Снежный шторм

Вечеринка только набирала обороты. Народ не заполнил зал даже наполовину. Весёлые безалаберные стажеры еще заносили в двери приятно позвякивающие коробки, а на экране уже крутили видео с лучшими моментами недавней эпопеи с Прорывом. Кто-то из старших оперативников, вооружившись микрофоном, забрался на стол и сопровождал показ ехидными комментариями. Художник стоял, привалившись спиной к стене. И чувствовал себя прескверно. Было ощущение, что ему авансом прислали похмелье от еще не начавшейся попойки. По правде говоря, приходить вообще не стоило. Но дома было как-то не по себе. Несмотря на все маскировочные усилия группы прикрытия, от полуразрушенного особнячка по-прежнему веяло жутью. Пожарные и газовщики, прибывшие на место происшествия, предсказуемо диагностировали взрыв газа, оцепили дом тревожной лентой и строго-настрого запретили всем жильцам возвращаться. Ну, как всем… Модесту Францевну, пребывавшую в сумеречном состоянии сознания, невзирая на вялые протесты, увезли в больницу, второй квартиросъемщик прекратил платить и отчалил еще в начале лета, а Художнику пофиг были запреты. Его студия, как ни странно, почти не пострадала, однако он наскоро собрал манатки и свалил на квартиру друга. Того самого, с переломами. Художник не помнил, как увечил товарища — под контролем пришельца и не такое учудишь. Зато друг помнил. Всё понял, всё простил, многократно благодарил вслух палладиумовских медиков, всего за сутки поставивших его на ноги, но… нет-нет, да и косился на гостя: а ну как его снова перемкнёт? Так что, когда в чат пришла напоминалка, что начальство расщедрилось на праздничную вечерину, друг остался дома поразмыслить, а Художник размышлять не стал и стремительно отбыл в Гнездо. Ради такого случая он даже позволил себе такси — всё ж таки первый раз в жизни на магический корпоратив! Для конспирации вышел на соседней улице, когда до цели оставались жалкие сотни метров. Но эти метры дались нелегко. Мигля, а может, Рената (всё-таки он еще не очень хорошо научился различать сестёр Привратниц) при виде его бледного и покрытого испариной лица иронично усмехнулась и молча покачала головой. Он растерянно пожал плечами, протащился в общий зал и примкнул к стене, пытаясь унять мерзотное головокружение. Хотелось плюхнуться на стул, но это было бы совсем уж по-стариковски. И всё-таки тут, среди праздничной неразберихи, ему было лучше. Весёлый шум и гам отвлекал от новой болезненной привычки — до рези в висках напряженно вслушиваться во внутреннюю тишину, пытаясь различить в ней эхо чужих голосов. Голосов, пришедших извне. А еще, здесь он надеялся встретить… Её он заметил не сразу. В зале был полумрак: свет притушен, а окна занавешены. Светился лишь туманный экран, да несколько ламп по стенам. Она сидела в самом тёмном углу, на подоконнике, подтянув к себе ноги и уткнувшись носом в колени. Белые волосы были убраны в небрежный хвост, и несколько свободолюбивых прядей уже выбились наружу. Классическая поза социопата. Непохоже, что сейчас она будет рада его компании. Художник вздохнул и перевёл внимание на экран. А там было, на что посмотреть. Честно говоря, даже и не поймешь сразу, что за технику использовали при съемке. Скрытые камеры-жучки? Коптеры? Мобильные бригады операторов, работающие под невидимостью? Художник не заметил ничего такого во время их боевого дежурства. Однако наблюдать за тем, как камера снимает патрульных с самых неожиданных ракурсов, было странно. Она выныривала из-за спин, внезапно взлетала на несколько метров вверх, уносилась вперёд в поиске монстров, находила их и, вернувшись назад, начинала носиться вокруг оперативной группы тревожными кругами… Тут он увидел что-то знакомое. Старый ржавый ангар с зияющим зёвом двери, группа патрульных, нерешительно приближающаяся ко входу. Постойте-ка, это же… Ракурс