Бессмертный поцелуй

Родерих был несказанно счастлив от того, что наконец поймал Ивана. Он мечтал об этом моменте весь год. Всё, что ему было нужно сейчас — смотреть, как подыхает Иван, и слышать его слова сожаления о смерти Гилберта. Но сейчас он жутко хотел спать. Людвиг остался сторожить Ивана в подземной камере, в месте, где стены были освящены, а решётка омыта святой водой. Родерих повернулся к Альфреду и сказал: — Сможете вместе с Людвигом присмотреть за Иваном? Я хочу уйти домой. — Иди домой и выспись, — кивнул Альфред. — А я разберусь с этим кровососом. Если постараться, то к утру развяжем ему язык. — Только не убивайте его без меня. Я хочу при этом присутствовать. Родерих поднялся по лестнице, уходя из места, где держали Ивана, и его сердце забилось от осознания реальности происходящего. Ивану осталось жить всего день. По дороге домой он начал напевать себе под нос. Гилберта уже не вернуть, но месть будет сладка. Подъезжая к дому, который снимал, когда бывал здесь, он заметил, что все фонари были выключены. Отключили и отключили, Родерих не стал придавать этому значения. Припарковавшись, он вышел из машины. Единственное, что принадлежало ему в этом доме — рояль, который он привёз из Германии. Людвиг пытался вразумить его не перевозить такую тяжесть, но Родерих настоял на своём. Зайдя в дом, Родерих стал искать свечи. Поддавшись душевному порыву, ему захотелось прямо сейчас сыграть что-нибудь весёлое. Расставив свечи, он зажёг их по всей комнате и одну поставил на рояль. Играть по памяти было проще, чем таскать с собой ноты. Родерих потерял счёт произведениям, которые он сыграл, поэтому решил импровизировать. Сейчас ему хотелось выразить свои эмоции через музыку. Поглощённый игрой, Родерих не заметил, как погасла свеча. Затем вторая, и только тогда он остановился и оглянулся. Ничего. Вдруг раздался чей-то голос. — Не останавливайся, я люблю эту музыку. Всегда любил. Родерих ахнул, узнав даже холодный тон знакомого голоса. Сердце, казалось, остановилось от волнения, а в голове никак не могли собраться мысли. Глубоко вздохнув, он пытался успокоиться. Холодный смех наполнил комнату. — Даже не сумничаешь как всегда? Погасла ещё свеча. Родерих инстинктивно прижал руку к кресту на шее. Когда мысли вернулись, он начал осознавать, что произошло в ту ночь, и от этого вместе с болью в груди накатило отвращение. Должно быть, Гилберт влюбился в Ивана, или наоборот. — Ты мёртв, — осмелев, произнёс Родерих. Гилберт снова рассмеялся. — Ага. И это лучше, чем ты себе представляешь. — Лучше бы ты умер, — Родерих сумел произнести это сдержанно, хотя сердце обливалось кровью. Ему казалось, что он умрёт от этой боли. Но иллюзий не было, либо он убьёт Гилберта, либо умрёт сам. Родерих не знал, сможет ли он сделать это, пусть и с мыслью, что это уже не тот человек, которого он знал при жизни. «Он не Гилберт, он демон, который убил его. Я не должен колебаться», — думал он, сжимая в руке единственное оружие — крест. Не было даже шанса убить вампира крестом. — Я был на похоронах и подумать не мог, что ты расскажешь обо мне столько интересного. Родерих обернулся, чтобы наконец посмотреть на вампира. Он настроил себя на то, что возможно увидит, но это не помогло. Гилберт изменился, хотя многое во внешности осталось. Взглянув в красивые, но холодные глаза, он обратил внимание на их неестественный блеск, на то, что тёмно-бордовый цвет глаз стал ярко-малиновым. Одет Гилберт был во всё чёрное, что помогло ему слиться с темнотой в комнате. Гилберт улыбнулся и стало по-настоящему не по себе. — Судя по твоему выражению, тебе нравится, каким я стал. — Ты был красивым, а теперь ты похож… — голос Родериха дрогнул и оборвался, он не мог договорить фразу. Гилберт задул последнюю свечу, осталась только одна на рояле. Затем быстрым движением, незаметным человеческому глазу, приблизился и взял в руку крест Родериха. — На кого похож? — улыбнулся