Из реальности в Бесстрашие

После наркоза пробуждение моё оказывается вялым и тяжёлым, а ещё неистово бредовым. Мне чудится, будто я лежу на холодных простынях абсолютно голая, а в ногах туда-сюда бродит человек в белом халате и с взъерошенными черными волосами. Я протягиваю к нему руки и захожусь нелепым смехом, понимая, что должна прикрыть нагую промежность. Он оборачивается и я встречаюсь взглядом с его встревоженными темными глазами. — О, Стивен! — восклицаю я и снова хохочу, с трудом вдыхая воздух. — Кэтрин, — он вдруг хмурится, как будто совсем не рад тому, что я очнулась — Не рад меня видеть? — бормочу я, и начинаю чувствовать тупую и горячую боль чуть дальше виска, ближе к затылку. Я задираю руку, чтобы ощупать голову — там, в волосах, есть еще что-то... — Не трогай, — Стивен грубо одёргивает мою руку, и голос у него какой-то... — Эрик! Я искренне изумляюсь. Вот только что я видела рядом с собой Дока. И теперь и глаза у него не черные, и волосы не взъерошенные, и халата нет. И вообще это не он. Смотрит он на меня раздраженно, почти обиженно. — Извини. — Бурчу я. — У меня какие-то галлюцинации. — Ты должна меня извинить, — вдруг выпаливает Эрик, и я в ту же секунду понимаю, как тяжело ему даются эти слова. — Я перегнул палку. Заигрался. Вдруг он роняет голову в ладонь и потирает уставшие веки. — Я был так зол... Что не рассчитал силу. — Всё уже прошло, Эрик, — пытаюсь успокоить его, нетерпеливо комкаю одеяло в ладони. Просто потому, что мне неловко продолжать этот разговор. Эрик поднимает голову и снова всматривается в мои глаза. Я впервые замечаю в них какой-то надлом, душевную слабость, страх. — Я мог убить тебя, Кэтрин. Судорожный вздох от осознания того, что он говорит правду, вырывается из моей груди. Мне хочется съязвить что-то вроде «не впервой», но я вижу, что мужчина искренне раскаивается и не решаюсь на грубость. — Когда впервые увидел тебя, — продолжение его речи стало еще более неожиданным, чем извинения. — Ты была таким маленьким испуганным котёнком. Такой растерянной, слабой и глупой, такой... нежной. Эрик накрывает мою ладонь своей. Его движения твердые и спокойные, но слова выходят из горла так тяжело и сипло, будто какая-то неведомая сила пытается затянуть их назад. Он смотрит в одну точку и выговаривает звуки как робот, стараясь делать это как можно более безэмоционально. Но у него не выходит. Я приподнимаясь на локтях, неосознанно пытаясь поддержать его. — Теперь той девчонки больше нет. Твой взгляд ровный и уверенный. Твоя походка — как выученный с кровью марш идеального солдата. Даже черты лица стали резче. Всё твоё тело покрыто шрамами. Твои рёбра... — он оборачивается и кладет широкую ладонь на мой бок, будто в подтверждение своих слов. — Неправильно срослись после того случая, когда я отпинал тебя на складе. Я делал с тобой то, чего не должен был. — Зачем ты говоришь это, Эрик? — Я пытался подчинить тебя себе и сделать такой, какая будет нужна мне в бою. Только я не учел одного, — внезапно он оторвал руку от моего тела и подскочил, как ошпаренный. Пару шагов в сторону от моей койки, еще пару обратно, рука вздернутая вверх, потому что Эрик не знает, куда деть ее. — Что я могу любить тебя. И внезапно понять, что не хотел всего этого для тебя. Молчание длилось как будто вечность. Эрик так и стоит там, весь такой гротескно маленький под весом своих чувств, как будто испугавшись искреннего открытия самому себе, а я буравлю его взглядом, пытаясь разгадать, к чему этот разговор. — А теперь ты пугаешь меня, Кэт. Меня пугает, то что я вижу в тебе. Я смотрю на тебя и вижу женщину, которая не подчиняется мне. А подчиняется только себе. Я чувствую себя придурком, который сглупил, возомнив себя царем и богом. И ты ускользаешь из моих рук, — он поднимает ладони перед собой, я отмечаю, что они подрагивают от напряжения, — и я хочу удержать тебя, вцепиться в тебя, потому что ты, черт возьми, сводишь меня с ума. Он мог бы выглядеть глупо в моих глазах, если бы я не знала Эрика. И