меняется, камера взмывает ввысь и делает быстрый облёт вокруг здания, снова возвращаясь к исходной точке. Четвёрка оперативников уже внутри. А, ну точно же! Ого! Его осенила внезапная догадка. Так вот кто это всё снимает… Нифига себе! Что же это тогда за штука такая — Летун? Камера ныряет в провал двери и зависает у входа. Изображение меняется — такое ощущение, что кто-то включил неоновую подсветку, и темнота наполнилась изнутри сюрреалистичным голубоватым светом. Вот оно, на потолке! Стой! Нет, поздно. Художник плохо видел, что происходило тогда в темноте ангара, но прекрасно помнил, что испытал, когда черный водопад похоронил под собой Юстаса. Паника была древней, животной, пришедшей из тех времён, когда наши далёкие предки в ужасе замирали, заметив мелькнувшие в листве влажные кольца гигантской змеи или полосатую шкуру тигра. Когда он спохватился, то обнаружил, что ноги уже успели пронести его метров на пять по направлению к экрану. Недавнюю вялую усталость смело ураганным порывом адреналина. Пальцы сами по себе сплелись в диковинный энергетический знак, который он никогда даже и не использовал. Все, кто находился поблизости, с интересом обернулись на Художника. «Спокойно, спокойно, — сказал он сам себе, — не хватало еще в кругу своих сойти за чудика». А на экране продолжалось шоу. Девчонка в шортах, застывшая на полпути к черно-виниловому монстру, вдруг нырнула вниз, и почти синхронно женщина с короткой стрижкой вскинула руки, направляя на пришельца волну странной энергии. А затем камера тоже пришла в движение, да так быстро, что изображение по краям смазалось. Вот источающий угрозу виниловый конус уже в трёх шагах, но мелькает стремительная черная тень, и камера, беспорядочно вращаясь, отправляется в обратный полёт. В кадре, словно в замедленной съёмке, мелькает знакомое — его собственное — лицо. Удар по касательной, из темноты выплывает ржавая балка… всё. Экран гаснет. Художник не сразу сообразил, что кто-то называет его имя. Парень с микрофоном повторил его еще раз, а затем под ехидные смешки объявил: — … получает приз в номинации «Твердолобость». Ещё никому в истории не удавалось отключить Летуна ударом головы! Он поморщился. Во-первых, заслуга не его, а стальной балки, а во-вторых, шутка была не из самых тонких. Но что делать. Художник под нестройные хлопки подошёл к ведущему и принял из его рук приз — кстати, весьма неплохой роллерский шлем с забавными рисунками в граффити-стиле. Он повернулся в сторону зала, отвесил шутовской поклон и отсалютовал шлемом. Между тем, ведущий продолжал: — Ааааа номинацию в категории Соколиный глаз получает… Художник поискал глазами Снежка. На насиженном подоконнике её не было. Ушла? Он догнал ее уже на лестнице. Это было несложно. Она поднималась так медленно, словно несла на плечах груз по меньшей мере трёх тонн сомнений. Обернувшись на его шаги, она потратила ещё некоторое время, чтобы вынырнуть из глубин собственных мыслей. — А, привет, — прозвучало не слишком-то дружелюбно. — Привет! — улыбнулся Художник. И подумал, что, наверное, выглядит очень глупо. За полминуты быстрой ходьбы он опять умудрился запыхаться, да и… чего он вообще побежал следом? Девушка вздохнула. Потом посмотрела на шлем в его руках: — Поздравляю. — С чем? А, да… Дурацкая идея с этими номинациями. — Да уж. Но мне как-то сразу стало ясно, к чему всё идёт. Что там мне полагалось-то? — Я не успел разглядеть. Кажется, ковбойская шляпа. — Офигенно полезная вещь. Помолчали. Потом Художник спросил: — Это не моё дело, конечно… То есть, я имею в виду… А ты, собственно, куда? Она улыбнулась краем рта. Он и сам чувствовал себя непривычно неловко. — К Бразаускасу, — короткий кивок наверх, — разговор есть. Она снова помолчала, а потом неожиданно предложила: — Слушай, а ты можешь пройтись со мной? Просто за компанию. Что-то в этом