Снежный шторм

— … В те времена здесь, — Дед Мороз широким жестом обвел город, раскинувшийся под ногами, — не было ничего, кроме леса. Зато леса — навалом. Причем в прямом смысле: буреломы, ветровалы, короче, такие дебри, что проще ногу сломать, чем пробраться. Если ты не князь, конечно. А Гедиминас был-таки князь. Дорогу для него чистили как надо, и без добычи он не уезжал. Зверья тут водилось не меньше, чем мыслей в голове одержимого духами. Так что ужин был обильный, а возлияния тем более. Немудрено, что князя всю ночь мучили странные сны. Старый маг хмыкнул, погладил бороду и продолжил рассказ: — Самый запоминающийся был такой: на вершине горы, вон той самой, — Дед Мороз ткнул рукой в сторону холма с приземистой красной башней, — появился огромный волк в сплошных доспехах, будто вылитый из железа. Задрал голову к луне и стал выть — так громко, словно целая стая волков… В общем, проснулся Гедиминас с сильнейшей головной болью. Можно было, конечно, списать всё на неумеренные возлияния и прорвавшийся сквозь сон хор пьяных соратников. Но тогда и легенды не было бы, так ведь? Бразаускас наклонил голову и поглядел на меня. Я пожал плечами. История не слишком зажигала. Не дождавшись ответа, он стал рассказывать дальше: — Так что князь не стал винить во всем похмелье. Он решил докопаться до мистических причин. Позвали верховного жреца, Кривиса Кривайтиса Лиздейку. Понятное дело, что этот индивидуум славился отменной мудростью и глубоким проникновением в тайны жизни. Мда. Бразаускас снова усмехнулся одному ему понятной шутке и покачал головой. Мы неторопливо поднимались вверх по очередному холму. Горизонт становился всё шире, и город раскрывался перед нами во всей красе, рябил глаза чересполосицей разноцветных крыш и блеском церковных куполов. Отсюда, сверху, было видно, что его живописные кварталы тянутся не так уж далеко. В отличие от историй Бразаускаса, которые казались бесконечными. Мой спутник продолжал: — Как и всякий многомудрый тугодум, Лиздейка размышлял не один час. Уже Солнце садилось за горизонт, когда он одной рукой оперся на палицу, которая была знаком его величия, а другую воздел к небу и торжественно произнес… Я не помню точно, что он там произнес, но я на его месте обязательно сослался бы на волю богов и сказал, что сон — вещий. А дальше наплел бы про то, что на этом месте надо основать великий город. Начать, понятное дело, следует с могучего замка, стены которого будет прочнее всех стальных доспехов на свете. А потом уже слава о князе и его творении разнесётся по полям и лесам, рекам и холмам… еще немного по болотам и, наверное, аистиным гнездам. Больше в наших краях тогда ничего и не было. А! Еще бы я добавил, что слава эта будет громче, чем вой сотен волчьих стай. Жутковатая слава, что уж там… Видно было, что Деду Морозу часто приходится выступать перед широкой аудиторией. В его речи сквозили интонации профессионального лектора. Сделав театральный жест рукой, он подытожил: — Вот так всё здесь и началось. Это легенда об основании города. Не самая плохая, смею заметить! — И он воздел руку к небу, очевидно пародируя позу Кривиса Кривайтиса Лиздейки. Отмерев, Бразаускас заложил руки за спину и двинулся дальше по дороге. От того места, где осталась машина, мы прошли уже пару-тройку километров, и в основном в гору, но шаги его были широкими и упругими. Для человека своего возраста он, очевидно, был в отличной форме. Отмахав пару десятков метров вверх по склону, старый маг продолжил, уже с менее патетической интонацией: — Ну, это официальная версия. А на самом деле, всё было немного иначе. Совсем иначе. На самом деле, всё это происходило не во сне, а наяву. Хотя вполне могло показаться соратникам Гедиминаса страшным сном. Они нарвались на одну из поделок Альберта фон Больштедта. Его еще звали Альберт Великий. Был такой алхимик и мистик в позднем средневековье. Как и все немцы, очень большой энтузиаст, из тех, кто не слишком думает о последствиях. Хотя в те времена можно было. Не думать. В одном из тайных хранилищ Аахена я видел остатки такой штуковины. Голем. Стальной голем. Огромной разрушительной силы. И очень плохо управляемый. Честно