не понимала, как тяжело ему было признать то, что он сейчас мне выдал, а потом ещё и объясниться. Я откидываю край одеяла подле себя. — Иди сюда. Он обреченно опускается на край кушетки, бубня что-то вроде «боже, какой я дебил», а я обвиваю обеими руками его шею и приникаю к его груди. От него так возбуждающе пахнет потом, железом и кожей. Я ощущаю его мышцы, твердые и опасные как сталь, тепло груди и то, как она мужественно вздымается в с каждым вдохом, чувствую его горделивую осанку и понимаю, что даже сейчас он самодостаточно вздернул подбородок, чтобы не казаться совсем размазней. Но особенно хорошо где-то в глубине души отдаётся приятным жаром осознание, что теперь он в моей власти. Не наоборот. — Ты должна обдумать это. А я должен идти. Эрик отстраняется. Видно, что ему стыдно за свою слабость. Хотя я всем своим видом пытаюсь показать, что ценю этот смелый шаг. — Когда мы увидимся? — еще вчера меня пугал сам факт того, что я могу произнести этот вопрос вслух. — Я завершу все дела и приду. Тебе показано только лежать. Несмотря на то, что я сказал, сейчас война, и мы должны быть готовы, — его тон так и остаётся каким-то слишком серьёзным, слишком... взрослым что ли. Когда дверь в палату за ним затворяется, я откидываюсь на подушку и минут пятнадцать просто лежу, глядя в потолок и прокручивая в памяти слова Эрика. В какой момент он всё это понял? Давно ощущал, что теряет меня, или осознал, что делает глупость, только когда чуть не отправил меня на тот свет? И куда он пошел? Я вдруг привстаю на локтях и оглядываюсь. Прислушиваюсь. Никого. По идее, Эрик должен был доложить, что я проснулась, и уже должна была прибежать если не врач, то хотя бы медсестра. И тут меня током прошибает — допрос. Стива и Мортона будут допрашивать под сывороткой правды, если уже этого не сделали — черт знает сколько сейчас времени. Но ведь никто не знает, что Док — дивергент. Ох и наплетет он там ерунды. И хотя я предчувствую, что вставать будет тяжело, не могу просто лежать тут и ждать, пока Док обведет всех вокруг пальца. Я усилием воли заставляю себя подняться с кровати. Прямо напротив меня — зеркало, и я машинально поворачиваю голову, чтобы взглянуть на место операции. Ужас. Участок волос выбрили хоть и аккуратно, но все равно как-то глупо наблюдать плешь посреди головы. Само место не болит. На него наклеили пластырь и под ним прощупываются тонкий аккуратный шов. Хорошо, встаю. Перед глазами все моментально плывет, и я шагаю по полу, будто барахтаюсь по колено в озере. Ладно, передвигаться можно. Только приходится обо что-то придерживаться. Я выползаю в коридор. Никого. Неужели всем так интересно поглядеть на публичную ментальную расправу? Прикидываю, где могли устроить допрос в Эрудиции, чтобы уместилось столько народа. Очевидно, главный холл. И я направляюсь туда. Кое как. Я уже почти ступаю на лестницу, ведущую в самый холл, где я уже ясно различаю перешептывание самых разных голосов, как слышу очередной вопрос мистера Кана и моя нога зависает в воздухе. — Стивен, в каких отношениях вы состояли с Кэтрин Стивенсон, Лидером Бесстрашия? Я задерживаю дыхание и жду ответа, не решаясь показаться. И почему Кан так любит вопросы про личную жизнь? — Ох, — Стивен переводит дыхание. По голосу я понимаю, что он пытается держаться горделиво, но этот вопрос и его выбивает из колеи. Но он быстро берет себя в руки. — Я любил её. — Я делаю пару неслышных шагов вниз, и неожиданно Стивен становится первым и единственным, кто замечает меня. И продолжает: — Я даже поверил ей, когда она притворилось, что перешла на нашу сторону. Наверное, я так хотел верить, что ослеп. Воцарилась такая мертвенная тишина, что он решает добавить ещё кое что, глядя мне прямо в глаза. — И как бы я ни желал смерти всем бесстрашным, ей я бы никогда не причинил зла. Я застываю на месте. Для меня в этот момент не существует ничего другого: только я и эти темные глаза, и этот чуть хрипловатый, измученный и слишком искренний голос. День признаний