было странное. Но в ней, насколько успел понять Художник, странным было всё. — Конечно! А он меня пустит? Она пожала плечами: — Посмотрим. Они неторопливо поднялись до конца пролёта, попетляли по коридорам и набрели на приметную дверь в кабинет Протектора. Девушка встала перед дверью. Помедлила. Посмотрела на Художника. Вздохнула и взялась за узорчатую ручку. Постояла так несколько секунд и опустила руку. А потом снова взялась. * * * * * Принять решение — плёвое дело. С этим даже монетка справится. А вот принять, что именно это отныне и будет твоим решением — вот это уже вызов. Казалось бы — чего тут думать? И всё же… Всё же бездна — такая штука, от которой просто так не отмахнешься рукой. Хотя поначалу ничего не предвещало. Насладившись произведённым эффектом, Бразаускас, тихо посмеиваясь, продолжил потягивать кальян. Знак вопроса так и продолжил висеть в воздухе. Удивительно, но официант, притащивший мне следующую часть заказа, полностью проигнорировал эту воздушную типографику. Почесав мундштуком переносицу, Дед Мороз продолжил: — Итак. Давай систематизировать. Что мы имеем? Постулат первый: существует явление, которое мы для удобства называем Ящиком Пандоры. Это, в сущности, инструмент воплощения мечты. Обычно надежды и чаяния простых людей не имеют значения. Но когда где-то рядом висит эдакий пузырь, содержащий колоссальную энергию с невоплощенным потенциалом, энергия начинает искать выход в реальность. И лазейкой для неё становятся людские желания. Не каждое по-отдельности, а некая их сумма. Среднее арифметическое. Общий знаменатель всех желаний. А чего обычно хотят люди? Пока он говорил, я начал ковыряться в тарелке. Паста тоже оказалась на высоте! Надо же, недурственное место. Если и хотеть, то чего-то подобного. — Люди? — я решил поддержать беседу. — Вкусно поесть, крепко поспать, ну и ещё чтобы было, на что посмотреть. Хлеба и зрелищ. Старый маг удовлетворённо кивнул. — Это если у них всё в порядке. Всё идёт своим чередом. А если дела пошли не на лад? — Тогда… тогда люди думают: «А провались оно всё пропадом!» — Ну, не совсем уж всё. Достаточно, чтобы у соседа на машину голуби нагадили. Или шумные подростки магнитофон уронили и разбили. Или соседка ослепла на один глаз и больше на твоего мужа не заглядывалась. Как-то так… По мелочи. А в сумме получается как раз маленький Армагеддон. Мне захотелось поёрзать. Странное дело. Вроде сижу в удобном кресле, а ноги какие-то забитые. Никак не расслаблюсь. Напряжение не отпускает. Так. О чём он там? — Ты меня слушаешь? — Угу, — я кивнул. — А второй? — Что «второй»? — Мне-таки удалось немного сбить его с толку. — Второй постулат. Он ухмыльнулся. — Второй постулат — Ящик откроется здесь. — Вот прям здесь? — Да, на этом самом месте. — А, ну конечно! Как я не подумал? И, разумеется, я — избранный герой, который призван устранить угрозу и спасти человечество? — Нет, — неожиданно холодно ответил Дед Мороз. — Ты не герой, и мы оба это знаем. Ты вообще никто в этой истории. Это во-первых. А во-вторых, закрыть Ящик невозможно. — Эээ? — он опять перехватил инициативу. Я перестал понимать, к чему всё идёт. — Слушайте, вы же обещали мне больше не шутить. — А я не шучу. Это явление природы. Пусть искажённой, но природы. Попробуй закрыть вулкан! Я молча развёл руками, подавшись вперёд и постаравшись придать взгляду как можно больше требовательности. — Но можно… — взгляд старого мага обратился куда-то внутрь. — Можно его как бы… отменить. Вернувшись назад во времени. — Ааа! Помимо Лукьяненко, теперь еще и Уэллс? У вас есть машина времени? — До недавнего времени… хм, глупый каламбур, — прервался Бразаускас, — не было. А теперь — да. Есть. — Вот как… — я откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться, чтобы собраться с мыслями. Странно, ноющее ощущение в ногах всё не проходило. — И что