Из реальности в Бесстрашие

— Знаешь, учитывая твои выходки, я бы предложил тебе заменить кости на титановые, — говорит Док, когда Эрик отходит к Максу, и они что-то обсуждают, глядя в нашу сторону. — И мозги на работающие. Я уже не чувствую острой боли, только страшную усталость. Да и вообще, всю меня как будто в бочку с маслом окунули, так что я стаскиваю грязный балахон и вытираю им лицо. Хоть что-то. Но душ бы мне сейчас точно не помешал. — Я боялась, что ты не уйдешь, — честно признаюсь я, не глядя на Дока. — Мне стыдно за то, что молодая девчонка сделала то, что мог бы сделать я, — так же искренне отвечает он. — Но я бы не смогла поставить тебе титановые кости, — замечаю я, и он посмеивается и согласно пожимает плечами. Эрик приказывает подойти. Макс одаряет нас с Доком недоверчивым взглядом и долго молчит. Уже начинает темнеть, так что после всей этой беготни, да еще и в сумерках, я еле могу различить, как меняется выражение его лица, и меняется ли вообще. Суровое молчание Лидера меня довольно сильно напрягает, так что я неуверенно поворачиваюсь к Доку. — Ты показал им? Тот так же осторожно и коротко кивает. Я снова обращаю свой взгляд на Макса в надежде, что хоть сейчас он скажет что-нибудь. Но тот только устало и хрипло вздыхает и, махнув рукой, покидает нас и отправляется к солдатам. Это значит, что мы остаемся? Когда становится совсем темно, энтузиазм заговорщиков заметно ослабевает. И хотя в сегодняшней перестрелке участвовали не все из них, но все же большинство обезвредить нам удалось. Солдатам удается взять двоих для допроса, к сожалению, Кан использовать запретную сыворотку не позволил — завтра их поведут сразу на суд к искренним, где будут присутствовать представители всех пяти фракций. Интересно, что скажут эрудиты, когда увидят, что мы нашли? Мы с Доком оказываемся в одной машине с Эриком и Максом, они оба по прежнему хранят напряженное молчание, не переговариваются даже между собой. Когда мы отъезжаем, вижу из окна внедорожника, как Рэй держится за плечо, которое все в крови, а Лекса ногами колошматит какого-то солдата, лежащего на земле. Ну да, был, конечно, риск, что кто-то из наших нас подстрелит. Но главное, что мы живы. По дороге в штаб я уже практически засыпаю, положив голову на плечо Доку. Даже оно сейчас кажется мягче любой перины, серьезно. Столько всего обрушилось на нас практически за одни сутки, и это было очень тяжело. А сколького еще нам предстоит. Сквозь сон бросаю быстрый взгляд на Эрика. Он поцеловал меня. Он беспокоился за меня. Не то, чтобы это было для меня большой неожиданностью, но я не была уверена в том, что так и будет, я лишь надеялась. Я не успеваю полностью отключиться, как мы уже оказываемся у входа в штаб Бесстрашия. Нехотя вываливаюсь из внедорожника и широко зеваю, черт возьми, вот теперь и в душ неохота. — Завтра утром обсудим все, — коротко бросает Макс, уходя. — Потом едем в Искренность, так что приведите себя в порядок. Мы с Доком направляемся в больничный отсек, где он отправляет меня в душ, еще раз бегло осматривает и, убедившись, что жить я еще буду, дарит на прощание тонкий темно-серый больничный халат — мою форму уже даже стирать бесполезно. Выгляжу я в этом, конечно, как каратистка без штанов, но сопротивляться и задерживать Дока разговорами не хочу — вижу, как он устал. Так и шлепаю по коридору босиком, потому что мои ботинки было решено отправить в утиль сразу же, как только я их сняла, ибо умереть от одного их запаха было куда проще, чем после взрыва в штабе изгоев. В общежитии вижу мирно сопящих в обнимку Кристину и Уилла, да, я тут явно лишняя. Только успеваю об этом подумать, как меня резко вытаскивают из прохода. — Я бы