Квартира Юлианы Виноградовой, все то же утро…
Николай приехал настолько быстро, насколько мог, сразу пошел к Катюхе, сел рядом с ней на диван, поправил плед и стал гладить ее по руке. — Катька, ты слышишь меня? Ну, чего ты? Подумаешь любовь, все пройдет. Я это точно знаю. Еще два месяца назад, я сошел бы с ума от счастья, если бы вот так сидел возле тебя и гладил. А сейчас ничего, кроме дружеской любви к тебе нет. Я любил тебя, Катя. Ох, как же я тебя любил, с той самой секунды, как увидел тебя в первый раз, нам тогда было по пять лет, а я до сих пор помню, что у тебя в косах были синие банты и в руках ты держала три воздушных шарика, синий, красный и голубой. Через много лет я полюбил Луферова, только за то, что у него есть такая песня:Красный, синий, голубой — Выбирай себе любой. Это наш закон людской, А не детская считалка: Если выбран голубой, Синего не взять, а жалко, —
пропел Колька. Господи, Катька, как же я тебя любил. Как ненавидел всех этих твоих банкиров с Гюнторами, если бы ты знала. Если бы ты только знала. — Почему ты мне никогда даже намеком не показал, что ты меня любишь? — глухо спросила Катя, не поворачиваясь к Николаю. — Я всегда знал, что ты не для меня, что я тебе не пара, это было так больно. — Прости меня, Колька. — За что? Я хочу, чтобы ты поняла, что даже такая любовь не должна убивать. Она должна радовать. Я был счастлив, что ты просто есть на этом свете. Что я могу всегда быть рядом. А вот это он сказал зря, Катя снова ушла в свои мысли, небось думает о том, что она никогда не сможет даже просто рядом быть — Андрей не хочет ее видеть… — Коля, я хочу спать. Уйди, а. — Хорошо, пойду с Юлианой переговорю, — пробормотал он и ретировался в кухню. — Юль, я придумал, что делать с Катькиными родителями. Пусть напишет им письмо, что уехала в командировку, например в Германию, или на стажировку, месяца на два, на три. А за это время все как-нибудь разрешится. Если ты не против, конечно, чтобы она пожила у тебя. — Нет, я не против. Но ты же понимаешь, что это не решение проблемы. — Конечно, но это, как минимум, передышка. А за это время мы решим все вопросы. Я Кате говорил, что готов расписаться с ней и дать фамилию ребенку. Тогда ее родители успокоятся. — Коль, я не об этом говорю. Проблема номер один — это Катино состояние, ты что не видел, как она выглядит? — Нет, — Николай даже побледнел от волнения за подругу, — она ко мне не повернулась. — Коля, от нее осталась половина, она не ест, все время ее тошнит. Если так будет продолжаться она и ребенка потеряет, и свою жизнь. — Юлька, нужно что-то делать! Срочно! — Что? — Блин! Да врач нам нужен! Пусть ей какие-нибудь уколы сделает, или капельницу поставит, с чем-нибудь питательным. Что мы бездействуем? — Ты прав, Колюня, передай мне мою записную книжку. Пока Юлиана куда-то звонила, о чем-то с кем-то договаривалась, Николай помыл посуду и приготовил свой фирменный омлет, единственное блюдо, которое он умел готовить, но получалось оно у Колюни изумительно. И Катька всегда его любила. — Кать, ты омлет мой будешь? — Пушкарева вскочила с дивана и снова рванула к унитазу. Шок, вот, пожалуй, единственно правильное определение тому, что увидел Николай, на Катю, действительно, смотреть было страшно. — Коля, — позвала Юлиана с кухни, и, когда он пришел, сказала ему тихо, — я отскочу по Катиным делам. Минут через двадцать приедет Иветта с бригадой. Им откроешь, а потом будешь все четко исполнять, что она скажет. Больше никого не впускай. Ну, разве что Жданов объявится, но это вряд