Из реальности в Бесстрашие

— Так вы не доложили Максу? Я полулежа устроилась на кровати, Стивен стоит, опершись на стол и скрестив руки на груди. — Мы решили, что пока не время. — Вы решили, или Эрик тебя убедил? Я бросаю на Дока недовольный взгляд. Он встречает его теми же эмоциями. — У меня нет причин с ним не согласиться. Макс спугнет девчонку, а сейчас у нас нет достаточных оснований ее подозревать. — Ты же понимаешь, что в ее глазах ты должна была быть на месте Кларка? — он подается вперед. — Кэт, подумай о себе. Мы должны сказать. Мне почему-то сразу вспоминается Алекс. Она ненавидит меня за то, что я, по ее мнению, занимаю ее место. Но сейчас я точно знаю, как правильнее поступить. — Не заставляй меня лишний раз напоминать тебе о своем положении, — я откидываюсь на спину, просто чтобы не смотреть ему в глаза в этот момент. — Ты будешь молчать. Это приказ. Я знаю, что Стивена задевают мои слова, но он молча пережевывает эту обиду. Тогда я, словно забыв об этом разговоре, спрашиваю: — Узнали, кто стрелял? — Патруль оцепил тот район, но, видимо, опоздал. Стрелок успел скрыться, — холодно отвечает он. — Почему ты поехала одна? — Ты бы не понял. — Так я обуза для тебя? Он говорит это так сухо, выдавливая слова, словно бы никогда не подумал, что ему придется это произнести. Я снова поднимаюсь, глядя прямо ему в глаза. — Я знаю, что ты умнее меня, но ты тоже можешь ошибаться, разве не так? — он опускает взгляд в пол. — Стивен, мне кажется, я теряю в тебе друга. С тех пор, как ты…мы… Просто эта чрезмерная забота… Он изменяется в лице и усмехается. Слишком часто в последнее время он становится тем Стивом, которого я боюсь. И которого, кажется, совсем не знаю. — То, что я не обращаюсь с тобой как с куском дерьма, ты называешь чрезмерной заботой? Я понимаю, что он имеет в виду. Ну и, чего греха таить, он прав. Я настолько привыкла терпеть особенности дурного характера Эрика, что совсем забыла каково это — когда с тобой обращаются как с человеком. Даже как с девушкой. Мне нечего ответить. — Ладно, еще только утро, нужно работать, — говорит Док после некоторого молчания и направляется к двери. — Я зайду в центр наблюдения, проверю камеры. Когда он выходит, я вдруг задаюсь вопросом: а что если Лидером должен был стать Стивен, и я снова оказалась совсем не на своем месте? Правильно говорил Макс — мне определенно нужен разумный мужчина рядом. Я — ведомая, всегда должна кому-то подчиняться. И, наверное, поэтому быть Лидером мне особенно тяжело. Может, именно этим Эрик меня и привлек? Я думаю об этом еще несколько минут, когда остаюсь одна. Потом, опомнившись, достаю из ящика стола планшет. Файл с личным делом Стивена все еще не дает мне покоя, но совесть сильнее — он не заслужил, чтобы я лезла в то, что он решил мне не рассказывать. Может, это лишь моя фантазия, но мне кажется, что он настолько честен со мной, насколько это вообще возможно, и если он и скрывает что-то, то это меня не касается совершенно. Я открываю дело Кэйси, но не нахожу ничего необычного — она действительно сирота, братьев и сестер у нее нет. Да и не вызывает рыженькая у меня подозрений, особенно сейчас, когда голова забита совершенно другим. Спускаюсь вниз, в спортзал, от нечего делать. Сегодня, как и всю последнюю неделю, день неофитов состоит из тренировки и симуляции страха перед ужином. — Как успехи? — спрашиваю я Фора. — Четверо кандидатов на вылет, — сухо отвечает он. — Четверо? — я с удивлением оборачиваюсь. Макс дозволяет не больше троих. Мы теряем людей, это факт. — Хлоя и Мэтью делят место. — Позволь Мэтью вылететь одному, — коротко бросаю я, чувствуя, как екает где-то внизу живота. — Хлоя остается в любом случае, Тобиас. Фор вздрагивает, когда слышит свое настоящее имя. Я не помню, чтобы хоть раз называла его так, но теперь у меня есть привилегия — я могу знать все и обо всех. — У нее плохо