сказал тебе собрать свои вещи, но ведь у тебя их нет. Я прав? — а, это Эрик. — Пошли. Я не сопротивляюсь — ну правда, сил совсем нет. Абсолютно безразлично, куда он меня тащит, лишь бы не далеко. — Где твоя обувь? — вдруг спрашивает он, резко остановившись. — Вжилась в роль изгоя, знаешь ли, — нехотя отвечаю я, на что он только поджимает губы и, отпустив мою руку, идет дальше. Мы поднимаемся на верхний этаж. Ну не-е-ет, к нему я точно сейчас не хочу идти. Но, к моему удивлению, до конца коридора мы не доходим. Он открывает тяжелую дверь, через пару комнат от своей, и проходит вперед. — Вещи Джорджа можешь выкинуть. — Какого Джорджа? — я осторожно вхожу в полупустую темную комнату. Да и нет тут особо никаких вещей: стол, шкаф, кровать. — Он погиб сегодня, — совершенно спокойно отвечает Эрик. — Не рада? — Чему? — я осматриваюсь. — Тому что парня из твоего отряда убили? — Тому что ты теперь будешь жить здесь. Нет, ну это, конечно, новость хорошая. Тут и душ отдельный есть и окно. А еще не придется слушать хихиканье Уилла и Кристины по ночам. Открываю окно, впуская свежий воздух — здесь как-то неприятно пахнет практически незнакомым мне мужчиной. Когда оборачиваюсь, вижу только, как дверь закрывается с обратной стороны. Неужели просто ушел? Ну да ладно. Спать, спать, спать. Ныряю под одеяло, и плевать, что белье несвежее. И не в таких условиях спала. Этой ночью мне снилась полнейшая дребедень. То я словно бы находилась где-то на глубине реки или моря, то вдруг оказывалась под слепящим глаза неестественно ярким светом. Слышала неразборчивый говор и противное пиликанье, а потом они снова искажались шумом воды. Я ничего не могла сделать, даже пошевелиться, хотя бы немного. Ничего не могла разобрать, все смутно — яркие пятна сменялись непроглядной теменью снова и снова. Потом я вдруг оказываюсь в коридоре больницы, все носятся вокруг и словно не замечают меня. Я пытаюсь остановить врача, но он не реагирует, будто не слышит. Вижу, как несколько работников с напряженными криками несутся в операционную. Почему мне так сильно хочется пойти за ними? Черт с ним, это же не я, а всего лишь…ну, моя прошлая я. Она вообще нахалка и бесстыдница. К моему удивлению, я вхожу в запретное помещение абсолютно беспрепятственно. Медсестра оборачивается в мою сторону, но ничего не говорит. Странно. Вдруг суматоха вокруг пациента резко прекращается. Хирург вскидывает руки в окровавленных перчатках. — Она уходит! Ему подают дефибриллятор. Разряд, еще один. Еще. Мужчина нервно подергивает плечами и снова безуспешно продолжает прижимать к кушетке мертвое тело. Бесполезно. — Поздно, — мрачным голосом говорит медсестра. Люди в халатах и масках расступаются, словно бы дают мне дорогу. Я с интересом смотрю на них, их будто не удивляет то, что я здесь. Хирург вдруг оборачивается на меня и с взглядом, полным раскаяния, смотрит мне прямо в глаза. Как будто бы он меня знает. Как будто бы я должна быть здесь. Нерешительно перевожу взгляд на умершую девушку. И вижу свое лицо. Вскакиваю так резко, что падаю на пол, запутавшись в одеяле. Вдох, выдох. Так, я дышу, я живая. Машинально прикладываю руку к шее — сердце бьется. Я живая. Как чувствуют себя люди, только что увидевшие собственную смерть? И не просто во сне, а понимающие, что они действительно умерли. Я не знаю. Я не чувствую практически ничего. Нет, все же, что-то есть. Какая-то неповторимая легкость. Кощунство. Ложусь спиной на холодный пол. Второй меня больше нет, и я буквально физически ощущаю это. Есть только я, первая, и единственная. Пустота в голове постепенно начинает заполнятся мыслями, когда проходит шок. Моя старая жизнь отпустила меня. Видимо, больше меня там ничего