Из реальности в Бесстрашие

Док был готов размазать мою голову об стену. Орал как ненормальный. Мне пришлось полчаса сверлить взглядом пол, прежде чем он успокоился. И вот он грубо накладывает мне тугой бинт под грудью, все еще бурча ругательства себе под нос. — Ночевать будешь здесь, — строго говорит он. — И только попробуй встать. Тебя вообще не мешало бы к постели приковать. — Ну все, не шурши, — я отмахиваюсь, и без его трепли устала. Прямо вижу, как у него кулаки чешутся, так что быстро ныряю под холодное одеяло. Когда Док выходит, чувствую, что могу спокойно обдумать произошедшее сегодня. Правда, воспоминания какие-то смазанные, из-за истерики я совершенно не помню каких-либо деталей. Помню, как тихо плакала, прижавшись губами к шее Эрика, помню, как его горячая ладонь, выпустив винтовку, мягко легла на мою спину, как он, наклонившись, что-то тихо и серьезно говорил. Но я не понимала, что. Вжималась еще сильнее, как будто боялась, что вот прямо в следующий момент он оттолкнет меня, но он не отталкивал, и только когда рука на моей спине начала дрожать, как мне показалось, от злости, я осторожно отстранилась. И тогда он снова подхватил меня и потащил к машине. Когда привел к Доку, тот без какого-либо страха обхаял его так, словно перед ним не Лидер, а кусок дерьма стоит. Даже мне как-то обидно было, и Эрик, не дожидаясь, пока сам же вскипит, быстро вышел. Вот и все, что я помню. Сквозь сон, кажется, уже утром, слышу приглушенный голос Дока: — …не вздумай даже, дай ей еще один день. — Бесстрашный, солдат, по определению не может быть таким, сука, слабаком, — цедит Эрик. Слабаком? Я открываю глаза и, поднявшись, вижу их обоих у порога. Эрик стоит ко мне лицом, так что то, что я проснулась, замечает первым. Но молчит. Скидываю одеяло и опускаю ноги на холодный пол. — Я встаю, — произношу я, показывая всю свою уверенность. Ребра уже не болят, практически ничего не чувствую, но Док, обернувшись, все равно кидается ко мне: — Блять, ты либо ляжешь на кровать сама, либо я уложу тебя на пол! Задрала! Я удивленно пялюсь на Дока. Он всегда серьезен, но таким злым еще никогда не был. Молодой вроде еще мужик, даже, наверное, и сорока нет, а ворчит как дед старый. — Кайл заберет тебя в обед, — холодно бросает Эрик и выходит. Док, резко обернувшись, раздраженно цыкает. Одним движением распахивает на мне больничную рубаху и разматывает бинт. — Как же вы меня доконали, — дрожащими от злости руками грубо ощупывает ребра, безразлично надавливая на самую грудь, так что я даже смущенно отстраняюсь. — Особенно, блять, ты. Ну вот не больная ли а? Чего тебе на месте не сидится? — Он вышвырнет меня, — тихо оправдываюсь я. Док, отняв руки, поднимает глаза на мое лицо. Я снова завязываю рубаху, чувствуя холод. — Я же нормально себя чувствую, чего ты дергаешься? — только сейчас задумываюсь, что не помню, когда я перешла на «ты». — Я херову тучу лекарств на тебя угрохал, такими темпами их будет только на тебя хватать, — строго говорит он. Все же решаю послушаться Дока и остаться в кровати хотя бы до обеда. Пока не пришел Кайл, пытаюсь его разговорить, но он только огрызается, разглядывая что-то в своем планшете. Мистер серьезность, блин. Хотя бы кофе с булкой подал, и то славно. Когда все-таки приходит Кайл, быстро одеваюсь и выхожу. Даже не попрощался, скотина. Да, наверное я не слабо взбесила Дока. Ну его можно понять, сидит там один сутками, а нас, бесстрашных-калек, порой целые толпы в больничный отсек ломится. Кайл великодушно пускает меня за руль, и мы направляемся в Отречение, где обсуждаем сложившуюся обстановку в городе с Маркусом. Своими рассуждениями он начинает меня подбешивать. От фразы «беспричинное убийство предателей является незаконным» я моментально вскипаю. Меня осаждает Кайл, но, черт возьми, как этот кретин может сидеть вот тут в своей каморке, ничего не зная, и еще ставить свои условия?! Отреченные, сидящие с нами, с укором косятся на меня и качают головами, заставляя меня желать оторвать их им к чертовой матери. Так и не добившись