Внутренний мир WOAS

Лидия наизусть знает лексическое обозначение слова «правильно» в словаре английского языка и может перечислить весь его синонимический ряд. У Бранвелл это «правильно» вычерчено тонкими стрелками на верхних веках и идеально прорисованных одним слоем сливовой помады губах. Это самое «правильно» держит ее осанку всегда прямой, а речь — отточенной по всем писаным и негласным законам. Лидия живет по этому самому «правильно», вот только не по моральным меркам, а по меркам Кодекса Сумеречных Охотников. У Лидии миссия — внести это самое «правильно» в хрупкий быт Института Нью-Йорка. Из оружия у нее лишь заученный по пунктам Закон, безукоризненная улыбка и подвешенный язык. Она смахивает пылинки с лацканов пиджака и гордой походкой входит в портал, пересекающим невидимое расстояние размером с Атлантический океан. У Иззи этого самого «правильного», конечно, много, вот только как-то набекрень выстроено оно. У Лайтвуд «правильно» совсем не нефилимское, скорее примитивное и то, простые люди уж как-то скупы на пресловутые подвиги ради этого «правильно». Изабель ничего не стоит пойти защитить обманчивого фейри, за день до этого переспав с ним. Изабель ничего не стоит подойти к Лидии в упор в тесном коридоре и прошипеть язвительное «Ты все равно сломаешься». Лидия не гордая, по собственной воле никогда не смотрит свысока — просто как-то так само получается. Другие Охотники и на йоту не приближены к ее мастерству переговоров и острого ума, а в чем-чем, так уж в этом ее вины точно нет. Она просто привыкла ходить, опираясь за поручень, наблюдая за жизнью в холле Института. Ее работа. И только. Изабель смотрит на развернувшуюся прелюдию с нижнего этажа, смотрит на саму Бранвелл в упор, и даже ноющая боль в шее не остановит ее от лицезрения деяний посланницы Конклава. Острый оскал и прищуренный взгляд выходит красноречивее всех слов на свете, чем Лайтвуд и наслаждается. Лидия мешкает на несколько секунд и, подняв гордо подбородок, уходит подальше с линии горизонта охотницы, от чего Иззи под нос хихикает и, двигая бедрами, сама покидает военное поле. У Бранвелл «правильно» выжжено еще с детства на самом черепе, а мозг машинально пополняет запасы уверенности из такого неиссякаемого (по мнению Лидии) источника. Это «правильно» звучит в приказе о слежке за Клэри Моргенштерн и даже рассеянный взгляд Алека не разрушает (разве что совсем немного) баррикаду выбранной ею стороны. Изабель презрительно закатывает глаза, пока Лидия сжимает руки в кулаки за спиной и ослепительно улыбается на вновь сказанную охотницей обиду. Бранвелл стальная, без сомнений, но Иззи знает, что сталь становится хрупкой при низких температурах. Каждая новая встреча так и веет ветрами Арктики со стороны Лайтвуд, от чего Лидия сжимается сильнее, а сама Иззи скрывает ухмылку, выжидая. «Еще немного и сломается на мелкие кусочки». Лидия сбивает кулак в кровь о стену временной спальни и орет в зажатую в зубах ткань рубашки. Излюбленное «правильно» постепенно стирается с белой кости, когда Бранвелл зачитывает Иззи обвинение при аресте. Чертово «правильно» выглядит совсем неверно, а взгляд мутных глаз охотницы так и кричит о ненависти. У Лидии холодок идет по коже, а руки трясутся, постепенно осыпаясь железной крошкой. Подвешенный язык и острый ум моментально отключают свои функции в глазах Эмоджен Эрондейл, а всегда надежное «правильно» явно отупело под общим влиянием нью-йоркских Охотников. Лидия устало закрывает глаза и тихо выдыхает «к чертям всех», когда Магнус Бэйн разбрасывает вокруг бумажки под ликующее «Оправдана», отрицая внутреннее удовлетворение от проигрыша в суде. Иззи видит, как у Бранвелл стальная крошка сыпется все чаще, но хитрая сливовая улыбка остается все так же «правильно» безупречной. Лайтвуд ненароком (совсем-совсем) ударяет бедром ногу Лидии и обезоруживающе двигает плечами, посылая ледяного бриза. Бранвелл многого не нужно: корсет свадебного платья давит в груди, пока Изабель мелькает задним фоном в отражении зеркала в прекрасном золотом наряде подружки (а подружки ли?) невесты. У Лидии дотошное «правильно» совсем потеряло свою ценность, и даже привычное определение из словаря звучит пугающе непонятно. Сталь окончательно покрывается трещинками, а сливовая улыбка не может удержатся на лице, даже перед многочисленной публикой, даже под алтарем. Изабель смотрит вслед и победоносно улыбается. Она идет по серебренному порошку, словно по следу, и находит Бранвелл в одном из темных коридоров Института. Лайтвуд почти ликует, но больше снисходит, опуская голову в сторону и рассматривая Лидию перед ее окончательным крушением. — Говорила же, что сломаешься. Лидия не злится, Лидия осторожно поднимает голову и кидает свой последний вызов: — Так сломай меня. Иззи подходит ближе и леденит своим поцелуем хрупкие губы.