не держит. А я даже не знаю, как так вышло, что произошло, где мои родители, и что с ними. И больше никогда их не увижу. Стоило ли? Правильно ли я поступила? Разумно ли было жертвовать всем ради выдуманного кем-то мира? Знаю, этот вопрос будет мучить меня до конца. Но медсестра была права — поздно. Надо жить. Когда с утра ко мне бесцеремонно врывается Эрик, он застает меня уже роющейся в недрах шкафа с одеждой. Но Джордж был парень крупный, так что из его одежды мне подходит только его футболка. Можно как платье носить, а чего? Эрик мою задумку не оценивает и приказывает спуститься за новой формой. Идти вниз, а потом снова наверх, конечно, не очень хочется, зато новая форма солдата лидерского отряда… И вот я в одном своем недоделанном кимоно отбиваю пятки о металлические ступени, как лоб в лоб встречаюсь с Фором. — Давно не виделись, — со своей коронной инструкторской улыбкой выдыхает он. Я будто снова на инициации. — Как будто целую вечность, — приобнимаю его буквально на пару секунд. — Как тут без меня? — Накуралесили вы знатно, во всех фракциях только о вас и говорили, — посмеивается он. — Все почти позади? — Вот именно, почти, — я хмурюсь. — Впрочем, ты же идешь сейчас к Максу? Там и поговорим. Я побегу пока. Оденусь. В магазине одежды мне любезно выдают форму и ботинки. Боже, в лидерский отряд стоило попасть только ради нее. И, хотя в ней я немного похожа на мальчишку, сидит она все равно прекрасно. А главное — очень удобно. Странно, борьба с предателями еще не закончена, а мне почему-то необычайно спокойно. Как будто все, что я могла сделать, я уже сделала, и от меня уже ничего не зависит. Может быть, я слишком вымоталась и хочу, чтобы всю работу делал кто-то другой. А может просто пережила так много, что уже вряд ли буду нервничать перед важными заданиями. Да и вообще, я здесь совсем немного времени, а уже столькому успела научиться. Я совершенно другая. — Это был ваш план? — спрашивает Макс, сурово глядя на то на меня, то на Эрика. — Типа того. Он с самого начала пытается меня убить, — киваю я, пожимая плечами и перевожу взгляд на Эрика — тот смотрит на меня с довольной ухмылкой. — Что с эрудитами? — Думаете, Джанин ведет двойную игру? — вмешивается Фор. — Вряд ли, — возражает Эрик. — Так она только сама себя бы подставила. — Он прав, — какое сладкое это чувство — соглашаться с Лидером и чувствовать, что ему это нравится. — Но тот кто смог вынести из штаба столько сыворотки, явно не последний человек в Эрудиции. Или стойте… — я прикрываю глаза, будто пытаюсь поймать мысль, которая силится улизнуть. — А может и не вынести вовсе? Может, просто взять образец и… — Скорее всего так и было, — кивает Макс. — Значит то, что там замешан хотя бы один эрудит, можно сказать вполне уверенно. — И как же сузить круг подозреваемых? — вопрошает кто-то из Лидеров. — Предлагаю начать с Роксаны, — не смотрю на Эрика, но прям-таки чувствую, что он смеется. — А что? — Вот вы тут шутите, — Макс откидывается на спинку кресла. — А я согласен с Кэт. Я искренне удивляюсь. Нет, с одной стороны, подозревать Роксану — логично. Есть такая вероятность, что это она слила информацию о нашем использовании сыворотки Кану. Не факт, конечно, но вполне возможно, иначе чего бы это она с ним приперлась? А может, она просто действительно ненавидит меня до фанатизма. И именно поэтому Лидеры могли бы отказаться полагаться на мою субъективность. Оборачиваюсь на Эрика, он прикрывает глаза и едва заметно кивает. И тут понимаю одну потрясающую вещь: я прошла испытание гораздо более сложное, чем инициация. Я прошла испытание доверия. Они доверяют мне. Я не просто часть фракции, я одна из ее важнейших частей. И чувство гордости, переполняющее