какой-то. — А Кэтрин? — очередной голос Кана вырывает меня в реальность и я напрягаюсь. — А Кэтрин, — Док опускает глаза и усмехается, поерзав на стуле. Теперь он на меня не смотрит. — Она тоже любила меня. Но была слишком напугана, чтобы признать это. Я уже готова выкрикнуть что-то нелепое от возмущения и обиды, как замечаю Эрика, выскочившего в середину круга, на которой восседает Стивен. Последний усмехается, будто был готов к такому. Кан делает Эрику замечание, правда, без какой-либо надежды, что его услышат. Эрик хватает Стивена за грудки и рывком заставляет встать на ноги. Первый удар — для разогрева, когда чувствуешь, что хочешь ударить, но пока не совсем осознаешь, за что. Второй — сильнее, от разрывающей ревности. Третий — самый мощный, от осознания собственного унижения от свершившийся измены. — Эрик! — я восклицаю громко, но спокойно, заставляя всех обернуться на меня. Делаю еще один шаг на ступень вниз, но запинаюсь, и едва не падаю. Спасают меня только сильные руки солдата, по счастливой случайности оказавшегося рядом. — Из своей женщины ты сделал калеку. Счастлив? — выплевывает Стивен, грязно ухмыляясь в лицо Эрику. Тот, недолго думая, сбивает его с ног. Я морщусь от боли за Стивена и одновременно от ощущения некоторой правдивости его слов. — Мистер Кан, на два слова, — почти умоляюще прошу я, понимая, что ему подняться ко мне будет быстрее и проще, чем мне спуститься вниз. Мужчина нехотя поднимается ко мне и я киваю солдату позади. Тот послушно сливается с толпой. — Мистер Кан, я не совсем уверена... — я перехожу на шепот. — Но на сколько я знаю, Док может быть дивергентом. А значит, может говорить все это нарочно, чтобы потянуть время и выбесить Эрика. Мне кажется, этот допрос для него бесполезен. Лучше перейти к Мортону. Кан с недоверием косится на меня. Не хочу ли я просто избежать позора неверной женщины и не совсем верного Лидера фракции? Я вот задаю себе тот же вопрос. Наконец мистер Искренность кивает. Обернувшись к зрителям, он говорит: — Уберите его. Выведите Мортона. Пока Стивена уводят солдаты, он неотрывно смотрит на меня. Его взгляд выражает... злость и восхищение одновременно. Уверена, что мой не выражает ничего, кроме боли. Я замечаю, что Эрик неотрывно смотрит на меня. Вымученно улыбаюсь, и, кажется, именно это заставляет его подняться ко мне. Он ещё тяжело и нервно дышит от напряжения, но мягко обхватывает мою талию, стараясь не прикасаться разбитыми в кровь костяшками на руке к белой больничной сорочке, которую я даже не удосужилась ничем прикрыть. — Я же сказал, ты должна была... — Эрик, не надо, — резко выпаливаю я, обескураженная его беспокойством. Я как дурочка, опускаю взгляд в пол, машинально втягиваю голову в плечи и не нарочно задерживаю дыхание. Эрик наклоняется к моему лицу, это так интимно, так непривычно нежно, что мне хочется оттолкнуть его прямо сейчас и вдохнуть свежего воздуха, не пропитанного эмоциями. Всё кажется таким непонятным, обманчивым и... и таким желанным. — Мартин Мортон, — прерывает наше прилюдное уединение мистер Кан. Мужчина сидит на стуле со связанными за спиной руками, его лицо выражает испуг и горделивость одновременно. Кан подбирает вопросы, так логично и закономерно, будто бы писал их весь день. Но пока никакого результата ответы Мортона не приносят. Я даже начинаю думать, что и он дивергент. Где находится Эшли и Хлоя, он представления не имеет, потому что быть задержанным и разделиться с ними в его планы не входило. Изначально заговорщики планировали просто взорвать Отречение, дождаться там Бесстрашных и манипулируя жертвами, заставить сложить оружие. Но, так как мы бездействуем довольно долго, Мортон не исключает, что Эшли уже придумала новый план. Численность заговорщиков всего немногим меньше нашей — ну, это мы и так знали — вооруженность неплохая, дисциплины никакой. Одно преимущество — целый район заложников, которым мы совсем не желаем смерти. Когда Мортона уже совершенно измученного пришлось отпустить, мы, не менее измученные