Большая дымящаяся куча драбблов - Fallout (NSFW)

      Сухая жилистая рука давит на спину в районе поясницы — знай своё место.       У личного раба Цезаря есть свои бонусы, даже если сравнивать с теми, кто держит в руках оружие. Жернова Легиона перемалывают в пыль то, что раньше себя считало людьми, независимо от того, есть ли на них ошейники, носят они кресты на груди или на руках. Те, кто нарушает законы Легиона, и пылью зваться недостойны, не то что мужчинами. А можно ли считать мужеложеством соитие, где лишь один мужчина?       Вопрос. Дилемма.       Грязь забивается под пожелтевшие ногти, холодно коленкам, но Аркейд, даже находясь в таком худом положении, всё же чувствует себя победителем. Это он заставил Цезаря, — Эдварда Сэллоу, — идти против его же собственного закона, сломил в споре и уронил в пыль перед собой.       Он мог бы надеть на Аркейда ошейник, мог бы отправить спать на земле с быками. Вместо этого он просит закрыть свой рот.       Скорее по инерции. Геннон уже и так ничего не говорит, когда правитель восьмидесяти с лишним племён и в прошлом независимого Вегаса разводит ему бёдра, а потом быстро и без особого сопротивления входит. Только губы кусает и опускает голову, чтобы непрошенные слёзы не катились по щекам, а сразу падали вниз, где их незаметно можно стряхнуть предплечьем.       И ведь не иначе как сам виноват. Роковая привязанность Цезаря к своему рабу — не иначе как последствия череды необдуманных решений, повлекших, как оказалось потом, цепь трагических последствий.       Исток которых — тот страшный человек.       Аркейд надеялся, что вид Курьера на распятии разволнует в нём что-нибудь, и что поверженный предатель заберёт его с собой. Но почему-то всё, что почувствовал — непоколебимое спокойствие. И надежда покончить со всем, или хотя бы с собой, рухнула, как карточный домик.       Решимости покончить с жизнью не хватило. Но Аркейд на пути к этому. Почти каждая ночь — капля в чаше терпения. Курьер — её край.