ли. Да, Коль, компьютер в кабинете, денежки на оплату врача там же, работу никто не отменял, а валюта нам сейчас нужна. Целую. Через двадцать минут, действительно, приехала очень приятная женщина с двумя молоденькими медсестрами. Катька отбрыкивалась, но как-то вяло, не было сил. Иветта взяла у нее кровь, еще какие-то анализы, попыталась поговорить с Катюхой, но та упорно не отвечала, и не потому, что упрямилась, вряд ли Катюха вообще слышала врача. Пришлось пойти на крайние меры. Иветта резко посадила Катю и очень четко, громко и строго сказала: — Или мы тебя абортируем, или ты начинаешь есть. Если ты сдохнешь, ребенок тоже не выживет, не надейся. Вот выносишь, родишь, выкормишь, и, пожалуйста, хоть на все четыре стороны, хоть в петлю. Твое дело, а сейчас от твоей жизни зависит жизнь малыша. И мучить я тебе его не дам. Своими руками здесь же и абортирую. Поняла? Катя во все глаза смотрела на докторшу, кажется, что-то до нее начало доходить, потому что она обеими руками схватилась за живот, замотала головой и завыла: — Это мой маленький, я вам его не отдам. — Вот и хорошо, девочка, вот и умница. Сейчас я поставлю тебе капельницу, тебе станет полегче, ты поспишь. А когда проснешься, — Колька не успел предупредить, чтобы врач замолчала, — то обязательно поешь. Какое тво… Договорить Иветта не смогла, Катька неслась к туалету. — Это что, все время так? — Да. Только при упоминании слова «еда», не говоря уж о самой еде или запахах. — А дело, папаша, тут горазо серьезней, чем я думала. У нее какой резус-фактор? — Я не знаю. — Понятно. Марина, поезжай сейчас же, кровь сразу в лабораторию. Пусть вытащат все, что возможно сделать срочно, я там написала «cito» и сразу же мне позвонишь. Возможно придется госпитализировать. — Я не поеду ни в какую больницу, - сказала, вернувшаяся в этот момент, Катя. — Кто у тебя будет спрашивать? — вдруг взорвался Колька. — А о нем ты подумала? Может это единственная его возможность иметь ребенка? Давай, убей его и свое будущее, эгоистка чертова! Катюша присмирела, безропотно дала поставить себе капельницу, и через какое-то время уснула спокойным и глубоким сном. Иветта дождалась звонка из лаборатории, сказала, что в срочной госпитализации необходимости нет, выдала Николаю все ценные указания и отбыла, предупредив, что вечером снова заедет. Колька долго смотрел на спящую Катюшу, думал о чем-то, потом прикрыл ее еще одним пледом и пошел в кабинет. — Ну, я ему устрою веселую жизнь. Он у меня навсегда запомнит Катеньку, паразит, — непонятно пробормотал Зорькин, включил компьютер и зашел на сайт «Зималетто».Кафе-бар «Корица», время обеда. За столиком две «приятельницы»
— Кирюша, что-то ты неважно выглядишь. Случилось что? — У нас в компании такой балаган, с момента прихода Жданова и его ручной обезьянки к власти, начался, что сложно выглядеть «важно», — попыталась пошутить Воропаева. Но Юлька шутку не приняла. — Кира, ты чего творишь? А если я сейчас солью это прессе? Не боишься развала «Зималетто»? — Но ты же не сольешь? Правда? Я знаю, кому и что можно говорить. Не беспокойся. Между прочим, когда ты поливала меня грязью в статье о нашем с Андреем разрыве, ты что-то не очень беспокоилась об имидже компании. — Кирюша, ты это кому сейчас говоришь, я эту статью писала сама, и ни слова грязи о тебе там не было. А могло бы быть. Ведь так? И ты об этом прекрасно знаешь, — серые глаза Юлианы стали стальными, холодными и насмешливыми. — Кирочка, если мы сейчас не договоримся, все, действительно, попадет в прессу. Слово Виноградовой.