меня, растворяется в крови, буквально излечивает каждую ноющую мышцу, заставляет выпрямить спину и напрячь плечи, на которые теперь лег еще больший груз ответственности. Еще несколько минут назад я была готова плюнуть на все, все бросить. Но теперь я чувствую — ни за что не предам, что бы там ни случилось. Пока идем к выходу, чтобы отправится в Искренность, чувствую насколько увереннее стала моя походка. Рядом шагает Эрик, и мне вдруг начинает казаться, что то, что произошло — действительно какой-то наш общий гениальный план, который мы идеально воплотили в жизнь. Мне действительно было больно и обидно, когда он меня бросил. Ну и что? Главное, все получилось, как надо. И в этот момент, когда я снова воспрянула духом, я начинаю любить его не только этой непонятной безысходной страстью, но с уважением. — Можно я поведу? — спрашиваю настолько спокойно, будто мы с ним знакомы вечность, и я уверена, что он согласится. И он соглашается. Молча кивает и отправляется на соседнее сидение. С нами в машине Фор и Макс, но я хотела бы, чтобы здесь был Док. Он бы развалился на сидении и закурил, смотрел в окно, щурился от дыма, попадающего в глаза, и отвешивал бы незаурядные шуточки. М-да, настроение какое-то пафосно-торжественное. Наверное это от того, что Эрик сегодня на удивление молчалив. Да и вообще, все. Возле главного здания Искренности уже собрались машины Эрудиции и грузовик Дружелюбия. Отреченные, по всей видимости, добирались пешком. Ну и хрен с ними. На лестнице мы встречаемся с Джанин и с явно недовольной моим появлением Роксаной. Я, демонстративно вздернув подбородок, держусь по правую руку от Эрика. Мне еще солнечные очки бы, и все, можно называть меня женщина-пафос. — Наша маленькая героиня, — Джанин слегка улыбается, и я понимаю, что неприязни она ко мне не испытывает. Полностью игнорируя присутствие Роксаны, которую, в принципе, игнорируют все, чтобы случайно не выдать наши домыслы, так же коротко улыбаюсь Мэтьюс. Мы входим в зал суда, позади нас солдаты волочат двух пленных. — Кэтрин Стивенсон, рад вас видеть, — Кан деловито протягивает руку. — Я вас, несомненно, тоже, — скалюсь я, не пожелав ответить на его рукопожатие. Пошел в жопу. — Все надеетесь, что сыворотка правды поможет? — Мы продумали все вопросы до мелочей, — раздраженно бросает Роксана. — Да неужели? — я инстинктивно подаюсь вперед. — Так же, как когда пыталась выставить меня предателем, мерзкая ты сука? Эрик хватает меня за локоть и одним рывком заставляет отстранится от этой пигалицы. — Держи себя в руках, — шипит он сквозь зубы. Кан начинает допрос. Первый предатель вообще ничего не знает, он недавно решил уйти из Бесстрашия, буквально пару дней назад. Эх, испортил ты себе будущее, парень. Я уверена, что и второй, тоже бывший бесстрашный, осведомлен о заговоре не больше, так что практически его не слушаю, но на последнем вопросе искреннего резко поднимаю глаза. — Как вы получили запрещенную сыворотку? — Мне дал ее врач нашей фракции. Мне словно топор в голову всадили. Пару секунд я стою как вкопанная, не веря своим ушам, а потом резко бросаюсь вперед, к этому ублюдку. — Что ты несешь?! Идиот, что ты несешь?! — вцепляюсь ногтями в его глотку, но меня тут же оттаскивают солдаты. — Это не мог быть он! Эрик, слышишь? Это не Стивен! Судя по его лицу, Эрик и сам в растерянности. — Где он ее взял? — быстро спрашивает он. — Сказал, кто-то просил передать ее мне, — оправившись, продолжает пленный. Я тут же обмякаю в руках солдат. Слава богу. Я ни разу не сомневалась в честности Дока, но сейчас я боялась того, что его могут подставить. Такие как он всегда могут быть уязвимы. — Когда это было? — дрожащим голосом произносит