, тонкая и девичья. Мда. Неизвестно еще, кто из нас — дуб. Но вот бывает так — вспыхнет надежда, что все еще будет окей. Что весь этот мистический морок кончится тем, с чего и начинался. Что я вернусь домой, как возвращаются утром из кошмарных снов, и все хорошо, и ничего не случилось, а рядом тихо дышит кто-то теплый и очень любимый, кого так здорово крепко обнять… А может… Может, черт с ним, рванем напролом? Может, прям вот сейчас пойти купить новый телефон и симку — и позвонить Светке? Ведь она же… она же такая. Она поймет. Я же правду скажу! Правда на моей стороне. Ну-ну. И что же ты скажешь? «Привет. Это я. Ну я, твой Серега. Нет-нет, я в своем уме. То есть, наоборот, в чужом. Одна дура поменяла нас телами, и теперь она — это я. Но все нормально, скоро я приеду, и мы все исправим. Встречай на вокзале — узнаешь меня по стройным ножкам и белым волосам!» Понурив голову, я брел по велосипедной дорожке. Вместе со мной шагали бессилие и безнадега. Порыв схлынул. Нет, в общем-то понятно, что делать. Ехать домой и искать эту гребаную Сигиту. То есть, себя. Но сколько это займет? Дни? Недели? А все это время Светка будет считать меня моральным уродом… А что думает мама?! А у нее сердце. Вот с такими мыслями я уныло проплелся несколько сот метров и вышел к классическому речному пляжу с грибами-зонтиками. Скрестив ноги, я уселся на границе травы и песка. Тут же ко мне вперевалочку подошли несколько упитанных уток. Постояли с полминуты и, не дождавшись ни хлеба, ни ласкового слова, потопали обратно в воду, глубоко разочарованные в человечестве. Пахло быстрой водой и скошенной травой. Солнце то и дело игриво высовывалось из-за туч, чтобы подмигнуть и тут же снова спрятаться за пушистым покрывалом. Рядом стучали мячом на волейбольной площадке, высоко надо мной висела птица типа жаворонка, наполняя небо преступно беззаботным пением. Мир был полон молодости и счастья, а я отравлял его своим унынием. Должен же быть выход. Но где и какой? На Палладиум и его паладинов надежды нет. Нет, я допускаю, что старый маг знает, что делает. Но есть у меня такое недоброе ощущение, что он разыгрывает мою карту втемную. Ну, а что, человек слова! Обещал же ведь, что мои проблемы будут решать? Вот оно решение, в лучшем виде! При таких раскладах скоро у меня вообще не будет никаких поводов возвращаться. Я один. И нету у меня никакого толкового плана. И главное — время уходит. Без-воз-врат-но. Мимо проскакал желто-синий мяч. Распугав всех уток, он плюхнулся в воду и заколыхался на поверхности реки Я машинально вскочил и, схватив валявшуюся рядом ивовую ветку, поспешил к кромке воды. Мне повезло, и я овладел мячом раньше, чем течение утянуло его на стремнину. — Ой, спасибо вам, девушка, огромное! —  я обернулся. Навстречу мне катился еще один мячик, только с ручками и ножками — из тех лысоватых живчиков, которым тугой животик не мешает ни бегать, ни скакать вприпрыжку за приключениями на задницу. Я кинул ему мяч. Он поймал его одной рукой и еще раз сказал: — Спасибо! Я пожал плечами: тоже мне, подвиг. Но он не торопился уходить. — Пожалуйста, — сказал я, наконец, с нажимом. Он кивнул и задумчиво пошел к площадке. Потом обернулся и еще раз посмотрел на меня. Было видно, что в голове у него зреет какая-то мысль. Мысль настолько значительная, что оперативной памяти не хватило одновременно на размышление и управление. Мяченосец споткнулся на ходу и выронил спортивный снаряд. Он догнал его под ближайшей скамейкой, подобрал и снова уставился на меня. В этот момент на помощь первой мысли, видимо, пришла вторая. — А… — он начал издалека. — А вы, собственно, сами не играете? А то у нас некомплект. Трое на четверо. Я посмотрел на площадку. Там в ожидании мяча переминалось еще шесть волейболистов. Все — мужики. Я вздохнул. Мотивация Живчика была кристально прозрачной. Но я, черт возьми, на самом деле хочу поиграть! * * * * * Ну что сказать. Еще никогда и ни в одной командной игре на мою долю не выпадало столько внимания. Я бы мог чувствовать себя королем бала, но боюсь, на этом балу мне назначили роль королевы. Выслушав нестройный хор приветствий, переходящих в неуклюжие комплименты, я, по правде говоря, хотел ретироваться. Но тут меня разобрала злоба: это что