говоря, он больше был похож не на волка, а на кабана. Собственно, это одна из причин, по которой строй тевтонских рыцарей называли «свиньей». Големы шли на острие клина, на самом «пятачке». И наносили ужасный урон врагу. Тевтонский орден… Не знаю, в курсе ты или нет, но эти наследники Госпитальеров многого понабрались на Востоке. И европейские алхимики постарались перенести накопленный оккультный опыт на нашу землю. Поначалу прокатывало. Но потом в одной из битв «кабанчиков» перемкнуло, и они накинулись на своих. Новгородцы глазам своим не верили от счастья. Думаю, этот исторический эпизод известен тебе под названием битвы на Чудском озере. — Гхм, — поперхнулся я. — Почему я тогда не знаю эту версию событий? — А много ли ты знаешь вообще? Я презрительно фыркнул. — Я знаю, что вы обещали ответить, как выкарабкаться из моей ситуации. И знаю, что пока я ответа не получил. И не надо глумиться над моими историческими предками! Бразаускас махнул рукой: — К ответу мы как раз и идём. Потихонечку. Подожди еще немного. А что касается исторических предков, национального самосознания и прочих умозрительных категорий… с течением времени это теряет значение. С возрастом начинаешь привязываться к более простым вещам… Вот позёр! Его послушать, так ему лет восемьсот, не меньше. Ладно, подождем. Терять уже почти нечего. — Так вот. Пара таких металлических свинок долго еще бродила по лесам. Ржавели, разваливались потихоньку. Понятно, кстати, почему голем «выл, как стая волков». Взвоешь, если тебя сорок лет не смазывали. Но боевой запал у них сохранялся. Всё-таки порой энтузиастам удаются удивительные вещи. Так что, когда соратники Гедиминаса разбудили кабанчика, он гонял их по всем окрестным холмам. В том числе и по тому, куда мы сейчас поднимаемся. А разбираться пришлось кому? Правильно, Лиздейке. — Бразаускас снова усмехнулся и продолжил: — По счастью, он был не так уж прост. Голос старого мага снова обрел торжественно-медное звучание: — Криве Кривайтис Лиздейка, верховный иерарх литов и пруссов, носитель священного посоха и хранитель вечного огня. Он же Протектор Палладиума всех земель Терра Мориана. То есть, всех прибалтийских земель. Мой давний предшественник. Видишь ли, в ту эпоху приходилось работать под более пышной вывеской, чем сейчас… В общем, чтобы сладить с разбушевавшимся големом, у верховного иерарха были средства покруче палицы. Сразу угомонить его не получилось, и подбитая тварь отступила куда-то вглубь леса. Пошли следом. И нашли логово. Первым храбрецам, которые полезли под землю, не повезло. Охранные системы работали на уровне. Но те, кто в итоге остались в живых, сумели оценить находку. Это был настоящий клад. Законсервированное хранилище артефактов Тевтонского ордена. Накопители энергии, боевые машины вроде того же голема, редкие алхимические смеси, магические амулеты… К четырнадцатому веку орденские специалисты утратили большую часть знаний, и просто запрятали в лесной глуши всё, чем не умели пользоваться. А Лиздейка умел. В тот день он принял решение, которое я лично считаю ошибочным. В наши времена так поступать не принято. Мы вроде судей, а судья не должен подыгрывать команде, даже если болеет за неё. Если бы Протектор тогда не… — Бразаускас помолчал, глядя под ноги. Потом встряхнул седой шевелюрой: — А, да что об этом. История не терпит «если». — Он повернулся ко мне и развёл руками: — Вот так и началось могущество Великого княжества. И история города. И снова настал черед паузы. Поняв, что на сей раз перетерпеть старика не получится, я спародировал его жест и вывел краткое резюме: — А-бал-деть! Бразаускас еще ждал чего-то. Я развил тему: — Очень. Очень впечатляющая история. Лиздейка — мужик! Потрясающий героизм! Но какое спорное решение! Нормально? Ответ верный? Зачёт? Мой спутник кивнул и выдал знакомую ехидную улыбочку. — Я рад. Так и что мне теперь со всем этим делать? — Например, посмотреть вооон туда, — я проследил за рукой Деда Мороза, минуя взглядом бетонные кресты на вершине соседнего холма. — Видишь купол храма с черными статуями? Их называют черными ангелами костела Святых Иоаннов. На самом деле, это не ангелы. — А кто? — Нефилимы. Ребята