благоразумия от Лидера чертовых альтруистов, гордо покидаю их безвкусное серое логово. Когда проезжаем мимо Эрудиции, вдруг замечаю наш грузовик, виднеющийся из-за угла. Сворачиваю туда, не раздумывая, и, въехав на задний двор, вижу еще и два внедорожника. Что они тут опять делают? Под надоедливое нытье Кайла о том, что он уже хочет вернуться и поужинать, выпрыгиваю из машины и направляюсь к грузовику, в который опять что-то грузят солдаты из отряда Эрика. — Что-то новенькое? — спрашиваю у того парня, который вместе с нами занимался установкой новых камер. — Партия винтовок, — бросает он, вытирая пот со лба. — Тем-то кранты, вместе с грузовиком. Я киваю и оглядываюсь. Лидера нигде не видно. — Мне надо кое-что передать Эрику, — ну, это почти правда. — Он же с вами? Схватившись за новый ящик, парень кивает в сторону входа: — В лаборатории, обсуждает разработки. Я благодарю его и направляюсь внутрь, стараясь особо не мешать бесстрашным, суетящимся у входа и таскающим оборудование, пробираясь через мешающие и тесно поставленные столы с небольшими ящиками, по которым они шаркают бедрами. Сразу за небольшим складом та самая лаборатория, но сегодня она на удивление пуста, даже свет не включен. Никакого Эрика тут нет. Прохожу мимо столов с выключенными компьютерами, может, парень не эту лабораторию имел в виду? Странно. Вдруг до меня доносится приглушенный женский стон. Тихо ступая, иду на звук вдоль стены. Останавливаюсь у закрытой железной двери, и тут же усмехаюсь — я услышала девушку, которая явно наслаждается тем, что с ней делают в этой запертой комнате. Уже собираюсь уйти, как вдруг явно различаю голос Роксаны, которая сладким тоном произносит имя. Его имя. Меня словно ударяет топором в лоб. В животе разливается противное и жаркое чувство, как будто кто-то влил мне в глотку раскаленного, расплавленного железа. Тошнота подступает к горлу, конечности немеют, и я бы хотела уйти, но не могу — не различая ничего вокруг, так и стою, не в силах сдвинуться с места, и слушаю мерзкие стоны и едва уловимое слухом частое дыхание обоих. Подлое воображение в красках и деталях рисует картину, как Эрик трахает эту суку, как она с противной улыбкой лапает его обнаженное и мокрое от пота тело. Невидимые пальцы сдавливают мое горло, и грудь словно сводит спазмом. Судорожно пытаясь вдохнуть побольше воздуха и подавить отчаянный стон, я резко срываюсь с места и быстрым шагом пересекаю лабораторию. Выхожу на улицу, борясь с собственными мыслями и чувствами, влетаю в машину и дрожащими пальцами поворачиваю ключ. — Ну наконец-то, — выдыхает, скалясь, Кайл. Блять, сука, заткнись! Аж подскочив на месте, впечатываю левый кулак в его лицо. Он сдавленно ругается, но когда видит мое лицо, и то, как часто и тяжело я дышу, замолкает. Резко жму на газ и выворачиваю руль — прочь отсюда, прочь. Веду так, что внедорожник болтает из стороны в сторону, а мне лишь бы быстрее добраться до Бесстрашия и не втемяшиться в столб на повороте. У входа в штаб останавливаюсь так, что визг тормозов заставляет стоящих на улице обернуться, а Кайл едва не расшибает голову о панель. Даже не заглушив мотор, выпрыгиваю из машины и неровным и сбивчивым шагом направляюсь внутрь, вытирая пот с лица. Злюсь на всех, кого встречаю по дороге к бару, злюсь на Эрика, на гребанную вертихвостку, злюсь на себя. «Успокой ее» — я сама это сказала, сама. Надраться, срочно надраться вусмерть, чтобы, мать его, не думать ни о чем. Глотаю противное пиво так, что едва им не захлебываюсь. Бармен что-то тихо бурчит и усмехается, я упорно стараюсь его не слушать, и прошу еще. Не уйду отсюда пока не спущу все, что заработала, или пока не сдохну от алкогольного отравления. Мутным взглядом окидываю зал и за одним из столов вижу Фора. Вдруг отвратительная, мерзкая до тошноты мысль закрадывается в мою пьяную голову. Не могу сдержать злобной ухмылки, которая, я уверенна, уродует мое и без того не самое красивое лицо. Но как только он поднимает голову, я резко отворачиваюсь и пялюсь в бокал с пойлом. Нет, Фор