Каждый миг…
Италия давила, засасывала, перемалывала и уничтожала. Она подгоняла всех под одну планку, задавая простое правило: «Ты, или тебя». Для каждого. «Травоядное, с чего ты взял, что я буду подчиняться тебе?» Но она, то самое исключение, подтверждающие правило. Она и её люди по странному стечению обстоятельств, единственные кого не волнует это правило. «Объяснись» Способная одним взглядом заткнуть любого человека, сумасшедшая социопатка с адреналиновой наркоманией. Эта девушка больше животное, хищник, или стихийное бедствие, чем человек. Она до сих пор не простила ему поводка, и того что он его оборвал. «Вот значит как, Савада…» Почему-то в её устах тогда была лишь горечь, презрение и яд. Много-много яда. До этого момента он понимал и даже наблюдал, но ни разу она не позволяла себе такого обращения. И это неприятно кольнуло. Её помощник смотрел на него как на труп и, как шептала интуиция, только прямой указ еще школьных лет не давал её людям его убить. «Чего ты хочешь?» Прямой взгляд стальных глаз выворачивал душу наизнанку, пламя концентрировалось вокруг них. — Не переноси мой образ на него.Каждое твое действие…
— Я не буду просить тебя рассказать мне о том, почему ты до сих пор здесь, я не стану умолять тебя просветить меня насчет плана Тсуны, но, пожалуйста, ответь мне, мы выживем? — С чего ты взял, что я развею твои сомнения? Я не Синигами* и не Судьба, чтоб знать ответ. — С самого начала ты была чуть впереди и если будешь уверенна, то я буду спокоен. — Это — молодая женщина замолчала и пристально посмотрела на собеседника — низко. — Может быть, а знаешь, чем ты меня зацепила, тогда, еще в школе? — Молодой мужчина спокойно встал спиной к окну и, чуть наклонив голову, внимательно посмотрел на собеседницу. — Контрастом. Холодная, царственная и величественная в школе, нейтральная вне её и такая теплая с близкими. Знала бы ты, как я ненавидел его… — Он отвернулся и начал рассматривать дверь. — Но, несмотря на все это, я всё еще считаю, что твоя уверенность — это, практически, гарантия. — Хорошо. Мы выживем. — Спасибо. Один из Хранителей уже давно ушел, а она все еще стояла у окна. В самой глубине её глаз плескалась горечь, а тихий шепот плавно вплелся в шелест листьев за окном. — Ты так и не увидел во мне слабость.Каждое твое слово…
— Ты знаешь, мне больно смотреть на тебя, так паршиво осознавать, что ты в этом дерьме с детства. А еще хуже знать, что только благодаря тебе мы дожили до сегодняшнего дня. — Не мели ерунды. Тихо отвечает девушка на реплику своего друга, спокойно пробираясь по потайному коридору. — А это не ерунда, это правда. Скольких ты убила в средней школе? А в младшей? А я ничем не мог тебе помочь. Устало шепчет парень, но внимательно осматривает местность и прикрывает спину девушки. — Нет. Раз уж мы заговорили об этом, то я всего лишь защищала ваши жизни, а вот вы дали мне чувства. Без вас я бы стала просто бешеным псом семьи Хибари или безэмоциональным роботом. Ты сделал для меня не меньше. — Угу, чисто. На выходе из подземелий стояли три вооруженные группы людей. Настроены они явно были против Хранителей Вонголы. — Один удар — и все в ажуре! Негромко проговорил Рехей, ухмыльнулся и бросился вперед, вырубая двух стоящих рядом. — Идиот. — Поставила диагноз Кея и бросилась в гущу боя следом за Рехеем. Стоя посреди крови и хаоса, оглядываясь по сторонам и внимательно осматривая трупы, девушка глубокомысленно заключила: — Два идиота. И спокойно помогла Рехею встать. Дальнейший путь был не менее захватывающий, а в главную резиденцию они завалились уже под вечер.Сейчас…