посерьезнее ангелов. Иногда по ночам они вытворяют такие вещи, что простому человеку лучше не знать. По счастью, у нас с ними договор. Он действует уже вторую сотню лет… — Слушайте, а из всех этих историй, которые вы мне понарассказывали, есть хоть одна, совпадающая с реальностью? — Ммм… — Старый маг задумался. — Да. Есть. Например, то место на площади, рядом с которым началась наша прогулка, действительно исполняет желания. — Да? Тогда давайте пойдём туда. И поскорее. — Не получится. — Почему же? — Оно исполняет желания только одного человека. И этому человеку давно уже ничего не нужно. Я почувствовал, что начинаю закипать. Что-то в последнее время я стал слишком несдержан на эмоциональные всплески. Но, блин, меня можно понять! — Тогда какого хера?! — прошипел я, вгоняя ногти в мякоть ладоней. — Какого хера вы рассказываете мне эти сказки? — Ну… — Бразаускас сохранял ироничное спокойствие. — Может быть, я хочу влюбить тебя в этот город? — У меня один любимый город и одна любимая женщина! — выкрикнул я, уже понимая, что совершаю ошибку. Свидетелем этого нервного выплеска стала дружеская компания, шагавшая в противоход нам с вершины холма. Одна из девушек, по-моему, даже покраснела. Парни лучше держали лицо, но удержаться от оценивающих взглядов было выше их сил. Под этими взглядами мне стало очень-очень неловко. Перед отъездом я успел-таки заскочить в квартиру Сигиты. Я успешно справился с задачей принять быстрый душ, не отвлекаясь на лишние подробности. А вот с поиском комфортных шмоток вышло фиаско. Если обтягивающую футболку удалось спрятать под зеленой ветровкой, то в облегащих черных джинсах я чувствовал себя все равно что голым. Когда компашка миновала нас и отошла на порядочное расстояние, последовал долго сдерживаемый взрыв смеха. — Знаешь, — Бразаускас решил подытожить результаты моего эпик фэйла, — тебе все же стоит делать поправку на внешность. Из этих уст последняя фраза звучала довольно странно. И не знаю, с чего ты вдруг это упомянула… Ой, прости, задумался. Так вот, я разве что-то говорил про любимую женщину? Да уж. Я показал себя истеричным идиотом. В который уж раз. Подсознание шалит. А может, чужие гормоны. Так чего теперь сдерживаться… — Да жёваный карась! Ну что ты меня мурыжишь, старик! Хватит. Хватит! Не надо мне этих сказок, понятно? Не надо… — А что надо? — деловито осведомился Дед Мороз. Я закатил глаза к небу. Вдохнул. Выдохнул. — Мне. Надо. От вас. Одно, — о, вроде получается без истерик. — Мне нужен доступ к памяти Сигиты. Ведь есть же у вас техники, чтобы выяснить, что это был за обряд? Тогда я бы мог… — Я знаю, что это был за обряд. — Э-э-э… Как? В смысле? — Я сам его ей дал. С этими словами он повернулся, снова заложил руки за спину и зашагал дальше по дорожке. Только что был на расстоянии вытянутой руки, и вот уже чешет метрах в двадцати выше по склону. Нет, это не магия, это просто я стою на месте с разинутым ртом и ошалело смотрю ему в спину наивными глазами блондинки. — Э-э! Полегче! — Заморозка, наконец, спала, и я со всех ног помчался за ним следом. Старый маг не остановился, но замедлил шаги, поджидая меня. Подбежав, я схватил его за рукав и дернул, чтобы развернуть к себе. Где там… Он смотрел на меня с усмешкой. — Ну? Какие еще вопросы? — Какие вопросы?! — я чуть не задохнулся от возмущения. — Да вы чо, вообще?! — Поясни, пожалуйста, я не вполне понял последний тезис. — Вы знали всё с самого начала и не сказали мне?! — А откуда я знал, что тебе можно доверять? — Чего-о-о? — Откуда мне было знать, что ты не инкуб в теле моей оперативницы, а вменяемый человек? Честно говоря, я и сейчас в этом немного сомневаюсь. — Я не… Да я же… — я как-то не сразу нашелся, что сказать в ответ. Потом на меня обрушилась ошеломляющая правда, что всей этой ужасной ситуации со Светкой можно было избежать. — Но ведь вся моя жизнь… — пролепетал я еле-еле. — Вся моя жизнь… — А так ли она хороша, твоя жизнь? Бразаускас резко рванул рукав пиджака, освобождаясь от моей хватки, и шагнул в сторону с асфальтовой дорожки. В трех шагах высилась густая стена кустов, к ней вела еле заметная тропка. — А ну, стой! — крикнул я срывающимся