Из реальности в Бесстрашие

Бывает, чувствуешь себя разбитым настолько, что даже лить слезы нет сил. И уход Стивена — именно тот случай. Я еще долго сижу в его комнате, облокотившись на стол и бездумно смотря на незаправленную кровать. Я не злюсь на него, не могу ненавидеть, и уж тем более меня не жрет обида. Меня просто как будто с размаху протаранило заостренным бревном. И в моей голове вертелся бы целый рой вопросов и мыслей о том, что все это неправильно, если бы я не осознавала сейчас с небывалой ясностью — неправилен сам факт моего существования здесь. Мне вспоминаются первые дни в Бесстрашии, какой все это казалось шуткой. А потом — Алекс, теперь с нешуточным желанием загнать меня в могилу. Мне начинает казаться, что сама реальность пытается выжить, вытравить меня из себя, и Стивен здесь абсолютно не при чем. В палате слышатся шаги, и это возвращает меня из раздумий. Выхожу. Это Лекса заставила Эрика вернуться, чтобы еще раз осмотреть его. Когда он замечает меня, то недовольно хмурится и молча опускается на койку. Не знаю, как сказать ему, что Дока в своей комнате нет, и больше не будет, и что ревность к нему — абсолютнейшая бессмыслица. Поэтому, перед тем, как выйти, я говорю лишь: — Закончишь — поднимись к Максу. И пока я жду Эрика у кабинета старшего Лидера, успеваю раз триста измерить шагами ширину коридора. А когда вижу, как он, чуть прихрамывая, приближается, внезапно чувствую начинающийся мандраж. Эрик замечает мое волнение, и его недовольство сменяется осторожным любопытством. Ко мне приходит мысль, что можно было бы сделать вид, будто я не знала о предательстве Стивена, и разбирались бы они сами. Ну как им сказать? Но вряд ли они будут терпеть мои эмоциональные всплески вечно, и мне придется быть сильной. Мы входим и, слава богу, застаем Макса одного. — Стивен ушел, — слету выпаливаю я. Мою реплику встречают вопросительным молчанием. — Совсем ушел. — Я тебя не понимаю, Кэт, — тянет Макс, поправляя ворот куртки. — Стивен — это который… — Который Док, Макс! Наш врач, мой солдат и лучший друг, и он ушел! — неожиданно для самой себя с раздражением рычу я. — Предал нас, понимаешь? Предал! — То есть, — Макс снова теребит ворот, но уже с намеком на устрашение. — Ты просто… Когда он ушел? — Около часа назад. Макс подрывается с места и с силой прикладывается ладонями о стол. — Около часа?! — гаркает он. Эрик пытается осадить его, но тот не слушает. — Так какого черта ты просто отпустила его?! Меня просто переворачивает от той мысли, что никто не понимает, насколько дорог был мне человек, который меня оставил. И даже осознавая, что это лишь преувеличение, я ничего не могу поделать со своей злостью. — Ты не расслышал? — уже тихо, с издевкой, произношу я. — Я сказала «лучший друг». В этот самый момент меня охватывает такая ярость, что я готова набросится на него и выгрызть ему глотку. И я вдруг ощущаю себя достаточно сильной, чтобы сделать это. — И если бы хоть один из вас, — я окидываю взглядом обоих, — сказал мне, что Стивен женат, и его жена — бесфракционница, то, возможно, этого бы не произошло. — Эрик, узнай в центре наблюдения, куда он пошел, — тут же, словно и не услышав меня, Макс поворачивается к нему. — Я из него всю душу вытрясу. Я оборачиваюсь на Эрика, и, когда мы встречаемся взглядами, меня вдруг поражает то, что я вижу в нем. Прежний Эрик смотрел бы на меня с укором и разочарованием, но в глазах того, кто стоит сейчас рядом со мной, только вопрос, что делать дальше. Он меня не винит. И в одно мгновение я становлюсь абсолютно хладнокровной. — Я знаю, куда они пошли, — выпаливаю еще до