Кан. Он тоже напряжен. — После нападения на штаб Эрудиции. Когда эта, — он кивает на меня. — Валялась там в палате. Я знаю, что не должна смотреть сейчас на Роксану. Но я смотрю, и, когда она встречается с моим взглядом, то ее лицо сначала принимает удивленное выражение, а после она хмурится. Может, все-таки это не она? — Что, Кэт? — язвит она, но тон ее голоса взволнован. — Думаешь, это я провернула? Я молчу, продолжая смотреть на нее, если честно, я не уверена. Она вдруг резко вскидывает руки и демонстративной походкой направляется в центр зала. — Хорошо, если ты настаиваешь, — она отбрасывает волосы назад. — Можете допросить меня. Кан смущен. Смущена даже я. Нет, если бы эта была Роксана, то этого она не предложила бы. А вдруг блефует? Эрик, видимо, думает о том же, так что делает приглашающий жест рукой. К моему огромному стыду, она действительно оказывается не при чем. Хотя, какой стыд? Мы обязаны проверить всех, кто кажется нам подозрительным. Макс хмурится. Мы вообще все в замешательстве. Когда солдаты уводят пленников в камеры, мы все еще продолжаем молча стоять, поочередно посылая друг другу взгляды. Осматриваю зал, мне точно кажется, что ответ находится здесь. И я его вижу. Взгляд задерживается на том самом молодом враче эрудите, казалось бы, только волей случая оказавшийся здесь. Но какого черта тут забыл врач? Выяснить все, вынюхать, а потом доложить. — Он, — мой голос разрывает тишину. Джанин отстраняется от парня, стоящего рядом с ней. Пока все еще не успевают понять, о чем я говорю, с наслаждением наблюдаю, как меняется выражение лица эрудита. Он напуган до смерти, так что роняет папку, которую держал до этого в руках. Беднягу вытаскивают в центр, он даже не сопротивляется. Взгляд мечется от одного лица к другому, пока мы сурово и напряженно ждем, когда же он заговорит. И он говорит. Я угадала. Мы узнаем, что все это время были у заговорщиков как на ладони. Они получали информацию не только от тех, кто добровольно присоединялся к ним, но и вылавливали ребят из патруля, и жестоко применяли сыворотку. Одна мысль о том, что это могли быть Кристина или Уилл, вызывает неприятное чувство, словно еще совсем немного, и их смерть была бы на моей совести. Ничего особо ценного мы, конечно, не узнали, зато теперь нам известно, кто был тот эрудит, который воспроизводил сыворотку, будучи вне подозрений, и понемногу снабжал ей предателей. Еще и друга моего хотел подставить, засранец. Жаль, что Кан не позволяет его прикончить. — Скажи честно, ты волшебница? — шутит Макс, когда мы возвращаемся к машинам. — Нет, я бывшая эрудитка, — подыгрываю ему я, но тут же встречаюсь с насмешливым взглядом Эрика. Видимо, ему мой допрос ничего не доказал. Ну, может быть, я и признаюсь тебе когда-нибудь, перед смертью, кто я и откуда. — Самое главное мы сделали, — Макс поднимает руку с рацией, собираясь с кем-то переговорить, но пока обращается к нам. — Основные силы уничтожили, местоположение остальных вычислили, пусть теперь ими патруль занимается, надо дать ребятам отдохнуть. Он дает нам знак убираться, сам же начинает раздавать команды по рации. Пока идем к внедорожнику, замечаю, что Фор нашей с Эриком компании предпочитает других солдат. — Мы больше не будем заниматься этим делом? — как-то даже разочарованно спрашиваю я, когда Эрик садится за руль. — Ты решила и до правительства дотянуться? — смеется он. — Мало тебе приключений? Отдохни хотя бы денек. — Чувствую себя как на финале интересного фильма, и не хочу, чтобы он заканчивался, — тихо произношу я, глядя в окно, как уплывает штаб Искренности. — М? — он меня не понял. Ну конечно, не понял. Вся напряженная суматоха закончилась, еще немного, и жизнь во