голосом. Но он уже раздвинул кусты и шагнул дальше. Я рванул следом и пушечным ядром проломил зеленую изгородь. И тут на меня накатило… * * * * * Мы были на крохотной кухне съемной холостяцкой квартиры. Я и Влад, мой старый кореш. Я взгромоздился на столешницу рядом с мойкой, заваленной грязной посудой, а он понуро сидел на единственном колченогом табурете. На столе царила полупустая литровка Столичной, а в воздухе висел дым от скверных сигарет. За окном было серо. Я перевел взгляд на руки и — чудо! — они снова были прежними, моими! Неужели, всё-таки сон? Ну, слава богу… Вот только, я что-то не помню у Владика такой квартиры… А мой друг сидел, покачиваясь, обхватив голову руками, и глухо говорил неестественным голосом, будто заучивая непривычную роль: — … А иногда глянешь кругом, а везде — тьма. Не красивая, романтическая тьма, а мерзкая такая тьма — гопник из подворотни. И ты думаешь — ну всё, пи##ец. Неказистый, тупой пи##ец, с корявой маленькой буквы. И вот тогда… — Влад оторвал руки от лица и уставился на меня безумными глазами с красными прожилками белков, — ты понимаешь, что душа просит топора. И тут он резко вскочил и широко перекрестился на неведомо откуда взявшийся портрет Федора Михайловича в красном углу. В этот момент по стенам комнаты пробежала ощутимая дрожь. Мой товарищ, не обращая внимания на природный катаклизм, продолжал осенять себя крестным знамением. Тряхнуло сильнее. Бутылка водки повалилась на бок, орошая поверхность стола и распространяя благоуханный аромат сивухи. Меня подбросило на моём насесте, чтобы не упасть, я ухватился рукой за край мойки. — Вла-ад? — я с трудом расцепил губы, чтобы дозваться до приятеля, зашедшегося в религиозном экстазе. — Влад, чё за херня происходит? Землетрясение, что ли? Он, наконец, вышел из своего транса и медленно обернулся в мою сторону. Некоторое время глядел ошалелыми, на выкате, глазами, словно пытаясь припомнить. А потом как-то резко вспомнил и нехорошо так сощурился… В этот момент по стенам снова прошла крупная дрожь, и с верхних полок посыпались банки с крупами и почему-то разноцветные буддистские флажки. Влад не обращал на них внимания. Теперь он сосредоточился на мне. — А что это с тобой, братец? — спросил он со змеиной ноткой в голосе. — Ужели падучая? Так ты постой, постой! Сейчас я тебе помогу! С этими словами мой товарищ откинул полу невесть откуда взявшегося плаща и явил миру здоровенный топор. Причем не какой-нибудь там деревенский топор, а полуметровый цельнолитой колун Фискарс. — Постой-постой… Постой-постой… — бормотал он, приближаясь ко мне вкрадчивой кошачьей походкой. Я как завороженный смотрел на топор. В последний момент я попытался податься в сторону, но рука предала меня, намертво вцепившись в край умывальника. Я пытался заслониться от удара второй рукой, но где там… Я не успел ее вскинуть даже наполовину, когда здоровенный колун взметнулся под потолок и обрушился на мою голову, раскалывая её пополам. Весь мир содрогнулся последний раз… и стало светло. * * * * * Каким наслаждением было бы снова открыть глаза! Но они уже и так были открыты. Я, видимо, вырубился мгновенно, не успев даже сомкнуть веки. Осознание возвращалось медленно. Зверски болела голова, а круговерть светлых и тёмных пятен перед глазами никак не хотела складываться в привычную картинку. Мир снова заплясал в конвульсиях — кто-то настойчиво потряс мою тушку, ухватившись за плечи. После этого мельтешащие зеленые кляксы начали постепенно обретать контуры древесных крон, а голубые проплешины между ними стали похожи на клочки неба. Небо заслонило более темное пятно в нимбе седых волос. Честно скажу — в моей ситуации я был согласен уже и на Святого Петра. Но это, конечно, был не он. — Планета Земля — межзвездному скитальцу, — голос Бразаускаса болезненным эхом отозвался в колокольных недрах черепа. — Как слышите меня? Приём! Я почувствовал, что опять скатываюсь в темноту. — Эй! — Старый маг снова встряхнул меня. — Куда? А ну давай, дыши! Я послушался. Первые вдохи дались непросто. Воздух приходилось силой проталкивать внутрь болезненными судорожными рывками. После того, как насосы легких несколько раз с хрипом качнули