он. Его рука сжала крест. Родерих был уверен, что крест обжигает бледную плоть, но лицо Гилберта не исказилось от боли. — На вампира, — продолжил Гилберт, срывая цепочку, на который висел крест, и отбрасывая в сторону. Родерих понимал, что остался без защиты, но старался выглядеть спокойным. — Ты похож на монстра. Гилберт снова залился смехом и схватил Родериха за шею. — Я и есть монстр, любимый. — Из-за слова, произнесённого на немецком, вниз по спине пробежали мурашки. Родерих так долго мечтал, чтобы Гилберт назвал его так, но теперь это слово звучало, как насмехательство. Он пытался встать, но Гилберт толкнул его на рояль. Нажатые клавиши издали диссонирующий звук. Гилберт ухмыльнулся, и Родерих увидел в его глазах жажду крови. — А ведь я был влюблён в тебя. Я желал тебя, пока Иван не нашёл меня. Сердце Родериха сжалось от этих слов. — Лжёшь! — со злостью выкрикнул он. Гилберт провёл пальцем по горлу Родериха. — Не лгу. Я часто думал, какими окажутся твои губы на вкус. И сейчас я это узнаю. — Наклонившись, он поцеловал Родериха. Поцелуй вышел хищным и голодным. Родерих знал, что так нельзя, но чувствовал, как отвечает на поцелуй. Губы задевали что-то острое, вероятно, клыки. На него нахлынуло чувство вины, слёзы покатились по щекам, и всё же он не мог остановиться. Гилберт отстранился с дьявольской улыбкой. — А теперь я получу то, зачем пришёл. Родерих, не отошедший от поцелуя, смутно понимал услышанное, пока Гилберт не произнёс: — Где вы держите Ивана? Родерих коротко засмеялся. — Я не расскажу тебе. Рука сильнее сжала шею, и Гилберт прошипел: — Скажешь и останешься жив. Родерих попытался оттолкнуть Гилберта, но тот лишь сильнее прижал его к роялю. — Думаешь, я захочу жить, зная, кем ты стал? Я скорее умру, чем буду жить с мыслью о том, что единственный любимый стал демоном! — сквозь стиснутые зубы ответил Родерих. — Как хочешь, — безразлично ответил Гилберт. Родерих видел всё как в искажённой замедленной съёмке. Гилберт откинул его голову дальше, отчего спина Родериха выгнулась. Обнажив клыки, вампир впился ими в шею. Боль накрыла с головой, Родерих пытался сопротивляться, но было бесполезно. Вдруг он вспомнил, что в кармане был стальной ножичек, которым не получилось бы убить вампира, но ранить можно было. Опустив руки, он пошарил по карманам, засунул правую руку в карман и вытащил маленький ножик. Прикинув в уме, Родерих понял, что сумеет ранить руку, которая опиралась на рояль. Он полоснул запястье Гилберта до крови. То же он проделал с Иваном. Вампиры ничего не замечают, когда сосредоточены на своей добыче. Родерих стал ощущать слабость, в глазах стало плыть. Он знал, что потерял много крови и не сможет выжить. Когда же Гилберт выпустил его из своей хватки, Родерих удивился, но поразило его, когда тот обнял его. Не сумев держать голову, он опустил её на плечо Гилберта. — Ты не должен был ввязываться в это, когда я умер. Прости, что всё так закончилось. Я люблю тебя. «Он впервые обнимает меня», — единственное, о чём думал умирающий Родерих. Очень осторожно Гилберт положил его на скамейку для рояля, а после исчез. Родерих пару раз с трудом вздохнул. Он хотел сделать кое-что напоследок, хотя понимал, что это неправильно. Но сердце затмило голос разума. Подняв окровавленный нож ко рту, Родерих без колебаний облизал кровь Гилберта. Вкус был отвратительным, но он стерпел. От потери крови в глазах стало чернеть. Последней мыслью было: «Он сказал, что любит меня». Когда Гилберт уходил из дома, его одолели смешанные чувства. Он не должен был говорить это умирающему Родериху. Он любил Родериха, но это было до того, как его сердце стало принадлежать Ивану. Он не хотел больше никого любить. Он не полюбит больше никого. Неважно, Родерих мёртв. Осталось немного прибрать за собой. Он достал телефон и набрал номер. — 911. Что случилось? — Я слышал поблизости крики… — специально беспокойным голосом ответил Гилберт.