не подойдет. Слишком мне его жалко. Затуманенный мозг начинает бессовестно подыгрывать разрывающемуся от боли и обиды сердцу, и я снова осматриваюсь, вглядываюсь в каждого мужчину. Дьявол, как же я себя сейчас ненавижу! Пока еще могу хоть как-то соображать, решаю остановиться, и выхожу. Борясь с собой и собирая остатки разума, плетусь в общежитие, не разбирая дороги, и даже не оттого, что я сильно пьяная. В какой-то момент вспоминаю, что есть человек, который мне поможет, и резко сворачиваю в сторону больничного отсека, впечатываясь в грубо высеченный угол и, кажется, рассекая бровь. Слегка мутит, но драть желудок мне просто нечем — я ничего не ела, так что, влетев в палату, тут же несусь к раковине и умываю лицо. Становится гораздо легче, но на руках я вижу кровь. — Что опять? — Док подходит и, когда я вытираю лицо, разглядывает место ушиба. — Ну ты… Иди сядь. Я опускаюсь на кушетку. Сердце хреначит по ребрам. Боже, какие отвратительные и глупые мысли, неужели они мои? Я делаю ошибку за ошибкой, я разлагаюсь, гнию изнутри. Меня разъедает постыдное чувство, но, сука, я не могу ему сопротивляться. Внимательно смотрю на лицо Дока, пока он обрабатывает разбитую бровь и заклеивает рану пластырем. Первые усталые морщины уже появились на его смуглом лице, но глаза, пусть и серьезные, по прежнему молоды и ясны, а черные как смоль волосы еще не тронула седина. — Ты что, пила? — только сейчас, отстраняясь, замечает он. Значит, не так уж и плохо я выгляжу. — Адски болит, — выпаливаю я, хватаясь за левую сторону груди. Док устало и раздраженно потирает глаза, жестом приказывая снять одежду. Пока он не смотрит, я, не сводя с него взгляда, нервно стягиваю куртку и футболку. Привычным безразличным жестом, он холодной рукой дотрагивается до нижних ребер, затем, мягко перебирая пальцами, скользит выше. Я пытаюсь отговорить себя, но как только он касается груди, вздрагиваю. Док непонимающе смотрит мне в глаза, и я, мысленно выругавшись, резко подаюсь вперед и жадно, словно обезумевшая, целую его в губы. Он застывает на пару секунд, а потом грубо отталкивает меня от себя: — Ты совсем спятила?! А взгляд растерянный, такой, что я вижу в нем что-то лишнее, чего там, может быть, и нет. Того что я сделала, забыть уже нельзя, и я, закинув свою совесть куда подальше, бесстыдно усаживаюсь ему на колени. — Кэт, — сухо произносит он, облизнув губы. — Встань. Я стараюсь услышать его, но нет. Не могу. Припадаю губами к шее, влажно целуя ее, поднимаясь выше и чувствуя колкую щетину. Ну давай же, говнюк! Он снова цепляется за мои плечи, хочет оттолкнуть, но вдруг хватка слабеет, и я знаю — ощущение молодой и упругой кожи все-таки сводит его с ума. Все вы мужики одинаковые. Грубая ладонь осторожно скользит за спину, как будто бы он все еще не решается, борется с собой. Я снова нахожу его губы, и теперь он отвечает мне, уверенно, страстно, словно бы тоже плюнул на все. Распаляется, привстает, и перевернув меня на спину, подминает под себя. Я не смотрю на его лицо, не хочу. Прикасается губами к шее, обдает жаром ключицы, рукой жадно ласкает грудь. Быстрее бы уже. Тянусь к замку на его брюках, но тут он резко отстраняется, и рывком встает на ноги. Отходит, отворачивается, взъерошивая волосы. — Я не буду этого делать, — хрипло произносит он, шаря по карманам. Молча смотрю, как дрожащей рукой он достает сигарету и нервно затягивается. — На душевных ранах не специализируюсь, — изрекает он уже спокойнее. — Не делай так больше. Я поднимаюсь и надеваю футболку. Боже, неужели из-за этой сволочи Эрика я потеряю еще одного друга?! Хотя кого я виню, это же не Эрик сейчас набросился на Дока, а я. Алкоголь как будто уже вышибло, и мне становится до того стыдно, что я готова себя застрелить. — Извини, — упавшим голосом мямлю я. — Док, правда, я… — Я уже почти ничего не помню, — еле слышно произносит он, докурив сигарету, и, выходя из палаты, бросает через плечо: — Спи. Когда остаюсь одна, плюхаюсь лицом в подушку и рву душу в рыданиях до тех пор, пока сон не успокаивает меня.