кислород туда-обратно, меня затрясло пуще прежнего. Откуда-то из глубины поднялся нервный лающий кашель. Было такое ощущение, что внутренности пытаются выбраться наружу, но мешают друг другу прорваться через гортань. Я бы, наверное, проблевался, но было нечем. Утром оказалось не до завтрака, а после полной приключений прогулки я так и не успел ничего кинуть в топку. Так что я трясся всухую, трясся всем телом, заходясь в неистовом кашле и пытаясь вывернуть легкие наизнанку. — Твою ж… — презрев приличия, Дед Мороз взял меня в охапку и прижал к себе. Не сразу, но я почувствовал, что от его рук исходит успокаивающее тепло, которое распространяется по всему телу. Комки колючей проволоки в груди помаленьку стали рассасываться, и я размяк. Землетрясение обернулось дождем. Приступ кашля сменился потоком слёз. Бог его знает, почему я плакал. То ли от лютой жалости к себе, которую так долго удавалось сдержать, то ли от облегчения, что опять живой. Вот так… Я беспомощно сидел на земле, проверяя на прочность Сигитины слёзные железы, а противник, которому я собирался бросить вызов, гладил меня по волосам и приговаривал: «Ти-и-ихо-тихо-тихо… Ти-и-ихо-тихо-тихо…» Его прикосновения снимали и уносили куда-то головную боль. Так что я не рыпался и сидел смирно. Если не считать попыткой сопротивления вымоченный в слезах рукав пиджака. Жалкое зрелище. Душераздирающее зрелище. Наконец, я успокоился настолько, что начал сопоставлять факты. И до меня дошло, что я нахожусь в объятиях врага. — Стоп! — Бразаускас опередил меня. — Спокойно. Сперва я должен извиниться. Я сожалею, но бесил я тебя специально. В ровном состоянии тебе сюда было не пройти. Это было неожиданно. Я совсем потерялся в лабиринте своих эмоций. — Слушай, может, ты отпустишь, наконец, эту корягу? — продолжил старый маг. Я опустил взгляд и посмотрел на свою руку, намертво впившуюся в древесный корень, выпирающий из земли. Вот, оказывается, за что я цеплялся в своём видении… Я дал приказ пальцам, но они послушались не сразу. Пришлось помогать второй рукой. Я поднялся, баюкая занемевшую кисть. Мир был нерезок. Мир щипал меня за глаза и шмыгал моим носом, а проклятая чёлка лезла куда не надо, прилипала к щекам и уже совершенно вымокла в соленой жидкости, столь щедро пролитой мной по всем поводам сразу. Я провел рукавом по лицу. Меня качнуло в сторону, Дед Мороз поймал. Я оттолкнул его руки и снова взялся за спасительное дерево. — Сумасшедший старик… — нытье рвалось наружу как гной. — Что же ты делаешь со мной, а? Какое ровное? Какое состояние?! Я не в своем теле, а ты еще хочешь, чтобы… не в своём уме, да? За что?! Что я вам, вам всем сделал? — За дар, — спокойно ответил Бразаускас. — Довольно дурацкий, между нами говоря. И совершенно для тебя бесполезный. Но очень нужный мне. Да что там. Всем. Я уже устал удивляться. Он, видимо, понял это. Без лишних церемоний ухватил меня за рукав ветровки и потянул за собой. — Пойдём. — сказал он. — Немного уже осталось. — Всё, расслабься, — продолжил старик на ходу. — Томить и мучить тебя я больше не буду. У тебя очень редкий Дар и, как я уже сказал, почти бессмысленный. Для него даже точного имени нет. В старых книгах таких, как ты, именуют Суррогатами. Кто-то из молодых коллег предлагал термин «Внешний администратор». Ну, а я сам называю по-простому — «Сменщик». У меня снова помутнело в глазах. Чтобы не грохнуться, я опустился на корточки и опёрся руками о влажную траву. Дед Мороз присел рядом и положил успокаивающую ладонь куда-то меж лопаток. Тепло снова побежало по телу. — Это плата за проход в «Запретный сад», — сочувственно произнес он. — Так называют некоторые места силы, куда лучше не соваться простым людям. В собственной шкуре у тебя не было никаких шансов пройти. И в Сигитиной-то вышло еле-еле. Потерпи. Дискомфорт скоро пройдёт. Может остаться тревога, но тревога — добрый друг Сканера. Особенно такого сильного, как хозяйка твоего нового тела. А у тебя сейчас как минимум половина её способностей. — Потому что я — Сменщик? — Ага. Это такой человек, способности которого позволяют меняться сознанием с другими одарёнными. Занимать на время их тела. И приобретать их