это? Капсула Уэллса или машина Марти МакФлая? Старик покачал головой: — Лучше. Зеркало Лиздейки. Напрасно он держал эффектную паузу. Сами по себе слова были мне знакомы, но их сочетание не говорило ничего. Мой собеседник уже настроился на новый раунд объяснений, но я остановил его, выставив вперёд руки: — Не-не. Мой мозг уже перенасыщен мистикой, больше не лезет. Окей, зеркало — так зеркало. Если вы верите, что сработает, значит так оно и есть. Хорошо. Так причем тут я? — Управлять зеркалом может лишь тот, в чьих венах течет кровь рода Лиздейки. — И? — Прямо сейчас кровь его рода доставляет кислород к арендованному тобой мозгу. Пока я отуплял, Дед Мороз продолжил: — Здесь — проходной двор народов. Ландшафт, в основном, плоский, море рядом. Много веков завоеватели ходят туда-сюда, так что гены перемешиваются, а исконных жителей, считай, уже почти и нет. Из потомков Лиздейки осталась одна ветка. И Сигита — последний лист на ней. Я поковырялся вилкой в тарелке. Стало яснее. Но ненамного. — А чего… зачем тогда это всё вообще? Зеркало у вас было, оператор зеркала — тоже. Ради чего весь сыр-бор? Какого чёрта я здесь? Бразаускас вздохнул. — Помнишь, я тебе говорил, что мы упустили девчонку и слишком поздно заметили её Дар? В результате она росла в довольно жёстких условиях, и характер у неё немного… замкнутый. — Ага. Вернее, она панически боится близких контактов. — Можно сказать и так. А работа с некоторыми магическими артефактами требует умения открыться миру. Для Сигиты это — за гранью возможного. Ведь, по сути, ты пускаешь в своё сознание другую сущность. Мне, конечно, сразу вспомнились наши увлекательные приключения с монстром-мозгокопом. Отогнав воспоминание усилием воли, я предпринял еще одну попытку соскочить: — Ладно, это я понял. Ну, а родственники? Я не верю, что вы больше никого не нашли! — Нашли, — кивнул старый маг. — И тёток, и двоюродную бабку, и троюродных племянников. И даже родную мать, хотя она умудрилась ускакать аж в Исландию. Но ни у кого из них нет Дара. А значит, всё бесполезно. Поэтому мы и проводили обряд со сменщиком. Поэтому мы имеем честь лицезреть тебя здесь. Я опять начинал раздражаться. Было ясно, что Бразаускас в очередной раз заманивает меня в какую-то мерзкую хрень. А я ничего не понимаю, у меня по-прежнему ноют ноги, а главное, хотя я съел уже прилично, жрать всё равно хочется немилосердно. Я уж решил заново подозвать официанта, но Дед Мороз опять сбил меня с мысли: — Я наблюдаю за тобой не так давно. Но пристально. И вижу, что ты — антипод Сигиты. Ты умеешь меняться под обстоятельства. В сущности, в этом и заключается твой Дар сменщика. — Я… — Нет, подожди. Дослушай меня, пожалуйста. Когда Ящик откроется — по-настоящему, на полную силу — может произойти что угодно. Может быть, новый Ренессанс. Может быть, Золотой век. Может быть, наступит эпоха всеобщей любви и братства. Но… я смотрю на запад, смотрю на восток, да я просто в утреннем Макдональдсе смотрю на лица людей — и думаю: нет, вряд ли. Допустим, Европа уцелеет. И с Россией твоей ничего страшного не будет, ну, качнётся линия фронта туда-обратно… А вот от этого города, скорее всего, камня на камне не останется. И мне это горько сознавать. Я к нему, знаешь ли, привык… — Мне… — Стой-стой. Я не закончил. А теперь давай подумаем, что ждёт тебя. Ну окей, плюём на этот мой дурацкий Ящик и меняем вас с Сигитой обратно. И что? Оставить всё как есть? Да у тебя там все отношения и планы рухнули. Другой вариант — подтереть память всему городу. Нууу… трудновато будет, и вряд ли московский Палладиум позволит. Но, допустим, сделали. И что, хорошо тебе будет ходить среди людей с амнезией, чувствуя себя обманщиком? Есть — погоди, дай еще пару слов! — есть вариант попроще. Можем подтереть память тебе. Прямо сейчас, не сходя с места. А что? Будешь нормальной девчонкой, без