же, по милости Сигиты я теперь еще и от спорта должен отказываться? Да хренушки! И я остался. Я попал в команду Живчика. За нас был еще парень-дылда, с неплохой техникой, но какой-то тормозной. И классический «бегунок» — подтянутый, резкий, но малость корявый. Зато он успевал догонять мячи в самых дальних углах площадки. Вместе они составляли неплохой комплект. Им только мозга не хватало. Теперь этот мозг был. Но они пока воспринимали его как ноги и попу. У противника выделялся высокий чернявый парень с отличным ударом и видением площадки. Лупил он дай боже, впору каски надевать. В мою первую смену под сеткой парни криво приняли мяч, и пришлось бежать за ним полплощадки, а затем отдавать назад, за спину. Вместо паса на своего получился навес на Чернявого, караулившего на блоке. Я даже не успел повернуться, а он, недолго думая, так приложился с правой, что впечатал круглого прямо мне в затылок. Вчера после схватки с пришельцем кто-то из палладиумских чудо-целителей подлатал мне порезы на голове и руках, но кожа все равно оставалась чувствительной. Так что контакт с мячом получился запоминающийся. Я плюхнулся на колени и руки, а слезы сами потекли из глаз. Ну, попали — и попали. Делов-то. Я спокойно поднялся, утирая глаза тыльной стороной ладони. И обнаружил себя в кольце сочувствующих. Кто-то любезно осведомлялся о моем самочувствии. Кто-то предлагал помощь. А потом под шумок чьи-то утешающие руки аккуратно легли мне на талию. — Руки убрал, — гавкнул я на Чернявого. Отшагнув в сторону, я окинул холодным взглядом остальных доброжелателей и добавил: — Нормально всё. Играем. Вот странно. На Чернявого, конечно, посмотрели с неодобрением, но как-то вяло. И ничего не сказали. Такое ощущение, что побаивались. Он что, криминал? Или просто местный отморозок? Ладно, разберемся. Надо сказать, ситуация пошла мне на пользу. Мужики поняли, что я не плюшевый заяц для умилительного любования. И если ору «пас!» — то не для того, чтобы встать в позу поэффектнее. К тому же я успел сделать поправку на маленькие руки и непривычную динамику тела. Компенсировать нехватку роста было куда как сложнее, так что я сосредоточился на приеме и пасах. Первую партию, которую начинали без меня, мы слили очка в три-четыре. Зато во второй утерли нос Чернявому и компании. У них не было равноценного игрока на блок и в атаку, поэтому я постоянно торчал на позиции связующего и внимательно следил, куда смещается главный оппонент. Как только он уходил на один фланг, я давал мяч на другой — Резвому или Дылде. Если первый не косячил, а второй не тупил, розыгрыш был наш. Живчик страховал всех на приеме. Мало-помалу Чернявый начал беситься. Он ругал своих сокомандников, лупил по мячу почем зря и из-за этого стал ошибаться. Самообладания ему это не прибавило. Для спасения ситуации он поменялся с другим парнем в своей команде, чтобы оказаться под сеткой одновременно со мной. Не сильно помогло. Мы просто стали больше играть из глубины. В какой-то момент, стоя у сетки, я услышал, как он бормочет под нос: — Давай, давай, сучка. Я тебе покажу, кто папа… — мои подозрения, что у парня не все дома, стали подтверждаться. Мы разыграли еще одну комбинацию, но на сей раз я не стал давать ожидаемый пас, а подпрыгнул и скинул мяч мимо рук Чернявого. Наши одобрительно зашумели. И тут мою попу обожгло болезненным щипком. Чувак совсем слетел с нарезки и начал распускать руки. Я повернулся к нему. Он мерзко улыбнулся и процедил: — Знай своё место, соска. Что ж. Устроить сейчас скандал было бы слабостью. Я подошел к Живчику и попросил поменяться местами. Чернявый торжествовал: соска позорно сбежала. Но рано радовался. Проиграв троечку подач подряд, мы кое-как снялись. При переходе я шепнул Живчику, оказавшемуся в роли связующего: — Сыграй первым темпом. — Чего? — не понял он. — Коротко накинь над собой и быстро отойди. Я заметил, что на блоке Чернявый стоит очень близко к сетке. И приземляется на почти прямые ноги — рост позволяет не напрягаться. Этим мы сейчас и воспользуемся. Мы подали. Они вернули назад с гасом, но я достал мяч в прыжке. Живчик вывел на сетку Резвого, но тот смазал, и удар вышел несильным. На той стороне подняли и атаковали обратно — через Чернявого. Тут уже просто