силы. При определённых обстоятельствах. Которые складываются очень-очень редко. Так редко, что тебя вообще не должно было здесь быть. Но раз уж ты тут… Вставай, уже можешь идти. Я поднялся, сделал шаг, другой… Ноги уже были не такими ватными. Не такими ватными, как голова. — Посмотри по сторонам. Я посмотрел. Мы стояли на округлой поляне на вершине холма. Со всех сторон ее окружала плотная стена леса. Наверное, для птиц поляна выглядела как лысая макушка великана, просвечивающая сквозь курчавую зеленую шевелюру. Но только птиц здесь не было. Ни одной, даже самой задрипанной. Только шум ветра нарушал тишину. Шум настолько монотонный, что, казалось, он сам был тишиной. Странно. Ветер трепал мне волосы и играл с бородой Бразаускаса, но пожелтевшая трава, укрывавшая поляну, оставалась недвижимой. И ветви деревьев — они тоже не шевелились. Мне показалось, или краем глаза я уловил фиолетовое свечение, мерцающее возле самой кромки леса? Я обернулся назад: позади был такой же зеленый частокол, как и повсюду. Нипочем не угадаешь, где же мы вошли… И кроме нас двоих — никого. Хотя, пока мы поднимались, в окрестностях было полно праздношатающихся гуляк, бегунов, подростков, даже мамаш с колясками… Может быть, просто совпало, или здесь не принято шляться вне дорожек, или… Да, скорее уж «или». По идее, за этими деревьями должна открываться панорама города, но что-то мне подсказывает, что не увижу я там ничего. Хоть глаза прогляди. А в довершение ко всему картину дополняют низкие сизые тучи, висящие прямо над головой. А ведь только что были легкие перистые облачка, сквозь которые проглядывало беззаботное солнце… — Мы что, в другом мире? — Не совсем, — покачал головой Дед Мороз. — Скорее, в кармане нашего, привычного. Это тайная комната. Одна из многих. — Зачем мы здесь? — Проверить кое-что. И кое-что увидеть. И найти ответы на некоторые вопросы. — А что, для ответов другого места нет? — А куда бы тебе сейчас хотелось? Я задумался всерьез, и был вынужден признать, что даже в самые драматические моменты жизни зов желудка оказывается для меня главным категорическим императивом. — Я бы сейчас лучше посидел в какой-нибудь кафешке. И не обязательно, чтобы вкусно. Главное — много. И чтобы было нормальное кресло, а не пластиковая хрень. — Хм. — Бразаускас посмотрел куда-то в сторону, потом удивленно приподнял бровь: — Смотри-ка. Тебе повезло! Я проследил его взгляд. Надо же, и в самом деле в дальнем конце поляны уютно расположилось открытое кафе с плетёными столами и креслами. За столиками даже сидели какие-то люди, а пара официантов неутомимо челночила между столами и маленьким домиком-кухней. Из трубы домика вился живописный дымок. Как-то всё это не вязалось с картиной мира, которую только что описывал мне старый маг. Я недоверчиво перевел взгляд на него. Он пожал плечами: — Единственный способ проверить — посмотреть самим! На этом колдовском холме под низкими цементными тучами нормальная земная кафешка выглядела совершенно чужеродно. Я был почти уверен, что она рассеется, как мираж, стоит нам только приблизиться. Хотя лучше бы рассеялся холм. Вместе с чёртовым Бразаускасом и всеми моими злоключениями последних дней. Но Бразаускас не хотел развеиваться. Не теряя времени даром, он продолжил: — Я так понимаю, ты сейчас вряд ли с ходу сумеешь задать мне правильные вопросы. Так что думай над формулировками, а я начну с ответов. Итак, ответ первый: ты здесь не случайно. Случайно другое: что здесь — ТЫ. Ответ второй: банальная ошибка. Ошибка в церемонии перехода. В радиусе пары тысяч километров был только один человек, который подходил для переноса. Кроме тебя. Про тебя вообще никто не знал. Но мы не все предусмотрели в расчётах. И вышло так, что ты оказался в более сильной позиции. И теперь ты здесь. А Сигита — там. А человек… Дед Мороз запнулся. Я посмотрел на него. Мне почудилось, что по его лицу пробежала какая-то мрачная тень. Но в следующий миг он снова был спокоен. Показалось, наверное. Оптическая иллюзия. Бразаускас ускорился, опережая меня, и первым подошел к крайнему столику. — Прошу! — он отодвинул кресло и куртуазным жестом пригласил меня сесть. Я обошел его широким