того, как точно решила, что скажу. Макс снова удостаивает меня вниманием, и смотрит уже без злости и подозрения, но недовольство все еще отражается на его лице. — Собери Лидеров фракций и Совет, — бросаю взгляд на Эрика — ему не понравится то, что я сейчас скажу. — Нам придется заставить Джоанну позволить проверить Дружелюбие. Макс, после некоторых раздумий, которые он позволяется себе только после того, как успокаивается, оказывается не против. Угрюмо кивает, и выставляет нас за дверь. — Да-а, врешь ты хреново, — тянет Эрик, чуть ухмыляясь. Он, сделав всего лишь пару широких шагов обгоняет меня и преграждает путь, заставив остановиться. И это странно — понимает же, что мне пришлось испытать, и обычно в подобных случаях люди не ведут себя так: он стоит, выпрямив спину, расправив плечи и чуть вздернув подбородок. Как будто ничего плохого не случилось. Но, даже несмотря на то, что это все же немного задевает меня, я делаю резкий шаг вперед и обвиваю руками его талию, опустив голову ему на грудь. — Боже, я влюбилась в камень. Хотя, вообще-то, это здорово — просто быть обнятой им, Эриком, тем самым камнем, в который я влюбилась. По крайней мере этот камень весьма теплый. Мы так давно не были вместе, что по телу пробегает приятная дрожь. Хочется, чтобы Эрик обнимал меня всю, был везде, и чтобы никакие мысли, кроме как о нем, не лезли в мою голову. — Это профессиональное, ты не заметила? — усмехается он, но потом понижает голос. — Это не твоя вина, ты поняла? — Боже! — у меня вырывается смешок, и я слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть в его глаза. — Ты волнуешься обо мне? Он кривится. Часто так бывает, когда человек может сколь угодно мурчать, словно мартовский кот, рядом с тем, на кого ему плевать, и не может побаловать нежностью того, кого любит. А он точно меня любит. Я уверена. Макс собирает нас после обеда. Пара солдат готовят два внедорожника: три Лидера в одной машине — слишком уж соблазнительная цель для заговорщиков, ряды которых, как мы успели понять, продолжают пополняться. По дороге Эрик несколько раз задает наводящие вопросы, чтобы узнать, с чего я так уперлась в чертово Дружелюбие, но развить эту тему при солдате в салоне мы все же не решаемся. Все очевиднее становится тот факт, что даже в такой фракции, как Бесстрашие, со строжайшим отбором, по крайней мере до этого года, находятся предатели, которых и сразу-то не опознаешь. В Зале Совета собираются почти все представители фракций — мы, трое Лидеров из пяти, Мистер Кан, Маркус вместе со всем Советом, Джанин и Джоанна, которая, судя по колкому взгляду, брошенному на меня, уже догадывается, в чем дело. Наше предложение излагает Макс, после чего Джоанна помалкивает, зато Кана распирает негодование. — Вы вообще в курсе, что это незаконно? — он вскакивает с места, потом складывает руки на груди и уже спокойно добавляет. — И вообще, с вашим появлением, Кэтрин, нам все чаще приходится идти на уступки. Весь Совет косится на меня. По-моему, они меня только сейчас вспомнили — а ведь наша первая встреча была немного… неудачной. — Именно потому, что это незаконно, мы и пришли просить сделать исключение, — деловито отвечает Макс. Из нас троих он в таких делах самый дипломатичный. Верно подметил, что вообще пришли. Могли бы и не прийти. — Мы не совсем понимаем, почему именно Дружелюбие, — говорит Маркус. Да он вообще нихрена не понимает, чего уж стесняться. Макс оборачивается на меня. Ну да, я же не успела ничего толком объяснить. Я, нехотя потерев переносицу, поднимаюсь. — Ну, я начну по порядку. А может и нет, потому что причин уже слишком