повезло. Резвый, оправдываясь за факап, принял сложный удар идеально. Живчик приготовился пасовать. Я рванулся вперед и крикнул: — Давай! То, что я теперь пешком под стол, не значит, что я не умею играть. А возможности мышц Сигиты мною уже худо-бедно изучены. Связующий накинул мяч над головой и сделал нелепый скачок в сторону. Чуть высоковато, но ладно. Чернявый уже приготовился блокировать — вот и хорошо. Я резко толкнулся и взлетел над сеткой. Мой враг прыгнул и вскинул руки. И тут моя ладонь махнула мимо мяча и врезала ему основанием запястья прямо в нос. Ой, извините! — нет правда, так вышло случайно, импровизация. Основной план был другой, и он тоже сработал. Чернявый, конечно, приземлился раньше меня — не особо напрягался. И мгновение спустя все мои пятьдесят с небольшим килограммов опустились ему на прямое колено. Что-то хрустнуло. Я не виноват. Месть сладка. Он не знал, за что хвататься — за колено или подквашенный нос. Я даже извиняться не стал — просто поднял мяч и кинул парню из команды Чернявого: — Ваша подача. У меня заступ. Моему врагу хватило ума не бросаться с кулаками. Только зыркнул с ненавистью и поковылял к скамейке, бормоча что-то под нос. Сокомандники проводили его взглядами. Сочувствовать никто не стал. — Играть сможешь? — спросил кто-то. Чернявый яростно отмахнулся рукой: — С вами только играть… Без лидера атаки осиротевшая команда скоро проиграла партию. Когда мы сгрудились у сетки, решая, как быть дальше, обнаружилось, что Чернявый куда-то рассосался. Вот чертов ниндзя! Никто не заметил, как он ушел. Ну и ладно. Атмосфера чище. Никто не жалел. Мы переделились поровнее, а потом переделились еще раз, потому что к нам присоединилась другая девушка, подруга Живчика. Вот уж не думал, что когда-нибудь так скажу: «другая девушка». Она была вполне ничего, и мне, конечно, стало попроще. Освоившись с новыми ТТХ тела, я позволял себе играть не только на пасах. И начал помогать блокирующему. Приятно было видеть, как вытягивается лицо у парня с той стороны сетки, когда после его удара мяч не врезается в землю, а встречает мои руки и улетает обратно. А пару раз я ракетой вылетал над сеткой и бил с высоты, куда и Дылде было непросто дотянуться. Да, шпион из меня никудышный. Знающий контрразведчик давно уже расколол бы мое прикрытие. В паузе между сетами Дылда подошел ко мне и задумчиво спросил: — Как это у тебя получается? Ты вообще в атаке играешь, как… ну, как диагональный. Да, похоже. Откуда у тебя это? Из спортшколы? Вот ведь, настоящий профессионал! Другой бы телефончик стрельнул. Остальные ревниво поглядывают на него со стороны и гадают, о чем таком интимном мы шепчемся. Я пожал плечами и решил похулиганить: — Ну, видишь ли, я не всегда была маленькой девочкой… Боюсь, этой диверсией я надолго вывел из строя его аналитический центр. А потом мы играли еще целый час, и я назвездился вдоволь. И мне было плевать, что все видят не меня, а эту белобрысую девчонку. Я просто отдался игре по полной, и мне было хорошо. И все хорошее всегда кончается, но этот час я сумел растянуть на маленькую вечность. А потом я, конечно, остался один. На прощание были многочисленные респекты и приглашения играть хоть каждый день. Не обошлось и без завуалированных предложений продолжить общаться в более расслабленной обстановке. Все это я успешно фильтровал мимо ушей. Сейчас мне не нужны были разговоры. Нужна была пауза, отвлечься от мозговой суеты. И я ее уже получил. Но этого оказалось недостаточно. Стоило мне помахать всем рукой и пройти несколько десятков метров по тропке вдоль берега, как дурные мысли заявились снова. Я привычно перешел на бег, но они не уступали мне в скорости. Они накинулись целой сворой и сели на плечи, попеременно нашептывая в уши: — Светка там. — Ты здесь. — Для нее ты — предатель. — И ты бессилен это изменить. — Время уходит. — Тебе его не догнать. Я надеялся, что физическая нагрузка, как обычно, прояснит мозги и решение придет само. Но пока его не было. И мне оставалось только наращивать обороты. Я свернул с тропинки, протрещал через кусты и рванул вверх по холму. Так я бежал несколько минут, петляя среди деревьев и протаптывая путь через редкий подлесок. Впереди замаячила лесная проплешина. Приблизившись, я