полукругом и встал с другой стороны стола. — Давайте без этих вот сексистских штучек, а? Он пожал плечами и сам взгромоздился на предложенное место. Я потянул на себя другое кресло — нет, не исчезает. И дразнящие запахи кажутся вполне реальными. И меню на столе выглядит очень даже заманчиво. Я сел. Бразаускас подтолкнул в мою сторону меню, затем задумчиво побарабанил пальцами по столу и снова открыл рот: — Так вот, … — Подождите. Я сформулировал вопрос. Это про Сигиту. Он вопросительно приподнял бровь. — Её вы тоже разыграли втёмную? Она знала вообще, на что идёт? — А ты, я смотрю, поборник справедливости? — Дед Мороз усмехнулся в седые усы и сощурил глаза. — Ты же, вроде, хотел узнать, как выбраться отсюда? — Это будет следующий вопрос. Следующий за ним — какова плата. А пока расскажите про Сигиту. — Да, знала. — Старый маг поёрзал, удобней устраиваясь в кресле. — Девочка вообще сильно доверяет мне и, упреждая твою реплику, да, скорее всего, напрасно. — А зачем? — я снова перебил его. — Зачем всё это? Ради чего? — О! Вот это — ключевой вопрос. — Бразаускас подался вперёд. — Только, боюсь, тебе придётся выслушать еще одну сказку. Я сделал двойной фейспалм, утопив лицо в ладонях. На последнюю реплику у меня нашелся только один ответ — глухой стон. Когда я, наконец, убрал руки от лица, то наткнулся на невозмутимый взгляд официанта. — Уже определились? — Эээ… Нет. Сейчас, — я потянул к себе меню. — Будете что-нибудь? — я посмотрел на Бразаускаса. — Нет-нет! Я, пожалуй, воздержусь. А вот тебе лучше подкрепиться перед новой порцией информации. — Я могу подойти позже, — улыбнулся официант. — Не. Я щас. — Я быстро раскрыл меню. — Ого! И вы это всё готовите вот здесь, в вашем фургончике? — О, это только малая часть! — Хорошо. Тогда мне… Ммм… вот, пасту Карбонара. И Цезарь. И… пива. Любого, на ваш выбор. Литр, не меньше! — Хорошо. Всё? Это займёт минут десять-пятнадцать. — Мы не спешим, — вмешался Бразаускас. Когда официант отошёл, я глянул на собеседника и решительно заявил: — Платите вы. У меня денег нет. Он усмехнулся: — Для противника сексизма ты подозрительно быстро учишься пользоваться положением. Я скривился. — Давайте уж лучше сказку. Он кивнул. — Ну что ж. Сказка. Тебе приходилось слышать про Ящик Пандоры? — Допустим. Это миф у греков. Что-то типа ловушки для мечтателей, из которой сначала достаёшь всякие плюшки, но чем дальше — тем страшнее? — В общих чертах верно. Кроме одного. Это не миф. Он откинулся в кресле и погрузился в благородную задумчивость, неторопливо оглаживая седую бороду. Было ясно, что набивать цену старик умеет мастерски. Я не дал ему насладиться паузой: — Трубки нет. — Прошу прощения? — Пока не заведёте трубку, закос под Гендальфа не прокатит. — Хм, — он усмехнулся. — Аргумент понятен. Закрой-ка глаза. — Это еще зачем? — Не бойся. Обойдёмся без неприятных сюрпризов. — Да я не боюсь. Уже. Я зажмурился. Дед Мороз пошуршал одеждой, потом я услышал, как на стол взгромоздилось нечто увесистое. Несколько секунд спустя по воздуху поплыл яблочный аромат. Что, опять?! — Можно смотреть! — смилостивился Бразаускас. Я открыл глаза: так и есть, кальян. Огромный, массивный, отливающий бронзой. С высоченной шахтой и двумя длиннющими «шлангами». — Будешь? — мой собеседник протянул мне один из мундштуков. — Эээ… нет. — Откуда он его взял? Из воздуха, что ли? С этого станется… — Не волнуйся. Я угощаю. И заметь, безо всякого сексизма. — Да нет, я просто… Не люблю я этого. Лёгкие забиваются. — Как знаешь, — он пожал плечами. — От этого не забьются. — он улыбнулся краем рта. И добавил: — И потом, мне бы это всё равно ничего не стоило. Он сделал глубокую затяжку. Прикрыл глаза. Выпустил в небо густую струю дыма и начал без предисловий: — Открыть ящик Пандоры, … он же ларец, — значит совершить действие с необратимыми последствиями. Как правило, весьма скверными. Хотя сама Пандора была существом, прекраснейшим во всех отношениях. Впрочем, хвалиться личным знакомством не буду. Это древнегреческий миф расписывает её как всесторонне одарённую умницу и красавицу, короче, полное совершенство. Да одна беда — она была создана Зевсом в наказание людям за