много, — начинаю я, усмехаясь и стараясь ни на кого не смотреть. — Сначала именно там исчез наш солдат. Потом — еще пятеро человек из патруля. Одна наша неофитка, переходница, рассказала, как в Дружелюбии недавно произошел бунт из-за сыворотки, о котором Вы, — я обращаюсь к Джоанне, — почему-то решили промолчать. Кроме того, Алекс, которая, как вы все наверняка знаете, укрывалась в лесу и участвовала в заговоре, по секрету сообщила мне, что пару раз свободно входила на территорию Дружелюбия. И последнее, и самое важное, — я замолкаю на некоторое время, вспоминая слова Эрика о том, что не умею врать. — Мой друг сегодня утром покинул фракцию. И вместе со своей женой, изгоем, направился именно туда. — Так и сказал? — скептически вопрошает Маркус. Я инстинктивно завожу руки за спину и, посмотрев ему прямо в глаза, с издевкой улыбаюсь. — Почему-то все игнорируют, когда я говорю слово «друг». — И сколько же ваших друзей стали предателями? — язвительно шипит он вполголоса. — Можешь повторить это, глядя мне в глаза, Маркус, — тут же огрызается Эрик, откинувшись на спинку стула. На таких вот тонах и продолжается разговор, который в конечном счете ни к чему не приводит. Когда Кан предлагает голосовать, сам остается в стороне, и когда количество «за» и «против» проверки Дружелюбия на вшивость оказывается одинаковым, он задумчиво изрекает: — Я не спорю с тем, что обеспечение безопасности города — первоочередная задача. Но, если Джоанна против того, чтобы в ее фракцию вторгались бесстрашные, я не могу назвать это справедливым. Я против. Я тут же вскакиваю со стула и, не попрощавшись, да и вообще не сказав ни слова, вылетаю в холл, чтобы отдышаться — меня колотит от злости. Вот же дебил! «Вторгались бесстрашные»! — Как можно быть такими тупыми? — возмущаюсь я, когда Эрик, подойдя, берет меня под руку. — Я вообще не понимаю! — Эй, эй, Кэт! — шикает он. Правильно, я ору на весь коридор. — Слушай, а чего бы нам просто не разнести все Дружелюбие к херам, а? Чего они нас не боятся? Мы единственная вооруженная фракция! Эрик только усмехается, волоча меня к выходу. Я не хочу уходить. Хочу вернуться и набить морду Кану. И Маркусу. И Джоанне. Ну, Джанин не хочу. Эрудиция была «за». Кстати, о ней. Едва мы выходим из здания, нас тут же окликает Макс — он уже стоит с Джанин у припаркованного недалеко от входа автомобиля. Видимо, я, когда истерю, теряю ощущение времени совершенно. — …двоим придуркам это понравится, — как-то невесело улыбается он, когда мы слышим эту фразу. Ну, придурки — это про нас. — Мы как раз обсуждаем решение Совета, — чуть склоняет голову Джанин и улыбается одними уголками рта. — Вас же оно не остановило? Я тут же выпрямляю спину. Во-от это я люблю в этой тетке. Один раз уже вляпалась из-за нее, правда, но зато на пользу делу пошло. Мы с Эриком переглядываемся и с интересом ждем продолжения ее речи. — Продолжим разговор в машине? — мы плюхаемся на сидения, водителя Джанин выставляет на улицу. — Итак, на сегодня у нас запланирована проверка городского освещения… И пока мой мозг только начинает обрабатывать эту информацию, Эрик удрученно отрезает: — Не перспективно, у нас ночное видение. Про камеры, они говорят про камеры! — Хрен с ним, — подхватываю я. — Я помню где камеры, по возможности будем обходить. Да и не разберут они, что это бесстрашные, если пару человек возьмем. — И что ты там будешь делать парой-то человек? — язвит он. — Проверим обстановку, — запнувшись, отвечаю я. — Найдем Дока, приволочим его назад и допросим, наверняка ему уже все рассказали. Эрик долго смотрит мне в глаза — это значит, что план