В Италии звезды другие. На них смотришь и, так странно, видишь вроде те же созвездия, но иначе. Первое время Фуккацуми часто уходила ночевать на крышу и любовалась звездами. А потом, в июле, она увидела Луну. Большую, проникновенно-желтую, словно её опустили в стакан чая, вынули, высушили и поставили с подсветкой. Были видны все океаны, впадины, моря и это было великолепно. Нет, в Японии тоже была Луна, но там она была либо серебрянной, словно иней на серебре, либо желтой, такой плоской и далекой, что чаще девушка любовалась звездами, ища сверхновые с помощью телескопа. И она влюбилась в это небесное тело. Тихий шелест одежды ворвался в мысли и рядом с ней возник молодой мужчина, он деликатно поклонился девушке, а потом сел рядом и так же перевел взгляд на небо. - В Италии созвездия состоят из звёзд, как падре Пио – из добродетелей. Это факт. Тут созвездия (от Сверкающего Единорога до Мудрой Саламандры) прогуливаются, плывут по небу (оттуда их и срисовывают в астрономические атласы) и таращатся на тебя, вращая зрачками: и рычат, и мычат, и галдят, и причитают – всё разом. Если прислушаться. И если приглядеться, небо напоминает большой бассейн, куда по дури и попрыгали: Толстый Кит с Фонтаном; Жёлтый Жираф с Фиолетовыми Пятнами; Давно Невинная Дева; Тот Самый Центавр; Просто Пёс прыгнул; и Плешивая Гиена; и Даже Кот, который вообще плавать не умеет; и ещё Рыба Летучая; и Гады Морские Всякие; и бог знает кто попрыгал. И теперь нелепо брыкаются ногами, барахтаясь над головой… А ты лежишь себе на дне, таращишься, прижимаясь спиной к прохладным керамическим плиткам и тихо пускаешь вверх смешные бульки. Даже всплывать не хочется – до того хорошо… Так это выглядит. Голос разносится по крыше, придумывая историю на ходу, и девушка подхватывает: – "Buona sera* любезный, не подскажете, который час?" Жёлтый Жираф с Фиолетовыми Пятнами наклоняет голову и тычет влажным тёплым носом в ухо. Мне щекотно. "Scusi, signore"*, – я выворачиваю карманы. Тру мокрое ухо… Кажется – забыл сотовый в машине… Жираф опёрся подбородком на Жёлтую Луну. Он смеётся. Но это если хорошенько приглядеться и прислушаться… – гомон стоит несусветный. Захочешь – не заснёшь! На самом деле – всё это враньё! Это созвездия не могут угомониться, как животные в хлеве. В итальянских городках жизнь только и начинается с закатом солнца. Тишина дожидается, когда последнее эхо растает вдалеке и вновь возвращается на остывающую от полуденного зноя крышу, но её спугивает уверенный и звонкий голос третьей. - Тогда открываются двери всех баров, джелатерий, пиццерий, магазинов, театров и бог знает чего… И все остальные двери, окна и балконы, обычно наглухо закрытые в полуденный зной – открываются настежь. Гвалт стоит – неимоверный. Как тут уснуть бедным Псам, Китам и Плешивым Гиенам? Я вскинул красный рюкзак и пошёл вниз, по серпантину, среди чёрных, как вавилонские чудовища в темноте, олив. К морю. И Коты, и Девы, и Киты потянулись следом по небу, смешно перебирая ногами и зевая. Я вышел к морю, скользя стоптанными кроссовками на изъеденных злыми зимними прибоями рифах марины, и замер. И теперь, обмирая от хруста, переваливался с пятки на носок, и наблюдал, как медленно вздымается у ног и опадает невидимое в темноте тело Моря. Как обмякают, словно дети на руках, угомонившиеся Гады Морские Всякие. Их вялые ноги смешно свисали с Неба, цепляя голову, точно вывешенное на просушку бельё синьорой Ритой, поперёк узкой улицы Альбикокко, в суматошном Бари. У некоторых ноги дёргались во сне, когда ему снятся утки… Чудилось: я слышу их тяжкие вздохи и всхлипы; и ещё – их тепло. Как если схватить большую голову «Тельца» и прижаться к его жаркому фыркающему носу.* Тишина все еще робко, но с каждой секундой все уверенней возвращается на законное место и словно большой пушистый зверь, прижимается к двум девушкам. Закрывает им рот и уши большим теплым боком, обязательно серым, и устраивается на их коленях, давая доступ кислороду, внимательно слядя за ними. Но сидящим на крыше не нужны слова чтобы понимать друг друга, и они просто наслаждаются ситуацией.Определяет то, что будет с тобой завтра…