поплелись в центр наблюдения для обсуждения. Точнее, меня тащил Эрик. Молчание уже начало давить мне на виски, так что я первая нарушила его и шумно выдохнула: — Мы не можем просто пойти туда и позволить сотням умереть. — Есть предложения, Кэтрин? — Маркус скрестил руки на груди и сделал недовольное ударение на последнем слове. — Кто-то должен незаметно проникнуть туда и слегка нарушить их планы. — И кто же это будет, мне интересно? — Рэй усмехнулся и хитро сверкнул глазами в мою сторону. — Даже не думай, Кэт, — сурово предупредил Эрик. — Не думаю. У меня всё ещё голова гудит, — бурчу я. — С твоего позволения я останусь здесь. Все снова ненадолго призадумались. Спустя пару минут началось обсуждение. Начинать действовать нужно было быстро. Решили так: Рэй, Эрик, Фор и еще пара хорошо обученных маскировке ребят отправляются в самое логово, рассредотачиваются и пытаются найти способ воздействовать на врага изнутри. В это время основные силы поджидают неподалёку — так, чтобы заговорщики их не засекли — и готовы в любую секунду оказать поддержку. По одному отряду контролируют районы Искренности и Дружелюбия. Остальные остаются со мной и Алекс в Эрудиции. На случай, если они нагрянут сюда. Хотя, учитывая, сколько со мной остаётся тут ребят, надеюсь, что не нагрянут. Уже совсем поздно, когда солдаты начинают сборы. Я сижу на краю кушетки, послушно подставив висок медсестре, меняющей повязку, и вспоминая произошедшее на допросе. За этот день Стивен уже второй раз так свободно разглагольствует о любви. Он так долго молчал, что я была совершенно не готова к этому. Любит ли он меня на самом деле? Или хочет подорвать доверие моей фракции и меня самой ко мне же? В голове начинают возникать самые разные образы из прошлого: как Стивен помог вытащить меня из Искренности, как мы курили в машине, рассказывая друг другу разные истории, как я засыпала в заброшенном здании на его плече, и как он вглядывался в мои глаза, направив на мою грудь дуло винтовки. Я думаю, почему же он всегда был на втором месте для меня после Эрика. И вместе с тем вспоминаю день, когда Док ушел из фракции, и чувствую, какой болью это до сих пор отзывается в моём сердце. Я просто не готова к его смерти, о которой уже начинают мечтать бесстрашные. Внезапно дверь без стука отворяется и в палату входит Эрик. Он выжидающе смотрит на эрудитку, колдующую над моей черепушкой, намекая ей уйти. Та тут же торопливо удаляется. Я начинаю переживать, что Эрик выдаст опять что-то эдакое. Странно, раньше я могла только мечтать о подобном, а сейчас мне всё кажется таким нереалистичным и как будто наигранным. Забавно, но поверить в Эрика-ублюдка мне было гораздо проще. — Мы выдвигаемся после полуночи, — он помолчал с пару секунд, словно ожидая чего-то. — Кэтрин, послушай меня. Я озабоченно поднимаю глаза и встречаюсь с его хмурым лицом. — Если вдруг что-то случится... Даже если ты просто почувствуешь, что что-то может случится, немедленно спускайтесь в центр наблюдения и подайте сигнал. — Твои слова слишком беспечны, — усмехаюсь я, пытаясь разрядить обстановку и смахнуть с его лица это напряжение. — К чему такие предосторожности? — Дай слово, — выдает вдруг он, и тут же еле заметно подаётся вперед, будто пытается ухватить свои только что произнесенные слова и спрятать в карман. — Хорошо, если что-то случится, — облизываю пересохшие губы, — ты узнаешь об этом первым. Эрик удовлетворенно кивает, но уходить не спешит. Он так и стоит на месте, словно ждёт чего-то. Чего-то того, что я пока не готова ему дать. — Пожалуйста, будь осторожен, — практически шепотом выговариваю я. Мужчина задумывается на секунду и снова кивает, но уже не так покорно, а механически, по-солдатски. Так же вымученно строго разворачивается на пятках и отворяет дверь. Уже пересекая порог, он оборачивается и всё же даёт прежнему, знакомому мне Эрику, вставить слово: — И даже не смей соваться к заключенным. И в это же мгновение внутри меня разверзается буря. Так к чему было это затишье?