фракции снова станет скучной, и я, возможно, опять буду жалеть, что не вернулась домой. Единственное — у меня теперь хорошая должность и вполне себе авторитетное положение. Ах, еще друзья, потрясающие придурки. — Ты верил, в то, что я могу быть предателем? — вдруг спрашиваю я. — Нет, — отвечает, словно не понимает серьезности вопроса. — Почему? Тут он останавливает машину и поворачивается ко мне. Глаза хитро сверкают. — Ты же любишь меня. Ой. Ну вот такого ответа я что-то совсем не ожидала. Но он прав. У меня больше не осталось людей, которых я люблю. Мне просто больше некого любить. Я опускаю глаза, словно чувствую себя виноватой в этом. Не могу настроиться на то, чтобы что-то ему съязвить или отшутиться. Серьезно, сегодня я потеряла все, к чему привыкла за двадцать лет, у меня просто нет сил. Нужна передышка, нужно время все обдумать, нужно побыть одной. И я не знаю, как так получается, но Эрик отлично подбирает слова. — Мне нравится твой выбор. Верю ли я в судьбу? Нет, не верю. Я должна была жить, он должен был умереть — вот и вся эта хваленая судьба. Но в то, что передо мной сидит нужный мне человек, готова поверить с удовольствием. Всегда правый, всегда сильный, всегда бесстрашный. — А твой? — усмехнувшись, спрашиваю я. Он наигранно морщится. — Ну, так себе. И я не успеваю обидеться, как Эрик подается вперед и целует меня. Не так как раньше, а искренне и осторожно, словно в первый раз. Я вдруг вспоминаю, как он вырубил меня тогда, на ринге, во время инициации, и это начинает меня веселить. Удивительно, каким разным может оказаться один и тот же человек. Вот он меня терпеть не мог, а вот уже прижимает к себе, и я чувствую, что мы — одно целое. Два наиотвратительнейших человека, хитрых, расчетливых. Мы солдаты, палачи и убийцы. Но я готова быть кем угодно, лишь бы снова и снова вдыхать этот запах, прижиматься к шее, обнимать за широкие плечи, чувствовать биение сердца, прикасаясь к крепкой груди. — Не боишься стать подкаблучником? — все-таки язвлю я, когда он подтягивает меня к себе на колени и стаскивает куртку. Эрик только усмехается, нежно сжимая пальцы на талии, так что по телу разливается приятное тепло, и все мысли моментально покидают мою голову. — Ты все равно носишь только солдатские ботинки, — хрипло выдыхает он куда-то в ключицу. Нарочито медленные поцелуи, едва уловимые касания, такое терпкое, тягучее чувство, дающее надежду на скорое наслаждение. В машине становится душно, и я спешу избавить идеальное тело мужчины от одежды. Тишину прерывает только звякнувший ремень на моих брюках. Здесь так тесно, неудобно, но это еще больше сближает и распаляет нас. Чувствую мокрую от пота горячую кожу, как напрягаются мускулы, и от этого прикосновения появляется нетерпеливая дрожь в руках. Сердце вздрагивает, заходится в бешенном ритме, затрудняет дыхание. В одно мгновение тягучий и сладкий жар разливается внизу живота, и я выгибаюсь, словно отдаваясь во власть природы, ныряя с головой в свои желания, не стесняясь их и не скрывая. Ласковые движения лишь с небольшим нажимом направляют меня, и я таю в блаженной и сладкой истоме, словно пьяная, хрипло хватаю воздух. — Кэт… Глухой мужской стон, отдавшийся жаром на шее, окончательно сносит крышу. Еще ближе. До боли закусываю губу, смотрю прямо в потемневшие от страсти глаза, и вижу в них то, чего не видела еще никогда — он позволяет мне быть главной, позволяет себе подчиниться. Я больше не псина, не игрушка, не средство. Я девушка, живая, переполняемая чувствами, которые он так долго силился из меня вытравить, и в итоге отравился ими сам. И я точно на своем месте, в своем мире и со своим человеком, теперь я в этом уверена. Мне не о чем жалеть.