закидонов. Мне так выгоднее всего. Ага, вижу, не нравится. Так вот, моё предложение — самое лучшее. Мы используем зеркало, ты делаешь… мм… кое-что, это долго рассказывать. А потом оказываешься у себя дома, и всё на своих местах, и никто не пострадал! А? По всему выходит так, что надо тебе браться за это дело! — Он помолчал, а потом добавил: — И это третий. — Что «третий»? — вскинулся я. Он улыбнулся: — Постулат. Снова уел, гад. — Слушайте, я достаточно читал научной фантастики. Ну, исправил я всё и вернулся назад. А там — изменённый город, нелюбимая девушка и сам я — какой-то не такой. Дед Мороз усмехнулся: — Больше читай фантастики. Нет. Это работает не так. Если сделать правильно — то всё останется на своих местах. И эти твои здешние приключения — нет, ты их не забудешь, но станешь воспринимать как очень занятные цветные сны о несостоявшемся будущем. — Что скажешь? — добавил он после паузы. Я молчал. Но тишина была только снаружи. Внутри всё гудело. Я чувствовал себя весьма странно. Гудели уставшие ноги, гудела голова, растревоженным ульем гудели перемешанные мысли в этой самой голове… — А где… Где гарантии? Может быть, вы мне всё опять наплели — и про ящик этот, и про Сигиту, и про время… Почему я вообще должен верить?! Дед Мороз покивал головой. — Нужны подтверждения? — Неплохо бы. — Хорошо. — Он огляделся по сторонам, потом наклонился ко мне через стол и произнёс заговорщицким шёпотом: — Как ты думаешь, эти люди вокруг, как они воспринимают нас? Как дедушку, который вышел погулять с ненаглядной внучкой, или как престарелого донжуана, который кадрит молодую девчонку? Как же он задолбал своими приколами. Охота сорваться и набить морду. Но хватит его развлекать. Я оглянулся. Пара по соседству была поглощена беседой. Женщина о чём-то увлечённо щебетала, а мужчина благосклонно слушал. Но оба нет-нет, да и постреливали взглядами в нашем направлении. Я взглянул в другую сторону. Официант ответил профессионально-любезным взглядом. Холёная старушка за дальним столиком и вовсе смотрела, не отрываясь. Чего это они все? Я вновь посмотрел на Деда Мороза. — А вы не рассматриваете вариант, — сказал я с оттяжечкой, — что вас воспринимают как дедушку, который вывел погулять ненаглядную внучку, чтобы потом её поиметь? Бразаускас хмыкнул: — Значит, так ты обо мне думаешь? Удар ниже пояса. Я так полагаю, это месть за Ледовое побоище? Огладив бороду, он посмотрел на меня с коварным прищуром и продолжил: — Тебе хотелось знать, как на самом деле? Ну, знай. На самом деле, ничего они о нас не думают. Потому что они не существуют. И место это есть только в твоём воображении. Смотри! И старый маг резко взмахнул рукой, словно отдёргивая плотную занавеску. И ничего не стало. Ни домика с кухней. Ни кафешки с её посетителями. Ни стола с ароматным кальяном и лакомыми закусками. И, что немаловажно, кресла подо мной тоже не стало. Всё это время, я, оказывается, висел на согнутых ногах в горделивой позе орла, справляющего нужду на краю гнезда. А вот Бразаускас с комфортом устроился на большом сером валуне, который до этого успешно маскировался под плетёное кресло. — Сссууука Дед Мороз… — процедил я сквозь стон, со скрипом распрямляя пылающие от напряжения ноги. Он что-то отвечал мне, но было не до того. Всё-таки метафизические проблемы уходят далеко на второй план, когда твои мышцы горят и разрываются от натужной боли. Я стоял, упираясь руками в колени, зажмурив глаза и шипя сквозь зубы. По лицу стекал солёный пот вперемешку со слезами. — Открой глаза! Открой! — Бразаускас подошел вплотную и заорал прямо в ухо. — Открой и смотри! — для пущего эффекта он встряхнул меня за плечи. Я резко выпрямился и оттолкнул его обеими руками. Куда там! Всё никак не привыкну к разнице в весе. Он не сдвинулся с места, а я сам, напротив, шатнулся назад и, не устояв на нетвёрдых