со стрельбой, — сухо выдавливает он. — Рядом с тобой стоит Лидер этой фракции, Фор, — тяну я, анализируя взглядом экран рейтингов. — Который может промахнуться, стреляя в упор. Я не вру — со стрельбой у меня всегда было плохо, даже скрывать уже не стараюсь. Но в метании ножей я была особенно хороша — и тут мне вспоминается первый убитый мной изгой, и первая спасенная мной жизнь. Это был он, Эрик. Он был тем, кого я, не думая, защитила в вылазке, когда еще сама была неофиткой. Любила ли я его уже тогда? Даже сейчас я чувствую себя так, словно выполняю его немой приказ — не выгонять девчонку. Кэйси не филонит, но я напоминаю Фору о ее травме. Он отпускает ее раньше, чтобы она успела зайти к Рэю. Я испытываю странное чувство стыда — какого черта мы так носимся с этими раздолбаями? Год назад Макс отправил бы к изгоям уже с десяток неофитов, а сейчас Бесстрашие больше напоминает сборище лицемерных и расчетливых сплетников. Хотя, может быть, снизу это было просто незаметно. Я остаюсь в зале, сидя на матах, пялясь на поскакушки неофитов и раздумывая над историей с Дружелюбием. Пока меня не посетила ни одна мысль, как можно продолжить свое единоличное расследование. Я не могу брать целый отряд, с одной стороны, а с другой — весьма опасно ездить туда одной. И я уже подумываю, как снова аккуратно подойти к Эрику с этим вопросом, как появляется и он сам. — Я его предупредила, — говорю я, как только он, подойдя, начинает высматривать Фора. Он коротко кивает и задумчиво оглядывает новичков. Когда его взгляд задерживается на черногривой, та съеживается и отворачивается. — Так у вас было что-то? — вдруг решаюсь спросить я. — Так тебя это касается? — бросает он с неприятной полуулыбкой. — Вполне. Эрик оборачивается, долго высматривает что-то в моем лице, а потом вдруг опускается рядом. — Давай так. Меня не интересует, с кем спишь ты, а тебя — с кем я. — Я не сплю с неофитами, к слову, — говорю это так, будто точно уверена — они были вместе и не раз. — Кэт, — непривычные нотки строгости в голосе. Он хочет что-то сказать, но его взгляд задерживается на ссадине над бровью на моем лице. Тогда Эрик прикрывает глаза и говорит, видимо, совсем не то, что хотел сначала: — Не высовывайся одна. — Так тебя это касается? Я отворачиваюсь, делая вид, что меня его мнение не интересует. Но вдруг чувствую его руку возле своего лица и тут же вздрагиваю и отстраняюсь — то ли от страха, то ли от неожиданности. И с несколько мгновений мы смотрим друг на друга, сначала с удивлением, а потом с досадой. Я быстро опускаю глаза, будто бы не придала этому значения, и хочу уже, наконец, завести разговор про Дружелюбие, но тут слышу голос Дока. Он достаточно проницательный для того, чтобы, подойдя, сразу понять по нашим лицам, что что-то не так. — Кэт, мы кое-что нашли. Стивен подает мне руку, помогая встать, и тут же приобнимает, вместе с тем бросая взгляд на Эрика и намекая, чтобы тот пошел с нами. Мы идем в центр наблюдения, где просим ребят в смене нас оставить. Я усаживаюсь на стул, Эрик, чуть поодаль, опирается на стол, Стивен — позади меня, наклонившись, тычет пальцем в экраны. Никто как будто бы и не замечает его ладони на моем плече. — Вот тут видно, как ты выезжаешь уже после обстрела, — говорит он, и его глубокий спокойный голос звучит прямо возле моего уха, не позволяя сосредоточиться на деле. — А теперь смотри. Он перематывает немного вперед, и мы видим, как человек в длинных одеждах, скрытым лицом и винтовкой за плечом, вылетает из-за угла, откуда я выехала, уже услышав голоса по рации, и несется в противоположную сторону, туда, где нет камер. — Мы не смогли отследить, куда он направился потом, но до этого, — он открывает другой файл, и на изображении с камеры я узнаю район бесфракционников. — Он появлялся здесь, вышел откуда-то из-за разрушенного нами склада. — Думаешь, там еще что-то