похищенный Прометеем огонь. Губительная красота и разрушительное любопытство, заключённое в порочный сосуд женского тела. Ну, а по факту… По факту, это была обычная античная дамочка. Ничего не знаю насчёт красоты, тогда каноны были другие. Но недюжинная одарённость и любопытство были налицо. Он взял паузу и снова затянулся, вкусно забулькав водой в колбе. В мою сторону опять поплыл тонкий яблочный аромат. Бразаускас одно за другим выпустил в небо три дымных кольца, нанизав их одно на другое. — Не хуже трубки, а? — он подмигнул мне и, не дожидаясь ответа, продолжил: — В нашей традиции Прометей считается не титаном, а обычным человеком. Хотя он, конечно, титан во многих смыслах этого слова. Но происхождение имел вполне земное. Он был одним из первых, кто открыл в себе Дар и обнаружил, что ткань Вселенной изменчива. И мы можем по своей воле пересплетать её узоры. Иными словами, Прометей был первым магом. А Пандора — одной из самых ярких его учениц. Наделённой, как я уже говорил, выдающейся тягой к познанию. — Эта тяга, — он сделал короткую затяжку, — вышла нам боком. — Вам? — Нам. Человекам. Тебе же уже приходилось слышать про Исказителей? — Кого? — Магов, которые вместо кропотливого плетения нитей мира рвут и режут по живому? — А! Было, вроде, в Сигитиных книжках. И Арвидас что-то такое плёл. Типа от противоестественных связей со вселенной возникают дыры и родятся монстры. — Взгляд, конечно, очень варварский, но верный, — покивал головой старик. — И всё это, как ты уже понимаешь, пошло с Пандоры. Кстати, согласно еще одной версии, это была вовсе даже не женщина, а группа… скажем так, исследователей, пошедшая неверным путём. Грубое насильственное вмешательство в структуру мироздания повлекло ответную реакцию. Мироздание вмешалось в нас. — Что, огонь начал жечься? — Да. Ты, кстати, удивительно хорошо улавливаешь тему, несмотря на все капризы. Ладно-ладно, не суть. Да. Если принять искусство изменять ткань Вселенной за огонь знания, украденный у Богов, то Пандора стала орудием мстительных Олимпийцев. Её эксперименты… Или их. Нет, пусть всё-таки будет её — мне так привычнее. Так вот, эти эксперименты, эффективные, но грубые, привели к нарушению баланса. Одним из следствий стали разрывы в защитной оболочке нашего домашнего мира и пенетрация сущностей извне. Наподобие вашего с Арвидасом друга — и это еще цветочек был, поверь мне! Второе, и наиболее важное, на мой личный взгляд, следствие — это ящик Пандоры. Бразаускас прервался. В нашу беседу снова вторгся официант. Ни слова не сказав по поводу контрабандного кальяна, он сноровисто поставил передо мной салат и здоровенную кружку ледяного пива, запотевшую по краям. Для здешней погодки она, пожалуй, выглядела чересчур ледяной. — Ну так и что за ящик? — я снова подтолкнул колесо беседы, проводив взглядом удаляющегося официанта. — Да ты не спеши. Ешь. — Взгляд Деда Мороза вновь почему-то стал лукавым. — А я буду рассказывать. Я отхлебнул пива — мм, хорошая штука! — и принялся за салат. Мой собеседник выпустил в небо паровозную струю дыма и продолжил рассказ. — Сразу должен сказать, что даже в нашей среде многие считают это мистикой. Сродни общечеловеческой теории заговора. Ящик Пандоры — это периодически возникающие то там, то тут аномалии неопределённости, вызванные последствиями неаккуратного обращения с тканью мира. Они выглядят как гигантские воронки, которые впитывают в себя потаённые желания и страхи миллионов людей. Впитывают, накапливают и делают реальностью. Некоторые считают, что поворотные моменты человеческой истории — падение империй, переселение народов, великие географические открытия — возникли как сумма желаний огромных человеческих толп. Как ледяные бури и стальные смерчи, вырвавшиеся из-под крышки зловещего ларца. Порой величественные. Всегда судьбоносные. И почти всегда — губительные. Вот так, — добавил он после паузы. — А как на самом деле? — На самом? — Бразаускас улыбнулся. Сделал глубокую затяжку из кальяна, а затем выпустил изо рта еще один плотный дымовой столб. В отличие от своих предшественников, он не развеялся, а изогнулся и завис в воздухе над нами, образовав внушительный знак вопроса.