ему не нравится, ой как не нравится, но другого выхода он тоже не видит. Он понимает, что пойду я, но он останется. Я скажу, чтобы он остался, во-первых, из-за простреленной ноги, а во-вторых, кто-то должен постоянно держать связь и быть готовым мобилизовать отряд в случае чего. И Макс с этим согласится. По одному только взгляду Эрика я понимаю, что, из всех, кого бесит мое пребывание на посту Лидера, его это бесит больше всего. — Возьму девчонку, дружелюбную, — говорю я. — Неофитку? — удивляется Макс. — Кэт, это слишком рискованно. — Есть сейчас вообще хоть что-то нерискованное, Макс? Она недавно перешла из Дружелюбия, и это выгодно. — Значит, всего двое? — как-то насмешливо подводит итог Джанин. — Двое, — даже чуть нахохрившись, повторяю я. — Будьте готовы в десять. Пока мы возвращаемся в Бесстрашие, Макс проводит подробный инструктаж, как в одиночку проникнуть в логово врага и не сдохнуть. И у него одно мнение на этот счет — никак. Но и я не в одиночку иду, а с Кэйси. Хотя, тоже неутешительно. Я успокаиваю его, мол, только погляжу и назад, но мы все понимаем, что ради «только погляжу» так рисковать смысла нет. Делать-то что-то надо, причем срочно. А что делать, если в открытую лупить предателей и заговорщиков нельзя? И, с одной стороны, если я опять попадусь на чем-то незаконном, Кан точно отправит меня в изолятор. Но с другой — кого еще можно отправить? Пока не начнется настоящая бойня, невозможно точно определить, кто за нас, а кто против. И до тех пор Макс, Эрик и я — вот и вся наша троица доверия. Кэйси, конечно, в шоке. Только вчера вылезла из неофитов, и на тебе — идешь на спецзадание. Когда я заявляюсь к ней в центр наблюдения с прекраснейшей новостью, ее и без того похудевшее лицо вытягивается еще больше. Но надо отдать ей должное, она быстро берет себя в руки, забирает специальную форму, в особенностях которой нам еще предстоит разобраться, и отправляется отсыпаться пару часов. Не знаю, не знаю. Не могу решить, то, как она молчаливо делает свое дело, не вякая лишний раз, пугает меня или нравится мне? Поднимаюсь к себе. До последнего не хотела оставаться одной. Кажется, стоит мне расслабиться, как утренние мысли снова завладеют моим мозгом. Кладу стопку одежды на стол, и взгляд тут же находит припрятанную бутылку виски. Но нет, сегодня нельзя. Так что я только вздыхаю. — Это самая дебильная из твоих идей, — слышу я за спиной. Пропустив мимо ушей колкие слова Эрика, я улыбаюсь, радуясь, что он пришел. Он хмурится, но не очень убедительно, так что я подхожу, уверенно беру его за ворот куртки и притягиваю к себе для поцелуя. — Ну, если это настолько опасно, что я могу умереть, может, стоит попрощаться, на всякий случай? Он хрипло посмеивается, запускает горячие ладони под мою майку, и выдыхает в шею: — Ты слишком чокнутая, чтобы умереть. И тут я понимаю, что в какой-то момент Эрик перестал распоряжаться моей жизнью. Может, это из-за моего поста, может, это из-за нашей ссоры, я не знаю. Как будто однажды он выпустил поводок, а я все равно осталась рядом. И теперь я точно не жалею о том, что произошло. Он не срывает с меня футболку одним неаккуратным движением, не валит на кровать, вжимая своим телом в матрас, чтобы полностью обездвижить и показать, что хозяин он. Не хватает пальцами так грубо, как раньше, что оставались синяки. Та отчаянная страсть, когда мы больше ненавидели друг друга за то, что хотели, чем хотели по-настоящему, ушла. И то, какими спокойными и уверенными движениями он заставляет меня себе подчиняться, делает его в разы мужественнее, чем тогда. И, черт возьми, это сводит меня с ума.