осталось? — я оборачиваюсь на Стивена. Он поднимает глаза на Эрика. — Надо проверить, — говорит тот. — Кэт, собери моих. Стив бросает на меня секундный взгляд, который говорит: «Не лезь туда». Но он пересиливает себя и уступает, я вижу. — Док, проследи, чтобы проверили записи оттуда за последние пару дней, — добавляет Эрик, направляясь к двери. Он практически никогда не называет Стива по имени. Каждый раз как будто напоминает, чем на самом деле должен заниматься наш бывший врач. От этого мне всегда становится неловко, а сейчас особенно — друга, каким бы уже-не-другом он ни был, мне тонко намекают оставить в штабе. — Он поедет с нами, — мямлю я, а потом уже громче добавляю: — Хорошо, когда есть солдат, который не позволит никому сдохнуть по дороге. Больше никто не говорит ни слова. Я готовлю отряд и машины, пока Эрик занимается неизвестно чем. Может, докладывается Максу, а может, допрашивает его, насколько хорошо прочесали бывшее здание склада. Хотя мысль о том, что там еще может что-то быть, удивила и меня — вряд ли что-то уцелело там после взрыва. Только если заговорщики обосновались там снова. Когда Эрик, наконец, выходит, ребята из его отряда смущенно переглядываются. Сам Лидер будто бы ничего не замечает, и мы с ним делаем нарочито серьезные лица, мол, когда это мы были вместе? Решение не пускать меня за руль было принято единогласно. А не пускать Стивена к нам в машину — одним лишь Эриком. Я не спорю, это не принципиально, да и не ломать же комедию при всех. Мы едем молча, и напряженная тишина в салоне начинает меня раздражать. Чувствую, как по загривку стекает струйка пота. Оглядываюсь на солдат сзади, и те тут же опускают глаза. Ну что за черт? — Есть у кого закурить? — стараюсь сделать свой голос как можно более непринужденным. Амбал позади меня вздрагивает, шарит рукой по карманам, а потом застывает, выжидающе глядя в сторону другого Лидера. — Давай уже, чего телишься? Я хлопаю его по колену, и он тут же чуть ли не швыряет мне пачку. Опускаю стекло и долго чиркаю дрянной зажигалкой. — Хреновая идея, — бросает Эрик. — Мы подъезжаем. — Интересно, что же убьет меня быстрее, — многозначительно тяну я, что он, впрочем, не удостаивает ответом. Когда мы приближаемся к подорванному когда-то зданию, с выбитыми стеклами и развороченной стеной, я даже чувствую какую-то приятную ностальгию. Вспоминаю все — как на взводе грызлась со Стивом на складе, как сиганула с окна, как бежала, еле волоча ноги, в укрытие. И как тряслась от душивших меня слез в руках у Эрика. И как потом он целовал меня. На этой мысли я осторожно кошусь на него, как будто он мог бы подумать сейчас о том же. Но нет, эмоций на лице у Лидера, не больше, чем у табуретки. Эрик быстро, казалось бы, не думая, раздает команды. Мы входим внутрь вчетвером, а вниз, в подвальное помещение, спускаются двое. Я и он. На лестнице я вспоминаю, как в тот судный день меня подставил его голос, шуршащий по рации, и не могу сдержать смешок. Но как только он оборачивается и направляет свет фонарика мне в лицо, я делаю вид, что закашлялась. — Видишь что-нибудь? — спрашивает Эрик тихо, когда мы бродим по разным углам, стараясь не споткнуться на обломках. Я не отвечаю. Во-первых, потому что здесь ничего нет, кроме пыли, а во-вторых, потому что думаю совершенно о другом. — Как думаешь, с чего вдруг Макс предложил мне место Лидера? Он долго молчит. — Ты повзрослела. Я оборачиваюсь, но все равно не могу разглядеть его лица. — Это плохо? — Непривычно, — коротко бросает он в ответ. Я чувствую, что он скоро он даст команду уходить. Поэтому собираюсь с духом и быстро выпаливаю: — Непривычно — это разговаривать с тобой так, будто между нами ничего не было. И снова напряженное и волнующее молчание. Эрик подходит, направив свет от фонарика в пол. Никогда бы не подумала, что это так сложно — выдержать непонятный взгляд, который еле