Мама по заказу

Тсунаеши шуршит страницами, не аккуратно черкая фломастером по бумаге. В кафетерии шумно и уголок газеты испачкан дешёвым какао. Ему срочно нужен новый шанс, новая возможность, ну хотя бы новая работа. Он устало трет глаза и отпивает из чашки. —Я не найду так ничего. Рядом кто-то охает, и быстрый цокот каблуков надвигается в его сторону, парень видит миниатюрные ножки в туфлях. —Тсунаеши-кун, — щебечет голосок сверху, и он отрывается от разглядывания узора на обуви человека. —Здравствуй, Кёока-тян, — улыбается он, наблюдает маленькое личико перед собой. Миниатюрное и светлое. —Что ты делаешь? Тсуна замялся, думая стоит ли посвящать подругу в свои проблемы. —Я ищу работу. —Но ты же работал в продуктовом, нет? —Меня уволили, — неловко чешет затылок, — я опять разбил пару банок… Штук так пятнадцать. —Ну ты даёшь… Точно! Радостно хлопает в ладоши, будто, наконец, вспомнила нечто очень важное. —Ты можешь побыть няней. Я попрошу Ханну, она… Лицо у Тсуны вытягивается, и он машет головой влево вправо, будто от удивления проглотил язык. Кёока мило смеётся и тычет наманикуренным ноготком в одно из объявлений. Тсунаеши читает: «Требуются грузчики, для разгрузки вагонов. Звонить по номеру…» и еще целый клад таких же предложений. Он будто бы обиженно дуется, но намёк девушки понял. Ну, да он не силач, да и спорт ему не товарищ. —Подумай Тсунаеши, сидеть, с ребенком - ничего легче нет. И платят хорошо и учёбе почти не мешает. —Я не знаю… Девушка смотрит на него, нежная и тёплая, от неё пахнет сладкой ватой и чистотой. Тсунаеши поддается этому, не впервой подмечая, что её было бы приятно обнимать и вообще прикасаться. —Тогда я скажу Ханне, чтобы она занесла тебя в базу. Она счастливо сжимает его ладонь, и шатен чувствует приятное тепло. До его новой работы было не так уж и далеко. Оказавшись на маленьких чистых улочках богатых домов, он вспомнил, как мальчишкой смотрел на эти идеальные, величественные жилища, будто бы возвышающиеся над ним и размышлял, что за люди там живут. Вспомнив, что как-то его друг, выразился в адрес хозяев домов не совсем лестно, назвав их «мешками с деньгами из дешевой мешковины», он немного напрягся. Что если за всем этим величаем кроется что-то действительно ужасное, гнилое? Хотя, какая ему разница. Его работа следить за ребенком в определенное время и мило улыбаться родителям, какими бы они не были, так? Через пару минут он вышел к дому, прочитав на табличке нужную фамилию. Огромный коттедж, ослепительно белый. Контрастно выделяющиеся на фоне темно- серого неба, с огромными черными окнами, будто бы глазами, смотрящими на тебя в упор, так и говорящие: «быстрей убирайся отсюда по добру по здорову» Он вздохнул и нажал на кнопку звонка на высоких воротах. Где-то громко зажужжала сигнализация, и железная ограда отворилась, приглашая Тсуну в свое логово. На пороге стоял парень, чуть старше самого Тсунаеши. Он строго смотрел на неприметную фигурку парня, то ли, злясь, то ли чего-то не понимая — Ты мне маму обещал, а не это! — тыча маленьким пальчиком в сторону шатена, жалуется мальчик. Тсуна становится неловко от происходящего, он стоит посреди широкой гостиной и, мог бы поклясться, такой внутренний страх не испытываешь даже, стоя на эшафоте. А сзади его сверлят голодные и злые глаза личного палача. Хозяин достаточно молодой и Тсуна думает, что это старший брат мальчика, удивляясь. Несмотря на разницу в возрасте, братья как две капли воды. — А что на счет отца мальчика, он… — Я отец, — тихо оповещает его брюнет. Хибари Кея совершенно без понятия, какого черта за место очередной девушки или женщины средних лет, пришел этот. Но кантора из которой он в очередной раз просит прислать няньку для его чада, не какая-то там простецкая забегаловка, они в курсе, что Хибари может легко сжать руки на их горле, случись чего в его отсутствие. И конечно же звонить с разборками времени просто нет. Но и оставлять ребенка абы с кем, только на радость его отцу, который так и ждет, когда Хибари избавится от него и наконец, уделит всю свою жизнь работе. — Савада, у тебя имеется какая-либо специальность подтверждающая возможность работы с детьми? Тсунаеши сглатывает и оборачивается. Железное лезвие гильотины несется вниз, грозя снести его голову, словно масло с хлеба. Кровь, судороги, радостный крик толпы, желавшей