понял, что это широкий овраг, разрезающий лесной массив пополам. По дну среди полусгнивших стволов и обломков бетонных плит бежал глубокий ручей. Я уже было решил отвернуть вглубь леса, но увидел, что поперек оврага лежит толстенный древесный ствол. Видимо, это дерево, умирая, само определило свою будущую судьбу и решило стать мостом. К нему вела нахоженная тропинка, говорившая о том, что местные лесные гуляки часто перебираются здесь на ту сторону. Я замедлил шаг, с сомнением присматриваясь к самопровозглашенной переправе. Но дерево было толстое, узловатое, и производило надежное впечатление. К тому же поверх него тянулась натоптанная стежка — след работы множества неугомонных ног. Так что я взбежал на древесный мост без особой опаски. То ли меня вновь навестило фатальное везение, то ли просто время пришло, но мои жалкие килограммы стали последней песчинкой, сломавшей хребет древесному монстру. Не успел я сделать и нескольких шагов, как под ногами раздался громкий скрежет, мост дернулся и с хрустом пополз вниз. Тут бы, собственно, и все, но в действие пришли замечательные Сигитины рефлексы. Один резкий пружинистый шаг, сумасшедшей силы толчок — и я лечу. Приземление, кувырок — и я по инерции качусь по мягкой лесной земле.  За спиной скрип переходит в грохот, земля сотрясается от падения многотонного гиганта. Я даже испугаться не успел. Балует же меня мир приключениями… Или проверяет? Я встаю, стряхиваю сухой песок, ветки и прошлогодние листья. Подхожу к краю оврага и смотрю вниз. Дерево переломилось пополам и одна половина грохнулась поперек ручья, разбрызгав его воду по стенам оврага. Хорошо лежит, плотно. Наверное, завтра здесь будет запруда. Поднимаю глаза и смотрю на другую сторону. Вторая половина ствола зацепилась за стенку оврага и повисла диковинным корявым зонтиком со спицами-корнями. Это сколько же я пролетел? Метров семь, не меньше. И это без тренировок. Если Даша Клишина курит, она может начинать это делать нервно. В случае полного провала моих планов, я смогу составить ей серьезную конкуренцию на легкоатлетических стадионах. Кстати, давно хотел познакомиться. Но ей-богу, выступать с ней в одном секторе… об этом даже не мечтал. Шутки шутками, а навернись я на самом деле вместе с этой хреновиной… Да может, оно и к лучшему было бы? Стоп. Во-первых, хватит. Во-вторых, мне показалось, или… Я еще раз посмотрел через овраг, туда, откуда только что прибежал. Вроде бы, краем глаза я заметил мелькнувшую за деревьями черную тень. Или все-таки глюк? Черт с ним. Побежали дальше. * * * * * В общем, как я ни старался оторваться от своих дурацких мыслей, на мост мы прибежали вместе. Видимо, им было хорошо со мной. Зато мне — не очень. И если кто-нибудь спросит, что я делал на той бетонной тумбе в двух сантиметрах от обрыва, — честно? Я не смогу ответить. Наверное, все-таки да. Или, может быть, нет. Хочется верить, что я просто хотел почувствовать себя живым. Что ж, получилось! Неудачная месть Чернявого встряхнула меня куда сильнее, чем прыжок через обрыв. И мозг, наконец, заработал. В нескольких кварталах от Сигитиного дома я вдруг запнулся и перешел на шаг. «Стоп, — подумал я. — Как так? Сигита сперла все наши семейные деньги и свалила… да. Но откуда? Откуда ей было знать, где они лежат? Это было известно только мне и Светке. А значит…» А значит, ей досталась моя память! Хотя бы часть ее! И что? А то, что если она смогла вспомнить, значит, смогу и я! Вот так-то! Я могу восстановить этот проклятый обряд и обменять нас обратно! Легко сказать. Трудно сделать. Дело за малым — найти того, кто вернет мне память Сигиты. А кто же это может быть? Кажется, все мои проблемы упираются в одного человека. Того самого, который стоит сейчас у подъезда Сигитиного дома, облокотившись на лощеную кремовую бэху. Элегантный костюм, аккуратно приглаженные волосы… Никак на свидание собрался? Завидев меня, Дед Мороз церемонно раскланялся и произнес: — Ты, конечно, не Магомет, но гора пришла. — Что, опять кофе? — я кивнул куда-то наверх. — Нет, знаешь, давай-ка лучше съездим на прогулку, — ответил Бразаускас. — У тебя там в доме заряженный пистолет, того и гляди застрелишь сгоряча. Ну и мне давно уже не выпадал шанс прогуляться с красивой девицей.