различаешь в темноте. Стоит ли мне сказать, что я люблю его? Ведь теперь я не знаю наверняка. Я чувствую, что мне больно, что я ревную, но это ли любовь? — Черт, как же я тебя ненавижу. Его голос, привычно снисходительный, такой, каким он обычно разговаривает с теми, кого собирается прикончить, заставляет меня почувствовать странную пустоту где-то под ребрами. И я не успеваю даже обдумать его слова, поверить в то, что он сказал, как рация нервно призывает нас подняться. Эрик, задев меня плечом, выходит первым. Когда дневной свет ударяет в глаза, я уже не беспокоюсь о том, что они начинают слезиться. Мне тут же приходится пригнуться и бездумно отскочить в сторону — стоило Лидерам показаться, как по нам открыли стрельбу. — Там! Один из амбалов тычет пальцем куда-то в сторону, и я, наконец, вижу троих, на вид безоружных, изгоев, несущихся прочь. Мы с Эриком срываемся с места практически одновременно. Только я не пытаюсь отстреливаться от тех, кто палит по мне, оставив это на ребят, так что бегу быстрее. Я знаю, куда ведут нас изгои — к Стене, оттуда к железной дороге, а потом в Дружелюбие. И если сейчас Эрик увидит это своими глазами, он поверит, наконец, в мою идею. Я уже хочу скинуть винтовку с плеча и поторопить его, оборачиваюсь, но меня тут же пронзает невыносимое чувство страха — Эрик получает пулю в плечо. Не успеваю даже вскрикнуть, как ему пробивают ногу выше колена. — Кэт, назад! — слышу голос Дока. Я снова смотрю на бесфракционников, так опасно оставаясь на месте. Дать уйти? Дать? И в последний момент, когда уже решаю снова ринуться за ними, понадеявшись, что ребята позаботятся о Лидере, один из изгоев оборачивается. Мы встречаемся взглядами, и меня прошибает пот — это Эшли. Дрянь, это та самая Эшли, у которой мы со Стивом укрывались от Эрика. Его подруга. Когда-то возлюбленная. Хрена с два я могу что-то понять. Меня отрезвляет пронесшаяся мимо пуля. Я резко разворачиваюсь и бегу назад. Эрик пытается укрыться, но он еле волочит простреленную ногу. Когда я оказываюсь рядом, он в бессилии плюхается на раздолбанный асфальт. — Эй, эй! — я хлопаю его по щеке, видя, как он теряет сознание. — Эрик! Еще немного, ну! Вставай! Я не могу его оттащить, он слишком тяжелый. — Кэт, какого хрена ты делаешь?! — верещит рация. Почему у меня такое странное чувство дежавю? — Эрик ранен. — Черт тебя дери, я вижу, Кэт, дуй назад! Я не отвечаю, и, опустившись на колено, вскидываю винтовку, понимая, что мне остается только молиться, чтобы нас не прикончили. — Послушай этого придурка, когда он дело говорит, — сипло выплевывает Эрик. Меня трясет от страха, от напряжения, от злобы. Я знаю, что Стивен и Эшли все еще друзья. Он навещал ее после того, как она помогла нам. Так какого черта она полезла в эту хрень? Я, не оборачиваясь, бросаю через плечо: — Знаешь, что? Ненавидь меня сколько хочешь, но если ты сдохнешь, кому мне прикажешь доверять? Так что заткнись и постарайся не вырубиться. Когда сердцебиение нормализуется, руки перестают дрожать, и разум, наконец, холодеет, я четко говорю в рацию: — Стивен, поднимай свою чертову задницу и помоги мне, — и не дожидаясь новых чертыханий, добавляю: — Это, мать твою, приказ! Не знаю, выскочил бы он под пули, если бы не моя последняя фраза. Но вот он, недовольный, напряженный, несется к нам, чуть пригнувшись. Молча подхватывает Эрика под руку и быстро тащит его в укрытие. Одна мысль о том, сколько крови потерял наш Лидер, уже слабо понимающий происходящее, мешает мне вдохнуть. Я нетерпеливо заваливаюсь за угол здания следом за ними. Док тут же вспарывает ткань на теле Эрика и нашаривает в кармане бинты. Это все, что он взял с собой, остальное в машине. И я, стараясь не смотреть на то, что делает Стивен, вглядываюсь в его лицо. А в голове все вертится — он не может меня предать, просто не может. Я, черт возьми, просто не поверю в это дерьмо.