зрелища. — Я…учусь, на втором курсе психологического факультета. Хибари кивает, все еще сверля взглядом парня. Тсунаеши чувствует болезненные ощущения на коже, будто его облили кипятком. Хибари объясняет пару нужных вещей, вроде того, как до него дозвонится и что он может сделать с тушкой Тсунаеши, если что-то пойдет не так. И, смотрит на сына, видя точно такие же черты напротив, будто взглянул на свое отражение. Хибари убеждается, что все под его жестким контролем, хватает ключи от машины и выходит. Мальчик спрыгивает с подоконника и вглядывается в новую няньку. Прежде он таких не встречал. Чаще всего это были истеричные девушки или старушки, вечно жалующиеся на его поведение. — Привет, — говорит он. — Я Савада Тсунаеши, а ты? — Акира. Ты же не будешь мамой, ты парень. Я маму жду, а приходят вечно кто-то другой. — Я конечно мамой побыть не смогу, но зато тебе со мной не придется никого ждать, — снимая шарф говорит новая няня, Акира задумчиво, совсем по отцовски хмурится. Все это время Тсунаеши старался придерживаться плана. Улыбаться, быть аккуратнее, следить за ребенком. Мальчик оказался активным, хотя и немного замкнутым. Он предпочитал оставаться в одиночестве и играть одному, после этого, конечно шатену пришлось убирать разлитую краску и разбитый стакан, но это получилось привычно и он даже не стал отчитывать ребенка. Лишь попросив его быть аккуратнее иначе он может пораниться о стекла. Мальчик после удивленно налил воду в пластмассовую непроливайку и достаточно тихо рисовал. Тсуна же искоса поглядывал над его стараниями, не забывая хвалить и непринужденно болтать. Большинство времени говорил именно он. Туманный, вечерний город был необычно тих, даже звук редко проезжающих мимо машин тонул в зябкой тишине комнаты. Взгляд собеседника Тсунаеши был по настоящему опасным, настороженным — взгляд цепного пса, готового бросился в защиту своей кости, только подойди. И он всерьёз боялся быть разодранным. Таких, как он лучше обходить стороной. Человек напротив вызывал в Тсуне чувство полной беззащитности, все внутри него тряслось, как оттянутая струна, стоило брюнету взглянуть на него. —Савада, где ребёнок? — говорит он. Тсуна сглатывает ком в горле и чувствует, как тяжело и страшно замирает все в груди. —С-спит… Хибари-сан. Безвучные шаги, кажутся разрывающими пространство на до и после. Брюнет движется плавно, вытачивая каждое движение. Или это Тсуне так кажется? В комнате горит лишь маленький фонарик-светлячок, за окнами стоит завеса тумана, густого, как кисель. Лицо ребёнка маленькое и тонкое, с чуть порозовевшими щеками мирное настолько, насколько мирно лицо спящего ребёнка. Хибари с недоверием вгрызается в стоящего позади него парня. Дома чисто и тихо, ребёнок сладко спит и рядом в кой то веки целый стакан из-под молока. До нельзя удивлённый мужчина наблюдает, как Савада проходит в комнату, натягивает сползшее с мальчика одеяло и забирает грязный стакан с прикроватной полки, выходит. Вода из крана шуршит и это отвлекает от жутких мыслей, не менее жутких, чем Хибари, конечно. —Ты можешь оставаться работать тут, — Тсунаеши стучит посудой, убирая стакан, аккуратно и медленно. — но чтобы я видел то, что видел только что, каждый день. —Хорошо. Хибари смотрит в окно, там совсем ничего не видно. Темно и дождливо. —Когда ты будешь приходить? —Эм, я могу с утра и до четырёх вечера. —Думаю, этого будет вполне достаточно. Зарплата в конце месяца. За разбитую посуду и испорченные предметы интерьера вычитывается часть заработка, — Хибари усмехается, видя, как задрожали руки мальчишки. Движения Тсунаеши были скомканные и резкие, и Хибари понимал, что его попросту боятся. Возможно, страх парня и положил начало тишине в доме и общей целостности. Хибари мысленно, согласился с доводом о том, что людьми в страхе легче управлять. Так они под страхом кары выполняют свои обязанности старательнее и более точно. —Я пойду наверно… уже поздно, — Тсуна намотал на шею старый добрый шарф, связанный матерью на прошлое рождество, готовясь уходить. —До завтра, Хибари-сан. Дверь в полной тишине захлопнулась. Густой мрак окутал силуэт Тсунаеши с ног до головы. В тумане не было видно даже собственных рук. Не смотря на это, ему стало легче. Давление присутствовавшее с ним все это время исчезло, будто с плеч убрали давящий груз. Он шагнул вперед.