ногах, шлёпнулся на локти. Отрезвляющую боль дополнил отрезвляющий холод. Не так. Пронзительная и лишающая всех иллюзий стужа. Я повернул голову и совсем рядом — на расстоянии руки — увидел бездну. Ветер хлестнул меня по лицу белыми волосами. Я машинально смахнул их ладонью — и мне показалось, что струйки пота превратились в ниточки льда. Наверное, не показалось. Бездна была настоящая, безо всяких сомнений. Это не был очередной иллюзорный трюк, рассчитанный на простака-попаданца. Иллюзией могли быть люди, дома, деревья. Но не это нестерпимое ощущение пустоты, жаждущей воплотиться. Но не эта неумолимая сила ветра, способного — я знал это точно — проходить сквозь сталь. Забыв о боли, я приподнялся на локтях, чтобы увидеть, как изменился пейзаж вокруг. Конечно, никаких столиков и никаких людей не осталось. Их смело, как дым. Кромка деревьев на краю лысой макушки холма подрагивала и казалась оптической иллюзией. Реальными были седые травы, покрывшие невидимую землю. Повинуясь ровному потоку ветра, они клонились по направлению к нашей стороне поля и будто бы стекались со всех концов поляны к воронке бездны. Реальным был Бразаускас, башней возвышавшийся надо мной в неестественном контровом свете. Ветер колыхал его волосы и бороду. Указывая рукой на воронку, он что-то говорил мне. Что-то насчёт силы, способной воплощать любые иллюзии, как только что произошло с моими. Насчёт коллективного разума человечества, вечно спящего и порождающего монстров. Насчёт бездонной копилки ужасающих сюрпризов… Я снова перевёл глаза вправо. Бездна была тут — а куда она денется? От неё всё так же веяло лютым холодом и бесчеловечной силой. Бездна не была пустой, как показалось мне вначале. В ней кружились миллионы крошечных светлячков-снежинок, сплетавшихся в замысловатые образы — грозные и смутно знакомые. Но прежде, чем я успевал приглядеться и узнать, что за картина складывается передо мной, налетал ветер, и на её месте возникали десятки новых образов. Я неведомым образом понял, что эта снежная буря длится уже очень давно, дольше, чем существует планета. И, может быть, дольше, чем живут звёзды. И еще каким-то нутряным сто семнадцатым чувством я догадался: если соглашусь сейчас на предложение старого мага, мне предстоит не приятная увеселительная прогулка во времени. Нет, мне — туда, в самую глубь, самое сердце вековечного снежного шторма. Я потянулся пальцами в сторону бездонного жерла ледяного вулкана. Снежинки окутали кисть, танцуя безмолвный магический танец и словно бы растворяя в себе живую плоть. А голос Бразаускаса всё звучал: — ...И знаешь, что последним лежало в Ящике Пандоры? Последней, на самом дне, лежала надежда… И вся моя надежда теперь — на тебя. На мгновение мне показалось, что пальцы, начиная с ногтей, тоже начали таять, рассыпаться, превращаясь в невесомую снежную пыль… Я отдёрнул руку. * * * * * …Пока Снежок стояла в неподвижности, минуло много долгих терпеливых секунд. А потом она вдруг резко отдёрнула руку — будто дверная ручка была сделана из жидкого азота. И даже сделала шаг назад. Глаза её выдавали человека, который находится в странном положении «совсем не здесь и вовсе даже не сейчас». Переведя затуманенный взгляд на Художника, девушка, по-видимому, долго отыскивала его образ в картотеке воспоминаний. Наконец, отыскала, и, судя по всему, не на полке «опасные монстры». Растерянно посмотрела на него, потом на руку, потом на дверь и снова на него. — Слушай, — сказала задумчиво, — там внизу есть, вроде, что выпить, да? Художник почесал пятерней в затылке. — Ну да, ребята заносили что-то такое. Девушка кивнула и повернулась в сторону лестницы. — Пойдем. Тут такое дело… без бутылки не разберешься. Сделав пару шагов по коридору, она остановилась и, обернувшись через плечо, бросила: — Ну что, пойдешь? Он, конечно, не стал отказываться.